Орден во всю спину 2

Глава 7

Как только Людвиг Булавкин понял, что дороги назад уже нет, он с холодной усмешкой обронил, обращаясь к Косому:

- Сидеть будешь один в кузове пикапа. А ты, приказал он второму солдату – в кабину. – Он чуть прищурился, явно смакуя момент. – Раз уж ты у нас такой умник и говоришь, что идём верным путём – вот и посиди, погрейся на сквозняке. Может, сам первым опасность и встретишь.

Ему было плевать, что Ярослав останется там один на один с тушёнкой и галетами. Тут уже не до выпендривания – каждый думал только о том, как бы выжить, а не о том, кто что сожрёт на халяву.

Ярослав не удостоил его ни взглядом. Молча подошёл к лежащему на земле умершему солдату, чтобы осмотреть его. Осторожно убрал его руку с шеи – и тут же заметил, как под кожей некрасиво торчит длинное, тёмное жало.

Шершень. Чёртов шершень!

Он тихо, прикрываясь спиной от ближайшего солдата, вытащил жало, спрятав его в ладони. Не хватало ещё, чтобы все узнали, от чего умер солдат. Атмосфера в отряде и без того накалялась с каждой минутой. А для "гида" иногда было даже полезно, чтобы люди начали хоть немного бояться этих мест. Бояться — значит внимательнее глядеть по сторонам.

Ярослав никогда не считал себя благородным человеком и уж точно никому ничем не был обязан. Главное – его собственная шкура.

И всё же он вздохнул с облегчением: пока в дикой местности на людей нападают не призрачные чудовища, а вполне материальные твари, вроде шершней, – жить можно. Хотя и это его, признаться, поразило.

Он мысленно восстановил картину. Вероятно, шершень залетел в машину ещё раньше и спокойно устроился где-то в кузове. Когда солдат полез в салон, задел насекомое, и тот – моментально ужалил.

Но почему смерть наступила так быстро? Опухоль на шее, конечно, могла перекрыть дыхание, но всё же человеку потребовалось бы хотя бы пару минут, чтобы задохнуться. Здесь же всё выглядело так, будто яд сработал мгновенно.

Ярослав вспомнил, как ему рассказывали, как в юности сам получил укус шершня. Лицо тогда разнесло так, что мать, тогда ещё живая, правда оно её не застал, едва узнала, и несколько дней было больно глотать. Но о смерти речи даже не шло.

Видимо, эти пустоши действительно меняются. Насекомые тоже. Всё становится злее, опаснее, быстрее.

И всё-таки эта странная земля манила. Хотелось шаг за шагом вскрыть её тайны, увидеть то, что скрывается за горизонтом. Но где-то глубоко внутри Ярослав понимал: слишком сильное любопытство здесь – короткая дорога к могиле.

Тень смерти, тяжелая и вязкая, как осенний туман, нависла над всей колонной. Даже ветер, казалось, притих, опасаясь потревожить мертвую тишину. Только один человек выглядел так, будто всё это его не касалось, – Косой. Он сидел прямо, без суеты, словно смерть рядом была для него не врагом, а давней знакомой.

***

Станислав вернулся к телу и внимательно осмотрел шею. Никаких рваных ран, только маленькая красная точка, почти незаметная. Ярослав, наблюдавший за всеми, заметил, как Ярослава Журавлёва – худенькая, но цепкая, как степная лиса, – на секунду нахмурилась, бросив "случайный" взгляд на шею покойника.

Только Косой понял, что это за след. Шершень. Но не обычный – выродок, выросший в пустошах, сильный, как ядовитая пуля.

- Что будем делать с телом? - спросил кто-то сзади, тоном, в котором сквозила безнадёжность. – Мы же не можем просто бросить его здесь….

- А что ещё остаётся? – буркнул Булавкин. – Хоронить тут – время терять. А в этом проклятом месте каждая лишняя минута может стоить жизни.

- Погрузите в кузов, – вмешалась Любовь Синявина. – Отъедем подальше, найдём место и похороним.

Она говорила холодно, но в её глазах мелькнула тень тревоги: если о случившемся прознают в крепости, её авторитету придёт конец.

Булавкин кивнул.

- Косой, тащи его в кузов и сиди там.

Ярослав пожал плечами. Ему-то всё равно. Но зато повод образуется помянуть жушу раба божьего, как его там. В общем, неважно, важна лишь тушёнка! Ещё с той вылазки, когда он потерял последние галеты, он мечтал снова ими поживиться, а тут ещё и свинина – и вот, наконец, случай. Труп его не смущал: он видел и похуже, когда волки рвали людей на фабрике.

Смерть пугала горожан, но для Ярослава она была всего лишь финальной точкой, не более.

Конвой снова тронулся. Косой сидел в кузове рядом с безжизненным телом, жевал тушёнку, закусывал галетами, запивая водой из бутылки, и, глядя на бледное лицо, тихо бормотал:

- Ну и зачем вы сюда попёрлись? Ни толку, ни проку. Вот ты теперь тут лежишь….

Он смолк на секунду, потом, с прищуром, будто споря с невидимым собеседником, продолжил:

- В крепости у вас и музыка, и артисты, и свинину туда возят… а мы тут, в пустошах, от голода подыхаем, не то что свинину – крошки не видим.

Косому было откровенно скучно. Делать было решительно нечего, да и мысли шли вразнобой, будто ветер гонял их по чердаку. А вот двое товарищей, что сидели впереди, судя по лицам, от скуки не страдали.

По дороге они уловили тихий, почти шёпотный голос Ярослава. Водитель, хмурясь, почувствовал лёгкое онемение в висках и наклонился к напарнику:

- Слушай… с кем это он там трещит? – спросил он, слегка понижая голос.

- Понятия не имею. Может, сам с собой…, – тот пожал плечами, но в его тоне слышалась тень настороженности.

- А тебе не кажется, что у него с головой… ну, что-то не то? – водитель выразительно покрутил пальцем у виска.

К вечеру конвой так и не нашёл удобного места для лагеря. Пришлось довольствоваться небольшой поляной, кое-как расчищенной от бурьяна и сухих веток. Настроение у всех было мрачным: после сегодняшних событий никому не хотелось ни болтать, ни тем более хвастаться. Разговоры затихли, и стоянка напоминала больше ночёвку в тени кладбища, чем привал живых людей.

Наутро Ярослав поднялся раньше всех, сладко потянулся и огляделся. За едой ночью он так и не пошёл – всё равно вчера вдоволь наелся тушёнки. Да и шоколад, что ещё оставался в кузове пикапа, уже перекочевал к Людвигу Булавкину – тот, словно опытный кот, умел чуять сладкое на расстоянии. Правда, коробка в его машину не влезла, и Булавкин весь день таскал её на коленях, прижимая, будто фамильное сокровище.

Косой уже наметил план на день: завтракать не обязательно, можно дождаться отправки конвоя, а там, устроившись в кузове, потихоньку перекусить всем, что подворачивается под руку.

Но мирно жевать ему не пришлось – вдруг снаружи раздался взволнованный крик. Ярослав резко повернул голову в сторону пикапа. Один из солдат, побледнев, заорал:

- Где тело?! Кто-нибудь видел его?!

Весь лагерь замер.

- Как это – где? Оно же в пикапе! – послышался чей-то неуверенный голос.

- Нет, – солдат уже почти сорвался на визг, – его там нет!

У Ярослава внутри будто кто-то сжал голову тисками – знакомая пульсирующая боль отдалась в висках.

Что за чертовщина? Труп, уложенный в грузовой отсек, не мог просто так испариться. Средний мужик весит килограммов восемьдесят, а значит, унести его тайком – та ещё задачка, особенно при такой толпе.

Как никто не услышал возни, скрипа или шагов? Кто мог забрать тело Хромова?

И тут в памяти Косого всплыл странный эпизод: объедки рыбы и кучка костей, что он недавно выкинул за лагерь, тоже исчезли. Тогда он не придал этому значения, но теперь… всё это начинало складываться в жуткую картину.

В тот раз Ярославу Косому казалось, что ту пропажу устроили муравьи. Ну, мало ли – мелкая живность в этих глухих местах способна на всякое. Но сейчас… нет, не верилось. Никакие муравьи, даже если бы собрались тут целыми полчищами, не смогли бы утащить за одну ночь взрослого мужика весом под сотню кило. Это было не просто невероятно – это было откровенно жутко.

Ярослав нахмурился, напряжённо вглядываясь в кусты, в тёмную глубину леса, словно там мог мелькнуть ответ:

- Кто, чёрт побери, мог такое сотворить?..

Людвиг Булавкин заметно побледнел. Он вздрогнул, косо глянув на Станислава Хромова, и дрожащим голосом пробормотал:

- Станислав… может, ну его к чёрту? Вернёмся в крепость. Мне это всё уже не нравится. Лес какой-то… недобрый.

Хромов, сжимая в руке пистолет так, что побелели костяшки пальцев, повёл стволом по сторонам, медленно, осторожно, будто боялся спугнуть что-то, что уже могло быть рядом.

- Думаешь, я не боюсь? – тихо, но твёрдо сказал он. – Боюсь, ещё как. Но назад мы не пойдём, пока не выполним задачу. С этого момента мы – не военные и не охрана, а обычные беженцы. И если сорвём миссию – нам никто не позволит вернуться в крепость.

- Но этот лес… он же мёртвый, чёрт его побери! – почти взвыл Людвиг, срываясь на фальцет. – Тут даже птицы не поют…

- Все по машинам! – рявкнул Хромов так, что эхо ушло в чащу, а где-то в ответ хрустнула ветка. – Убираемся отсюда немедленно!

С того самого момента Ярослав не выпускал из руки свой костяной нож. Лёгкий, тёплый от ладони, он стал продолжением руки. Зрение словно обострилось: он видел, как в нескольких шагах по сухим листьям ползёт жук, слышал, как на дереве тихо шуршит белка. Любой звук, любое движение в стороне заставляло сердце колотиться, а мышцы – невольно напрягаться.

И хотя солнце уже поднималось над горизонтом, лес вокруг всё так же оставался холодным, влажным и враждебным.

Почему пропал труп? И куда, к чёрту, делось тело? Эти два вопроса гудели в голове у каждого, как назойливый комар, мешая думать и дышать.

Косой тоже всё не мог отделаться от тяжёлых мыслей. Если какая-то тварь способна утащить взрослого мужика, да ещё так, что и следов не осталось, то что ей мешало сделать то же самое с живыми? Ну серьёзно – могло бы прийти, пока все спят, и перетаскать их по одному, как мешки с картошкой.

Но нет. Что-то здесь было не так, и Ярослав это нутром чуял.

Все уже сидели в машинах, за исключением него самого – он устроился в кузове пикапа. Когда они только приехали сюда, колонна выглядела совсем иначе: окна опущены, кто-то напевал что-то под нос, кто-то ржал над глупыми шутками, ветер гнал в салон запах хвои и смолы. Живые, громкие, уверенные.

Теперь же – тишина. Окна задраены наглухо, словно от этого можно было спрятаться от чего-то, что бродит в лесу. Каждый верил, что стекло – это хоть какая-то защита от той дряни, что могла шастать в этих местах.

Пикап тряхнуло на ухабе, и Ярослав, привалившись к борту, проводил взглядом, как лес медленно растворяется за спиной. Ветки шевелились, листья колыхались, и в этих тихих движениях чудилось что-то хищное, притаившееся. Даже ему, привычному к дикости, стало не по себе.

Но что он мог сделать? Лишь полез в карман, достал смятый пакет с галетами и начал хрустеть ими, стараясь заглушить тревогу. Так он делал всегда: как только в голову лезли чёрные мысли – перекус, и вроде, как становится полегче. С тушёнкой всё было ещё лучше, но ели нет туалетной, будем пользовать гербовую.

Хотя, если быть честным, он не верил, что сидеть в салоне внедорожника было безопаснее, чем в кузове. Зато здесь он мог оглядеться по сторонам, держать костяной нож под рукой и, если что, соскочить и метнуться в сторону. После всего, что с ним случилось в последнее время, он был уверен в одном – в случае беды у него хотя бы будет шанс.

Никто в колонне и близко не мог угнаться за ним – разве что, может быть, Журавлёва, да и то спорно. Про её выносливость никто толком ничего не знал.

Косой, впрочем, никогда не строил иллюзий насчёт героизма. Если запахнет жареным – спасать кого-то ещё? Да он что, дурак? Пусть каждый за себя выкарабкивается.

Тем более, в качестве их "гида" его не только держали на голодном пайке, но и выставили сидеть в кузове пикапа, словно лишний груз. То, что это позволяло жрать от пуза, не считается. Потому что всё сам, всё сам. Ещё им повезло, что он до сих пор не пустил в ход свои мелкие, но весьма болезненные способы отомстить.

Машины мчались по пустоши так, будто за ними вот-вот выскочит из-за сопки трёхголовый чудовище. Людвиг Булавкин, устроившись на переднем сиденье, всё ещё уговаривал Станислава Хромова, едва те успели отъехать:

- Станислав, ну вернёмся в крепость, всё толком объясним, а? Не думаю, что твой командир настолько черствый, чтобы выкинуть тебя на мороз без разбора.

Но Хромов молчал, словно проглотил язык. Он прекрасно понимал – в его случае всё совсем не так просто. С другими, может, и обошлись бы помягче, но он и Валентин Бастон давно перешли дорогу своим начальникам. И теперь оказались в положении людей, которых выдавливают из обоймы.

Косой это заметил ещё раньше. В частной армии, где служили Бастон и Хромов, подобных "ссыльных" было немало. Когда провалилась прошлогодняя вылазка, первым под раздачу попал Бастон. Потом, когда он и Любовь Синявина настояли на его замене, в командировку отправили Хромова. Система работала просто: любимчики остаются в крепости, пьют кофе, крутят романы и играют в карты. А те, кто лишний, – топают в пустоши на самые безнадёжные задания. Кому охота покидать тёплую койку и нестись в бой посреди ночи? Только тем, кому деваться некуда.

До Катаклизма у солдат было что-то вроде воинской чести. Теперь же Косой смотрел на этих наёмников и понимал – их мораль гнилая, будто старое яблоко. И Хромов с Бастоном в этой гнили выглядели чужаками. Их начальство уже придавило их по какой-то серьёзной причине. Если и эта миссия с треском провалится – назад дороги не будет.

И всё же Косой сомневался. Он бросил взгляд на Ярославу Журавлёву, шагавшую рядом, и тихо спросил:

- Ты уверена, что эти солдаты вообще чего-то стоят? На них ведь держится защита крепости, а такое чувство, что при первой опасности они бросят всё и разбегутся.

Журавлёва посмотрела на него прищуром и сказала фразу, которая сбила его с толку:

- Войска Консорциума – это войска Консорциума. Войска крепости – это войска крепости. Консорциуму ни к чему, чтобы крепость имела под рукой сильную армию.

Ярослава будто кипятком ошпарили. Получалось, эти люди подчинялись не крепости, а совсем другим хозяевам?

Он вспомнил Хромова – тот был явно хитрее и холоднее, чем прочие. Ни разу за весь путь он не позволил себе расслабиться: не курил, не валялся без дела, держал выправку, будто на плацу.

А что до "изгнанников"…. Косой знал двоих. Один – Бастон, другой – Хромов. И если про Хромова можно было только догадываться, то Бастон уже успел проявить своё истинное лицо, когда обыскивал Косого в городе: дотошный, цепкий, презирающий своих сослуживцев. Наёмники для него – как грязь под сапогом.

- Почему же крепость так рвётся к тем допотопным руинам, что прячутся на Урале? – думал Ярослав. – Неужели то, что сегодня на нас свалилось, может поджидать и там?

Станислав Хромов резко прервал мои мысли. Его голос прозвучал, как удар лопаты о мерзлую землю:

- С этого момента командование всеми военными действиями беру на себя. И ещё…, – он смерил нас взглядом, от которого у любого задрожали бы коленки. – Ни один из вас не имеет права задавать мне вопросы о моих планах.

Людвиг Булавкин приоткрыл рот, будто хотел что-то возразить, но слова так и застряли у него в горле. Он только кивнул, поняв, что Хромов настроен предельно серьёзно.

К полудню мы сделали передышку в месте, которое местные называли Радужные скалы. Мысли почему они так называются у Косого были… но к нынешней реальности это не относилось. Глядя на скалы, трудно было не задержать дыхание: целые гряды камня, сложенные из пластов всех мыслимых цветов – от багряного до почти изумрудного, тянулись вдоль дороги. Их рождала сама земля, когда миллионы лет назад плиты коры сталкивались и сминались в складки, выжимая эту каменную радугу наружу.

Когда-то, много лет назад, сюда уже приходили люди из частной армии, охотившиеся на диких зверей, что кишели в здешних лесах. Они-то и придумали это имя – Радужные. Но это только предположение.

Людвиг, вытирая со лба пот, привалился плечом к одной из тёплых на солнце глыб и спросил, глядя на север:

- Зима ведь на носу, а чем дальше идём, тем теплее. Это что за чёрт?

Ярослав, устроившись рядом на камне, невольно срыгнул после сухого пайка, и только потом ответил:

- Дальше по Уралу есть несколько вулканов. Не потухших, а вполне живых. Так что здешнее тепло – оттуда.

Некоторые переглянулись, кто-то присвистнул. Вид у них был такой, словно рассказал сказку про драконов. Мало кто из этих людей бывал в здешних краях. Для большинства вулканы – это что-то из школьного учебника: древние, окаменевшие, без огня и дыма. А тут, оказывается, в сердце гор скрывается огненное нутро земли.

Только Хромов остался невозмутим. Он уже знал про вулканы – ему перед вылазкой достался подробный инструктаж от частной армии. Более того, он слышал, что солдаты этой армии тоже бывали в этих местах.

Но его не отпускала одна мысль: как можно было так бездарно работать? Эти люди вычистили Урал от зверья, а карты нормальной так и не составили. Ни одна из крепостей до сих пор не имеет точного плана здешних гор. Всё наугад, вслепую, словно мы ходим не по земле, а по спине дремлющего зверя, который в любой момент может проснуться.

Людвиг Булавкин подошёл к пикапу, чтобы раздать всем пайки. Но, заглянув в коробку, едва не упал в обморок – половина ящика тушёнки уже куда-то испарилась. Лицо его побледнело, руки затряслись.

- Ярослав! – голос у него предательски дрогнул. – Да что ж ты опять столько тушёнки-то сожрал?! Куда в тебя столько только входит?

Косой только откинулся на борт машины, громко и с чувством отрыгнул, а затем с товарищеской наглостью похлопал Людвига по груди:

- А что такого? Нервы успокоить надо. Я ж один в кузове сижу, мне страшно!

И тут с севера протянулся вой – тягучий, будто кто-то вцепился когтями в воздух и начал его рвать. Звук был настолько жутким, что солдаты, как по команде, взвели затворы и вскинули автоматы, направив стволы в сторону главной дороги.

- Давай быстрее! – крикнул Ярослав, не теряя аппетита. – Ещё галет! Мне ж теперь вдвойне нервы успокаивать надо!

Людвиг только беззвучно раскрыл рот, не находя слов.

Любовь Синявина прищурилась и посмотрела прямо на Косого:

- Ты ведь знаешь, что это за звук, верно?

Станислав Хромов уже направил на него пистолет:

- Давай без игр. Говори всё, что знаешь.

Ярослав лишь приподнял брови и, будто нехотя, ответил:

- Это звук из Воющего Каньона. Тут рядом огромный разлом, ведущий прямо в горы Урала. Когда ветер прорывается сквозь его узкие проходы, он начинает завывать так, что кровь стынет. Тут опасности нет, просто природа играет на своих флейтах.

От облегчения у всех будто плечи опустились. Теперь они поняли, что толк от опытного проводника есть не только тогда, когда нужно дорогу показать, но и в моменты, когда страх сжимает горло.

Странно, но осознавать ценность Косого они начинали только тогда, когда реально боялись. А когда страх отпускал – снова ворчали.

Изначально план был дойти до каньона за три–пять дней. Но вой, словно невидимый хлыст, гнал колонну вперёд. Если фортуна не подкинет новых сюрпризов, они будут там уже к вечеру.

Учитель как-то говорил, что сильнее всего людей мотивирует страх смерти.

Вот и сейчас: ели – чтобы не умереть, шли – чтобы выжить, сражались – потому что другого выхода не было.

А теперь, зажатые в каменных лапах горного хребта, они словно сами оказались на грани пропасти. Каждое дуновение ветра, каждый шорох заставлял сердце биться быстрее. Страх стал их топливом, а адреналин – стальным обручем, не дающим разуму расползтись в панике.