На чужой войне 2

Глава 26

Замок Мерси. Герцогство Бургундское. Рождество 1364 года

Потом были крики, слёзы и мои покои в донжоне, ставшие для меня всем миром на долгие недели. Как я понял из разговоров, нередко происходивших прямо возле моей постели (а чего стесняться- сеньор всё равно ни на что не реагирует), раны удачно закрылись и болезнь- вроде как- отступила, но… Наш лекарь-самоучка не знал слова психология, а потому мучался в сомнениях- что с его господином такое? И, если честно, я и сам этого не понимал. Был бы тут дипломированный специалист по этому профилю- наговорил много умных слов: депрессия, компрессия и прочая. Сомнительно, что это помогло, но ситуацию, возможно, сделала более ясной. Но, поскольку таковых не то что рядом, а вообще в этом мире не существуют (меня опять мучают смутные сомнения- а что, и так можно?) в их отсутствие приходится до всего додумываться самому.

Быть может, просто устал и произошёл общий и резкий- спровоцированный ранением- спад здоровья, а может- и я склонен именно так думать- случился откат изменений, произошедших при переносе. Помните- ну, Профессор, ссу… Мысль такая меня посетила по причине отсутствия прежней регенерации, за счёт которой некогда удалось даже руку восстановить. А нынче- и пару дырок (относительных, конечно- обычному человеку и подобного для летального исхода достаточно) заживить не способной, — перемены, что называется, налицо.

Таким манером закончился ноябрь, начался декабрь, и где-то за углом замаячило Рождество. Однажды утром, я проснулся от многоголосицы за окном, полежал, пытаясь понять- что происходит? И, для самого несколько неожиданно, почувствовал приступ любопытства, зовущий меня к окну. Я прислушался к нему, отвёл рукой шёлковую шторку балдахина, прищурился на бьющее в глаза солнце, и улыбнулся- жить хорошо!

Таким вот интересным образом я почувствовал тягу к жизни. Самостоятельно поднялся, но, сделав лишь пару шагов, понял- рано. Поспешил жить. И пришлось заново учиться ходить, есть, разговаривать. Хорошо, хоть не с той скоростью, что происходило в детстве- с рождения. Будь это так, я бы, наверное, умер от тоски, едва представив, что через год начну ходить, а через два- говорить…

Мне на реабилитацию понадобилась всего неделя. Говорю всего, но испытываемые ощущения были несколько другие, сродни вопросу: “Когда же?” Но и после, когда стало можно, я не спешил вмешиваться в налаженную жизнь или устоявшиеся в моё отсутствие процессы управления, решив понаблюдать. Замок жил своей жизнью: разбудивший меня шум за окном ознаменовал собой открытие новой рождественской ярмарки, командиры продолжали тренировать нашу маленькую армию, казна была по-прежнему полна, в окрестностях отсутствовали враги, которых срочно требовалось нагнуть- и я даже почувствовал некоторое разочарование своей кажущейся ненужностью. Правда, продлившееся недолго- к сожалению, эти изменения были связаны с неприятным событием. Началось с появления на моём пороге дамы де Люньи…

Почти с самого начала, когда меня привезли будто мешок картошки- тяжёлого, безвольного и рассыпающегося на части, она исчезла со всех моих радаров. На тот момент было параллельно, а вот сейчас по этому поводу возник вопрос. Я ведь не навязываюсь никому, могу и вовсе уйти в ночь, и раствориться там навеки, но можно же хотя бы слово напоследок услышать и самому ответить. Почему, и если это почему существует, то можно же глядя глаза в глаза сказать- ведь неправильно промолчать, внезапно показав спину, быть может даже без причины, — и тем ударив лишь сильнее. Именно так получилось с Марго, но, может быть, хоть сегодня что-то прояснится- нынче дама де Люньи через свою служанку осведомилась- готов ли сеньор принять её. Конечно, готов! И давно…

— Давно не виделись, — я вопросительно и с намёком посмотрел на Марго.

Она опустила голову и отвернулась к окну. Солнечный свет мягко очерчивал её силуэт: рук, лица, шеи, создавая ореол в волосах- я невольно залюбовался. Всё такая же красивая… Так я думал. Пока она не повернулась ко мне лицом, на котором промелькнуло что-то доселе незнакомое и какое-то чужое мне выражение, и в голове сам собой возник вопрос- а точно ли она всё такая же?

— У меня хозяйство, замок… — холодно и отстраненно произнесла она.

“А ещё- день нечётный и голова болит…”- закончил за неё в уме. Как говорится, кто хочет, тот ищет возможности, а кто не хочет- препятствия. Неужели, она теперь перебралась в категорию последних? И внутри, в предчувствии неизбежного, всё сжалось.

— Да, да, конечно. Раз надо- я ничего против не скажу.

Вот тут, наконец, и у неё увидел нечто похожее на волнение. Но несмотря на эмоции её тон по-прежнему был тих и спокоен:

— Я ведь не нужна тебе…

Озадаченно глянул на неё- откуда такие странные мысли?

— Я как бы- ранен был… — начал было, но тут же остановился, по причине того, что больно уж на какое-то оправдание смахивает. А я должен оправдываться?

— Да! Ты был ранен и чуть не умер, а тебе всё равно! — с неожиданной экспрессией выдала Марго- от чего я опешил.

— Мне? Всё равно?

Кому ещё не всё равно, если не мне? Что-то она меня совсем запутала…

— А если бы ты умер? Не приняв Святого причастия- загубил бы свою бессмертную душу!

Так- так. Кажется что-то проясняется: наша песня хороша, на стене висит мочало- начинаем всё сначала… Под влиянием церковников, в частности, отца Бартоломео, подобные обвинения с её стороны- правда не такие агрессивные- случались и ранее, потому даже спорить не буду. Ибо бессмысленно- уже пробовал. Результат, думаю, вы уже поняли. Лишь тяжко вздохнув, опустил голову. И в такой позе произнёс:

— Мы же говорили об этом. Чего ты опять-то от меня хочешь?

— Дурак!

Дама де Люньи стремительно покинула мои покои. И, хотя входная дверь в мои покои, толстая и монструозная, закрылась с мягким стуком, мне представилось, что наоборот- с ужасным грохотом. Наш маленький кораблик любви и надежды столкнулся с неожиданными подводными рифами бытия. Что ещё удивительно: как будто, разговоры о моей вере перешли на новый уровень- скандальный. Что тому послужило причиной: моё тяжёлое ранение и соответствующие ему нехорошие ожидания, наложившие свой отпечаток на только что произошедший разговор, или же в моё отсутствие случилось нечто, чего не знаю и по этой причине не придаю значения- но в этом явно необходимо разобраться. В дураках ходить я очень не люблю…

Вызвал безопасника Жака и поинтересовался у того:

— Всё ли ладно?

На что последний радостно отрапортовал, что всё в ажуре. Правда, после наводящих вопросиков довольства у него стало поменьше.

— Что ты можешь рассказать о даме де Люньи? Ничего? У тебя что- даже стукача (новый термин, но не явление, принесённое мной из других времён- куда катится мир!) в её окружении не имеется? А что ещё ты не подумал…

Так, недовольство выразил, а теперь попробуем зайти с другого края:

— Не появлялись ли в моё отсутствие какие-нибудь новые люди в округе, вообще, и возле сеньоры- в частности?

Вот тут он снова восстановил цвет лица, оживившись:

— Есть такой человек. Нарисовался, и- как вы, сир, любите говорить- хрен сотрёшь…

— Ты бы заучиванием моих слов поменьше увлекался, мне от тебя нечто другое необходимо. Что по этому человечку рассказать можешь?

— Монах- бенедиктинец, из Шалона… В оборот не брали- вы же сами, сеньор, воспретили мне конфликтовать с… опимом для народа… А что такое опим?

Эх, ты, темнота, не знать, что такое опим… тьфу, ты- опиум. А, может, и замечательно, что пока этой гадости не ведают. Хотя, вот за Восток говорить не берусь- кальян там уже научились курить, или ещё нет? Ладно, не о том думаю.

— Ты же про церковь говоришь- вот это и есть натурально он самый… А монаха этого, чую, трясти надо- следующее покушение могу и не пережить. Вот что, считай, ситуация у нас чрезвычайная, а потому всякие ограничения по таким действиям на неопределенный срок отменяются. Бери монаха за жабры и тряси, как грушу, но чтобы результат был!

— Ага. То есть- слушаюсь, сир!.. А за жабры- это как?

— За что ухватишь- то и будет жабрами…

Однако, скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается: не получилось у меня поговорить с этим монахом- исчез, — испарился как утренний туман. Вот только что был, и уже нет. Отправленный на посты приказ с его описанием и требованием к задержанию тоже ничего не дал. Неужели, кто-то предупредил? Да, ну- прочь паранойя! Если уже и близким людям не доверять, тогда путь только один останется- в пустыню.

Попробовал зайти с другой стороны. Имитировал перед Марго желание получше узнать, как здесь полагают, единственно правильную веру, и между делом поинтересовался у Марго сведениями о судьбе монаха по имени Трюдо. Якобы, рекомендовали- мол, большой святости человек. Но, увы, не прокатило. Наверное, из меня плохой актёр, потому как сеньора мои потуги не оценила:

— Не трогай моих людей!

И здесь я заинтересовался:

— Так это твой человек?

На что Марго не удосужилась ответить. Лишь гордо подняв подбородок, окинула негодующим взглядом. А после- покинула моё общество…

Пришлось утереться. Пока. Не в том я положении чтобы настаивать- никак с дамой сердца помириться не выходит. Мнимую- на мой взгляд- обиду раздула до размеров слона, а ты теперь доказывай, что не верблюд, и что- не гималайский… В таких условиях не до шпионских страстей. И, поскольку на носу Рождество, решил использовать этот повод для праздника, дабы развлечь сеньору, отвлечь от тяжких дум и показать себя с лучшей стороны (быть может, это заденет её холодное сердце, и она взглянет в мою сторону более благосклонно!) — устроив богатое застолье. В тему был бы фейерверк, но, опять же- увы! — без моих указаний к такому никто даже не готовился. А на коленке- по-быстрому- таким лучше не заниматься. По крайней мере, сам подобным заниматься не буду, и вам- не советую… И чтобы даме де Люньи было не скучно среди моих архаровцев, обеспечил присутствие на данном мероприятии местного- общения с которым она так давно жаждала- дворянства. Простым способом- кого поймали… Потом, конечно, были разговоры с ними в виде угроз и уговоров, и подарки на праздник согласившимся (от последнего никто, что примечательно, не отказался), но, главное, массовку они обеспечили. И почти добровольную…

Но сначала была Месса Навечерия Рождества в церкви Святой Екатерины, что расположена в Монбелье и к шато Мерси ближайшая. Случилось сие мероприятие накануне, двадцать четвёртого, было длинным и нудным, совершенно утомив. Наверное мой недовольный вид сбивал капеллана с божественного, потому что тот, поглядывая на меня, непременно начинал заикаться. А может мне, как некатолику, быть здесь не полагается. Если и так, указать на то мне никто, помня другие подобные преценденты и каким образом их разрешаю, не осмелился. И если вы подумали, что это всё, то я вас разочарую… А как был разочарован я, когда выяснилось, что это только начало, а нужно ещё три длиннющие литургии отстоять: ночью, утром и днём. Но делать нечего- вытерпел. Зато какая благодать меня посетила, когда понял, что всё позади… Решив непременно это отметить.

— Хочу поднять этот бокал за прекраснейшую из женщин- благородную даму де Люньи! — и, слегка покачиваясь, поднял к потолку упомянутый сосуд с красным содержимым.

И, в отличие от первых, этот тост лишь мои товарищи по оружию восприняли как полагается-радостными здравницами и полными чашами. У дворян- невольных почитателей моего ораторского искусства- он вызвал неоднозначную реакцию: они запереглядывались и зашушукались, а Марго покраснела, как маков цвет. Что-то опять не так сделал? Да, и к чёрту!

Сегодня в зале присутствовало не менее полсотни человек. Кроме стола для дворян, напротив его накрыли такой же, но поменьше (по их количеству) — персонально для дам. Был даже столик для людей попроще, расположенный в самом дальнем углу, за которым разместились несколько гостивших у меня бюргеров из Турню. Но, лично меня, больше всего, конечно же, радовало наличие рядом знакомых и родных лиц: Марго, Марка, Мэтью, Поля и многих других, заменивших здесь мне семью, и… нет, а вот мелькнувшую рядом рожу Слизняка я к ним причислять не буду. Да, и он, судя по кислой физиономии, меня не в родственниках, а скорее в гробу видел. Подобно многим слугам, Слизняк сегодня прислуживает господам, разнося блюда. Быть личным слугой принца и- как низко он пал! — превратиться в мальчика на побегушках. Но, бог с ним, как мелькнул мимолётно передо мной, так и я- вычеркнул его из памяти, вернувшись мыслями к происходящему в зале. И к инкрустированной драгоценными камнями чаше, наполненной коммандарией, самым дорогим, что возможно в данных условиях, вином с Кипра, ныне прозываемому ещё королевским- могу себе позволить…

Залпом опрокинул в ненасытную глотку. Причмокнул от удовольствия и- внезапно- рухнул на пол от неожиданной страшной боли. Все повскакали со своих мест, поднялся сильный шум. Вокруг меня толпились люди, а я скрипел зубами от сильнейшей рези в животе. Меня- несмотря на мои протесты- подняли и понесли. Положили на постель, всех лишних выгнали и послали за доктором. Тот пришёл, начал осмотр, но едва я, по его просьбе, открыл рот, как он, сильно побледнев, отшатнулся.

— Что? — прохрипел я, глядя на его очень мне не понравившуюся реакцию. И почему так говорить больно?

— Чеснок. Это… это же… — шептал этот вечный студент.

Я уже хотел направить того на путь истинный, но видя мои мучения, к которым теперь прибавилась жуткая головная боль, в дело вступил Марк, схвативший лекаря за плечо и, буквально, зарычавший на того:

— Приди в себя! Жизнь Его Светлости от тебя зависит… Говори!

Доктор оглянулся на окружающих и, увидев требовательные лица, растерянно выдавил:

— Яд. Его Светлость отравлен… — и добавил немного непонятно, — arsenicum…

Вот тут все присутствующие растерялись. И я- в том числе. Одно дело, ждать чего-то подобного, и совсем другое- когда попытка удалась. Кстати, как? Ведь я этому дятлу говорил, чтобы ставил на это направление только проверенных людей. Или, и он тоже? Но последнюю мысль смыл приступ нестерпимой боли, и из меня, буквально говоря, потекло: слёзы из глаз, сопли из носа, рвота изо рта, а ещё- прямо срочно захотелось в туалет. Процесс пошёл по кругу: когда меня прекращало полоскать изо рта, начинались “увлекательные приключения” на толчке… Это не считая того, что болело всё, в голове стоял туман, и я даже слышать и видеть, по-моему, стал хуже. А потом пошли судороги…

В минуту прояснения я с ужасом подумал, что мне становится только хуже, и так и помереть недолго- в соплях и рвоте. Наш недолекарь уже признался, что ничего поделать с отравой не может, и я спешно принялся ковыряться в памяти на тему читанного некогда про отравления и, самое главное, про способы противоядия. К сожалению, в голову почему-то постоянно лез только активированный уголь и кантарелла, от которой вроде как спасения нет. Но про Борджиа (которым приписывают изобретение этой отравы) здесь я ещё не слышал- и слава богу, а уголь- есть, но только обычный. Как превратить в нужный мне- и не знал никогда.

Ещё в книжках советовали прочиститься, так это я уже делаю- постоянно пить очень хочется, а после начинается рвота, — чем не очищение? Можно помочь- двумя пальцами… Да, ещё предлагали пить молоко с яйцами- надо тоже попробовать…

Так проходили минуты, часы, сутки… Рядом ревела, прося за что-то прощения, Марго, у меня что-то спрашивали соратники, но я, сосредоточенный на выживании, не отвечал. Потом появился какой-то священник, начал совать под нос большой нательный крест, на что-то уговаривая, но я и раньше не читая не подписывался, а потому… блеванул- едва не на него. А было ведь желание… Знаю, чего им надо- никак не успокоятся. А мне, вдруг, стало кристально ясно: нет там, за кромкой, ничего-а что говорят, то ложь, придуманная, быть может, и из благих намерений. Имеется там- в Библии- пара дельных вещей, вроде заповедей. Но ведь это неправда, что, по моему скромному мнению, как и любая другая, по меткому определению той же Библии, ведёт всё туда же- в ад… Но всё это затмила мысль:

— Неужели- всё…

От надежды до отчаяния-

Будто лопнуло стекло.

Ах, какие были ожидания!

Как последний вздох- ушло…

Всколыхнулось только на мгновение,

Светом догорающей свечи.

В зеркале туманном отражение,

И… растаяло в вечности ночи.

КОНЕЦ ВТОРОЙ КНИГИ.

Больше книг на сайте — Knigoed.net