На Литовской земле

Глава 22 Игра в гляделки

В этот раз его величество решил лично возглавить карательную экспедицию в Литву. Конечно, руководство его было чисто формальным, ни дураком ни самодуром король Сигизмунд не был, и потому все решения принимал новый гетман польный коронный Александр Ходкевич. Примчавшийся со своими надворными хоругвями из мятежных земель в Варшаву, где собиралось новое войско, ещё до нового года, он тут же упал к ногам короля.

— Прошу милости для нашей семьи, — говорил Ходкевич без заискивания, со всем достоинством, однако каким-то образом сумел тоном своим подчеркнуть смирение перед королевской волей. — Не судите обо всех Ходкевичах лишь по брату моему. Вспомните о деяниях нашего славного отца, памяти коего брат мой не достоин.

— Семейство Ходкевичей, — ответил король, — славно в Речи Посполитой, и многие достойные мужи вышли из него. О стаде не судят по одной паршивой овце, а о семье — по одному отпрыску.

— Я привёл достаточно войск, — продолжил Ходкевич, — которые пополнят ряды коронной армии, однако для себя не прошу никаких чинов. Прикажет ваше величество, и я останусь лишь полковником собственной гусарской хоругви.

— Чин для вас, — кивнул Сигизмунд, — я выберу после. За подкрепления же, кои ты привёл мне, благодарен. Они существенно пополнят коронное войско.

А войско это, и вправду, нуждалось в пополнении. Но из пустой ещё со времён неудачного Московского похода казны выжать ничего не удавалось. Заложенные драгоценности ушли в оплату долгов, а регулярные хоругви не желали воевать без оплаты за прошлые кампании. Тем более что кампании оказались неудачными и никакого прибытка участвовавшим в них солдатам не принесли. Конфедерации не расходились, однако и воевать по указке короля и гетманов не собирались. С ними будет сложно, пока не найдётся достаточно денег, чтобы заплатить им хотя бы за Московский поход. Тут нужна сильная рука, какая была у Жолкевского или предателя Ходкевича, чтобы заставить конфедератов сражаться так, как нужно, а не как им самим заблагорассудится. Справится ли с этой задачей Александр Ходкевич, король не знал, и потому предпочёл сперва держать его на расстоянии, помахивая перед носом гетманской булавой, как приманкой.

Вот только лучшей кандидатуры на роль гетмана у короля просто не осталось. О том же едва ли не каждый день напоминал ему референдарий духовный[1] Александр Госевский. Тот прошёл с королём весь Московский поход, однако какими-то особыми талантами не выделялся, пребывая в тени своего недавнего покровителя Льва Сапеги. Когда же всесильный канцлер оказался предателем, подозрение пало и на него самого. Референдарий едва не лишился должности, однако именно она его и спасла. Очень уж многие влиятельные магнаты были перед ним в долгу, ведь он способствовал тому, чтобы их прошения первыми попадали на стол к его величеству. И всё же с тех пор Госевский рьяно стремился доказать королю свою лояльность, подчёркивая, что с литовскими мятежниками его ничего не связывает, как и Александра Ходкевича.

— Вишневецкие тоже запятнали себя участием в поганом вертепе, устроенном в Вильно мятежниками, — напомнил Госевский. — Однако же сейчас ведут войну в юго-восточных воеводствах с казаками и чернью.

Король никак не ожидал, что следом за Литвой полыхнут Киевское и Русское воеводства, да ещё и распространят пожар на соседние. Обещанных Константином Вишневецким подкреплений можно не ждать. Там своя война. Да такая жестокая, что просто диву даёшься, что могут люди друг с другом вытворять. Воистину тамошние жители, все эти казаки и чернь, лишь чуть лучше животных. Раз способны на прямо-таки дикарскую жестокость по отношению друг к другу.

— Назначать же гетманом наёмного генерала, — продолжал Госевский, — было бы не слишком верно. Армия, конечно, примет опытного полководца, но лишь как маршала. Это звание чужое, не польское. Командовать армией же должен гетман польный.

— Не стоит сбрасывать со счетов Потоцких и Вейера, — возразил король, — да и у тебя, пан Александр, военный опыт кое-какой имеется.

— Моего опыта для булавы не достаточно, — со скромностью, как будто совсем не ложной, покачал головой Госевский. — Я могу набрать солдат, дать денег, чтобы вооружить их и обучить как следует, что по польскому, что по венгерскому, что по заграничному маниру. Однако командовать армией для меня — слишком тяжкая ноша.

— Но булавы добиваются ещё и братья Потоцкие, и Ян Вейер, — напомнил Сигизмунд.

Они яростно интриговали против Ходкевича, заручившись поддержкой епископа Гембицкого и подканцлера Крыского. Вот только Александр Ходкевич, похоже, сумел переиграть их, потому духовный референдарий, пускай и литовский, дважды в день находился один у королевского уха. И вёл с ним беседы вроде нынешней.

— У Ходкевича есть одно преимущество перед этими весьма достойными мужами, — заявил Госевский.

Он замолчал, предлагая королю самому назвать его. Однако у Сигизмунда не было желания играться, и он прямо спросил:

— Какое же? — в монаршем голосе было столько раздражения, что Госевский тут же прекратил все игры.

— Он не терпел поражений в недавних кампаниях, — ответил он. — Двое Потоцких побывали в московитском плену. Вейер же отлично умеет командовать пехотой, что доказал под Смоленском и под Москвой, однако главной силой польского войска была и остаётся конница. А сумеет ли он правильно её применить, ваше величество?

Король вынужден был признать правоту рефендария, однако всё равно долго ещё сомневался кому же отдать булаву. Подумывал даже вернуть из опалы Жолкевского, однако тот слишком много поражений потерпел за последнее время. Войско такого гетмана точно не примет, и удержать его в кулаке Жолкевский попросту не сможет. Одного стального характера тут мало, нужно ещё и общее уважение, которое он растерял сперва при Клушине, после под Смоленском и Москвой. И окончательно лишился его после провальной зимней кампании в Литве.

По всему выходило, что лучше Александра Ходкевича никого и нет. Но и вот так сразу выдавать ему булаву гетмана польского коронного Сигизмунд не собирался. Пускай-ка ещё попляшет, поинтригует, чтобы награду сильнее ценил. Ведь доставшееся просто — никто не ценит.

И вот теперь, весной, они вместе с польным гетманом Александром Ходкевичем глядели на окрестности Белостока. Обозревали поле грядущей битвы. И зрелище это не доставляло ни одному из них никакого удовольствия.

— Мятежники, надо отдать им должное, — заметил Ходкевич, первым опуская зрительную трубу, — подготовились к встрече.

В коронной армии все, начиная с самого короля и гетмана польного, считали, что Белосток литовские бунтовщики не станут защищать, как это было в прошлый раз. И генеральное сражение снова произойдёт под Гродно, где река будет мешать переправе. И снова придётся драться сперва на мосту, а после на улицах города. Это если повезёт ещё тот мост пройти. Вот только для этого по совету Ходкевича были наняты опытные инженеры, которые набрали себе понтонерские команды для наведения нескольких быстрых переправ через Неман для одновременной атаки с нескольких направлений. Пушек, что поддержали бы переправу солдат, в коронной армии хватало. Так что вышло бы, скорее всего, даже подавить вражескую артиллерию, благо у мятежников с ней дела обстояли куда хуже, нежели в коронном войске. План рисовался красивым и логичным, но при составлении не учли одного: князя Скопина-Шуйского, с его просто невероятным умением преподносить врагу сюрпризы.

[1] Референдарий великий литовский или референдарий литовский — государственный деятель Великого княжества Литовского и Речи Посполитой, выполнявший обязанности советника польского короля, а позднее и судьи. В Польше должности референдариев светского и духовного были утверждены в 1507 году, в Великом княжестве Литовском — в 1539 году для светского и 1575 году для духовного. Референдарий присутствовал ежедневно во дворце монарха (с утра после мессы и до обеда, с обеда и до вечера), выслушивая просьбы и жалобы частных лиц, передавая их канцлеру (тот передавал их содержание королю или великому князю) и затем передавая полученные ответы монарха просителям

Гетман Ян Кароль Ходкевич вместе с Янушем Радзивиллом настаивали на том, чтобы снова дать коронной армии бой под Гродно.

— Им придётся переправляться через Неман, чтобы ударить на нас, — говорил гетман, — а это потери более чем серьёзные. Король не может себе позволить нечто подобное.

— В прошлый раз, — напомнил я, — Жолкевский отправил Вишневецкого с конницей переправиться выше по течению и атаковать нас с тыла. Что помешает королю поступить также?

— Весна, — тут же нашёлся Ходкевич, — перевести коней по замерзшей реке, как это сделал Вишневецкий, не получится. Лед давно уже сошёл, а если и остался где, то настолько тонок, что по нему и кошка не пробежит, не то что конь.

Близился май, дороги просохли после дождей и таяния снега. Однако к моему удивлению лёд ещё держался кое-где, особенно там, где его специально не рубили, чтобы освободить реку, как тут говорили, причём с немалым риском для жизни. И когда армия наша шла по лесу, мы наблюдали под сенью деревьев-исполинов настоящие сугробы. Весеннее солнце дотуда не добралось ещё, а земля ещё не настолько прогрелась, чтобы растопить снег.

— И нет ни одного места, — спросил я у него, — где можно было бы навести переправу через Неман?

Тут Ходкевич промолчал, понимая, что такие места точно можно отыскать, а уж опытные инженеры у короля найдутся. Наладят переправу, и у нас в тылу вполне может оказаться настолько серьёзная часть коронного войска, что её удар в нужный момент вполне может решить исход сражения.

— К тому же, — добавил я, — берега Немана не укрепить настолько, чтобы выставить там достаточно пушек. Нормальных шанцев не вырыть, их водой зальёт. Валы тоже насыпать сложно будет, их река подмывать станет постоянно. А вот Белосток мы сможем достаточно хорошо укрепить, превратив в такой орешек, разгрызть который Жигимонту окажется не под силу.

— Но что, если он пойдёт южнее? — поинтересовался князь Януш Радзивилл. — Он ведь может ударить на Брест, а оттуда уйти на Минск.

— В Бресте стоит сильный гарнизон из радзивилловских солдат, не так ли, князь? — поинтересовался я, хотя ответ знал и сам.

Князь кивнул в ответ.

— Взять его с наскоку коронная армия не сможет, ведь город имеет серьёзные укрепления, — продолжил я. — Пока его станут осаждать, мы успеем подойти к Минску и либо примем бой под его стенами, либо поспешим на выручку брестскому гарнизону.

Оба военачальника согласились с моим планом, хотя я был намного моложе гетмана с князем, и военного опыта у них было побольше моего, причём сильно. Всё же возразить на приведённые мной резоны оказалось нечего, и на следующий же день к Веселовскому в Гродно отправились гонцы с приказом начать укреплять Белосток.

Кроме того, хотелось встретиться с коронным войском именно там, чтобы не уступить врагу ни пяди литовской земли. Потому что нужно поднимать престиж собственной власти, сильно подорванный действиями фальшивых лисовчиков, которых до сих пор ловил по лесам сам полковник Лисовский. И то, что он не смог выполнить моего приказа, сильно не нравилось мне. Его лёгкие всадники нужны были мне в войне против поляков. Не найти лучших разведчиков, кроме, разве что, татар. Их, к слову, в нашем войске было достаточно. Липки — литовские татары, которым позволили жить на землях Великого княжества, несли службу справно, однако отличались самоуправством. И для окрестных крестьян были не лучше поляков. Стоит только ослабить вожжи или не вовремя отвернуться, как они уже принимались грабить, а то и подпалить хуторок норовили. Дикие, в общем, люди. И всё же как лёгкая конница они были превосходны. И как разведчики, само собой, тоже. Именно на липков теперь легла эта служба, и они доносили нам вести о передвижениях коронной армии.

— Король ведёт войска прямой дорогой на Гродно, — доложил нам Самуил Кмитич, командовавший лёгкой кавалерией в нашем войске, и именно под его началом служили хоругви липков. Привыкший иметь с ними дело великий стражник литовский крепко держал татар в кулаке и жестоко карал за своевольство. Однако и добычу с ним татары получали неплохую, ведь грабить фуражиров и нападать на отставшие отряды им никто не запрещал, а наоборот, это было второй из их важнейших обязанностей после, собственно, разведки. — Его разведчики уже достигли Белостока, и король, скорее всего, в курсе того, как укреплён город.

— Он ещё может повернуть на Брест, — заметил князь Януш Радзивилл.

— Для этого онвынужден будет вернуться почти к самой Варшаве, — покачал головой Ходкевич, — да и представьте себе, князь, что ему придётся для этого проделать. Развернуть армию полностью, остановить арьергард и обоз, а после провести мимо них передовые хоругви. Это просто немыслимое дело, да и войско в этот момент будет настолько уязвимо, что мы сможем одной лишь конницей разгромить его на голову. Жигимонт не настолько профан в военном деле и слушает своих советников, а уж их-то он подбирать умеет, тут ему не откажешь. Да и епископ Гембицкий помогает, он тоже в людях разбирается.

И вот теперь мы смотрели на строящийся вне досягаемости наших пушек военный лагерь коронной армии. Жигимонт подошёл к осаде такого небольшого города и замка весьма серьёзно, ведь стараниями Веселовского вся округа была перерыта прямо как в Коломенском перед сражением. Вот только здесь поработали нанятые им европейские инженеры, которые насыпали валы и нарыли шанцы так, как это делали в Европе. Обошлось без крепостиц, к которым я привык, их заменили полноценные редуты, ощетинившиеся небольшими батареями пушек. Туда же, в передовые редуты, посадили и всех затинщиков, чтобы они могли поддержать пушки из своих орудий меньшего калибра, зато более скорострельных. Затинщики, могли стать настоящим сюрпризом для противника, каким были конные аркебузиры под Гродно.

— Крепко окапываются, — оценил Ходкевич, — сразу видно, брат мой имеет серьёзное влияние на короля. Он осторожен от природы и склонен к излишне долгим приготовлениям к битве, однако уж как начнёт, так не остановится до самого конца.

— Даже если ему будет грозить полный разгром? — поинтересовался я.

— Даже в этом случае, — кивнул Ходкевич, — старший брат мой не приемлет компромиссов. Его девиз: или пан, или пропал. Он станет драться до конца, даже если сам будет видеть безнадёжность положения.

— Есть ещё король, — напомнил нам обоим князь Януш, — а уж он-то постарается не допустить разгрома и скорее выведет армию из-под удара раньше времени, нежели над ней нависнет реальная опасность полного разгрома.

А вот на этом противоречии вполне можно сыграть. Я хорошо помнил битву при Болхове, когда перепугавшийся князь Дмитрий Шуйский увёл наряд раньше времени, когда еще ничего не было решено. А ведь останься на поле боя пушки, они вполне могли изменить исход сражения. В общем, нам предстояло провернуть военную хитрость: заманить конницу Ходкевича в западню и вынудить польского короля в нужное нам время остановить его. Стратегия вроде бы и не сложная, однако как претворить задуманное в жизнь — вот вопрос. Ответ на него я буду искать в скором времени, а пока остаётся только играть в гляделки. Ведь судя по блеску окуляров в польском лагере, и за нами оттуда наблюдают столь же пристально, как и мы за ними. Но всякой игре приходит конец.