Орден во всю спину 2

Глава 13

Решение Журавлёвой последовать за Хромовым в горы Урала ошеломило всех. Никто и подумать не мог, что первой, кто нарушит напряжённое молчание, окажется именно она. Тихий, но уверенный голос девушки разрезал вязкую тишину лагеря так же, как острый нож рассекал толстую корку черствого хлеба. В её словах была простая и безупречная логика: здесь слишком опасно, слишком много хищных зверей, ловушек и тайн. Но рядом со сверхом они имели хотя бы тень надежды выжить.

Воздух был густой и пах гарью от догоравших в костре сосновых веток; где-то вдалеке, за линией тёмных кряжей, ухала сова. В эту минуту каждый ощущал на себе давящий груз выбора: шагнуть ли в неизвестность вслед за Хромовым или свернуть к более безопасной, но не менее рискованной дороге в Крепость 333.

Если бы они пошли без защиты того, кто обладал нечеловеческой силой и знанием тайн этих мест, дорога могла обернуться гибелью. Даже если бы никто из них не рискнул лезть в глубины Урала, путь до Крепости всё равно был бы усеян опасностями.

Повисла короткая, но тяжёлая пауза. В темноте слышно было, как трещат сучья в костре и как у кого-то дрожит дыхание – то ли от холода, то ли от страха. И вдруг – глухой голос:

- Я с вами.

Словно камень упал в тихое озеро, эти слова вызвали волну.

- Я тоже пойду, – отозвался другой.

И вот уже словно прорвало плотину: один за другим люди начали высказываться, и постепенно стало ясно – никто не хочет оставаться в стороне. Никто из них не был дураком: каждый понимал, что идти за Хромовым – значит выбрать путь сквозь тьму, но и шанс добраться живым.

Косой наблюдал за всем этим молча, стараясь уловить интонации, взгляды, скрытые колебания. Ему казалось, что слова Ярославы – это не просто импульс осторожной девушки, а заранее обдуманное решение. В её тоне было что-то скрытое, что-то, что насторожило его. Она ведь хотела попасть изначально именно в глубины Урала….

Когда общее настроение уже качнулось в сторону похода за Хромовым, к нему тихо, почти неслышно, склонилась Любовь Синявина. Её шёпот коснулся уха, как лёгкое дуновение ветра:

- Ты тоже идёшь?

Ярослав вздрогнул. В её голосе прозвучала странная нотка – не простое любопытство, не забота. Что-то иное, почти вызывающее.

Он нахмурился, взглянул на неё, стараясь понять, к чему она клонит.

- Почему ты меня спрашиваешь? – тихо отозвался он, чувствуя, как внутри всё сильнее нарастает тревога.

Словно весь лагерь в этот миг замер, вслушиваясь в дыхание ночи и в решения, которые вот-вот будут приняты. Впереди их ждали горы, и каждый понимал – назад дороги уже не будет.

- Я пойду туда, куда решишь ты, – тихо, почти доверительно произнесла Любовь Синявина, и её голос прозвучал в ночи особенно мягко, будто тронутая ветром осенняя трава.

Косой на мгновение опешил. Его словно ударило лёгким током – неожиданность этих слов была слишком явной.

- Сестрёнка, мы ведь толком и не знакомы, – нахмурившись, отозвался он, – так зачем делаешь вид, будто мы близкие люди?

Он нарочито проигнорировал её, отвернувшись, будто стряхнул с плеча липкое ощущение чего-то чужого и навязчивого. Словно между ними в этот миг возникла невидимая, но ощутимая стена. Вместо ответа Ярослав шагнул ближе к Хромову:

- Я тоже пойду с тобой.

И как только это было сказано, небо вспыхнуло: где-то вдалеке, за туманными хребтами Урала, прорезал темень яркий свет, холодный и ослепительный, будто прорезь в небесах приоткрылась на миг. Люди вскинули головы, сердца у многих дрогнули.

Хромов чуть прищурился, взглядом отмечая всполохи.

- Отдыхать, быстро! – приказал он хрипловато, но властно. – Раз решили идти за мной – значит, слушаете только меня. На рассвете выходим. А если кто-то решит дерзить и ломать строй, – поверьте на слово, душевной добротой блистать не буду. Щадить никого не стану.

Он отправил солдат за ветками, и вскоре скрипели сучья, ломаемые грубо и торопливо. На сырой земле пахло смолой, сосновой хвоей и дымом костра. Вскоре из свежесрубленных жердей соорудили простые носилки.

Один из раненых, тот самый, кому сломали рёбра ударом ноги, ещё мог, скрипя зубами, идти сам. Но второй, проткнутый в бою тенью, валялся без сил, его едва держали на руках.

Хромов, вопреки ожиданиям многих, решил взять его с собой. Машины все оставили позади, когда неожиданно вымахал перед ними густой лес. Таскать тяжёлого мужчину в таких условиях – дополнительное бремя. И всё же он не бросил.

Люди переминались, не решаясь. Никто не хотел нагружать себя этим весом: взрослый мужчина весил чертовски много. Даже крепкие мужики косились, мол, "пусть другой попробует". Что уж говорить о женщинах – и среди них попадались такие, чей вес мог поспорить с мужским.

Ярослав прищурился. Ему было странно. Хромов – кто он? Настоящий благородный, что не бросает своих? Или умный игрок, завоёвывающий уважение и благодарность?

Раненый, с трудом шевелил губами, но глаза его блестели влажно. Он шептал снова и снова:

- Спасибо… спасибо вам, командир….

Каждое его слово было как оброненная монета в копилку Хромова. И именно в этот миг в голове Косого вспыхнула дерзкая мысль.

Когда носилки наконец связали и проверили на прочность, Хромов посмотрел на людей:

- Кто возьмёт его вместе со мной?

Тишина. Взгляды бегали по сторонам. И тут шагнул Ярослав:

- Позволь, я помогу!

Слова ударили, как гром среди ясного неба. Все разом обернулись.

- Косой, ты что, добрячком заделался? – протянул кто-то с издёвкой.

Но Ярослав отвечать не стал. Что он дурак, что ли объяснять, что так и благодарностей подкопит, так ещё и физуху будет держать в тонусе. А то ведь никто не гарантировал, что сила не сдуется, как у культуристов, переставших жрать анаболики.

Хромов на секунду замер, потом качнул головой:

- Ты должен идти впереди. Ты лучше других знаешь дикую чащу, звериные тропы и коварные овраги. А нести мужчину в придачу… ты молод, но это не детская игрушка. Не выдержишь.

- Нет! – резко выдохнул Ярослав, и в голосе его было странное упрямство. – Сегодня точно его понесу. Что бы ни случилось. И предупреждаю – каждому, кто попытается спорить со мной, тупо проломлю голову, если что!

Тишина стала оглушительной. Даже огонь в костре будто потрескивал осторожнее. Люди смотрели на него, не веря своим ушам.

- Доброе дело, говоришь? – хмыкнул кто-то. – А угрожаешь, как будто грабишь.

- Совсем башкой тронулся, – пробормотал другой.

Через полчаса, когда лагерь успокоился, носилки всё же подняли. Деревянные жерди давили на плечо, верёвки впивались в ладони. Но Ярослав шёл рядом с Хромовым, крепко держа свой конец. Он чувствовал тяжесть, но в его мускулах была странная лёгкость. Для других это был бы непосильный груз, но Косой ныне обладал силой, что превосходила обычную человеческую. И такую реально надо поддерживать, а не валяться на диване.

И он шагал, не сбиваясь с ритма, с холодным блеском в глазах, будто сам себе что-то доказывал. Когда же использовал лекарство на раненом, тот, морщась от боли, но искренне улыбнувшись, поблагодарил меня.

"Жетон благодарности +1"

Вот, пошла жара! Потом, когда мы несли его на носилках, он снова выдавил из себя:

- Спасибо тебе, брат…

И опять жетон. Прямо что бабушка прописала!

Естественно специально спрашивал его:

- Ты не проголодался? Может воды хочешь?

Раненый, тронутый моей заботой, снова пробормотал благодарность, и в голове у меня вспыхнул знакомый знак.

"Жетон благодарности +1"

И тут до меня дошло: ведь нашёл самый, что ни на есть, настоящий "божественный способ"! Короче, жизнь удалась! Можно буквально фармить благодарность, как будто это какой-то бесконечный ресурс! Стоило только чуть-чуть внимания уделить раненому, и жетоны сыпались сами собой.

За каких-то полчаса их накопилось уже восемьдесят два.

Станислав Хромов, конечно, заметил, что веду себя слишком уж нехарактерно. Он шагал впереди, но взгляд его время от времени косился на меня подозрительно. В его глазах всегда был человеком, который думает исключительно о своей шкуре. И вот теперь вдруг – заботливый, добрый, услужливый. Он хмурился, словно не верил собственным глазам.

Наверняка он перебирал в уме: какой может быть мотив? Что хочу от раненого? Что задумал? Но, как ни ломал голову, разгадки не находил. Не на того напал….

А тем временем шёл и сам удивлялся. Лес вокруг словно сгустился. Год назад был здесь, но теперь казалось, что прошла целая вечность. Густые кроны почти не пропускали света, под ногами – влажная гниль, сырой мох, корни, тянущиеся наружу, как кривые пальцы. Воздух был тяжёлый, тягучий, пах гниющими листьями и чем-то кисловатым.

То и дело болтал с раненым, чтобы подбодрить его, но глаза мои всё время скользили по сторонам. Особенно следил за тем местом, куда вчера кинул крысу. Кости остались голые, обглоданные подчистую. Значит, тут кишат падальщики. Муравьи, жуки – мелочь, но для живого человека их полчища могут оказаться смертельными.

Шли мы цепочкой. Любовь Синявина держалась рядом со Станиславом, словно тень, почти прижималась к нему плечом, бедром, будто искала защиты в его фигуре. Он же сохранял холодную сдержанность, не позволяя ей приблизиться слишком сильно.

Часто видел таких женщин в крепости: как только становилось опасно, они начинали искать "опору" – мужчину, который должен их защитить. Повадки те же самые.

А вот Журавлёва вела себя прямо противоположно. Сжимала в руках два пистолета и ни на секунду не выпускала их из прицела, будто весь мир вокруг был потенциальной угрозой. На её лице – ни намёка на желание прильнуть к чужому плечу. А жаль. Ну, да ладно. Две крайности: Любовь и Ярослава.

К полудню Станислав вдруг обернулся ко мне, глаза прищуренные, голос строгий:

- Косой, сможешь ли ты добыть еды для всех в этом лесу?

Вопрос прозвучал так, будто от моего ответа зависело не только настроение отряда, но и сама их вера в то, что мы дойдём до крепости живыми.

- Да не бог я, – буркнул Косой, отмахнувшись. – Ты серьёзно думаешь, что могу вот так взять и наколдовать еду? Ну скажу: "кабан врежется в дерево" – и что, он прямо сейчас врежется?

Не успел договорить, как в чаще, метрах в четырёхстах впереди, раздался грохот – словно молот обрушился на стволы. Секунду спустя лес огласил треск ломаемых ветвей, хриплое хрюканье и отчаянный визг.

- Да ну к чёрту…, – пробормотал кто-то из отряда.

И тут они все услышали оглушительный удар – будто туша налетела на дубовый ствол.

Все одновременно повернулись к Косому. Даже Хромов, обычно невозмутимый, покосился так, словно впервые задумался: а кто вообще этот Ярослав?

- Проверю, – коротко бросил Станислав и первым двинулся вперёд, осторожно раздвигая сучья ружейным стволом.

Когда добрались до места, перед глазами предстала нелепая картина: огромный кабан, весь серый от грязи и пыли, лежал на боку у поваленного дерева. Туша его содрогалась, ноги дёргались, но подняться он никак не мог. Рыло в крови, из ноздрей хрип. Зверюга, казалось, сама себе врагом стала.

И тут откуда-то сбоку, почти из воздуха, вынырнула тёмно-серая тень. Она прыгнула так высоко, что даже воздух завибрировал, а когда приземлилась – с гулким ударом врезала кабану по черепу. Тот только всхрапнул и затих, повалившись без движения.

Но никто даже не посмотрел на тень – все глаза были прикованы к Косому.

- Ха-ха! – первым разрядил тишину Людвиг Булавкин. – Ну ты даёшь, Ярослав! Слово в слово! Видать, пророческий дар у тебя, братец. А главное – теперь у нас будет обед. Свежая дичина, да ещё какая!

Смех и довольное оживление пронеслись по отряду. Улыбки, шутки – даже самый мрачный сейчас радовался предстоящей трапезе. Лес стоял сырым, гулким, в нём не было ничего праздничного, но мысль о жареном кабаньем мясе вмиг скрасила тяжёлую дорогу.

Только Косой не разделял этого веселья. Он, нахмурившись, обернулся в сторону города. Где-то там, далеко, должен быть Проныра. И Ярослав знал: это всё его рук дело. Лёха снова загадал желание, снова вмешался в то, что не стоило трогать. И наверняка сейчас корчится от боли – от той страшной расплаты, которая всегда шла следом. Удача, конечно страшная штука, но сам Ярослав не хотел бы сейчас быть на его месте.

"Упрямец, – подумал Косой, сжимая кулаки. – Когда ж ты поймёшь, что за каждую мелочь тебе приходится платить втройне?"

Он молча выдохнул, сдерживая раздражение и страх. Решил про себя: впредь лучше держать язык за зубами. Чем удачливее становились его невольные предсказания, тем опаснее это было для Проныры. Так ведь и убить этого дебила можно.

В груди скребло неприятное чувство – тоска и злость вперемешку. Всё, чего ему хотелось в этот момент, – вернуться в город и убедиться, что этот придурок жив.

Ночью в самую гущу леса никто так и не решился сунуться: слишком уж давящая была там тьма, слишком густо шептались в ней чужие, чуждые звуки. Лес казался живым и враждебным. Но вот уже целое утро прошло, и отряд так и не наткнулся ни на зверя, ни на западню.

Единственное, что успело напугать – кабан, да и тот с грохотом сам впечатался в дерево, словно дурень.

Ярослав Косой всё это время шёл настороже: внимательно вглядывался в землю, искал хоть какие-то следы крупного зверья – помёт, тропу, ободранную кору. Но всё было подозрительно чисто. Ни костей, ни рыбьих скелетов, что раньше валялись у воды – словно лес проглатывал всё живое, не оставляя ни крошки.

От этой мысли Ярославу становилось неспокойно: в природе так не бывает.

Наконец они вышли на крошечную поляну, где солнечные пятна робко пробивались сквозь верхушки сосен. Здесь решили остановиться и развести костёр. Все были измотаны: прошлую ночь глаз не сомкнули, а сегодня сил не осталось вовсе. Хотелось хоть на пару часов завалиться спать.

Хромов, не раздумывая, достал штык и принялся разделывать кабана. Мясо было жирным, мясистым, и, стоило вонзиться стали, как в воздух хлынул тяжёлый, сладковатый запах крови. Он будто мгновенно пропитал всё вокруг, смешавшись с влажным духом леса.

- Станислав, – негромко сказал Косой, – не рассчитывай оставить мясо на завтра. Здесь пустошь. И если запах крови потянется ночью – не мы найдём еду, а еда найдёт нас первой.

Он ткнул сапогом в землю у самого костра. Там уже копошилось целое войско чёрных муравьёв. Сотни блестящих телец, каждый размером с подушечку пальца. Толстые жвалы с хрустом перерезали траву, и всё их движение было страшно упорным, целеустремлённым.

- Днём они лишь идут по следу, – продолжил Ярослав. – Но, если к ночи останется хоть намёк на кровь, вы сами станете их добычей. И поверьте, муравьиная кислота жжёт так, что смерть покажется медленным облегчением.

Хромов резко втянул носом воздух, огляделся и коротко кивнул. В его взгляде мелькнуло понимание – и тревога.

- Понял, спасибо за напоминание.

"Жетон благодарности +1"

Лес снова словно прислушивался к ним. Где-то вдали капнула вода, словно бы напомнить о том, что они здесь не хозяева.

Полянка наполнилась запахом копчёного сала и дыма, резала нос жирная струя жарящейся свинины. Народ навалился на мясо так, будто неделями не видел горячей еды: трескались косточки, хрустела поджаренная корочка, пальцы скользили от сала, а губы блестели жиром. Наконец, все, кто ещё держался на ногах, привалились ближе к костру, обессиленные, но сытые.

Ярослав Косой сидел чуть поодаль, лениво обгладывая ребро кабана, и думал о своём. Вдруг к нему опустилась лёгкая тень: Любовь Синявина тихо присела рядом, подогнув под себя ноги.

Она посмотрела в огонь, будто во сне, и сказала тем голосом, в котором слышалась какая-то детская наивность:

- Знаешь, Ярослав…. Мне кажется, в пустоши можно было бы жить интересно. Даже… романтично.

Косой едва не поперхнулся куском. Он откинул кость в сторону и покачал головой:

- Романтично? Здесь? Знаешь, это не прогулка у озера. Тут речь идёт только о том, как дожить до утра. Всё остальное – пустые слова.

Он сказал это резче, чем хотел, но и правда – в его ушах слово "романтика" звучало чуждо. В пустошах романтикой было только то, что тебя не сожрали во сне.

Он поднял взгляд на Синявину и впервые заметил, как разительно различается их восприятие мира. Она – человек крепости, ухоженная, с глазами, в которых отражался привычный уют безопасных стен. А он – беженец, привыкший жить между страхом и голодом, где каждый день мог стать последним.

Но Любовь будто и не услышала его отповедь. Наклонив голову, она улыбнулась и почти шёпотом произнесла:

- А ещё… ты очень обаятельный.

Ярослав нахмурился, будто услышал бред. С чего вдруг такие слова? Особенно после того, как Хромов недавно упёрся в стену с её ухаживаниями. Она пришла сюда теперь – к нему?

Он сделал вид, что ничего не услышал, глядя в костёр, но Синявина не отодвинулась. Сидела, согреваясь у его плеча, словно бы случайно, но слишком уж намеренно.

В её глазах теплился совсем другой расчёт. Она всё просчитала: рядом с Косым ей будет спокойнее. Он не просто так держал людей на себе и умудрялся тащить чужое тело на руках, да ещё при этом уходить от погони. Даже Хромов вряд ли бы так смог. Значит, в этом пареньке есть что-то большее, чем он сам старается показать.

Она рассуждала трезво: мужчины в её возрасте часто действуют сгоряча, импульсивно. А уж если чуть подлить масла в огонь, дать им почувствовать себя нужными – они сами будут таскать тебя на руках и в воду, и в огонь. Да что там, в крепости такие игры между девицами и юнцами были обыденностью. Там нередко случалось, что кто-то использовал другого ради еды, защиты или простого тепла.

И в целом она была права. Если бы Ярослав не был так осторожен, жизнь научила, и разумен, в основном, то он бы уже давно бы начал кружить круги с мыслями, как напялить Синявину на то, на что её можно напялить. Будем говорить откровенно, ведь она была не просто привлекательна, а учитывая ухоженность и косметику, вообще заоблачно красива в сравнении с привычными ему девушками. Но это и настораживало. В общем, всё непонятное лучше обходить стороной. И вряд ли она так уж сильно лучше делает минет чем более доступные её товарки. Только вот с ними договориться об этом явно проще.

Для неё это было естественно: искать рядом плечо, за которое можно зацепиться. Она даже не думала скрывать, что готова позволить Косому "воспользоваться ею", если это укрепит её собственные шансы выжить. Только вот у него в голове было сейчас другое. Вот если бы она стала искренне благодарить, да почаще, вот тогда бы шансов у неё было куда больше. Но она этого не знала.

Да и к Хромову у неё раньше были попытки интереса – она не раз подходила к нему ещё до выхода в экспедицию, заговаривала с ним, пыталась вцепиться в его внимание. Но Хромов был холоден, отталкивал её короткими фразами, словно боялся даже лишнего взгляда.

Теперь же она решила сменить цель. И от того, примет ли Косой её игру или отвергнет, казалось, мог зависеть её завтрашний день.

В её глазах он выглядел человеком упрямым, с жёстким внутренним стержнем – таким, что не согнёшь ни лаской, ни угрозой. Косой хорошо понимал, чего хочет, и если вдруг возникала опасность, то, пожалуй, первым делом оттолкнул бы её в сторону, бросил бы на произвол судьбы, лишь бы самому не увязнуть.

А вот Людвиг Булавкин… Тут и говорить нечего – жалкая тень мужчины. Вечно суетящийся, с завистливыми глазами и вечным нытьём. Полезности от него было не больше, чем от дырявого ведра.

Любовь Синявина смотрела на Косого с холодной самоуверенностью. "Как такой беженец, – думала она, – что вырос среди грязи и голода, не знавший света крепостных улиц, может устоять перед моими чарами?" В её глазах он был дикарём, который ещё только учится понимать, как устроен мир. А значит, и подчинить его себе будет легко.

Вместе с Булавкиным они держались надменно, каждый раз, когда сталкивались с людьми вроде Косого. Для них беженцы были чем-то вроде дешёвого товара на рынке: рабочие руки, телега с мясом, вещь, которой можно воспользоваться и выбросить. Не люди – так, аксессуары.

Но Ярослав вдруг ровным, спокойным голосом, будто отрезал ножом:

- Женщина. Держись от меня подальше.

Её передёрнуло, и раздражение обожгло щеки. Решив, что прямота – лучший выход, Любовь натянула улыбку и, склонив голову набок, мягко произнесла:

- Может, это всё недоразумение? На самом деле я….

Косой нахмурился, недоумённо перебил:

- Что с тобой?

Синявина наклонилась ближе, так, что тонкая ткань её рукава почти коснулась его запястья. Она скользнула к нему всем телом, будто хотела доверить тайну, дыхание её было тёплым, пахло лёгким цветочным духом.

И почти шёпотом, но с чётким акцентом она сказала:

- Ты мне нравишься.

Сначала на лице Косого отразилось непонимание, но мгновение спустя глаза его полыхнули гневом. Он резко отодвинулся, голос сорвался на резкий окрик:

- Следи за языком!

Любовь отпрянула, остолбенев, словно её ударили.

Пффф! – раздалось сбоку. Журавлёва, которая в этот момент делала глоток из фляги, не удержалась и выплюнула воду прямо себе на колени. Она поняла, что выдала себя, и поспешно уткнулась обратно, делая вид, будто ничего не слышала.

А Синявина, покраснев, сидела, не веря в услышанное. Она ожидала чего угодно – неловкой паузы, мужского хмыканья, может быть, даже тихого согласия. Но такой яростной отповеди? Разве нормальный человек так себя ведёт?!

"Да он же с ума сошёл!" – мелькнуло в её голове.

И впервые за всё время она усомнилась: а не сделала ли чудовищную ошибку, решив играть с этим парнем?

Чего она не знала, так это того, что Косой уже слишком много раз видел подобные сцены в подоле, чтобы хоть как-то поддаться её дешевым уловкам. Такими умными, как она хоть пруд пруди в его мире. Там, среди трущоб и рынков, он наблюдал за тем, как женщины лезут на шею любому, у кого за плечами добыча или оружие, а ещё лучше – мешочек с монетами. С тех пор как Ярослав научился охотиться и приносить домой мясо, ему приходилось сталкиваться с таким интересом к себе чаще, чем хотелось бы. Иногда он им пользовался, но чаще просто сам был голодный и не до жиру было. Вот почему Проныра с самого начала держал ухо востро с Юдиной – знал, что за ласковой улыбкой может скрываться острый крючок. Чего он не знал, так то, что Косой уже опробовал её ротик и ему он на удивление не понравился, так что в этом смысле там ничего такого не могло быть.

Любовь Синявина всё ещё была уверена, что перед ней стоит парень неопытный, необстрелянный, легко ведомый на женские уловки. Но реальность была иной: Косой видел так много всяких уловок и испробовал любого вида секса, что, узнай она всё это, её бы мороз пробрал до костей.

Ярослав ухмыльнулся про себя. Ему и в голову бы не пришло желать такую женщину, как Синявина, даже если бы она сама прыгнула к нему в постель. На кой чёрт ему такая обуза? Только лишнюю еду на неё переводить. Он лучше собаку бы прокормил – та хотя бы верная.

Когда-то он думал, что люди в крепости умнее. Всё-таки учитель не раз упоминал, что там хранятся книги – десятки, сотни, целые библиотеки. Косой искренне верил: чем больше человек читает, тем мудрее он должен быть. Но, наблюдая за тем, как ведут себя Людвиг Булавкин и Любовь Синявина, он понял – глупость в крепости ничуть не реже, чем за её стенами.

Конечно, там встречались и умные головы – взять хотя бы Валентина Бастона или Станислава Хромова. Эти двое знали своё дело, держались твёрдо, без лишнего бахвальства.

Когда Любовь Синявина наконец справилась с собой и сбросила показное обаяние, она, помедлив, произнесла, стараясь вложить в голос уверенность:

- Если ты поможешь мне выбраться отсюда живой, я смогу выбить три места в крепости, когда мы вернёмся в Крепость 334.

Она чуть наклонила голову, словно хотела подчеркнуть вес своих слов. Но Ярослав лишь встал, стряхнул с колен налипшую траву и, не удостоив её долгим взглядом, буркнул:

- Кого ты пытаешься надуть? Слушаешь тебя – так будто ты сама распоряжаешься крепостью.

Он отвернулся, оставив её с кислым лицом и злостью на губах. Косой был вовсе не дурак. Он ясно ощущал: если бы у него оказался тот самый свиток дублирования навыков, которым он пользовался прежде, то с неё удалось бы скопировать только одно умение – выдающийся талант к хвастовству. А один уже такой ему попадался.

И в его случае это было бы совершенно бесполезно.