Новогодние истории, рассказанные Пронырой

История пятая. Рукавичка

Народ удивился, даже придвинулся поближе.

— Такого даже не слышал, — сказал Хрипатый. — Рукавичка была от скафандра?

— Не забегай вперёд! — осадил Лек. — Рассказываю по порядку. Всё началось с того, что один орёл, лаконец, грохнулся в какой-то совершенно дикой местности, на незнакомую планету, у которой в его каталоге и номера-то не было. Но это ещё, понимаете, не самое худшее: его Железная Мама от удара слегка спятила — и запустила систему самоуничтожения. Вот это уже сущий ужас. Врагу не пожелаешь.

И лаконец, в одном скафандре с НЗ, только и прихватив аварийный передатчик и столько пластинок регенерации воздуха, сколько в руки влезло, дёрнул бегом от собственных крыльев по ледяной целине чужого мира, такие делишки.

Время оглядеться по сторонам у него появилось только когда за спиной шарахнуло — и взрывная волна подтолкнула в спину. Ну… холодных-то камней в Просторе, пожалуй, что побольше, чем тёплых или горячих. И этот показался холодным: всё кругом бело, снег и лёд, обледенелые скалы. Но торчат из снега со льдом какие-то странные штуковины, а это уже не так уж и типично. Присмотрелся лаконец — и понял: растения местные. Лес. Прямо даже деревья и ветки, по крайней мере, изрядно похоже: причудливые такие заиндевелые наросты на длинных корявых стволах. Парень порадовался: значит, думает, тут бывает жидкая вода худо-бедно, может, как-то и жить получится. Запустил все анализаторы, которые на его планшете имелись — и вычислил, что таки да, есть биосфера. В принципе, и дышать кое-как можно.

Но поднимать шлем лаконец не спешил. В скафандре теплее. И он шёл в скафандре и думал всякие мрачные мысли.

С одной стороны, вода — хорошо. Жизнь. С другой стороны, жизнь… дело такое. Могут мимоходом сожрать — и никому ничего не докажешь.

А между тем снег вокруг задымился под ветром — явным образом начиналась буря. И какой-никакой свет с серого неба начал темнеть, то бишь ночь в этом мире наступала. Определённо требовалось где-то укрыться — а где ты тут укроешься, в диком лесу, в чужом мире, в такую-растакую паршивую погоду.

А ветер крепчал, даже идти становилось тяжело, и снег стучал в шлем, и парень начал думать, что выживать тут может оказаться гораздо неприятнее, чем было бы просто разбиться — и истории конец. Но вдруг ему померещилось в сумерках что-то вроде дома недалеко впереди. Небольшого такого. Лавиец подошёл поближе и рассмотрел что-то похожее на грузовой контейнер — металлическую штуковину такую, высотой в его рост, даже чуть больше, а длиной, пожалуй, в два роста. Форма — как у коробки для обуви. На петлях, с торца — то ли дверь, то ли крышка, приоткрыта, и снег туда наметает.

И парень, разумеется, туда забрался и задвинул эту крышку, насколько смог. И сразу стало тихо и хорошо, просто замечательно — прямо-таки жизнь веселее пошла. Он даже огонёк зажёг — аварийную лампочку от аккумулятора, пока тот тянет — и стал думать, откуда на него свалился такой подарок судьбы. И вывод делался такой, что эта штуковина — деталь его собственных крыльев, которые разваливались на лету, после того, как его ракетой приласкали. Лаконец, правда, штуковину в упор не мог признать — но откуда ещё металлическому контейнеру взяться в диком лесу? Только свалиться с неба, больше неоткуда.

Ну всё. Вдохнули-выдохнули, живы-целы — уют, поэзия.

Парень слегка расслабился, начал даже понемногу задрёмывать — и вдруг слышит: кто-то тихонечко скребётся к нему в контейнер.

Ясное дело, у любого вменяемого орла Простора в НЗ должны быть оружие и дешифратор. Но, поскольку конкретный парень был твоим, Проныра, соотечественником, он и парапсихиком был, как и ты — так что, кроме дешифратора, имел и более тонкий инструмент. Нет, он, конечно, на всякий случай спросил, кто там — но уже знал, что не ответят. Потому что уже почувствовал: маленькое, тёплое, горячую боль, крохотный разум — безобидное, попавшее в беду. И приоткрыл дверцу.

А из снежной бури к нему в укрытие заполз здешний, я так думаю, зверь. Такое мохнатое, с глазами — аж четыре штуки, два больших, пониже, два — поменьше и повыше. Кожистые крылья с перепонками, на одном запеклась кровь. А размером — ну вот, вот, приблизительно, такой. То есть, небольшой, но не совсем крохотный. Распластался на полу и смотрит.

Лаконец даже поднял прозрачное забрало шлема. Сразу, конечно, стало холоднее — зато и чувствовать намного легче. Раненая живая тварь, искала укрытие. Примитивные мыслишки-импульсы: не ешь меня, холодно, больно, буду тебя греть, хочется жить.

Видимо, местная зверюшка тоже кое-какой эмпатией обладала, потому что сообразила, что убивать и есть её не станут. Даже подползла поближе. А лаконец сначала протянул ей руку — она то ли оглядела, то ли обнюхала — а потом почесал где-то за глазами, и это, судя по всему зверюшке понравилось.

А на улице уж совсем ревёт и гудит. Лаконец попытался поплотнее закрыть дверь, но никак не получалось: наверное, примёрзло.

И вдруг в щель прямо струйкой просочились другие существа. Вот такие вот, с ладонь. Штук шесть. Представьте: пушистые, серовато-белые, маленькие, с глазками, много лапок — и лезут. Словили телепатический сигнал лаконца: мол, тут тепло и безопасно, охотиться не буду. И припёрлись. Прямо за спину ему забрались и там устроились кучей.

Парень думает: ядрёны астероиды, у них тут разума особо нет, зато эмпатия есть — ну ничего ж себе! И жить тут, видимо, можно, хотя бы охотой. Но как вот на этих охотиться, когда они так в руки лезут? Даже как-то неловко и неприятно. Одно хорошо: нормальный обитаемый мир, а погода, быть может, ещё исправится.

Пока он так размышлял, снаружи, среди всей этой завирухи, послышались довольно-таки тяжёлые шаги. Лаконец сосредоточился — а там большое, почти разумное, больное, неприкаянное и замёрзшее. И уверено, что его выгонят умирать, но решило попытать счастья. Парень только вздохнул.

И оно пропихнулось в двери. Крылатое шарахнулось и спряталось под ноги парня, мелкие так за спиной и сидели — а это кое-как разместилось впритык к его коленям. Ростом почти с лаконца. Рыжеватое и серое — клоками. Шесть когтистых лап, хищное, зубастая пасть, над ней четыре влажных глаза — гноятся, больные и несчастные. Запёкшаяся рана на боку. Воняет, прямо скажем, не райскими ароматами, паразиты какие-то прыгают по нему… Но, вы понимаете, мысленно орёт просто: не прогоняй меня, здесь тепло, я отлежусь.

Всё. Последняя стадия.

Лаконец отстегнул портативный диагност от скафандра и прицепил электроды к инопланетной зверюге. А сам думал: идиот я жалостливый. Сейчас вот помогу ему — и он меня съест. Ну да ладно, хоть соберу информацию.

Ну и собрал. Прямо-таки определил, что выжить и питаться на этой планете сможет — и из благодарности к зверюге накачал его стимуляторами и протектором регенерации. А зверюга уже основательно настроилась на волну лаконца, поняла, что её лечат, и из благодарности положила ему на ноги свою тяжеленную башку. И думала при этом: мы — родичи, с тобой тепло.

И, надо сказать, ведь действительно было тепло. Надышали. Вонюче, предположим. Но тепло. И кислородные пластинки не расходуются, и теплоподачу лаконец себе снизил до минимума.

До утра туда ещё штук пять маленьких забралось. Ещё один с крыльями, ещё белые-пушистые — и какая-то длинноногая фиговина с клювом, а на клюве — зубы. Пыталась нежно почесать этим клювом лаконца за ухом.

А лаконец думал: если чудом доберусь до дома — открою зоопарк. Кто ж знал, что у меня к этому делу талант пропадает…

К рассвету уже все спали там. И лаконец в том числе, хоть по нему и прыгали инопланетные блохи и кто-то совсем мелкий даже, кажется, слегка пробовал его на вкус. Но на рассвете парень проснулся от тревоги — аж в животе свинец разлился и мороз по спине продрал. От непонятной вибрации, почти неощутимой, но очевидной — и вдруг лаконцу стало так страшно, что он кое-как перебрался через спящего хищника и выглянул в дверную щель.

И увидел: рассвело, белёсый день стоит, а над лесом, намного, намного выше деревьев, неторопливо движется неистово громадная машина. На антигравитаторах, видимо, потому что высоченные её… ноги ли, опоры ли… не проваливаются в грунт, а как бы скользят над ним. Но деревья, попавшие в зону действия этих антигравитаторов, ломаются, как зубочистки.

Лаконец, как увидел это, оцепенел. Даже не от ужаса, а… просто осознал себя, крохотного, и зверюшек этих, лесных, как блоху в коробочке с другими блохами. И представил себе, что будет, если вот это на контейнер наступит.

Но вышло-то круче! Лаконец так и пронаблюдал завороженно, как с небес опустился невероятно огромный манипулятор-захват из стали и чего-то эластичного, словно искусственные мышцы, подхватил всю их богадельню вместе с живностью и самим парнем, легко, как микросхему со стола — и понёс под облака…

Ну, потом-то всё разъяснилось. В том мирке две сверхцивилизации выясняли отношения — и патрульный обронил в лесу чехол для манипулятора… рукавичку… И с утра за ней вернулся. Повезло лесным бедолагам, что среди них был парапсихик: патрульный-то, конечно, был не человек, не гуманоид и даже не вполне живой, но пси-поле лаконца всё-таки почувствовал. И не стал вытряхивать ту несчастную мелочь, что набилась к нему в варежку — сообразил, что с ними разумное существо…

А лаконец сейчас работает на биостанции у Сэлви-Зоотехника. Так и не вернулся в свою стаю… да и куда, со всей этой охапкой ручной инопланетной живности, которая нипочём не пожелала уходить. Впрямь, говорят, талант у него открылся договариваться… с маленьким разумом.

— А с большим? — спросил Йонлин. — С теми, патрульными?

— О них он не распространялся, — сказал Лек. — До Мейны его подбросили, но ни слова об этой странной цивилизации он никому не сказал. Хотя явно что-то знает.

— Очень интересно, на самом деле, — сказал Эвейс. — Но это же не земная сказка, раз она про лаконца!

— Ну, хорошо, — ухмыльнулся Лек. — Следующую расскажу про землянина.