— Ну, положим, Мышиный Король — личность знаменитая, — сказал я. — Про него я и сам мог бы немало рассказать. Стая Мышиного Короля ведь — из мышек сплошь. Говорят, базу себе они взяли с боем — и всю округу держали в страхе. Потом как-то притёрлись, присмирели…
— Ну да, притёрлись! — хмыкнул Лек. — Присмирели они! Это мышки-то? Они же такие типы! У них отроду иерархия, жесточайшая! И дисциплина! Да и вообще — зверюги. Надо быть Сыном Грома, чтобы этот народ назвать «мышками» — крысаны они! Злобные крысюки, умные, ушлые, хитрые гады. И отважные! Говорят, первые крылья себе добыли у одного полоротого, который на Мышиную Дыру прилетал поглазеть. И он же их навигации учил — а потом они до информационной директории добрались, а его, говорят, сожрали.
— Ага-ага, — кивнул Йонлин. — Это он сам и рассказывал. Как он прилетал, как обучал, и как они его сожрали. В стае Перска-Лампочки, в десятом секторе. Я тоже слышал.
Эвейс с Хрипатым заржали, а Лек отмахнулся:
— Да неважно! Это уже мелочи, сожрали или нет. Главное — так они до Мейны и добрались, на его кораблике. А тут уж развернулись, потому что бойцы очень хорошие.
— Говорят, — сказал я, — Король трёхголовый?
— Нет, — сказал Лек. — Я его сам видел. Он… как сказать… он — двое. Головы у него две, грудная клетка у него раздваивается, рук у него четыре, две ноги и хвост. Один. Скафандр и комбезы ему на заказ делают. И ходит он, как все мышки, и на двух, и на всех… шести. С подданными никогда не советуется, только сам с собой. Уроды и увечные часто бывают умнее прочих — этакая компенсация — а Король… он и умный, и злой. И быстренько сообразил, что на Мейне можно жить куда шикарнее, чем на Мышиной Дыре.
— Сколько ж им понадобилось времени, чтобы столько всего освоить? — с некоторым сомнением спросил Эвейс. — Космогонию, навигацию — да простую физику же…
— Да они в первые же дни где-то стырили лаконский гипноизлучатель! — отмахнлся Лек. — И всей стаей с ним возились. Они же даже без гипноиндукции очень умные и памятливые, а тут… в общем, им понадобилось всего-ничего, чтоб начать рвать на ходу подмётки у ротозеев — а как вышли в космос, так и вовсе… Умри всё живое. Мейна не успела разок крутануться вокруг нашей звезды, как у них уже была неплохая такая эскадра. И команда хвостатых асов: тридцать серых душ, злобные усатые морды.
Об орлах Простора Король изначально был не самого высокого мнения. Так и резал: что двуногие, что всякие прочие — в лучшем случае, добыча. Мой народ, говорил, конец мира и крах цивилизации вроде вашей пережил — и добавлял, что его парни могли бы простудиться на наших похоронах, если бы мышки вообще в принципе когда-нибудь страдали насморком.
Сначала они заправлялись и чинились, где придётся, но когда обзавелись десятком крыльев, Король отжал половину космодрома у Синего Джоччоки. Тот ринулся возражать, что, мол, территория не резиновая, но Король ему сказал, глядя этак снизу вверх, как сверху вниз: если тебе твоя техника хоть на кончик моего хвоста дорога — подвинешься. А то ведь что-нибудь может внезапно сломаться — и ты не поймёшь, почему. Мы, сказал, мышки, большие мастера перегрызть проводку под самым важным пультом управления.
Убедительно сказал. С Королём вообще непросто беседовать: говорит всегда одна и та же голова, левая, а правая левой советы даёт, вроде нашёптывает что-то в ухо. А вокруг — серые бойцы, которые держат тебя на прицеле. В общем, располагающая обстановка.
Сначала-то Джоччоки попытался дёргаться — возмутился. А Король сказал: мы уйдём, но ты пожалеешь. Так и вышло: мышки ушли, а техника стаи Синего натурально просто посыпалась — страшно стартовать, непонятно, где рванёт. А мышки неуловимые совершенно — даже на камерах их нет, как они мимо систем слежения просачиваются — непонятно. И Джоччоки сам пришёл к Королю и предложил разделить базу. На поклон буквально.
Так Король стал победителем. Мышки жили на широкую ногу — и окружающие мейнцы злить их опасались. Да и в конце концов — тут у нас каждый имеет право устроиться. Ты имеешь право любого послать, он имеет право не пойти — таков главный закон. В свободном мире — не щёлкай клювом.
— Вот тут-то мышки окончательно и обнаглели? — спросил Хрипатый.
— Точно, — Лек вздохнул. — Высокоранговая стая. Оборудованием обзавелись. Своей заправкой, своей ремонтной базой… вроде, как порядочные — но они же мышки! По сути своей — просто ворюги. И тырили у всех всё, что попадётся под лапу.
И надо ж такому случиться, что рядом с космодромом Синего проживала одна кондитерша с Лави. Заведение её называлось «Королевство сластей», в биохимии и молекулярном синтезе тётка рубила как богиня: у неё закупались и контрабандисты, и наши, и уж поверьте мне — зашибительные сладости. Какие хочешь! Хоть лавийские тянучки, хоть вафли с акациевым мёдом с Нги, хоть сладкие нитки с Тэффы — и на вкус от натуральных не отличишь. Я сам пробовал: как-то привёз ей брауни с Земли — так она скопировала, вышло просто один в один.
И вот её-то сласти мышки и повадились тырить. Ящиками. И, главное, понятно же, кто! В камеру на входе просто носом тыкали, вроде визитной карточки: вот, это мы, серая банда, делай, что хочешь. А что сделаешь! Любые запоры они взламывали, защиту отключали — и если уж не хотели, чтоб их засекли следящей системой, то просачивались мимо, как сквозняк. Незаметно.
Кондитерша попыталась поговорить с Королём. Мол, совесть-то надо иметь, у своих и крысы не тырят. На что левая, говорящая, голова Короля ей выдала: ты, что ли, мне своя? — а правая в это время душевно облизалась. Мол, прекрасное угощение, будет и впредь.
Тогда она пошла к Синему, но Джоччоки вообще не собирался связываться с мышками. Себе дороже. И тогда, вот просто от полной безнадёжности, бедняжка взяла и позвала своего старого друга, с которым они когда-то вместе учились, свалили на Мейну, а потом их раскидало по разным местам.
Быть может, потому, что парень был… ну уж совсем не из дамских любимцев. С генетической поломкой: и морда лица, и руки покрыты какой-то бурой коростой, как корой. Не для слабонервных зрелище — и звали его, сколько я помню, Эгелин-Дерево. Видно, он любил кондитершу… а та… ну, женщина! Может, искала получше — да только не слишком удачно. А тут вот вдруг поняла, что есть на свете только один человек, на которого можно положиться — и который для неё будет побеждать и мышек, и вообще кого угодно.
Эгелин впрямь тут же и прилетел. Оценил обстановку — и говорит: тут, дорогая, есть только два варианта. Либо всех мышек перебить до единой — либо как-то хитростью решить дело. Они в твоих руках, выбирай.
Кондитерша, хоть и была лихой тёткой, растерялась. Вроде жаль убивать за конфеты — а вроде уже поперёк горла… Подумала — и выбрала: можешь хитростью, говорит — решай хитростью.
Эгелин ухмыльнулся изуродованной физией: за что я тебя всегда ценил, дорогая — так это за гуманизм. И принялся за дело. Пошлялся по космодрому Синего, по кабакам вокруг, по цеху кондитерши — добыл клок шерсти или волос, как это назвать. Генетический материал мышиный. И засел за вычисления и анализ.
И за несколько дней создал препаратец. Без вкуса, без запаха, ломающий защиту чуть не на генном уровне. Действующий исключительно на мышек. А кондитерша устроила невероятно ароматные пирожные с Т-Храч, такие, что от запаха из её заведения уже на космодроме у всех слюнки текли — и этим препаратом они с Эгелином залили всю партию.
И мышки той же ночью почти всю её и тиснули.
Кондитерша боялась, что догадаются, ворюги. У мышек сначала шестёрки пробуют, а потом уже все остальные. Но Эгелин уж постарался, чтобы действие вышло отсроченным — и мышки не догадались. И только через сутки на них нашла почихота.
То-то ж Король хвастал, что у мышек никогда не случается насморка! А вся его команда начала исходить на чих, до слёз. Чуть что — чихала, чихала и чихала. И сам Король чихал — тоже был не без греха. Люди бы пережили легче — они, как-никак, привычны к простуде — а мышки пришли в ужасный ужас, всё валилось из лап. Видимо, они думали, что вот-вот — и начнут помирать от такого жуткого недуга.
Тогда-то Эгелин и пришёл к Королю. А тот чихал в два носа, и слёзы текли по усам — в общем, вид имел самый жалкий. Поглядел на Эгелина — и дуэтом сказал: мы знаем, мы догадались, это ты — наша смерть. Скажи, чего ты хочешь?
А вокруг сидели его несчастные крысаны, чихали, плакали, тёрли носы и смотрели с печальной надеждой.
Эгелин ухмыльнулся. Я, говорит, хочу одного: твоего честного королевского слова. Оно чего-то стоит? Дашь честное слово не тырить сласти у моей женщины — избавлю твою банду от страшной болезни. А если это слово нарушишь — моё биохимическое проклятие вернётся снова, даже не сомневайся.
Вот тут-то Король и поклялся страшной клятвой, дважды, каждая голова — отдельно. А Эгелин вытащил из кармана ингалятор с кучей сменных стерильных насадок — и вкатил в каждый мышиный нос честное противоядие. И враз прекратил их почихоту.
Король сказал: ну что ж, ты — не простой двуногий, ты практически такой же, как мы. С тобой можно иметь дело. А Эгелин ответил: хорошо, я буду иметь в виду. И ушёл.
Король, конечно, не изменил своего отношения ко всем остальным ни на волосок со своего хвоста. Но к Эгелину и кондитерше мыши впрямь воспылали… уважением, а, быть может, и чем-то посерьёзнее уважения. Я, наверное, могу и не упоминать, что за сластями они больше не лазали. Как знахарка отшептала. Кондитерша даже прониклась, прислала Королю в подарок целый контейнер сластей — и это, видимо, его здорово тронуло… И случилась удивительная вещь.
Не знаю, чего Королю и его мышкам это стоило. Вряд ли украли — где такое украдёшь. Скорее, заплатили за разработку кому-то очень нетривиальному. Может, даже букахам. Или змеям, хотя вообще-то змей побаивались. Но добыли. И принесли Эгелину, который уже собирался улетать восвояси, дар.
Флакон с ингалятором и банку с гелем. Чтобы вдыхать и втирать. Такие дела.
Уж не знаю, что это была за формула — но короста сошла с Эгелина полностью, бесследно, буквально за пару суток. Сначала ещё были заметны рубцы, а потом исчезли и они. Сущая, честное слово, магия. Очень похоже на змеиные разработки.
И Эгелин не улетел. Остался у кондитерши, видать, не отпустила она его: парнем-то он стал хоть куда, можно даже сказать, красавцем. А потом, если мне не наврали, у него даже были какие-то дела с Королём. Но это уже, всё-таки, другая история.
— Отличная история, — сказал я. — Главное, правдивая.
— До единого слова! — сказал Лек.
— Между прочим, — вдруг вспомнил Йонлин, — ты ж обещал не просто истории, а новогодний земной фольклор. А на поверку…
— А это тебе чем не фольклор? — удивился Лек. — Как есть легенды, а я — точно землянин. Вот, например, сказка-сказка, практически земная, старинная. Про рукавичку.