Patria o muerte

Глава 12

— Пруссия готова продать нам стальные пушки системы Круппа, подобные тем, которыми вооружена их армия — речь идет о двух десятках шестифунтовых пушек. Вы были правы, когда сказали мне о «русском заказе», дон Алехандро. Такие четырехфунтовые орудия у них не только есть, но их готовы продать за золото по сходной для нас цене, или за сахар и табак, за дерево кебрахо, которые обойдутся им по значительно меньшей цене, чем обычно. Мой посланник указал, что нам закупленные пушки обойдутся втрое дороже, чем русскому императору. И более того — этот самый Альфред Крупп, «пушечный король», как вы его назвали, готов поставить половину немедленно, и вместе с большим винтовым пароходом, что их привезет нам. Я специально решил закупить и его для нашей флотилии, как вы меня о том попросили — вот посмотрите, телеграмма только что получена из Берлина, мои дипломаты сильно торопятся с этим делом.

Мартинес взял в руки листок — благодаря телеграфной связи с Буэнос-Айресом в Асунсьоне могли получать депеши из любой точки мира, причем в Париже, Лондоне и теперь в Пруссии были парагвайские посланники, не говоря уже о побеждающих в войне с конфедератами САСШ. Присел на стул — Лопес всегда старался усадить его, нога сильно болела и опухла. Судя по язве, то было следствием укуса какой-то летающей твари, все же в полосе между субтропиками и тропиками их неимоверно много, всяких ядовитых кровососов. Вчитался в текст — Крупп предлагал точно такой же заказ как русскому императору — сотня четырехфунтовых орудий новейшего образца, принятого на вооружение в этом уже днями истекающем 1864 году. Разница только в одном — первую партию орудий Крупп царю подарил от своих «щедрот», надеясь получить крупный наряд на поставки.

Однако «благотворительностью» тут и не пахло — на Парагвае «король» полностью «отбивал» стоимость обоих заказов. Плюс не менее чем полуторная прибыль на все изготовленные пушки, но скорее, судя по «ноликам», двойная. Алехандро быстро подсчитал суммы в уме и прямо-таки ужаснулся — отпускную цену с доставкой «заломили» в три с половиной раза, с учетом всевозможных рисков. И еще нужно учитывать те деньги, что пойдут в «бездонный карман» насквозь коррумпированных аргентинских министров в виде «пошлины» за транзит по реке. И этому также не стоит удивляться — в условиях войны все посредники стараются нажиться.

— Нам нужны эти пушки, дон Франциско. Они гораздо лучше французских и английских, имеют четыре вида боеприпаса, пусть они и обойдутся нам в дополнительные, при этом огромные затраты. Но это стоимость одного броненосца, что заказаны по шестьдесят тысяч фунтов, а пользы принесут гораздо больше, можете мне поверить. Только нужно закупить двойной боекомплект, и заказать еще два — производить собственные снаряды при их чудовищном расходе мы просто не сможем. Едва на десятую часть восполним, не больше. Но сотня таких пушек того стоит — даже бразильцам нечего будет им противопоставить. Как только они у нас появятся, а за месяц мы подготовим канониров — можно смело наступать.

— Я тоже так подумал, дон Алехандро — зачем нам броненосцы, которые так и так перекупят бразильцы. Только наши деньги английские банкиры присвоят. А потому решил отказаться от данного им заказа, благо в условиях морской блокады, очевидно, что построенные броненосцы мы не получим. Другое дело пушки и боеприпасы — мы их приобретем через посредничество генерала Уркиса — президент Митре не станет раньше времени раскрывать свое истинное отношение, и мы успеем получить заказ и новый железный пароход. Как еще два парохода, что уже идут в Асунсьон с грузами под аргентинским флагом — один из них винтовой с железным корпусом. Сообщили, что он очень быстрый, и покупка того стоила.

Алехандро моментально понял, о чем идет речь — в феврале, до объявления войны Аргентине, парагвайская флотилия получила два парохода, и оба с необходимыми для страны грузами. Но единственный винтовой корабль был маленьким по водоизмещению, всего полтораста тонн, на нем крупнокалиберные орудия не поставишь. А вот второй в девятьсот тонн водоизмещения подняться до Асунсьона смог, но задействовать его в сражения из-за большой осадки не сумели — корабль постоянно садился днищем на мели. Потому речные суда делают плоскодонными, и для плавания в море они не предназначены, как и наоборот.

— Желательно купить еще один винтовой пароход, достаточно быстроходный и с железным корпусом. Нам нужно два морских корвета, способных действовать вдоль всего бразильского побережья, и полностью дезорганизовать торговлю, которую ведет империя с европейскими странами. Да, их всего пара, но этого хватит, чтобы напугать императора Педру.

— Вы хотите получить две парагвайские «Алабамы»⁈

Лопес всплеснул руками — о подвигах, или разбоях, тут кто как относится, знаменитого корсара конфедератов знал весь мир. Но тут же президент быстро произнес, моментально сообразив, в чем тут трудности.

— Но как мы их сможем вывести в море, ведь бразильцы поймут, что генерал Уркис их обманул. И даже если их пропустят вверх по течению, то обратно их не выпустят. А использовать в бою столь большие корабли мы не сможем — только на фарватере, где они будут лишены всяческого маневра.

— В таком же положении будет большая часть кораблей бразильской эскадры — для войны на реке у них большая осадка. Именно этим фактором надлежит нам воспользоваться — атаковать ночью «миноносцами» и задействовать «боевых пловцов». В случае успеха нападения, если удастся вывести из строя половину эскадры, то вывести флотилию и начать сражение. Мы на реке, дон Франциско — глубины везде небольшие, поврежденные вражеские корабли просто сядут на грунт. А там их можно поднять, заделав пробоины и откачав помпами воду. Отвести в Асунсьон, отремонтировать, и затем включить в состав нашего флота. После чего исход войны предопределен, пусть и относительно — наша армия получит возможность спуститься по реке на пароходах, и начать боевые действия в самом Уругвае.

Алехандро поморщился, погладил ладонью повязку на ноге — зуд буквально одолевал, сводил с ума. А вот диктатор теребил пальцами бородку — Лопес потрясал его своей неутомимостью, причем постоянно требовал такого же отношения к службе и работе от всех парагвайцев. А тех и поторапливать не приходилось, куда-то подевалась знаменитая латиноамериканская лень — наверное, с таким энтузиазмом трудились знаменитые советские «стахановцы». Начавшаяся война с Бразилией всколыхнула весь Парагвай, долгие годы живший в притеснение сильных соседей. Жители прекрасно видели, какие порядки царят в Бразилии и Аргентине, и были враждебно настроены к латифундистам. Впрочем, взаимно — правящие классы в соседних странах сильно опасались, что установленные еще «отцами-иезуитами» порядки перейдут на их страны, и тогда десятки тысяч подневольных крестьян и рабов устроят им революцию с тотальным избиением, благо прецеденты случались. И постоянно, вот уже на протяжении двух с половиной веков на Парагвай наседали — страна пережила уже несколько интервенций. И скоро начнется последняя — и народ как таковой исчезнет. Частью вымрет от голода и болезней, частью будет физически истреблен оккупантами, которые потом будут всех убеждать, что парагвайцы сами во всем виноваты, а их Лопес «исчадие ада», диктатор, «вор и казнокрад, душитель демократических свобод».

Действительно, порой правильно говорят — у кого что болит, тот о том и говорит. Все «язвы», сотворенные олигархами и терзающие общество латиноамериканских стран на протяжении двух столетий, сейчас отсутствуют в Парагвае — нет их тут, хоть всю страну обнюхай. Просто совершив преступление, насильники тут же обвинили жертву во всех грехах. Причем именно бразильцы начали первыми, осуществив нападение на Уругвай, свергнув там с помощью местных коллаборационистов правительство.

И что оставалось делать в такой ситуации Лопесу? Да, парагвайцы стали воевать, но как иначе, ведь любой человек станет сопротивляться, когда ему насильники постоянно сдавливают горло и не дают дышать полной грудью. Да как в таком состоянии жить прикажите⁈

— У нас есть пять месяцев для подготовки, в худшем случае четыре, но никак не меньше, — глухо произнес Лопес, присаживаясь в кресло. — Больше Митре ждать не станет, ему надо самому начинать войну против нас, а давать ему повод я сейчас не стану. Снесу оскорбления, и пусть мои послания публикуют в аргентинских газетах. Зато волнения против «нашего друга» Бартоломе начнутся сразу же, чем и надлежит воспользоваться.

Глаза диктатора сверкнули, взгляд стал нехорошим — прочитанные им книги произвели на Лопеса определенное впечатление, он стал куда более рассудительным. Без всякого сомнения, тут дело в знаниях минувшего — сейчас президент делал ставку на спасение собственной страны, а тут для победы все средства хороши. Алехандро понимал, что пяти месяцев вполне хватит для подготовки — удастся переделать примерно четверть «тауэров», и с нарезными «энфилдами» армия получит до восьми тысяч винтовок. Еще вдвое большее число потребует полтора года на переделку — возможности парагвайской промышленности крайне ограниченны. Но победная война всегда дает сильный толчок развитию страны, тем более получившую выход к морю. И сейчас тот же срочный заказ на двадцать тысяч комплектов защитного обмундирования вкупе с ботинками заставит мобилизовать все ресурсы, появятся новые работники, овладевшие этим ремеслом. Причем частники исключительно из категории мелкой буржуазии, большую часть поставок совершат государственные фабрики. Это только начало — Парагвай и так стремительно развивался, что не могло не обеспокоить соседей, смотревших на него как на свою законную добычу…

— Это самое удивительное зрелище, которое невозможно было представить. Но будьте уверены, дон Алехандро, мы никому не скажем ни слова. Это потрясающе, чудо, настоящее чудо!

Морганатическая жена диктатора ирландка Элиза Линч, рыжеволосая красавица, пусть и не формальная супруга, но зато родившая ему выводок детей, всплакнула. Утирала слезы и внебрачная дочь генерала Аделина, сидевшая рядом со старшим братом Эмилиано — Лопес взял в свою семью незаконнорожденных детей, к которым Элиза относилась с искренней симпатией. Парню семнадцать лет, девушка на три года младше брата, но под знойным парагвайским небом дети быстро взрослеют. И сейчас на бастарде Лопеса морской мундир «теньенте де корвета», хотя его еще в гардемаринах держать нужно. А девушка красива, пусть лицо смугловатое и движения еще по-детски резкие. Но пройдет год-два, и раскроется настоящая красота.

Фильм с экрана айфона произвел на них потрясающее впечатление, да и сам Лопес, хотя и смотрел его раньше, взирал на картину с неослабевающим интересом. Что же говорить о женщине и подростках — если бы дон Франциско не поговорил с ними специально, заранее, то можно представить, чтобы могло произойти. Но вроде премьера состоялась удачно — как раз в последний день уходящего года, и в канун следующего — 1865 года. Вроде как новогодний подарок, который Лопес уговорил его сделать своим старшим детям и женщине, и сейчас сидел с довольным видом.

— Карменсита вам постелила, и будет рядом, пока не поправитесь.

Таковы местные традиции — мужчина не может проводить три ночи в подряд без женщины, это вызовет нехорошие пересуды. Но есть служанки, вот они и скрашивают одиночество холостякам. А сейчас говорили на английском языке, дети вряд ли понимали его. Вот только Алехандро не нравилось в доме диктатора, не любил такое навязчивое внимание и заботу. Но пришлось смириться — теперь приходилось пропадать целыми сутками в арсенале и на верфи, ездить на завод и мастерские, и чаще в казармы, а там пойдут и учения. И ничего не поделаешь — идет война и каждый час дорог…

Элиза Линч — как жена и мать, она была достойна мужа по характеру…