Patria o muerte

Глава 33

— Стоит только хорошенько прижать любого ярого «унитариста», который заставлял жить других по своим жестким правилам, как он тут же превращается в рьяного сепаратиста. Желает оставить себе привилегии, которые он раньше отбирал у других, преследуя собственные корыстные интересы. Так ведут себя «истинные борцы за демократию»…

Алехандро усмехнулся, разглядывая освещенный утренним солнцем Буэнос-Айрес. Как он рассчитывал, при одном виде парагвайских броненосцев, хунта сразу же пошла на попятную, и в ставку немедленно прибыла делегация. Генерал Уркис требовал капитуляции у строптивой столицы, только маршал Лопес демонстративно объявил, что не желает навязывать аргентинцам свое видение мира, и предпочел бы жить со столичной провинции в добром согласии, по «справедливости», так сказать. А лучше воссоздать своего рода реинкарнацию вице-королевства Ла-Плата, в виде конфедерации, основанной на самостоятельности всех государств, входящих в нее. Только выступающих заедино при любой внешней угрозе, и ведущих экономическую жизнь без ущерба для какой-нибудь страны учреждаемого «альянса». И это можно было бы только принять за благие призывы, каких и до него слышали немало, если бы не одно весьма существенное «но». И оно сильно озадачило пришедших к власти федералистов, хотя мир уже сотрясали социальные катаклизмы, а по странам прокатывались мутной волной революции. Лопес в категорической форме потребовал полное равенство всех граждан Конфедерации перед законом, без ущемления по национальным или расовым признакам, с автономией коренных народов, если индейцы не пожелают принудительно жить вместе с потомками испанцев и европейскими переселенцами. Понятное дело, что рабство как таковое отменялось повсеместно, и любой из них, оказавшийся на землях «Конфедерации Ла-Платы» должен был незамедлительно обрести вожделенную свободу.

Многим влиятельным деятелям Аргентины такая идея пришлась не по «вкусу» — «декларация» была принята ими в штыки. Ведь тогда придется прекратить завоевание Патагонии, где индейцы отчаянно отбивались от новых колонизаторов во имя идеи «великой, объединенной и свободной Аргентины». Но с Лопесом и его парагвайцами связываться не хотелось — ведь гуарани стали первым индейским народом, что вместе с потомками конкистадоров взял на себя управление страной. К тому же свою роль сыграла и политика «Доктора Франсии», что напрямую запретил привычные браки между испанскими семьями, требуя смешанных, где были бы представлены два главных народа — а перечить властному диктатору не решились. Вернее, пытались встать в оппозицию, только для недовольных, которых было немного, скажем так, эти демарши плохо закончились.

Так что «Декларацию» приняли, при этом как унитаристы, так и федералисты, не были ее сторонниками. Но «процесс» пошел, и выступать против народа, поддержавшего идеи Боливара, никто не решился, к тому же все прекрасно понимали, что за парагвайским диктатором стоят не только люди, но и внушительная сила, способная его немедленно поддержать. Именно ее сейчас продемонстрировали всем жителям Буэнос-Айреса, наглядно и выпукло. И было на что посмотреть — на рейде стояли пять бронированных кораблей, два из которых имели самые мощные 120-ти фунтовые пушки. Да и остальные были вооружены не менее достойно — «наборами» из 70-ти и 68-ми фунтовых орудий. Вмести с ними стоял под адмиральским флагом фрегат «Амазонас» и семь корветов разного типа, включая те, что еще недавно окаянствовал у берегов Бразилии. Плюс целая прорва различных пароходов и паровых катеров, поставленных ради наглядности — впечатления у горожан от вида эскадры в полусотню вымпелов были незабываемые.

— Генерал Уркис сообразил, что мы его провели, только вида не подает, понимает, что сделать ничего не сможет. Не в том он положении чтобы мне навязывать свои условия — в «своих» провинциях его уже не слушаются.

Лопес усмехнулся, но очень зло — в диктаторе не наблюдалось особого добродушия. Вообще, за эти полтора года дон Франциско сильно изменился, стал менее вспыльчив и более замкнут, и только оставаясь с ним наедине, становился сам собою. Видимо считал Мартинеса самым близким для себя человеком, которому можно всецело доверять. В принципе так оно и было — оба нуждались в поддержке друг друга. И не только стали друзьями, что само по себе значит много, но еще при этом и родичами — причем сам дон Франциско оказался тестем, а он ему зятем, женившись на его незаконнорожденной дочери, но вполне официально признанной президентом. Женитьба обеспечила Алехандро серьезный статус среди гуарани, относящихся к маршалу как к «отцу нации», несмотря на его относительно молодой возраст. Но таковы нравы не только индейцев, но и потомков испанских конкистадоров — парагвайцы серьезно отличались от жителей соседних стран. Так что Мартинес, став зятем Лопеса, занял такое же положение как его родной брат, и при этом сам диктатор частенько, вполне серьезно и на людях именовал его «братом», не делая никакой разницы между ними, даже более выделяя именно моряка, отдавая ему первенство. Но тут все объяснимо — именно с Алехандро парагвайцы связывали все победы флота над бразильцами, следствием чего стал благополучный исход войны против «Тройственного альянса», каковой как говорили в старину, «приказал долго жить».

— Мы ведь отрезали Аргентинскую «федерацию» от моря, и она в точно таком же положении, что моя страна до начала этой войны, — улыбка у Лопеса была зловещей. — Теперь в альянсе с Уругваем и Буэнос-Айресом мы ее можем задавить в любой момент — схватим за горло так, что ножками засучат в конвульсиях. И генерал Уркис это осознал, посматривая вчера на твою эскадру — она на всех производит неизгладимое впечатление. В Новом Свете только две страны сильны на море — янки и мы, хотя у нас и меньше броненосцев. Но зато у меня есть ты…

Лопес взял бутылку каньи, разлил в бокалы на два пальца рома. Лимоны каждый выдавил для себя, как и добавили воды — утром можно принять «коктейль», а вот по вечерам оба старались не портить «старый напиток». И отхлебнув, президент продолжил говорить, снизив голос — хотя к натянутому над головами тенту никто из моряков «Такаури», снова ставшего персональной яхтой Лопеса, никто не приближался. Команде корвета дон Франциско полностью доверял, по крайней мере, рассчитывал на ее лояльность.

— Не буду я их давить, по крайней мере, в ближайшие несколько лет, пусть пребывают в «спокойствии», — Лопес махнул головой в сторону большого города, раскинувшегося на берегу. — Это ворота в европейские страны, тут интересы банкирских домов Англии и Франции переплетены. Но отдавать им другие провинции на откуп не стану — пусть Буэнос-Айрес будет «зоной свободной торговли», как у тебя написано. Потому не стоит резать курицу, что несет золотые яйца. Но «крылышки» ей обязательно нужно обрезать, чтобы никому из политиков не пришла в голову мысль, что они снова смогут взяться за старое, обмануть меня им не получится. Как и сделать марионеткой — я не Митре, чтобы стать для них податливой «куклой».

Президент затейливо выругался, причем щедро применяя слова, которые сам Мартинес знал с рождения — как шутил дед, русские должны осваивать их с рождения, «ибо важно знать, откуда и благодаря чему ты появился на свет». И это немало удивляло Алехандро — Лопес не только отличный лингвист, знает полдюжины языков, он принялся при этом осваивать русскую речь, но и хорошо образован — много ли найдется президентов, знающих тригонометрию и умеющих высчитывать логарифмы. А без этого артиллеристу делать нечего, для него это основа профессии — а дон Франциско прошел годичный курс академии Сен-Сир.

— Мы заняли не только всю Мисьонес, но и Коррьентес — отдавать эти провинции не стану. Да и зачем, если они вместе с Энтре-Риос не собираются примыкать ни к «унитаристам», ни к «федералистам». Зато войдя с ними в альянс, мы получим прямой выход к Ла-Плате, и тогда вся Парана будет под нашим полным контролем. Как и Росарио — их нынешняя столица.

— Не стоит действовать прямолинейно, Франциско, исподволь нужно — связать общими интересами все междуречье, к тому же раз есть общая «конфедерация», то внутренние барьеры совсем ни к чему. А Буэнос-Айрес со временем прижмем, не стоит настолько привлекать иностранный капитал — в заложниках и должниках не только мы, но и наши дети останутся. Как и латифундистов — ограничим их власть, со временем перейдем к земельной реформе. А сейчас не стоит пугать европейские страны революционными преобразованиями. Политику надо вести потихоньку, но жестко. Да, а кто станет главой Конфедерации, уже определились?

— Да, мне предложено стать пожизненным председателем, — на губах Лопеса появилась странная улыбка, — а потому я больше не могу быть президентом Парагвая. И предложу вместо себя парламенту тебя, брат. Лучшей кандидатуры просто не найти, и не смотри на меня так.

Это даже не предложение, прямое приказание, причем давно обдуманное — Алехандро понял сразу. И нисколько не удивился — подобные мысли озвучивали ему многие. Как не странно, он сейчас не ставленник Лопесов, а сам является одним из них. А отдавать власть кому-либо другому дон Франциско категорически не намерен, продолжая соблюдать идущую от «Доктора» преемственность правления. Против командующего флотом и герое еще идущей войны никто не возразит — в Парагвае нет политических партий, так что никаких дебатов просто не будет. К тому же добрая треть избирателей, побывавших на флоте или под ружьем, за его персону не только свое горло драть будет, но любому оппоненту шею свернет. Нравы тут простые и бесхитростные, чуть-что за мачете хватаются.

— Тогда сразу делай флот подчиненным лично тебе как главе Конфедерации — иначе нельзя. У аргентинцев и уругвайцев его нет, корабли только у нас — это будет для тебя мощнейшая поддержка, способная сломить любого внутреннего врага. И присягать будут служить именно Конфедерации, тому образу «светлого будущего», что ждет всех нас. А потом и армия с военными училищами — их надо вырывать из-под влияния местных «царьков». Они станут самой надежной опорой объединенной страны, если должным образом будут «сплавлены» воедино. Ведь нас связывает не только общая история и язык, но и образ жизни с религией — это немаловажно. А если будет установлен и отлажен механизм какой-никакой, но действенной социальной справедливости, то народы тебя поддержат. К тому же ты не старик еще, относительно молод, и лет тридцать сможешь спокойно править, хотя будет нелегко. Желающие убить тебя найдутся, или застрелить, либо отравить, но такова цена власти, и за все приходится платить…

Этот башенный броненосец был заложен в Англии по парагвайскому заказу как «Белона», но был перепродан Бразилии уже как «Лима Баррос» и за полную цену под огромные, фактически неподъемные проценты. Уплаченные деньги Лопесам «джентльмены» возвращать не собирались, они их вульгарно прикарманили. Бразильской империи парагвайские корабли, а их было четыре, настоятельно требовались, потому за них министры императора Педру II заплатили кредитом, взятым в английских банках. Удачная сделка — продать по двойной цене каждый из кораблей, и при этом вогнать страну-должника в бесконечные выплаты по процентам, которые продолжались почти столетие. Такое потрясающее предвидение и заблаговременное планирование будущего…