Осколки мира. Том 1. Отшельник

Глава 10 Пустыня грешников

Остаток дня мы шли по пустоши, сторонясь выходов из чужих убежищ. При этом на закате все равно умудрились натолкнуться на какую-то группу вольников: те вдруг вышли из-за валуна в паре сотен метров от нас и опасливо остановились, поглядывая в нашу сторону.

Их было четверо. Нас — всего двое.

Мы тоже остановились.

— У нас все плохо или все хорошо? — спросил я Егора, который сморщился, как шарпей, пытаясь разглядеть людей, залитых слепящим оранжевым солнцем.

— Это мужики Крота, — сказал он, наконец, приветственно поднимая правую руку. — Ко мне соваться не станут.

В ответ на жест Егора один из вольников тоже поднял руку, и группа двинулась прочь, время от времени оборачиваясь на нас.

— Что, наслышаны о твоей крутости? — в полушутку поинтересовался я.

— Нет, — угрюмо отозвался Егор. — О том, что у меня брать нечего. И мы отправились дальше.

— Что, совсем не везет в поисках? — спросил я, перемешивая ботинками песок.

— Неудачный год.

— А до этого?

— А до этого был еще один неудачный год.

— Ну а еще раньше?

— Я чего-то не понял, ты подокапываться, что ли, решил от нехер делать? — уже раздраженно ругнулся на меня Егор.

— Еще скажи — ограбить, — буркнул я.

— Нет, ну а что ты хочешь услышать? Как я лопатой аполлоний загребал, в промежутках между стиркой единственных штанов и латанием ботинок?

— Да просто интересно, как тут люди выживают, как добывают ресурсы всякие, — пояснил я, пропуская мимо ушей недовольство Егора. — Как вообще все это работает. А не сколько у тебя штанов и чем ты их здесь стираешь! Хотя, кстати… И правда, чем? — спросил я, мысленно прикидывая, что воды-то в пустоши нет.

Егор шумно выдохнул.

— Знаешь, когда я подобрал Эмку… То очень радовался, что вселенная вручила мне в руки самого ненавязчивого и молчаливого ребенка в мире. Но, видимо, эта самая, сука, вселенная просто знала, что чуть позже она мне охрененно отомстит, подбросив тебя с твоими расспросами. Хочешь знать, как тут все работает? Сейчас расскажу. Вот, например, есть у нас легенда пустоши, мутный хрен по прозвищу Беляк. Некоторые, правда, утверждают, что это у него фамилия такая, но не суть. Слышал даже байку, что с ним прямой контракт какая-то корпорация заключила — врут, конечно, но глаза Минервы он просто лопатой гребет. Как находит, куда деньги девает — не понятно. Будто душу дьяволу продал.

— Осуждаешь? — хмыкнул я.

— Завидую. Я бы тоже не прочь так вот душу продать, да только че-то не предлагает никто, — усмехнулся Егор. — Еще есть у нас парень по имени Крот. Заэпической удачей не блещет, но всегда имеет ровную и уверенную прибыль. В отличии от меня. И добивается он этого очень просто. А именно — тадам, щас откровение будет! — он копает пустошь. Копает много и быстро, а то, что находит, продает постепенно и по хорошей цене постоянному закупщику. Вот только проходческий мини-щит способен буравить землю с максимальной скоростью двенадцать метров в сутки. А еще он, паскуда, время от времени ломается и требует дорогостоящего обслуживания. Так как же удается Кроту всего с пятью подельниками и доисторическим щитом перепахивать землю со скоростью ужаленной в жопу землеройки?

— И как же? — с любопытством спросил я.

— С помощью толпы идиотов и пары камешков в кармане, покрытых напылением аполлония. Все местные знают эту его схему. Но и неосведомленных всегда навалом — вольники ведь редко сидят на одном месте. Волка ноги кормят. Все ищут, где им будет лучше. И тут они находят Крота. У него постоянных компаньонов всего пятеро, остальные — наемные рабочие. Вот он их набирает… — речь Егора замедлилась. Несколько секунд он пристально вглядывался в линию горизонта, а потом махнул рукой. — Не, показалось. Так вот, набирает он их и ставит брести за щитом. Тот копает надежно, уплотняет землю, регулирует безопасную глубину — все, как надо. А потом в отработанной земле высеивается камешек… Крот с серьезным видом говорит, что самородок высшего качества, аполлония не меньше девяноста процентов. Пьянка, радость. Слезы, сука, счастья. Иногда даже бонусные выплаты тут же, на месте. Надо говорить, что происходит дальше? Правильно, по первому же намеку на свой страх и риск наемники хватают лопаты, кирки, ведра и начинают херачить руками, потому что так быстрее. И — фантастика! Кто-то из них находит еще один камень! И вот тут-то, Марат, у людей окончательно срывает крышу…

Я вроде внимательно слушал Егора, но то, что он только что назвал меня по имени, дошло с опозданием. Причем произнесено оно было так легко и между делом, будто что-то само собой разумеющееся.

Но меня это почему-то неожиданно торкнуло.

Наверное, потому что вот так сходу даже вспомнить не мог, когда в последний раз слышал свое имя.

Марат. Что-то уже почти чужеродное, далекое, но при этом родное. И очень личное. Как любимая игрушка, которую ты уже взрослым вдруг находишь в старой коробке на чердаке.

А Егор, широко шагая, между тем продолжал:

— … и начинается настоящий штурм пустоши. И плевать на безопасность. Они копают с утра до ночи, и с ночи до утра, сдирая с ладоней шкуру вместе с кровавыми мозолями. И при такой отдаче реально находят что-то. Даже редкие завалы никого не останавливают. Подумаешь, минус один старатель. Остальным больше достанется. И все это происходит до тех пор, пока Крот не нащупает жилу. Новички падки на самородки, но на самом деле наличие или отсутствие камешков не имеет никакого отношения к близости жилы. А вот по качеству почвы ее можно предсказать запросто. И как только наемники приближаются к чему-то по-настоящему ценному — бабах! Типа случайный завал. Дохнут все, кроме кровников Крота. А потом в это место перетаскивается щит и начинается настоящая работа. Выбирается все до пылинки, продается куда надо, делится между своими — и шоколадно! Крот, говорят, уже давно себе и сыновьям пропуск в город организовал и жилье выправил. Сейчас еще пару жил откопает, денег отложит побольше на черный день — и свалит из пустоши к чертовой матери. А такие, как я, еще лет двадцать будут проваливаться в вырытые им тоннели под их собственными. Вот так тут все работает.

— Погоди, а ты что, правда проваливался в его тоннели?

— Один раз. Два года назад. До сих пор долги выплачиваю.

— За что?

— Проходческий щит был не мой. В аренду взял. Еще повезло, что людей не положил. Одним словом, дурак был.

— И что, все знают о делах Крота, и никто ничего не делает?

— Ты о тоннелях? Так он, паскуда, знает, под кого копать можно, а под кого — нет. И потом, чем докажешь?

— А люди? Все эти подставы с завалами?

Егор фыркнул.

— Да кому вообще есть до этого дело? Чужаком больше, чужаком меньше. Безгрешных тут нет, как понимаешь. Каждый себе выгоду ищет. А Крот — он умеет делиться, с кем надо. И потом, думаешь, другие лучше? Взять того же Медведя. Этот рыть землю, рискуя своими людьми, не станет. Зато кого-нибудь чужого за сто грамм аполлония убьет и глазом не моргнет. Есть еще Хомяк. Тот вообще тронутый наглухо, как твой Крестоносец. Только один все какие-то тайны великого ёпта самосовершенствования ищет, а другой ищет клад. Наш Хомяк скупает все старые карты и верит, что главные сокровища пустоши лежат где-то в одном уголке, именуемом «сердцем». И бумажка такая сверху валяется, с подписью боженьки и печатью: «Уготованы Хомяку»!

Я тихо засмеялся.

— Что-то у вас здесь прямо зоопарк какой-то. Крот, Беляк, Медведь, Хомяк. Только суриката и жирафа не хватает.

Егор улыбнулся — в первый раз с того момента, как понял, что Эмму забрали.

— Ну, Суриката у нас и правда нет. А вот Жирафа имеется, кстати. Работает в группе одного из самых старых местных старателей, лысого Гаврилыча. Страшная, как смертный грех, и высоченная — с тебя ростом. Ну и кто из нас побежит спасать пришлых? Или кто их спасет от нас? Хороший вопрос, да? Ладно, давай-ка, наверное, вон на те камни сейчас двинем. Хорошее место. И там заночуем.

Я хмыкнул. Пожал плечами.

— Ты уже ночевать собрался? У Крестоносца, что ли, не выспался? День вон ясный, значит, ночью луна хорошая будет. Обидно время терять.

Егор немного помолчал. А потом ответил:

— Слышь, я… Спасибо, короче.

— Да вроде особо и не за что.

— В смысле не за что? — возразил Егор. — Не каждый за чужой девкой по пустоши бы бегом бежал!

— А с чего ты взял, что я непременно за ней? Там ведь не только твоя девчонка, а еще и мое добро ушло, если ты помнишь. И еще кое-что личное… Так что с твоей Эмкой или без нее, я бы все равно пошел по следу.

Егор фыркнул. Остановился.

— Слушай, вот что ты за человек? Тебя поблагодарить пытаются по-хорошему, по-людски. А ты все так паскудно выкрутил, что я теперь и чего сказать, не знаю!

— Ты не привык такое говорить, а я не привык слушать, — нахмурившись, отозвался я. — Так что не ломай нам обоим шестеренки и помолчи.

Егор и правда умолк. Минут пятнадцать шел молча, о чем-то думая и поглядывая на солнечный диск, уже на треть спрятавшийся за горизонт. А потом проговорил:

— Ты не прав. Иногда… Иногда очень важно пересилить привычное говно и сделать что-то пусть непривычное, но правильное…

И тут до моего слуха донесся знакомый приглушенный рокот.

Я остановился, подняв лицо к небу. Вертолета не увидел, но он однозначно был там!

— Еще одна вертушка, — сказал я. — Здесь есть куда спрятаться?

— Да нихера здесь нету, — пробормотал Егор, пытаясь следом за мной рассмотреть в небе приближающуюся точку. — Сука, ведь точно — летит!

Он осмотрелся и вдруг рванул к камням, видневшимся справа.

— В тени закопаемся — хрен нас кто увидит! — крикнул он мне. — Давай, поднажми!

И я попылил следом за Егором. Юркнув в черное пятно теней, он разгреб руками песок, плюхнулся на брюхо в образовавшуюся канавку и принялся неравномерно присыпать себя серым песком.

— Закапывайся давай, живей! — скомандовал он, в то время как гул с неба все нарастал.

Я не совсем понимал, для чего нам прятаться. Ведь власти прекрасно знают, что в пустоши живут люди. И что эти самые люди добывают полезные ресурсы, которые потом у них скупает город. Так в чем необходимость этого камуфляжа? Ничего подозрительного мы не делаем, от рифтов и взорвавшегося вертолета ушли далеко.

Но спрашивать об этом сейчас было, мягко говоря, не вовремя.

Я заскочил в соседнюю с Егором темную кляксу, упал на живот и, как ящерица, по-быстрому прикопался руками и ногами.

Вжавшись в прогретую за день сыпучую почву, я увидел, как черная тень большого грузового вертолета проскользила мимо по освещенному участку.

Я поднял голову. Вертолет пролетел еще немного дальше, зависая над поверхностью, а потом, наконец, сел метрах в двухстах от нас.

— Поисковики, — шепотом предположил Егор.

Между тем дверца вертолета открылась, и из него один за другим вышли трое людей в серых объемных костюмах, похожих на скафандры, и в шлемах.

Становилось все интереснее.

Не знаю, каких конкретно поисковиков имел в виду Егор, но вряд ли они пришли бы в химзащите. Или это бакзащита?..

А вот трое бойцов в камуфляже, ловко выскочивших следом за ними из брюха птички, на них тянули куда больше. Вояки потоптались на месте, потыкали пальцами в разные стороны, что-то между собой обсуждая.

А потом помогли медикам достать из вертолета увесистый чемоданчик желтого цвета с эмблемой на крышке.

Я присмотрелся к картинке и напряг глаза, разглядывая одежду прилетевших гостей и сам вертолет. И заметил, что на груди серых защитных костюмов имелся логотип. Напрягаясь еще сильней, я сумел разглядеть его: золотой столп на фоне белого круга и силуэт сидящего в позе лотоса красного Будды, парящего посредине.

Подумать только, какой знакомый символ.

С организацией, использовавшей красного Будду в качестве своего логотипа, я когда-то подписал контракт проходчика. Тогда она называлась ЦИР — Центр Исследования Рифтов.

Если бы я встретил всю эту компанию сразу после прибытия на станцию, не исключено, что я вышел бы им навстречу.

Но не теперь.

А потом из недр вертолета медики принялись выгружать людей, связанных по рукам и ногам. Вояки расступились, прекратили свою болтовню и взялись за оружие.

Связанные люди издавали угрожающие звуки, дергались и подвывали.

Приглядевшись к ним повнимательней, я ахнул.

— Юрки… — шепотом проговорил я.

Что за хрень?

Я бы еще понял, если бы они этих самых юрок, наоборот, отлавливали. С целью изучения их физического состояния и способностей.

— Да ладно?.. — недоверчиво переспросил Егор, которому, само собой, было не видно изъеденных коростой лысых черепов.

— Точно тебе говорю.

Всего пленников было восемь. Рассадив их на некотором расстоянии друг от друга, медики принялись освобождать их по очереди.

Первые двое сразу бросились бежать прочь.

Третий, ощерившись, обернулся к своим надзирателям, готовый броситься на них. Один из вояк поднял пистолет над головой и пару раз выстрелил в воздух, отчего агрессивный экземпляр сразу потерял всю свою решимость и припустил в пустошь во все лопатки.

— Что происходит-то? — тихо спросил меня Егор, во все глаза наблюдая за происходящим.

— Понятия не имею, — отозвался я.

Тем временем отпустили почти всех пленников.

Кроме последнего.

Тот все-таки попытался броситься на медиков, несмотря на предупредительный выстрел.

Тогда один из вояк просто пристрелил его. После чего вся делегация начала загружаться обратно в вертолет. Железная птичка загудела, раскручивая свои лопасти, и взмыла в потемневшее небо.

Наконец-то мы с Егором могли расслабиться.

— Суки корпоратские, — злобно ругнулся он, глядя вслед улетающей прочь черной точке в небе. — Если когда-нибудь еще встретишь таких — обходи стороной. Ни в жизнь не связывайся. Знаешь, какие у них бойцы? Бронебойные, из титановых пластин. Они бронежилеты не надевают не потому, что бабла на них не хватило, а потому что ни один ёпта броник не сравнится с той броней, которая им под кожу зашита! Девайсы всякие прямо в мозги встроены. А еще чипированы и с маячками, как породистые собаки. Ты пока пушку опускать будешь, сюда уже наряд примчится тебя искать. Ненавижу…

— А чья здесь территория? — спросил я, усаживаясь поудобней.

— Вон там, — махнул Егор рукой влево. — участок Гаврилыча. А справа вроде как переход заваленный и большая разработанная штольня.

Штольня, значит.

И что это объясняет?

Да ничего.

Я вздохнул.

И все-таки для чего-то этих юрок сюда привезли. И выпустили.

Внутри меня нарастало раздражающее ощущение чего-то важного. Типа какого-то странного, необъяснимого предчувствия.

Егор почесал тыльной стороной ладони нос, пару раз чихнул в локоть.

— Твою мать, я весь в песке. Даже на зубах скрипит и в ушах колется, — пробурчал он, окончательно выбираясь из укрытия. — Короче, пошли отсюда.

— Давай, — кивнул я головой. — Только на юрку посмотрим, которого они прибили.

— Мало дохлых чумных видел, что ли? — проворчал Егор, но тоже поднялся и поплелся следом за мной к мертвецу.

Приблизившись к телу, я склонился над ним, пристально рассматривая все детали.

Парень еще не до конца потерял человеческий облик. Одет был только в синие спортивные штаны, на обнаженной груди сквозь бляшки коросты чернела татуировка разъяренного демона. На правой руке — дорожка от уколов по синюшной вене. Наркоман? Или это работа медиков ЦИРа?

На лице ничего особенного я не заметил. Язвы, срастающиеся друг с другом под корками коросты, синева под глазами — все это было обычным для юрок.

— Ну что, насмотрелся? — нетерпеливо спросил меня Егор.

— Почти что.

Вытащив из кармана шило с резинкой, я аккуратно просунул его боком промеж зубов и разжал покойнику челюсти.

Изо рта вывалился распухший почерневший язык.

— Твою мать, — ругнулся Егор, брезгливо сплюнув в сторону.

— Странно, — сказал я. — До сих пор не видел у юрок черных языков. Это вообще нормально для них?..

— Эти парни бегают по потолку и жрут друг друга — что вообще у них может быть нормального?

Я кивнул.

— И то верно. Ну или… — я перевел взгляд на следы уколов. — над ними проводили какие-то опыты. Но зачем тогда везти отработанный материал обратно в пустошь? Это и дороже, и хлопотнее, чем просто осуществить эвтаназию. Не понимаю.

Егор пожал плечами.

— У корпоратов свои игры. И своя логика. Нам с тобой из пустоши их поехавшие крыши на небоскребах не разглядеть.

Я усмехнулся и поднялся на ноги.

— Наверно. А корпораты вообще часто заглядывают в пустошь?

— Тут однозначно не скажешь, — отозвался Егор. — Они то месяцами сюда не наведываются, то чуть ли не каждый день гудят вертушками. Какие-то свои дела перетирают, нам непонятные.

И мы поспешили дальше, навстречу диким землям.

Ночь опускалась над пустошью странно, клочкообразно. В некоторых местах от песка исходило зеленоватое свечение, и оно освещало тьму не хуже оранжевой луны, застывшей в небе в двойном желтом гало.

Потом мы натолкнулись на двух юрок, пытавшихся сожрать друг друга. Вмешиваться в их драку или добивать мы не стали, чтобы не греметь выстрелами посреди ночи: Егор сказал, что громкие звуки могут привлечь всех остальных, что прячутся сейчас в песках, и мы вместо того, чтобы двигаться вперед рискуем застрять на одном месте, отбиваясь от голодных тварей.

— Ночью они обычно смелее, — на ходу пояснял он, — А прятаться умеют, как муравьи — хрен разглядишь в темноте. Как полезут изо всех щелей — только успевай отстреливаться. И кстати, давай пожрем? Щас вот отойдем только от этих гладиаторов подальше…

Отыскав местечко на возвышенности, мы сели под большим валуном и принялись потрошить банки с консервами.

Ели молча. Каждый думал о своем.

Егор, наверное, думал о своей девчонке.

А я смотрел на расстилающееся передо мной серое поле, над которым клубилось зеленоватое свечение. На рыжую луну со зловещими кольцами гало. На силуэты валунов, черными клыками поднимавшиеся в небо. Увядшие растения, которые стали встречаться все чаще.

И внутри меня разливалось щемящее, тревожное чувство, похожее на восхищение.

Потому что эта серая пустыня была жутковато-прекрасной. Как кладбище старых кораблей, или неудержимый селевой поток, сметающий все на своем пути.

Отдохнув немного, мы отправились дальше. Туда, где чернела полоса живого и дикого леса, выросшего на месте бывшей деревеньки. В лагерь дикарей и вольников, именуемый «Пятаком».