Осколки мира. Том 1. Отшельник

Глава 22 Ангелы на земле не живут

Ответ последовал не сразу.

Но потом, наконец, наверху послышался шорох и звуки шагов.

И через полминуты на лестнице появился Медведь, собственной персоной.

Тень делала его сухие, резкие морщины вокруг глаз и рта еще глубже и ярче прорисовывала пустую впадину вместо глаза. Одет он был, как на войну — все тот же костюм, бронежилет, АК с подвесами на плече.

Впрочем, я и не сомневался, что этот хрен даже сидя на толчке автомат на коленях держит.

Справа и слева, сжимая оружие в руках, спускались еще два бойца. Или, наверное, скорее помощника, потому что, судя по наглым немолодым рожам, они явно причисляли себя к высшему эшелону власти местного разлива. Один — с густой черной бородой и лысым черепом. Другой — с железной рукой ниже локтя и щеками, похожими на лунную поверхность, будто после оспы. Оба — полуголые, в кое-как застегнутых штанах и бронежилетах на голое тело.

Под локоть Медведь тащил бледную, как смерть, Эмку. Даже ее рыжие волосы будто бы потеряли прежнюю яркость и выцвели. На левой скуле у нее виднелся лиловый синяк, опухшие губы были разбиты. Ноги ее держали слабо, подгибаясь на каждом шагу, так что, если бы Медведь не держал ее, Эмка бы просто не дошла до лестницы.

Одежды на девчонке не было никакой, кроме умазанной белесыми и кровавыми пятнами серой простыни. Она с трудом удерживала ее вокруг своего тела, на каждом шагу всеми силами стараясь не упасть.

Но страшней всего было ее безразличное выражение лица. Ни тени радости при виде Егора, ни злости, ни обиды или испуга. Ничего. Полное отсутствие эмоций.

Однажды я уже видел похожее лицо.

Давно.

У совершенно непохожего человека и при других обстоятельствах. Но выражение лица и пустой взгляд были абсолютно те же!

Как будто в оболочке больше не осталось личности. Жизни. Души, если угодно.

Мертвые глаза при живом теле — это иногда даже хуже, чем просто смерть.

Меня мало что способно трогать настолько, чтобы в груди щемило, но сейчас, глядя на эту совершенно чужую девчонку, мне стало физически больно.

— Медведь, ссука… — прохрипел побелевший от ярости Егор, но я оборвал его громко и грубо:

— Даже не начинай, только хуже сделаешь.

— Эмма!..

— Заткнись, я сказал!.. — рявкнул я на Егора так, что тот и правда умолк под моим натиском.

Видимо, критическое мышление наконец-то проснулось, и он все-таки сообразил, что если сейчас спровоцировать стрельбу, то первым трупом без вариантов станет Эмка.

— Хороший совет, — кивнул Медведь с такой самоуверенной усмешкой, будто мы все еще были там, в пустоши, в его личной норе, а не посреди трупов его команды. — Ну, давай поговорим, раз уж на то пошло. Хочешь Седого на девку поменять? Это можно. Вот только…

— Да срать я хотел на девку, — с непробиваемым лицом отозвался я, стащив с лица балаклаву — все-таки разговаривать всегда лучше без масок. — Это вон его проблема, — кивнул я на Егора, медленным шагом направляясь поближе к лестнице. — Не моя…

От этих слов моего напарника аж передернуло. Он взглянул на меня, и, если бы он обладал какой-нибудь особой способностью, я бы точно помер на месте.

Но это был просто ошалевший взгляд усомнившегося во мне соратника, так что я выдержал его с самым невозмутимым видом и продолжил разговор:

— А мне отдай мой рюкзак. И заодно деньги, которые ты выручил за продажу того, что тебе не принадлежало.

Медведь хмыкнул.

— Что значит «не принадлежало», Монгол? Кто сильней, того и добыча. В тот момент я был сильней. И пользовал то, что добыл, как мне было угодно. Кстати, у тебя там оказались довольно занятные вещицы. Поначалу, когда я нашел всю эту плесень в баночках, траву непонятную, червей, то решил, что это ингредиенты какой-то новой фармы. Но потом… Зачем тебе человеческий череп, Монгол? Он же человеческий, да? Хоть и уродливый.

Я усмехнулся.

— Кто из нас без странностей? Ты вот женщин чужих воруешь, я — череп в рюкзаке ношу.

Медведь покачал головой.

— Ну с женщинами-то все понятно, их в пустоши даже страшных по пальцам пересчитать можно. Дефицит рождает спрос, закон рынка. А вот череп…

— Это что, единственный предмет, который ты продать еще не успел? Поэтому разговор постоянно на него переводишь?

— Да нет, там еще половина твоего барахла осталась. Дорого продается на аукционах, хотя с виду и не скажешь, будто вещь особо ценная. В чем секрет? Где ты достал все это? — толкнув Эмку к бородатому, спросил у меня Медведь.

Но бородач даже не собирался поддерживать ее. Так что девчонка

со стуком ударилась коленками об пол. При этом даже не попыталась дернуться в сторону или хотя бы немного отползти в сторону. Вместо этого просто сжалась в комок прямо там, где упала.

Вот блин.

— Где взял, там больше нет. Ну хорошо, тогда верни, что осталось, плюс новый внедорожник. Все равно вам оставшимся столько машин не требуется, — саркастично заметил я.

— А вот в этом-то и загвоздка, Монгол, — возразил Медведь и театрально развел руками. — Как мне вести с тобой переговоры после того, как ты стольких моих положил?

Я почти услышал, как зазвенели нервы Егора.

Он был готов сорваться с места с кинуться к Эмме, я знал это. Но все еще оставался на месте.

Потому что верил в меня он все-таки чуточку больше, чем сомневался.

И это было приятно.

Так что я продолжал забалтывать Медведя.

Нагло усмехнулся, расставил ноги пошире.

— Ну, мы же как-то разговариваем с тобой — сказал я. — После того, как ты положил наших. Как по мне — все по-честному.

Медведь задумчиво поиграл челюстью, коснулся ладонью подбородка.

— Ну что ж… Твое замечание не лишено смысла, — и он с хитрым прищуром взглянул на бородатого. — Горький, принеси Монголу его барахло?..

Бородатый перевел на своего командира вопросительный взгляд.

— В сейфе, в комнате поищи, — многозначительно уставившись на бородатого, подсказал Медведь. — Пароль — мое официальное имя.

Обострившееся в последнее время предчувствие предостерегающе заворочалось внутри меня.

Ведь Медведь не собирался договариваться. За своих мертвецов он хотел разобрать нас с Егором на части и выйти отсюда пусть и с потерями, но непобежденным.

На секунду мне даже стало интересно, что же у них там на самом деле. Сигнальная кнопка, маленький комнатный танк или какая-то мегабазука.

Вряд ли мой рюкзак.

А значит, вот сейчас все и решится. Прямо в ближайшую минуту.

Бородач кивнул и вернулся в комнату.

Теперь позади Эмки больше никого не осталось.

Идеальный момент!

Все мое тело превратилось в пружину, мышцы заныли в предвкушении рывка.

Мой выход. И попытка всего одна, или мы просто поубиваем здесь друг друга.

Так что ошибиться нельзя.

Давай, Монгол!

И я рванул с места с такой скоростью, что жилы внутри затрещали.

Острая боль прошила все тело, будто мышцы и связки превратились вдруг в раскаленное железо.

Но еще никогда я не был настолько быстрым!

Одним прыжком перепрыгивая сразу по две ступеньки, я поднял автомат и полоснул очередью Медведя с его приятелем по открытым ногам.

Я видел, как лицо одноглазого начала искажать гримаса. Как открылся рот у парня с корявым лицом, и у них обоих непроизвольно стали подгибаться колени.

Как в замедленной съемке, Медведь взялся руками за автомат, сжал его покрепче, дуло оружия двинулось в мою сторону — а я тем временем сконцентрировал огонь на корявом ублюдке. Удерживая в правой руке свой модернизированный АК-500, я левой рукой схватил оружие Медведя за ствол и направил его в потолок. Автомат нехотя выплюнул несколько пуль одну за другой, так что первая пролетела мимо моего виска, а остальные плавно ушли в штукатурку. Мелкие обломки и серая пыль посыпалась нам на головы.

— Прикрой Эмму! — крикнул я Егору, и звук моего голоса будто бы размазался, растянулся во времени.

Корявый падал на пол. Теперь его голова находилась ниже моей груди. Автомат вывалился у него из рук и повис на шее. Изо рта вырвалось что-то похожее на нарастающее мычание.

Я навел на него свой АК почти вплотную и выстрелил. Первая пуля вошла ему в лоб — как раз в тот момент, когда его удивленное мычание наконец-то выросло в крик. Вторая — чуть ниже, на уровне переносицы. Лицо Корявого начало заливать кровью, так что куда угодила третья, я уже не понял.

Швырнув на пол свой автомат, я схватился обеими руками за оружие медленно оседающего Медведя. Сердце внутри заколотилось, как сумасшедшее, горячая волна прилила к лицу.

Я слышал, как сзади подбегал Егор. Слева, из глубины комнаты в меня полетели пули. Две из них одна за другой чиркнули по бронику у меня на спине, третья попала Медведю в плечо.

Он дернулся всем телом и на мгновение ослабил хватку.

И в этот миг я сорвал с него автомат, чувствуя, как у самого начинают подкашиваться ноги.

Егор открыл стрельбу по бородатому.

Первый выстрел прозвучал медленно, а потом они застрочили с обычной скоростью.

Схватившись за горло Медведя, я подмял его под себя и взвыл от судороги, скрутившей ноги.

Лицо одноглазой мрази стало пунцовым. Впрочем, судя по жару на щеках, мое выглядело точно таким же.

Бородатый с грохотом выстелился на полу в комнате.

Егор подскочил ко мне, чтобы помочь.

— Не добивай Медведя! — не то прохрипел, не то прорычал я, хватая ртом воздух. — Не…

Спазм сдавил мне горло.

С трудом разжав руки, я приподнялся и отполз в сторону, пытаясь отдышаться, но вокруг было слишком мало кислорода. Я будто вдыхал битое стекло, и оно вонзалось сотнями осколков мне в легкие и оседало в солнечном сплетении.

Медведь выл и кашлял.

Но даже эти звуки казались сейчас не такими громкими, как удары пульса у меня в висках. Ноги слегка отпустило, но зато теперь судорогой скрутило обе руки.

Стиснув зубы, я застонал, стараясь не сорваться на постыдный крик.

Вот это я постарался, блин.

Еще бы немного — и реально мог бы ноги протянуть. Инфаркт-инсульт, и все. Привет. Белые тапочки в студию.

И ради чего?

Или верней, ради кого? Ради приемной дочки парня, которого я знаю-то всего несколько дней?

Ничему-то тебя жизнь не учит, Монгол.

Егор от души ломанул пару раз в рожу Медведю, а потом, отшвырнул ногой его автомат подальше не лестницу и подскочил ко мне.

— Ты как, ты живой? Ранен?..

— Да не ранен я… — с трудом выдавил я из себя. — Нормально все…

Если уж сразу не помер, то, наверное, теперь уже и не должен.

Наверное.

Тяжело дыша, я с трудом поднялся на ноги. Меня штормило, как пьяного матроса.

Тронул раненое плечо.

Удивительно, но оно вообще сейчас не болело. Видимо, мои нейронные связи были настолько перегружены трафиком, что просто забыли о ране.

Егор встал следом за мной. Сплюнул на Медведя.

— А с этим что делать хочешь?

Я не ответил. Вместо этого, шатаясь из стороны в сторону, подошел к Эмке. Она стояла у стены, к которой ее прислонил Егор, и тряслась всем телом, глядя невидящими глазами в одну точку прямо перед собой.

Я достал из кобуры пистолет, снял с предохранителя. Потом взял безвольную руку Эммы и вложил в нее оружие.

Девушка медленно перевела на меня взгляд.

— Что смотришь? — спросил я. И, кивнув на Медведя, добавил: — Он твой. Делай с ним, что хочешь. Или, может, нож дать?..

— Монгол, ты чё⁈ — оторопело спросил Егор. — Какой нож, ты охренел?

— Ты бы язык попридержал — это ведь не тебя трахали всем дружным взводом, — возразил я. — И не тебе решать, как именно этот ублюдок должен сдохнуть.

— Да она в жизни в людей не стреляла! Для этого у нее всегда был я!

— Ты серьезно, что ли? Ну, если так, то у меня для тебя дурные новости — ты сотворил самую херовую вещь, какую только мог для нее сделать, — обернулся я к Егору, все еще тяжко дыша всей грудью. — Потому что, насколько я могу судить, это самый первый и важный навык, которому ты должен был научить девчонку. Тем более, в пустоши. А сейчас, если она не закончит дело сама, то навсегда останется жертвой. И будет возвращаться в этот самый день снова и снова, и каждый раз, когда перед ней окажется такой вот… Медведь, она не станет даже пытаться себя защищать. Ты сам можешь хоть сто раз убить его, это Эмме не поможет. Она должна уяснить и крепко запомнить, что этот урод — не вселенское зло. Что он может скулить от ее руки в сто раз громче, чем когда-то кричала она.

У Егора от злости аж челюсть задвигалась.

— Ты что несешь?..

— Послушай, Монгол… — подал вдруг голос слегка отдышавшийся Медведь сквозь стон. — А может, мы все-таки… как-нибудь договоримся?..

— Заткнись! — хором гаркнули на него мы с Егором.

— Монгол, я отдам тебе рюкзак! Слышишь? — хрипло крикнул Медведь. — И карту с деньгами — свободную, не привязанную к имени. Монгол, ты же умный, рациональный парень!..

Я с досадой пнул его по ребрам, и он снова взвыл, скорчившись на полу.

И тут за нашими спинами я услышал девичий голос:

— Отойдите…

Мы обернулись на Эмку.

Она стояла, одной рукой удерживая вокруг себя простынь, а другой пытаясь прицелиться трясущейся рукой в Медведя.

Ее глаза смотрели прямо на него. Не в пустоту, не в прошлое или вглубь себя, а прямо на обидчика!

Я коснулся плеча Егора и отступил в сторону.

Тот кивнул. И, опустив голову, нехотя тоже отодвинулся.

Добрую минуту Эмка пыталась совладать с пляшущим в руках пистолетом, пока, наконец, не проговорила сквозь слезы:

— Я не могу!..

— Понимаешь, малыш, — сказал я, глядя ей в глаза. — В мире, где тебя угораздило родиться, у тебя есть только два пути. Быть или отпетой сукой, к которой побоятся лишний раз сунуться, или чистой и светлой тупой овцой на вечном жертвеннике. Плюнуть, встать и пойти дальше — или вот так вот рыдать от жалости к себе и страха перед каждым ублюдком. Решать тебе.

— А может, ей просто все понравилось? — с сиплым смехом проговорил вдруг Медведь.

Судорога пробежала по лицу Эмки.

Она подняла пистолет, направила оружие на хрипло смеющегося Медведя и выстрелила.

Мимо!

— Да епта, Монгол… — пробормотал Егор, отводя глаза в сторону. — Психолог хренов…

А Медведь захохотал еще громче.

— Вот уж правда овца!..

Тогда Эмка, позабыв о простыни, схватилась за пистолет двумя руками и начала нажимать на спусковой крючок снова и снова.

— Ненавижу! Нанавижу!!! Умри!!! — теряя голос, кричала она.

Одна пуля оцарапала Медведю щеку. Другая вонзилась под глаз, оставив после себя кровавый пролом.

Но он все еще был жив. Перекатившись на бок, он попытался встать, и в этот момент последняя пуля в затылок добила его.

Вот так, Медведь.

Я спас твою жизнь тогда от юрки — и я же подарил ее твоему врагу, всю без остатка.

Как по мне — справедливо.

Медведь лежал без движения, но Эмма все еще продолжала стрелять — до тех пор, пока в магазине не осталось патронов.

Когда Егор снова обнял ее, накрыв плечи грязной простыней, я завернул с лестницы в комнату. Несколько мгновений постоял в темноте, слушая тяжелое дыхание девушки позади и тихое, баюкающее бормотание Егора.

В памяти один за другим всплывали обрывки прошлого.

Карие глаза — настолько темные, что цвет радужки сливался с зрачком. Судорожно сжатые белые пальцы на желтой простыне в серую клетку.

Тогда я сказал — надо рассказать о твоей проблеме куратору Никитину. Он поможет. Кто еще, если не он?

Таня не возражала. Она устала одновременно бороться и с мутацией, которая так пугала ее, и со мной.

Меньше чем через неделю после этого разговора с подачи Никитина Таню списали. Вычеркнули из программы. И закрыли в коррекционном учреждении.

А еще через два месяца ее не стало.

Официально причиной смерти стала остановка сердца.

Ладыженский потом по большому секрету поделился со мной информацией, что на самом деле Таня выбила укрепленное стекло и шагнула вниз с высоты четвертого этажа.

Не самый легкий способ умереть. И уж точно не самый безболезненный.

А письмо я получил уже потом…

Стряхнув с себя непрошеные воспоминания, я скользнул взглядом по разобранной постели и креслам.

Рюкзака здесь не было. А вот сейф действительно имелся — я нашел его в нижней части бельевого шкафа.

Но бородач так и не успел его открыть.

Пароля я не знал. Что там было? Имя Медведя?

И как же, интересно, мне его вычислить?

Можно, конечно, попытаться Седого раскачать…

Тут я услышал выстрел этажом ниже. И понял, что раскачивать больше некого.

— Твою мать, — пробормотал я со вздохом.

Так. Начинаем сначала.

Как открыть сейф, если времени нет, а пароля ты не знаешь?

Думай, Монгол.

В конце концов, это же не швейцарский банк, это всего лишь какой-то паршивый хостел! С дешевой побелкой на потолке и казарменной мебелью.

Я потрогал коробку сейфа… И тут вдруг понял, что вообще-то он просто стоит на нижней полке. То есть вообще никак не закреплен внутри.

Тут в комнату заглянул Егор. Пошарил по углам, забрал с кресла женский комбез, на полу отыскал маленькие ботинки.

— С собой, что ли, потащишь? — со смехом поинтересовался он, глядя на мои старания. — До ближайшего патруля?

— Иди-ка ты, куда шел, — хмуро проговорил я, пытаясь вытащить сейф из шкафа. — Дай пять минут на подумать.

И продолжил двигать металлический короб, с тоской понимая, что тащить такую дуру действительно нереально.

Но можно поступить и по-другому. Можно отпустить Егора с Эмкой, а самому погрузить этот гроб во внедорожник, отъехать отсюда куда-нибудь в похожее глухое место и уже там попробовать с ним что-то сделать.

Или попросить Егора, чтобы он потом привез Короткого…

Тут я смог, наконец, нормально ухватиться за края и сейф послушно пополз из своей норы. А когда, наконец, выполз полностью, я чуть не расхохотался в голос.

Потому что у сейфа не было задней стенки. Вообще.

Интересно, сам Медведь знал об этом?

Развернув к себе жопой это страшно надежное хранилище со страшно секретным паролем, я поспешно залез внутрь, и обнаружил какую-то дурь в мелких прозрачных пакетиках, газовый баллон, гранаты, медпакет — и мой родной рюкзак, опустевший почти на две трети.

Просто отлично.

Я сунул аптечку в карман, закинул рюкзак за спину и вышел на лестницу, где Егор собирал оружие.

— Фига себе, ты его вскрыл? — удивился он, взглянув на меня.

— Ага.

— Но как⁈

— Ценой невероятных усилий, — усмехнулся я. — Все, уходим.

На ватных ногах я спустился вниз, в кухню — туда, где спокойно и чинно вытянулся Седой. Посреди лба у него зияла дыра — аккурат в том месте, где древние изображали третий глаз.

Что ж, какие времена, такие и прозрения.

Егор со своей названной дочурой тоже спустились вниз, и Эмма изумленно ахнула, увидев следы кровавого побоища на кухне.

— Это все Марат, — усмехнулся еще по-прежнему бледный Егор, придерживая Эмку под руку.

— Прозвучало так, будто это меня по всей кухне расплескало, — буркнул я. — И вообще, нас тут двое было, так что нечего…

Девушка вдруг отпустила руку Егора и порывисто обняла меня.

И это ее объятие по какой-то причине так больно отозвалось у меня внутри, что я поморщился.

— Нам двигаться надо, — сухо сказал я, снимая со своей шеи ее руки.

Мы выскользнули из хостела в ночную тишь и направились к складу.

Скрывшись в его тени, остановились на минуту, чтобы Егор смог подхватить Эмку себе на спину, и тут я отчетливо услышал звук приближающегося вертолета.

И даже не одного, а двух или трех!

Переглянувшись с Егором, я задрал голову — и увидел белые прожекторы, мечущиеся по двору и по стенам здания. В черном небе, как вороны, кружили два вертолета, опускаясь все ниже с каждым витком — черные, пузатые, с яркими красными клеймами на боках.

— Какого черта? — проговорил я. — С чего вдруг эсбэшники так перевозбудились из-за Медведя, что аж на вертолетах прилетели?..

— А это и не эсбэшники, — удивленно отозвался Егор. — Это, Марат, ЦББ. Или Центральное бюро безопасности. И даже не спрашивай меня, нахрена им одноглазый. Я понятия не имею.

Птички зависли над пустырем и пошли на снижение, а мы, ускоряя шаг, поспешили прочь.

А потом, пробившись сквозь гул и клекот лопастей, до нас донесся звук электронного голоса:

— Аванес Иванович Подкобыльский по прозвищу Медведь…

Я даже обернулся.

Серьезно?

Так значит, наш недавно преставившийся крутой глава банды носил имя Аванеса Подкобыльского?

Вертолетный шум окончательно стих, и теперь электронный голос из громкоговорителя казался оглушительным, и он повторял снова и снова одно и то же обращение:

— Аванес Иванович Подкобыльский по прозвищу Медведь, сложите оружие и выходите из помещения с поднятыми руками по одному!..

Теперь по крайней мере было понятно, почему он скрывал свое имя, предпочитая прозвище.

Быть Медведем, пожалуй, все-таки лучше, чем Подкобыльским.

Хотя эти нюансы имеют значение лишь до тех пор, пока ты жив.

Мертвым без разницы, как обзовут их табличку в колумбарии.

И я зашагал в ночь, догоняя Егора с Эмкой на спине.