Нелюбимый муж. Вынужденный брак для попаданки (СИ)

Глава 17

Дар

Чёртова вертихвостка вымотала мне всю душу!

Когда я впервые увидел её, поразился внешности ангела и этим глубоким, огромным голубым глазищам, что будто бы озёра лесные. Её лёгкости и воздушности — словно бы она не из этого грешного мира. Она поразила меня с первого взгляда в самое моё прежде чёрствое сердце, которое я был готов подарить ей теперь.

Её переливистый смех, задорный с хитринкой взгляд, а ещё очень хорошо заметная симпатия ко мне — сделали своё дело слишком быстро. Признаться, я не жаловался на отсутствие женского внимания, но этот белокурый ангелок запал так глубоко мне в душу, что я уже не думал ни о какой осторожности и разумности.

Казалось, что с ней нельзя, как с другими — погулять без обязательств и разойтись. Хотя она и явно заигрывала со мной, всё равно не вела себя как легкодоступная девица. Даже наоборот, иногда ускользала, будто специально дразня. Но всё равно ловила мой жадный взгляд, подмигивала понимающе, флиртовала так, как никто никогда со мной. И пусть в моей голове идеальный образ женщины был несколько иной — скромная и тихая, только вот с её внешностью, я всё равно решил, что не упущу такую красоту и заберу её себе.

Решил сразу. И почти сразу же так и заявил ей.

Она рассмеялась, ничего толком сначала не ответив. Зато в тот же вечер подкараулила меня в пристройке. Вообще я отправился туда, чтобы разобрать инвентарь, что-то починить, что-то заново изготовить — собственно, в этом моя работа и заключалась в разъездах. Я работал руками, напоминая сам себе, кем был не так уж давно, до того, как добился лучшей жизни. Но конечно же увидев её там, даже минуты не думал.

Анка была прекрасна.

В светлом платье до середины икр, что не скрывало тоненькие щиколотки. С томным взглядом. С распущенными светлыми волосами без косынки. Закусила губу, встав на пороге и глядя на меня так призывно… Она молчала, но я не смог устоять. Затащил её за собой (благо, был уже вечер и никого во дворе из слуг не наблюдалось) и сделал своей. На миг мне показалось, что она ещё девица — уж больно тесной оказалась, но тут же отбросил эти мысли. Девица не стала бы отдаваться так запросто малознакомому мужчине, да ещё и в пристройке с хламом.

К тому же она отвечала со всей страстью, обнимала меня, целовала и позволяла куда больше, чем другие женщины со случайным любовником. Я же шептал ей, что она моя теперь и я забираю её с собой. Она кивала, стонала, цеплялась за мои плечи. На прощанье поцеловав меня в щёку, убежала, хитро оглядываясь. И пришла ещё через день. И потом ещё…

На третий раз я уже позвал её к себе в дом, помня, что она сирота и живёт в доме хозяина. А она спросила, правда ли заберу потом с собой и обеспечу? Я ответил утвердительно. Обещал, что женюсь, что у нас будет семья. Она смеялась заливисто: «Скажешь тоже, семья! Мне ещё рано детей!». А я зацеловывал её лицо и обещал подождать, сколько она захочет.

Я мечтал о детях. Хотел, чтобы у меня была любящая жена и сын. Или дочь. Неважно.

Но именно тут мне и начали говорить, что Анка — та ещё девка. Что она легкомысленная и несерьёзная. Что ругается со всеми без разбору и требует к себе особого отношения. Что крутит шашни с управляющим и хозяином дома сразу. И прочее такое говорили. Я же не хотел в это верить. Думал, что при такой красоте и покапризничать не грех, а уж то, что из зависти к её внешности могли и оговорить — так это само собой понятно.

Однако спустя пару недель наших «отношений» вдруг и правда увидел её весьма эмоциональный разговор с хозяином…

Она же даже не объяснила мне ничего. Просто не пришла вечером, как обещалась раньше. А утром, когда поймал её в саду и потребовал обосновать свои поступки, рассмеялась мне в лицо при других женщинах, мол, я сам себе всё надумал. Она лишь хорошо провела время, и я провёл. Поэтому готова принять от меня за это какой-то подарок.

В тот день я нёс ей брошь. Сделанную мной лично. Ручную работу. Каждый камень выбрал сам и вставил в обрамление из драгоценного металла. Как какой-то мальчишка считал, что она обрадуется и сможет оценить. Но когда она потребовала фактически оплаты за свои «услуги»… Я вырвал эту брошь из своего жилета вместе с карманом и бросил ей под ноги.

И если считал, что это хотя бы немного заденет её, ошибся. Она и бровью не повела, краешком своей обуви оттолкнув то, во что я вложил душу, и заявив, что «эта дешёвка» ей не нужна…

Возможно, даже после этого, одумайся она и приди ко мне, я бы ещё принял. Попроси она прощения за то, как поступила, признайся, что правда была легкомысленна и просто запуталась — я бы простил и даже понял (сироте тяжело устроиться в жизни, как бы я мог осуждать её за прошлое?). Да и больно уж пекло к груди от одного её только вида — не хотелось отпускать и признавать, что это конец. Но дальше она сделала то, что я бы не простил ей никогда и ни за что…

Эта бесстыжая дрянь безжалостно изваляла моё сердце вместе с моими мечтами, которые я раскрывал ей во время близости, в грязи и выбросила, словно мусор. Всё её очарование слетело мигом. Прожжённая, лицемерная, вульгарная — вот какой она оказалась на самом деле. Внешне милая и нежная молоденькая девочка, а внутри…

Поняв всё о её продажной легкомысленной сущности, я запретил себе думать о ней. Запретил вновь представлять себе картинки, как забираю её из этого захолустного места и увожу с собой, как она станет ластиться ко мне и широко улыбаться в нашем с ней доме. И уж тем более, чёрт бы её побрал, запретил представлять себе наших с ней детей.

Я даже зло посмеялся над собой тогда. Ну видано ли дело, как баба распланировал себе жизнь с продажной девицей? И я всё понимал теперь. Всё. Но стоило вновь натолкнуться на неё случайно — и в голове опять мутнело. В груди стучало. В штанах становилось тесно. Хотелось забрать, украсть, хоть силой, но присвоить!

И одновременно убить её…

Растоптать так же, как она мою душу. Изорвать на мелкие куски. Развеять по ветру.

Но ведь сплюнув на землю у её ног в наш последний разговор, я только сцепил зубы и ушёл, обещая себе, что больше даже не взгляну на неё.

И не смотрел.

Злился, бесился, бился головой о стену, но держался, не позволяя себе не только обидеть эту стерву, что точно заслуживала, но и просто взглянуть. К счастью, понимая, что ходит по тонкому льду моего терпения, она и сама старалась лишний раз не попадаться. А если такое случалось, то быстро сбегала прочь, больше не пытаясь меня задеть. Видимо, с тех пор чувствовала, что я на грани. И следующий такой раз станет для неё последним.

Я почти возненавидел её за то, как она поступила. Верно говорят, что от ненависти до любви один шаг, так вот я сделал его в обратную сторону. Один раз и навсегда, как я думал. Уверенно, хоть и безумно больно. Я вычеркнул Анку из своих воспоминаний. Решил забыть. И почти забыл. Почти поверил, что смог. Справился с этим наваждением, не иначе.

Но тут она натолкнулась на меня в гостиной, слетев с той лестницы прямо в мои руки. А обернувшись, посмотрела таким нежным и беспомощным взглядом, что мои пальцы на её плечах сжались сильнее. И вновь всколыхнулось всё, что я так тщательно в себе прятал…

Что она со мной сделала⁈ Будто бы приворожила.

Я знал, что это опять только ложь. Что выгода — всё, что интересует её — корыстную и подлую. Знал это наверняка. Но мои глаза вновь обманывали меня.

Ещё несколько раз встречая её после, я просто не мог узнать её. Она смотрела иначе. Говорила иначе. Даже внешность её будто бы стала немного другой. Неуловимо изменилось что-то, чего я не мог понять разумом, но чувствовал.

И в самом дальнем углу своей души боялся признаться сам себе, что вот именно такой я и хотел бы её видеть всегда. Что вот такая она кажется мне идеальной — мягкая, пугливая, которую хочется защищать. Пусть это и просто обман — обжёгшись один раз, второй я бы не попался на эту удочку… И всё же я запрещал себе даже думать, хотя и не мог заставить не ходить за ней, сталкиваясь будто случайно, то в саду, то на кухне.

Я врал сам себе, что мне всё равно. Уговаривал себя не наступать на те грабли снова.

Это было тяжело. Потому что моё зрение подводило меня. Как и в первый раз — я опять видел нежную, хрупкую, светлую девочку, которую желал оберегать и защищать от всего мира.

Да только ей не нужна защита! Как бы от неё защититься…

Я понимал это всё. Мой разум не был замутнён теперь, после её поступка. Но что-то внутри терзало и ныло, тянуло. И на сопротивление этому я тратил все свои моральные силы.

До тех пор, пока хозяин дома, где я подрабатывал, не собрал всех работников и не предложил её как на торгах в жёны. Словно кобылу на базаре.

И я не сдержался.

Просто не мог представить, что ею будет обладать кто-то другой. Вновь всколыхнулась надежда, что если он её прогонит, то при мне она изменится, всё поймёт может. Да и будет принадлежать мне на полном праве. Я смогу запереть её в доме, смогу обладать ею единолично — не позволю ей вести себя как прежде. Не выпущу её даже на порог. Не дам сломать то, что у нас на самом деле может получится…

Но снова ошибся.

Поначалу всё шло даже неплохо — она была тихой и послушной (если не учитывать, что просто издевалась надо мной, не подпуская ближе). Наверняка зная, как сильно желаю её, отталкивала и притворялась, что она вообще невинная девица, которая в первый раз видит мужчину.

А то, как откидывала голову назад, подставляя моим поцелуям свою шею и грудь в пристройке, притягивая к себе ближе и задирая на мне рубашку, верно, забыла, то и дело прикрываясь от меня руками и отталкивая.

Я спустил ей и это, списав на капризы. Думал, может, боится из-за прошлого. Пригрозил, что повтора не потерплю. Чётко обозначил границы. Напугал, чтобы наверняка не захотела их проверять (впервые я угрожал женщине, но зная её суть, не стал рисковать собственным спокойствием и её жизнью — измени она мне теперь, я и правда бы убил. Обоих).

И она вроде действительно стала тише. Позже удивила меня готовкой на кухне и уборкой. Если честно, по нашим с ней прежним разговорам, я считал, что она будет больше барыней сидеть на лавке, ожидая, что всё сделают за неё.

Но чем больше она меня приятно удивляла, тем сильнее вызывала недоверие. Будто другой человек передо мной. Я даже приглядывался к ней пару раз. Она же словно и правда была откровенной…

Я не верил в чудеса и в такое кардинальное исправление. Но моя нежность к этой девушке росла с каждым днём вопреки моим же запретам и недоверию. Я старался быть с ней грубее, не позволял себе больше говорить откровенно и ласково — чтобы больше у неё не было повода высмеять это. Но сердце стучало чаще, стоило увидеть её.

А делить с ней постель — было отдельным удовольствием. Потому как она даже спала так, что глаз не оторвать — свернувшись клубочком, подложив тоненькую ладонь под щёчку и трогательно нахмурившись во сне. Мне всё хотелось погладить её, разбудить поцелуем, но помня, что она меня сторонится, не делал этого, убеждённый, что скоро её блажь спадёт.

И вот в день, когда истопил баню, сразу понял, что она не просто так там задержалась. Она ждёт меня! Как горячий юнец я полетел к ней, вновь открывая себя настоящего. Не смог сдержаться, увидев её такой — растерянной, хрупкой, ожидающей…

Может это была какая-то проверка и наконец я её прошёл? Я уже сам не свой был от этого томительного ожидания. И оно было вознаграждено…

Анка смотрела на меня влажным расфокусированным взглядом. Её губы были приоткрыты, а руки стыдливо прикрывали тело. Моё любимое тело, от которого я сходил с ума и которое прежде дарило мне столько невероятного удовольствия. Я помнил его до мельчайших подробностей. Всё.

Вот эту родинку на плече, которую целовал в порыве страсти. Эти выступающие тоненькие ключицы, которые ласкал языком, отчего она запрокидывала голову и громко стонала, притягивая к себе ближе. Её небольшую, аккуратную грудь, от которой терял голову каждый раз как в первый. Тонкую талию с таким трогательно-впалым животиком…

Стоило мне увидеть, что он несколько округлён, я не сразу, но всё же сообразил. И её отказы, и непривычное поведение и главное — причину поспешного замужества. Она понесла от кого-то из своих любовников, а ответственность за это решила повесить на меня, вот и притворялась! И сейчас выставляла меня идиотом, считая, что не замечу, возьму её, а потом приму дитя за своё!

От обиды я едва её не ударил. И дело было не только в том, что там, в ней, мог бы быть мой такой желанный ребёнок, если бы она захотела. Анка же не просто не хотела, она и не скрывала, что даже на всякий случай принимает то страшное зелье — и даже демонстративно выпила его при мне в тот наш последний откровенный разговор!

Тогда, отбросив в сторону брошь, она сказала, что не хочет плодить со мной нищету (ведь я не успел ей признаться, что не обычный разъезжий работяга — думал, что это неважно), что ей вообще претит даже сама мысль подарить мне дитя (хотя я признавался ей, что это самое сильное моё желание), что я просто глупец, если решил, что такая как она станет ради меня и моего возможного выродка портить свою фигуру — а затем достала ту проклятую склянку и сделала пару больших глотков, чтобы у меня и надежды не осталось на иное.

Я до сих пор не понимал, как не убил её тогда. Развернулся тут же и просто ушёл, не помня, как добрался до дома и выломал стену в конюшне голыми руками. И как долго потом отходил от этих слов и мыслей, что поселились в голове.

Но хуже всего сейчас было то, что признайся она раньше, что всё же хочет сохранить беременность от другого (ради кого не жаль портить фигуру и пить зелье не обязательно), расскажи она как есть, я бы принял её!

Я ощутил себя тряпкой, когда понял это. Но не привык себе врать. Я бы принял её беременную от другого. Но она должна была сказать мне, а не лгать снова!

Злые слова сами вырвались. И девчонка не заставила их повторять. Подорвалась бежать прочь. Я же тогда не придал этому значения.

Зная Анку, был уверен, что дождётся, пока остыну, и придёт подлизываться или договариваться, а скорее — требовать. Но после того, как несколько раз ополоснулся ледяной водой, пришёл в себя и сквозь сжатые зубы смирился с тем, что уже не исправить, вернулся в дом и обнаружил его пустым…