Не в этот раз

Глава 13

Утро, сказать прямо, не задалось. Как-то так вышло, что с вчерашними компаньонами по конькам я пересёкся в холле на втором этаже — уже это выглядело странновато, обычно мы встречаемся в классе. Но на этот раз Джон с Осиной и пара примкнувших к ним пацанов из параллельных дожидались меня в коридоре. Именно дожидались, и именно меня. Общаться не хотелось совершенно, кинул короткое «привет» и собирался пройти мимо них в класс, но не тут-то было:

— Поделиться не желаешь? — Джон не посчитал нужным поздороваться даже.

Тон его был довольно резким, выражение на лице… непонятное, но с пожеланием доброго дня никак не спутаешь. Осина смотрит напряжённо, а остальные и вовсе потупились — видно, что им вся эта ситуация не по нутру. Мне — тоже, но вопрос задан.

— Смотря чем поделиться. Впрочем… неважно. Ничем делиться не хочу. Да и надо ли? Не всё ли вам равно?

— Нет! — даже раньше, чем я договорил, выплюнул Джон. — Ты нас вчера чуть под «заводских» не подставил! Нам твои проблемы не нужны!

Хм. Это вообще-то странно: именно Джону-то, собственно, бояться нечего. Он живёт тут недалеко, в бараке, который стоит ровно через узенькую немощёную дорожку от «центра». Формально к «заводским» он не принадлежит, но все жители этих «пограничных» домов в Центре считаются почти своими. Во всяком случае, они могут спокойно ходить куда вздумается, в любое время.

Осина и оба «статиста» — дело другое: эти живут в хаотичной деревенской застройке, раскинувшейся между Портом и Центром. Это самая старая часть города, ей больше 200 лет, и некоторые дома, говорят, старше самого завода. Там даже улиц, считай, нет (асфальта — так уж точно), деревянные халупы натыканы в полном беспорядке, а местность здорово изрезана двумя оврагами, неожиданно вылезающими из-под земли гранитными валунами размером с дом и речкой под странным названием Малка. Скал выше человеческого роста там, кстати, точно больше десятка, и если знать этот факт, то наименование заречной микрухи «Семь камней» звучит и вовсе смешно, поскольку видимый невооружённым взглядом камень в «камнях» имеется ровно один. И тот по местным меркам и не камень вовсе, а так, камушек. Запнуться хватит, конечно, и расшибиться даже можно, если на велосипеде въехать, к примеру, но вот лезть на него — никакого понта, плёвая задача даже для детсадовца. Остальные, скорее всего, снесли-закопали во время застройки — это если они вообще были.

Район старого города населён преимущественно пенсионерами или около того, детей там очень мало, потому никакой группировки они не образуют, а прибиться к кому-то значимому не позволяет безжалостная наука география. Кстати, кличка моего «друга» Осины именно с географией и связана: он живёт на улице Синей. В единственном доме на шесть семей, который на ней имеется. Когда-то раньше их было три — совершенно одинаковых, но ещё в войну два сгорели, жителям удалось отстоять только самый дальний. Восстанавливать тогда не было возможности, а со временем пожарища заросли, и сейчас там настоящий городской лес, даже грибы есть и брусника по осени. Впрочем, в Старом Городе таких лесов сколько хочешь, через каждые двести метров.

Однако, это всё не относящаяся к делу лирика: мне почему-то кажется, что если кто и мог бы предъявлять претензии, так это я. Правда, мне совершенно не хочется.

— Не нужны, значит не нужны. Я на тебя свои проблемы не взваливаю, помощи не просил раньше, и сейчас не прошу тоже. Тем более, что проблем никаких и нет.

— Как это нет? — недоверчиво переспросил Осина. — Ты ж бегал неделю, пацанов заряжал проверяться?

— Ну вот неделю бегал, а вчера разобрались. Больше не буду, — и хоть и понимаю, что зря, но не удержался: — Да и вам-то какая печаль? Не вас же заряжал. Или полагаешь, кому-то не понравится, что со мной на каток ходили?

Это я наглею немного, конечно. Скользкий намёк… это вот «полагаешь» (трудно отличимое от «боишься») — здорово тонкий лёд, но надоело мне политесы разводить. Или это у меня головокружение от успехов с «заводскими»? На самом деле, Джон в нашей (мелковатой пока) параллели — и сам вполне себе «альфа», свита у него имеется, телосложение подходящее, и быть полноценным «авторитетом» ему не позволяет только неудачное место жительства. Жил бы он в каком-нибудь «районе» — и был бы гопарь похлеще многих. Он и так, собственно… К примеру, только «дружба» со мной позволила ему не остаться на второй год в пятом классе. Это, чтоб вы понимали, для местной шпаны — как экзамен на профпригодность. Знак качества. А по деяниям если судить — так вполне себе готовая банда: деньги с младших трясут — только в путь. Дерутся… не каждый день, но регулярно, и толпа на толпу тоже ходили, не раз. В магазинах по мелочи что-то пытаются таскать… Я-то в их сомнительных делах не участвую и даже не говорил про это с ними никогда, но можно ли такое в тайне удержать? В нашей-то деревне? Так что, в курсе я, в курсе, есть такой грех… Был. Больше не будет, баста. Не в этот раз.

— Ты эт чо, Литвинов, гонишь на нас? Стёкла жмут? — с холодной угрозой процедил Джон, придвигаясь вплотную.

— Да кому ты нужен, убогий, — меня почему-то разобрал смех.

Это окончательно нагло, и тут мне, конечно, стоило бы помнить, что перед тем, как мы «подружились» — когда я только пришёл в эту школу через год после началки — вообще-то мне прилично доставалось именно от Джона, а «заводские» тогда были угрозой скорее гипотетической. Но остановиться я уже не могу — меня терзает странный сплав смеха и холодной злобы, примерно такой, с которой я уработал Потапова с Дюшей.

Кстати, это ведь как раз очень удобный случай добавить пару точек над i в вопросе Голоса…« Все назад два шага. Марш!»

Супер. Действует — все четверо, запинаясь и путаясь в ногах, торопливо отползли подальше. Больше того, высунувшийся зачем-то из противоположного кабинета салага попал под «случайный обстрел», и это его настолько впечатлило, что он — вместо тихого отступления — просто упал на спину. Почему ж тогда с Михой у меня не сработало? Впрочем, неважно.

— Надеюсь, вечер вопросов и ответов закончен? — и, пользуясь тем, что отодвинувшиеся назад «друзья» освободили проход, я спокойным шагом проследовал в класс.

Джон вроде что-то выкрикнул мне в спину, но я почему-то настолько был уверен в себе, что даже не попытался слушать.

После уроков Ирка почти потребовала её проводить. Сначала я разозлился было: ничего ведь нет ещё, мы даже не «дружим», не говоря уж о «ходим», а уже пошли команды и претензии! Но потом взял себя в руки, унял гормоны и легко сообразил: это ж она обо мне печётся! Пришлось сначала включать уверенного альфу, а после — и раскрыть причину, по которой я домой не иду: как раз сегодня договорился провести первое занятие с «заводскими». У этих орлов авторитету куда как поболее, чем у моих одноклассников, так что, Ирка вроде успокоилась. Правда, боюсь, домой всё равно не пойдёт, будет ждать, пока освобожусь. С одной стороны — и зачем мне эта головная боль? С другой — даже интересно: что придумает в качестве причины?

А вышло вот что: это я забил на выкрик Джона, зато в классе все желающие разобрали суть вопроса в деталях. Какой-либо явной реакции я не заметил, да и пофиг мне было, но торжествующий взгляд бывшей соседки по парте — Алфировой — уловил. Даже успел подумать мельком: чего это она?

Джон с Осиной вошли одновременно с математичкой, но я на них даже не посмотрел, разыскивая на дне сумки ручку. Хорошо, тетрадку мне искать не надо — она у меня теперь единственная, общая на 48 листов, на все предметы сразу. Училка громко поздоровалась, мы все встали, «гав-гав-гав-гав», сели, но…

— Лыкова, чего тебе?

И даже в этот момент я не поднял глаз, да, вот такой я бесчувственный чурбан.

— Светлана Ивановна, разрешите пересесть?

По классу пролетел лёгкий шепоток, и тут я всё-таки оторвался от своей ненаглядной тетради.

— Хм. А раньше этого нельзя было сделать? Или позже? Почему на уроке?

Лыкова упрямо молчала, но стоя, и математичка сдалась:

— Ой, да сиди где хочешь. Только быстро! — и зачем-то подмигнула мне.

Я вытаращил на неё глаза непонимающе и смотрел всю ту минуту, что понадобилась Ирке, чтоб сгрести тетрадки со стола и дойти до последней парты. Мо… нашей. Моим мнением она интересоваться нужным не посчитала. Зато, когда Лыкова уже усаживалась, по-хозяйски сдвинув моё барахло на парте, я поймал острый взгляд коротко обернувшегося Джона — Ирка раньше сидела именно с ним.

Ну и целый день после она изо всех сил крутилась рядом, явочным порядком реализуя признак «он с девочкой», что не позволяло никому с недобрыми намерениями даже подойти. А после уроков — вот: «Проводи!». Но я действительно договорился с «учениками» ещё вчера.

Сюрприз, но свободный кабинет нам пришлось поискать — в школу набилась вторая смена. Сначала мы проверяли всё дальнее крыло, где учились старшие — Миха с Дюшей там ориентировались лучше, но ничего подходящего не нашли. Спустились в главный коридор, и я, проходя мимо спортзала, заикнулся, мол, вот хотели же ещё и на удар мой всепобеждающий посмотреть? Но Миха только отмахнулся:

— Да занято там, я отсюда слышу. И это ваще… не горит, до лета времени дополна. А за дроби нас натянут уже прям вот!

Вот кто бы возражал, только не я.

Проходя мимо раздевалок я — краем глаза, не поворачивая головы — углядел тонкую фигуру, примостившуюся на подоконнике. Всё-таки, не пошла домой. Упорная, блин.

— Слушай, — неожиданно дёрнул меня за рукав Дюша, — а давай в мастерские зайдём? Там у Палыча свой же класс есть, где он теорию объясняет, сядем там, если сейчас не занято. Тебе он не откажет!

Я ошеломлённо тряхнул головой.

— С чего это ты взял⁈ Ну, что не откажет.

— Ой, да ладно, всё время он талдычит одно и то же — «Гриша то, Гриша сё»… и даже табуретка, на какой сам сидит, твоей работы! Линейку для доски на той неделе показывал.

— Показывал, точно, — подтвердил Миха.

Да уж, новости.

— И давно?

Дюша пожал плечами:

— Да в том году ещё началось. Когда рамки делали для портретов в коридор.

Я только сглотнул нервно. А я-то думаю — чего мне тут каждый второй хулиган в репу сунуть норовит? Кому я нахрен сдался? Откуда они меня вообще знают-то? Что математичка параллельным в пример ставила после взятого в одну калитку района — в курсе, но что трудовик, да ещё старшим… Заговор. Это чёртов заговор. Хоть каверзу какую-нибудь устраивай, возмутительно-оскорбительную, чтоб уравновесить. Где тут в хулиганы принимают?

Палыч встретил меня улыбкой, но, увидев моих спутников, улыбаться перестал:

— У тебя всё в порядке? — и тон сразу такой обеспокоенный.

— В полном, — уверил его я. — Палыч, нам бы присесть где-то на часок, позаниматься. Мы потыкались по школе, да там занято всё, вторая смена. Или закрыто. У вас в классе не пусто, случаем?

— Чем заниматься будете? — это трудовик спросил, уже направляясь в дальний угол мастерской, к двери каморки с партами.

— Ммм, чем я могу заниматься? Математикой, ясное дело, — хохотнул я. — Надо же помочь людям? По-товарищески.

— По-товарищески, — задумчиво повторил Палыч, пропуская нас нас в комнату.

Посадив «заводских» на первую парту, я выдернул стул из-за соседней — табуретка, которые Палыч предпочитал всему прочему, меня не прельстила. И плевать, что я, оказывается, сам её сделал.

— Ну что? Хоть что-то вы должны были выучить? Кто мне скажет, из чего состоит обыкновенная дробь?

Понеслась.

Судя по звонкам (часы я решил в школу пока не носить), мы продержались больше двух уроков — полноценная пара. Результаты… смешанные. Как я предполагал, Миха оказался поживее, и я даже удивился тому, насколько живее: не сказать, что он прямо «шарил», но и материал помнил вполне прилично, и примеры щёлкал запросто, стоило только объяснить, что именно от него требуется. Вот только объяснять это постепенно становилось всё сложнее, будто сам ученик боялся сделать ещё один шаг вперёд… Но, в целом, всё было очень прилично, для записного двоечника и второгодника — так уж точно.

А вот Дюша полностью соответствовал своему имиджу. Медленный, тягучий, склонный просто замирать в ступоре, не показывая ни малейших признаков жизнедеятельности… Определений он не помнил никаких. В таблице умножения через раз ошибался. Пришлось заставить его написать в тетради, что такое «числитель» и «знаменатель», поскольку двух одинаковых повторений мне не удалось добиться даже без промежутка, подряд. И если Потапову можно было дать пример, чтобы он его решал, пока я занимаюсь другим, то Дюша, стоило от него отойти, просто замирал, ни разу даже не попытавшись что-то сделать самостоятельно. Спросишь «чо за дела» — молча глядит беспомощными глазами.

Неудивительно, что в какой-то момент я не выдержал и надавил Голосом:

— Числитель — это то, что сверху!

Краем глаза уловил, как дёрнулся Миха. Ага, не нравится? Сейчас и тебе прилетит! И — о, чудо: Дюша вдруг встрепенулся!

— Числитель — сверху, — пробормотал он про себя и вдруг принялся лихорадочно писать.

Боясь спугнуть удачу, я тихонько отошёл к Потапову.

Дальше так и пошло: Дюшу давим Голосом, а с Сашкой — и так сойдёт. Вздрагивать при каждом моём «глубоком внушении» он перестал, а давить его самого я, памятуя о давешнем фиаско, так и не решился, тем более, что всё возрастающее количество его косяков и торможений вполне можно было объяснить усталостью. Дюша к концу тоже явно выдохся, и даже Голос помогать почти перестал. Меньше всего хотелось бы, чтоб у кого-то таким образом вырабатывался иммунитет к моей имбе… но тут уж не до жиру, выбора у меня, считай, нет — по-другому с этим дубом мне точно не справиться.

А вот второгодникам понравилось. Благодарили меня горячо, по очереди трясли руку, заверяли, что «никто и никогда раньше…». Пытались забиться на следующее занятие прямо завтра, но тут уж я отговорился своей занятостью, а в качестве профилактики от дурных мыслей выдал масштабное домашнее задание из где-то добытых Михой дидактических материалов. Пусть помаринуются сами пока, порешают, уложат мысли в головах. Заодно проверим, кто лучше запоминает: условный тупой с Голосом, или относительно разумный — без. Вот ещё бы научиться объект воздействия выбирать поточнее… чтоб только одному вещать! Прям в башку забивать, как гвозди! В этом смысле, уроки, пожалуй, полезны не только моим ученикам — отличная тренировка для меня самого.

Уже перед раздевалкой — нам в разные её «концы», и в нашей школе это прям далеко — Миха, прощаясь, задержал мою руку в своей:

— Слышал, там у одноклассников вопросы какие-то к тебе? Помощь не требуется?

Криво усмехнувшись, я мотнул головой: почему-то не верилось, что конфликт, если он вообще есть, может дорасти до чего-то по-настоящему неприятного. В конце концов, мой сносящий с ног лоу никуда не делся! Или это я напрасно расхрабрился? Соберут толпу, да запинают, делов-то… В любом случае, расположение «заводских» на такую мелочь тратить не хотелось. Или хотя бы не сразу.

— Ну гляди, — Сашка понял меня правильно. — Если что — ток скажи, мы прям ух!

— Точно, — подтвердил Дюша.

— Ну и на районе у нас ходи спокойно. Я всем растолкую, но если вдруг что — говори, что меня знаешь, никто не дёрнется, отвечаю.

Благодарить не стал, и, к своему удивлению, отметил, что парни восприняли это как должное. Глядишь, и правда что-то разумное получится. Хотя… верится с трудом. Опять я лезу в несимметричную «дружбу» ботаника с гопотой! Или это другое?

Подходя к нашему отсеку раздевалки, узрел спешащую мне навстречу математичку. Улизнуть ей не позволил, хотя она и хотела:

— Светлана Ивановна! Дело есть на пару минут, разрешите? — и, дождавшись нетерпеливого кивка, изложил: — А как бы нам кружок организовать? Математический?

Уж не знаю, почему, но ни в одной из моих школ такого кружка не было никогда. И все эти классические олимпиадные задачи я для тренировки мозгов решал уже потом, в эпоху Интернета, когда всё стало доступно всем. Сейчас, подозреваю, найти материалы — задачка та ещё, было бы здорово заручиться поддержкой государственной образовательной машины…

Но ничего не вышло — математичка отказалась наотрез. Основной аргумент — «я сама в олимпиадах никогда не участвовала, я не смогу». И сколько я ни объяснял ей, что мне больше нужна «вывеска», убедить её не удалось. Ну и ладно. Не в этот раз.

Лыкова меня всё-таки дождалась. От моих недоумённых вопросов отбоярилась тем, что за это время сделала всю домашку, «только по геометрии там один номер я не поняла, объяснишь?». Объяснить удалось легко, прямо на улице, на ходу, что только утвердило меня в подозрении, что это «непонимание» — штука, скажем так, в известной степени управляемая. Впрочем, «провожание» закончилось классически, в детском варианте — возле Иркиного дома, никаких дополнительных предложений не последовало. Из района я тоже вышел без происшествий, и даже барак, в котором жил Джон, остался за спиной вполне благополучно. А вот около дома…

На дорожке у подъезда я узрел знакомый силуэт — чёрная «Волга». Та самая, на какой мы попали в аварию, только уже снова целая, гладкая и блестящая. И всё такая же неправильная! Где-то там, в будущем, владельца обязательно заклеймили бы уродом — как же, прямо напротив подъездной двери встал! Честному народу нету проходу! Но тут пока никто на это внимания не обращает — наоборот, редкие прохожие сворачивают шеи, разглядывая невиданную модель.

Подходил я со стороны водителя, и тот, заметив меня издали, опустил стекло, будто стремясь доказать, что все механизмы функционируют, как прежде.

— Привет подрастающему поколению! — поприветствовал меня Алексей, не выходя из машины.

— Здравствуйте, Алексей, — ответил я, разглядывая его лицо. Оно было вполне чистым, без новых шрамов, только тот, старый, на лбу. — Вы уже всё? Что-то рано сегодня.

— Да какой, — поморщился тот. — В Свердловск сейчас поедем, шеф домой переодеться заскочил.

— Ничего себе, — удивился я. — Это ж вы там к вечеру будете только? Или по плану ночёвка в гостинице, чтоб по делам двинуть с самого ранья?

— Если бы, — не без горечи скривился водитель, — но это навряд ли. Скорее всего, поедем обратно в ночи. Это не первый раз такое, понимаешь ли. Они там до полуночи запросто работают — всяко успеем, — он с силой выдохнул, помолчал, а потом продолжил — видимо, захотелось поговорить, надоело куковать одному в ожидании: — Да и у нас-то тоже запросто такое бывает, ладно, хоть ехать ближе потом. А Виктор Владиславович, если задерживаемся, разрешает не гнать машину в гараж, а возле дома поставить, всё равно с утра — снова-здорово…

Тут он снова замолчал, обдумывая что-то своё, и я воспользовался моментом:

— Алексей, а помните, говорили про зал? И занятия?

Водила очнулся, посмотрел на меня внимательно и с каким-то неясным подтекстом ответил:

— Ну а как ты себе это в принципе представляешь? Мы же все взрослые мужики, отслужившие, обученные… новичков у нас нет. Как мы с тобой работать будем? У нас даже тренера нет, мы просто друг друга по матам валяем, да и всё.

— Ну… я хоть посмотрю. Кое-что я знаю, на самом деле, в теории. Мне бы отработать. Я тут недавно старшеклассника вполне ваших габаритов завалил, на улице — он и пикнуть не успел!

— Старшеклассника, — скептически протянул Алексей.

— Восьмой. Но он дважды второгодник. И такой… крупный. Совсем как вы.

— Так. Значит, во-первых, — он поставил ударение на последний слог, «во-первы́х», и мне стоило некоторых усилий, чтоб не поморщиться, — прекрати выкать уже, блин! У меня мурашки по коже от этого твоего «вы»! Как будто я опять в армии, и меня замполит за что-то дрючит… Говори как все: Лёха и «ты», — чуть помявшись, добавил: — Белым ещё кличут. Только не при начальстве!

— Принято, — вставил я.

— Во-вторых, я на самом деле разговаривал там кое с кем насчёт тебя, идеи есть, попробовать можно. Но я ничего не обещаю! Не потянешь — значит, не вышло. Чтоб не ныл потом. И не трепись!

Тут я только кивнул со всей возможной экспрессией.

— Знач, так: занимаемся мы по вторникам и пятницам, в восемь часов. То есть, завтра будет сборище — подгребай. Главное, чтоб я успел вернуться… ну да тут ничего не сделаешь уже, не угадать.

— А телефона у ва… тебя дома нет? — деловито спросил я.

— Шутишь? — поднял на меня глаза мой потенциальный спарринг-партнёр. — У меня дома-то… в общаге кантуюсь. В принципе, на вахте есть телефон, позвонить можно, но потащится ли вахтёр на третий этаж, когда в трубке детский голос… он так-то ругается каждый раз, как с работы звонят. Представляешь, гад: знает ведь, где работаю, им там не рискует нервы мотать, только «да, конечно, да, сию секунду, сейчас сбегаю!». А мне потом всю душу изгадит, тварь! — он сердито фыркнул и добавил: — И номер я не помню.

— Да и чёрт с ним тогда: я просто приду к школе и буду ждать у входа. Если ты освободишься и успеешь на тренировку, то всяко же пройдёшь мимо, так? А не успеешь — просто домой вернусь, делов-то.

— Вот так лучше всего, — одобрил Алексей с улыбкой, но следующая моя фраза заставила его поперхнуться и отчаянно замотать головой:

— А если что — ты ж можешь мне через дядю Витю весточку передать!

Тут помянутый дядя Витя выскочил из подъезда с выражением крайней спешки во всей его фигуре — пальто расстёгнуто, шарф свисает с шеи и опасно путается в ногах, галстук выпростался из-под пиджака и мотается влево-вправо синей молнией. Красивый галстук, кстати, нетипично для нынешних времён.

— Алексей! Бегом, аллюр три креста в бог… — заметил меня, замолчал.

Обогнул машину, подскочил, наклонил голову, разглядывая. Мы с ним как-то так и не пересеклись ни разу после той рыбалки…

— Ты как — в порядке? — и сразу очертил интерес: — Про олимпиаду и всё около того знаю.

Я пожал плечами:

— Да что мне будет? Вот вы как?

— Тоже ничего, — поднял левую, щедро обмотанную белым бинтом, — завтра швы снимать поеду, если обстоятельства позволят. Извини, сейчас даже поговорить времени нет — опаздываю. Заскочи днями, как свободен будешь, лады?

В ответ на мой кивок дядя Витя коротко меня приобнял здоровой рукой и быстрым шагом двинул вокруг машины, почему-то, видимо, решив на этот раз сесть спереди. Алексей протянул мне в окно руку:

— До завтра. Бывай здоров!