Поступь молодого бога

Глава 4

Год 12 от основания храма. Месяц четвертый, Пенорожденной Владычице посвященный, повелительнице змей, победы приносящей. Апрель 1163 года до новой эры. Пер-Рамзес. Египет.

Небольшая плоскодонная гаула прошла мешанину каналов и ткнулась носом в причал. Нефрет, которая уже лет десять не была дома, растерянно оглядывалась по сторонам. Как будто и не уезжала отсюда, а ведь совсем недалеко от этого самого места ее украли и увезли, связанную, как овцу. Она до сих пор помнит жуткий оловянный взгляд ахейца, который приказал ей не плакать и лежать молча, укрытой мешками с зерном.

— Менхеб, Ити! — позвала она, и дети схватили ее за руки, пожирая глазами незнакомую картину.

Здесь все не так, как в родном Энгоми. Полуголые люди в юбках-схенти, которые на Кипре никто не носит, все время что-то кричат. Гомон толпы, наполняющий порт, сливается в глухой непрекращающийся рокот. Десятки кораблей, груженных зерном и камнем стоят у пристани, а по сходням несут мешки, укладывая их на тележки, влекомые флегматичными осликами. Здесь все осталось, как прежде, и это поразило Нефрет, которая вдруг почувствовала себя чужой. В Стране Возлюбленной ничего не меняется столетиями, а отличие от Энгоми, где все время что-то происходит. То лавку новую откроют, то привезут неведомую рыбу, то построят храм. Нефрет уже привыкла удивляться, а здесь как будто само время застыло в бесконечной череде разливов Нила. Здесь носят те же платья, что и двести лет назад, воюют так же, как воевал фараон Яхмос, строят те же самые здания и едят ту же самую еду.

Понимание всего этого навалилось на Нефрет тяжким грузом. Еще не сойдя с борта корабля, она поняла, кто никогда не сможет жить тут снова. Прохожие беззастенчиво, с наивным любопытством разглядывают ее платье и прическу. Она «живая мертвая» для всех этих людей, а они мертвы для нее. Они существуют непонятно для чего, в отличие от ее мужа, который сотворил истинную красоту, что переживет века. Только теперь она поняла то, что говорил ей Анхер, напитавшийся мудростью от самого царя Энея. Время — это не бесконечное кольцо, в котором движется человеческая жизнь. Время — это стрела, которая летит в бесконечную даль. Тут и впрямь время движется по кругу. Даже если бы Нефрет вернулась назад, в тот самый день, когда ее украли, здесь не изменилось бы совершенно ничего. Лишь у матери с отцом убавилось бы морщин.

— Мама!

Нефрет повернула голову в сторону своего дома, туда, где виднеются белоснежные пилоны храмов и дворцов. Неподалеку от них, в жреческом квартале, и живет почтенный господин имери-кау, смотритель работ, ее отец. Скоро она окажется там, но сначала нужно разобраться с писцом, который никак не может понять, что он должен сделать с этой явно богатой и странно одетой дамой. Она привезла гору каких-то корзин и сундуков.

— Здравствуйте, госпожа, — брюзгливо заявил он. — Меня зовут Маай. Я писец порта. Я должен осмотреть груз и взять положенную пошлину.

— У меня нет груза, — спокойно ответила Нефрет. — Я не торговка, я приехала в гости к родителям. Все, что лежит на палубе, это мои собственные вещи и подарки. В трюме лежит груз царского тамкара. С него и бери пошлину, почтенный.

— Откуда вы приехали, госпожа? — спросил писец.

— Из Энгоми, — ответила Нефрет.

— Как из Энгоми? — растерялся писец. — Нельзя просто взять и приехать из Энгоми… Оттуда не приезжает никто, кроме купцов. Это же… Это же там… — и он замахал рукой, словно птица крылом.

— Я живу в Энгоми, — терпеливо ответила Нефрет. — И я оттуда приехала. Мой отец — жрец бога Тота, а муж — великий строитель царя царей Талассии.

— Но я должен осмотреть, описать и исчислить, — писец совершенно растерялся. — У нас нельзя без пошлины. У нас не ездят просто так… Нельзя просто так туда-сюда ездить… Наверное… Да я и не слышал о таком…

— Вот моя подорожная, — Нефрет достала папирус, где на двух языках было указано, кто она, откуда и к кому прибыла. Он был украшен устрашающим количеством печатей.

— А вот это, — она показала на объемистый ларец. — Подарки царицы Талассии своей сестре Нейт-Амон, хемет-несут Великого Дома, воплощенной Хатхор. Скажи, почтенный Маай, ты точно хочешь их осмотреть?

— Нет, госпожа, — писец вытер пот, внезапно заструившийся из-под парика, и замямлил, непрерывно кланяясь. — Простите, госпожа. Не смею задерживать, госпожа… Двор Господина Неба сейчас гостит в Пер-Рамзесе. Они только к лету уедут на юг. На священный праздник Опет… Я немедленно организую повозку…

— Благодарю тебя, почтенный слуга сына Ра. Пусть боги благословят твой дом, — благосклонно кивнула Нефрет и крикнула своим людям. — Выносите вещи!

Два худосочных паренька-киприота вытащили из трюма небольшую колесницу, приделали к ней колеса и приготовились ждать, когда подгонят ослика и погрузят на него остальные вещи. Как бы ни чувствовала себя Нефрет знатной дамой в Энгоми, в Пер-Рамзесе она никто. Ей не положено ездить на носилках, как дамам из княжеских родов. За такое могут ославить беспутной женщиной и палками на площади побить, и тогда на ее семью падет вечный позор. А вот про рикшу обычаи и законы Египта не говорят ничего, чем Нефрет и воспользовалась, погрузившись на сиденье и посадив рядом с собой детей.

На нее смотрят, на нее показывают пальцами. Но выглядит Нефрет настолько непривычно и богато, что даже стража лишь проводила ее задумчивым взором, не смея остановить. Повозка, которую влекут двое парней, тележка с осликом, заваленная добром, и несколько слуг, сопровождающих свою госпожу, явно свидетельствуют о том, что дама эта весьма непростая, и связываться с ней будет себе дороже. Нефрет, несколько раз сбившись, все же нашла свой дом и приказала остановиться, успокаивая суматошно бьющееся сердце. Она часто пишет родителям, а они пишут ей. И это настоящее чудо в мире, где дитя, покинувшее отчий дом, считается почти что умершим. Если дочь выдали замуж в соседний ном, ее уже не увидеть никогда.

Столичный район Сета, север огромного города. Здесь, в одном из его кварталов жили писцы и жрецы средней руки. Дом отца принадлежит их семье уже столетие, как и у всех, кто здесь живет. Полупустая улица представляет собой длинный прямой коридор из белоснежных кирпичных стен. В них нет окон, только тяжелые двери, украшенные прихотливой резьбой. Двери господина Джехутинахта были самыми красивыми здесь, ведь он получил лучшие кедровые доски в подарок от зятя. Это было совсем недавно, узоры из листьев и цветов лотоса не успели даже потемнеть. Нефрет махнула рукой, и ее возница постучал.

— Чего вам тут нужно? — в проеме появилось недоумевающее лицо седого слуги, который с подслеповатым недоумением вглядывался в красивую женщину с двумя детьми, по лицу которой текли слезы.

— Ахени, — всхлипнула Нефрет. — Ты что, не узнаешь меня?

— Благослови, Исида, молодую госпожу! Глазам своим не верю! — слуга даже за сердце схватился, а потом раскрыл настежь створки двери и заорал истошно.

— Госпожа! Госпожа! Наша Нефрет приехала!

— Мама! — в голос зарыдала Нефрет, когда увидела ту, чье лицо почти уже позабыла. Две женщины плакали, обнявшись, и не могли отпустить друг друга. Слуги уже занесли вещи в небольшой дворик, окруженный анфиладой комнат, и теперь с любопытством разглядывали хозяйку, по лицу которой грязными ручейками растеклась краска.

— Как ты попала сюда? — оторвалась, наконец, от нее мама. — Это мои внуки, да? Исида, благослови этот день! Красивые какие!

— Это Менхеб, это Ити, — Нефрет вытолкнула вперед застеснявшихся детей. — Я дочь в честь сестры назвала. Мы терпеть друг друга не могли, а теперь… Я такая дура была! Где отец?

— Он в храме, — взмахнула руками мама. — Ахени уже побежал за ним. Пойдем, я прикажу собрать на стол. Так как ты попала сюда? Ведь ты живешь в каких-то неведомых землях!

— Мама! — засмеялась Нефрет. — Твоя дочь Ити замужем за писцом в Уасете. Туда плыть целый месяц. А до Энгоми всего четыре дня, если не ползти вдоль сидонского берега. Так где все-таки неведомые земли?

— Пойдем! — мать потянула ее в дом. — У нас еще будет время все обсудить. Я молилась за тебя, доченька моя. Жертвы Исиде и Нейт приносила, чтобы они сберегли тебя в тех диких местах. Не верила уже, что увижу тебя!

— Дикие места? — презрительно фыркнула Нефрет. — Живете тут, не знаете ничего! Видела бы ты, что построил там мой муж. Да во всей Черной Земле нет ничего подобного. Ну да ладно, я тебе все расскажу.

— Ты надолго к нам, доченька? — спросила мама, жадно прижимая к себе внуков.

— На пару недель, — ответила Нефрет. — Со следующим кораблем уплыву. Во дворец только схожу, к царице Нейт-Амон…

— К царице? — мать напоминала рыбу, выброшенную на берег. — К самой хемет-несут? Да разве пустят тебя туда?

— Да я ее хорошо знаю, матушка, — отмахнулась Нефрет. — Мы же были соседями. Тут, в западном квартале, один купец живет. Его зовут Магон. Он знает кое-кого из ее слуг.

Суетливый купец-сидонец не понравился Нефрет сразу. Она вообще терпеть не могла торгашей, считая это занятие низменным. А этот ааму еще и поучал ее, словно девочку, объясняя, как ей нужно войти, куда смотреть и какие слова говорить. И вроде бы все верно, она спасибо сказать ему должна, но в глубине души Нефрет появилось какое-то непонятное чувство гадливости, и она с этим ничего сделать не смогла. Тем не менее, он договорился со всеми очень быстро, велев ждать, когда позовут.

Пару дней спустя Нефрет, перепуганная насмерть, шла по бесконечным коридорам дворца, разглядывая барельефы на стенах и великолепную роспись. Каждому человеку, что попадался ей навстречу, она хотела броситься в ноги, до того роскошно и величественно выглядели эти люди. Память многих поколений предков проснулась в ее сердце, небрежным движением сметя то наносное, что прилипло к ней в Энгоми. Ее глаза сами собой опускались в полу, спина сгибалась в поклоне, а на лице появлялось глупое, заискивающее выражение. И она ничего с собой поделать не могла. Это было выше ее сил. Подчинение, впитавшееся в плоть и кровь целой страны, проснулось вмиг, как только она оказалась в самом средоточии власти. Нефрет чувствовала себя здесь песчинкой, ничтожным муравьем, случайно взобравшимся на обеденный стол. Несчастный мечется между расписных блюд и золотых кубков, и мечтает попасть назад, в свою уютную, затхлую нору.

— Жди здесь, — небрежно бросил в ее сторону важного вида толстяк, носивший гордое звание хери-хемет-несут, «тот, кто при царице».

Двое слуг попроще, тащивших ларец с подарками, застыли за спиной Нефрет, ожидая, когда откроются двери. Толстяк кивнул ей, и она вошла в затянутые густым ароматом покои, освещаемые светом масляных ламп и небольшим окошком под потолком. А прямо перед ней… Нефрет и сама не поняла, как оказалась лежащей на полу, вытянув вперед руки. Ее словно какая-то незримая сила туда бросила.

— Тебе дозволяется встать, — произнесла знатная дама в парике из множества косичек, стоявшая по правую руку от той, кого Нефрет помнила, как Лаодику. Только вот теперь эта женщина ничуть не напоминала себя прежнюю. На ее плечах лежит тяжелое золотое ожерелье, а неподвижное лицо подобно прекрасной маске, на которой нет и тени эмоций.

— Оставь нас, Джети, — велела Лаодика, и ее придворная дама, скользя по полу задом наперед, выкатилась из покоев. — Подойди поближе! — сказала царица, и Нефрет робко сделала несколько шагов ей навстречу.

— Пусть живет великая Хатхор, здоровая и сильная… — забубнила Нефрет, но Лаодика вдруг скривилась и нетерпеливо махнула рукой.

— Ну, хоть ты не веди себя как последняя дура. Меня уже тошнит от этих размалеванных рож. Рассказывай поскорее, что дома творится. И не вздумай ничего пропустить. Я слышала, сестрицу Поликсену замуж в Пилос выдали. До меня только какие-то странные слухи доходят. Ты не знаешь, что там произошла за история?

— Все знаю, царица, — жарко зашептала Нефрет, которая понемногу приходила в себя. Теперь она стояла, слегка склонив голову и сложив руки на животе. — Она такое устроила! Такое! Загуляла наша царевна так, что небу жарко стало. Государь, как узнал, разгневался сильно. А сотников тех месячного жалования лишил!

— Сотников? — подведенные сурьмой глаза Лаодики расширились до неприличных размеров. — Так у нее что, не один любовник был?

— Трое, — прыснула Нефрет. — Государь ее за наместника Мессении выдал. По слухам, она вздохнуть без его разрешения не может. Не до мужиков ей теперь. Уж больно супруг ее на расправу крут. Люди говорят, даже поколачивает ее. А в остальном все хорошо у нее, двоих сыновей родила.

— Все расскажи! Я каждую мелочь знать хочу! — оживилась Лаодика. — Кто, с кем и как. И не вздумай ничего пропустить, не то разгневаюсь.

Через пару часов, вдоволь нахохотавшись над похождениями беспутной сестры и перемыв кости всем общим знакомым, Лаодика вдруг стала серьезной. Она махнула рукой, подзывая Нефрет к себе, и прошептала едва слышно.

— Государю передай. Наследник Аменхерхепшеф, сын царицы Тити, умер. Ему всего пятнадцать было. Эта сука саму великую царскую супругу Исиду обскакала в прошлый раз, и теперь второго сыночка к трону толкает. Я в эту свару не лезу. Мне там голову оторвут, и даже не заметят. Великие жрецы бьются за то, кого на это место поставить. Пока что Тити впереди идет, снова ее сына в наследники прочат. Среди жрецов Амона Рамсеснахт силу набирает. Он молод, знатен и весьма умен. Очень опасная сволочь. Мне кажется, он спит и видит, как бы самого сына Ра с должности первого жреца Амона подвинуть, и самому его место занять. Многих вокруг себя сплотил.

— Все донесу в точности, госпожа, — выдохнула Нефрет. — Меня тоже просили кое-что передать: Время пока не пришло. Когда лето станет похожим на зиму, а в Страну Возлюбленную придет великий голод, тогда… А еще от государя велели передать, что небольшой храм Молодого бога здесь нужно построить. Доходов с порта Пер-Месу-Нейт госпоже должно хватить. Если жрецы воспротивятся, и такой храм построить не позволят, то возвести храм богини Нейт с двойным посвящением. Самой богине и ее сыну Серапису. Он просил передать, что это важно.

Лаодика закрыла глаза в знак понимания и громко сказала.

— Ладно, иди уже. Я дарую тебе звание Хенерет-несут, Та, что при царе. Теперь можешь приходить ко мне сама, без помощи купцов. Не забудь только заказать себе воротник «усех» и высокий парик, иначе не пустят.

— Благодарю за милость богиню Хатхор, — низко поклонилась Нефрет.

— Ты можешь поцеловать край моего платья, — Лаодика вновь превратилась в величественную статую, — но не вздумай прикоснуться к телу. Это будет лехет, осквернение. Тогда даже я не смогу помочь. Тебя выведут из дворца и сожгут на костре.

Гостья из далекого Энгоми ушла, а Лаодика застыла в своем кресле, переваривая услышанное. Она никогда не осмелилась бы доверить папирусу то, что сказала давней партнерше по карточному столу. Вокруг нее негодяи, которые только и ждут, когда она сделает ошибку. Ее сын Неферон был одиннадцатым в очереди на трон, а теперь стал десятым. Невелика разница. Но паука из Энгоми, раскинувшего свою паутину по всему миру, это совершенно не смущает. Он велел ей ждать своего часа.

— Если долго сидеть на берегу Нила, можно увидеть, как по нему проплывет труп твоего врага, — вспомнила она сказанное царем Энеем когда-то, не заметив, что мать стоит у нее за плечом.

— Он не будет просто сидеть, доченька, — проскрипела Гекуба, которая стала совсем седой. — Он как вожак гиен, который смотрит на схватку двух львов. Львы истекут кровью в драке, выясняя, кто из них сильней, а победят все равно гиены. Они разорвут обоих.

— Эней не похож на гиену, матушка, — поморщилась Лаодика. — Скорей уж на льва.

— Ты стала царицей, — прошипела Гекуба, — но ты все еще слепа, как новорожденный котенок. Когда же я научу тебя! Разве ты ничего не поняла?

— Что я должна понять? — подняла Лаодика брови. — Эней велел построить храм Сераписа. Он почитает этого бога. В новом городе на западе его тоже почитают. Что тут такого?

— Это уже пятый храм Сераписа, — закатила глаза Гекуба, словно удивляясь глупости своей дочери. — Они крошечные, бедные, и при каждом из них трудится лекарь. Любой водонос может прийти туда, попросить помощи и заплатить за нее столько, сколько считает нужным. А еще там бесплатно учат детей черни. Слава этого бога становится все громче, и остальные жрецы ворчат, словно собаки, у которых вырвали из пасти кусок мяса. Храмы Сераписа возводят только в Дельте, в Нижнем царстве, и делают это очень быстро. Понимаешь? Почему он не сказал тебе построить храм в Фивах? Или в Мемфисе? Или вообще в Куше, на самом юге?

— Его интересы здесь, — наморщила гладкий лоб Лаодика.

— Вот именно, — торжествующе кивнула Гекуба. — Ему нужен север этой страны, но ему не нужен ее юг. Но почему? Дельта — это мешанина из каналов и болот, пристанище крокодилов и жутких водяных лошадей. Это гнилое место, где лихорадка убивает людей больше, чем старость. Юг гораздо богаче, там чище воздух, и лучше родит зерно. Почему все его внимание сосредоточено только на септах Нижнего царства? Почему Эней не заходит ни на пядь южнее его границ?

— Я не знаю, матушка, — растерянно посмотрела на Гекубу Лаодика.

— А я знаю, — твердо сказала та. — Я вижу этого мальчишку насквозь. Он знаменитый воин, но больше купец, чем владыка народов. Если понимаешь это, то можешь предсказать его будущие действия. Он готовит большую сделку, дочь моя! Самую большую в своей жизни.

— Сделку с кем? — простонала Лаодика, изо всех сил пытаясь поспеть за полетом мысли многоопытной матери.

— С истинными хозяевами этой земли, — торжествующе заявила Гекуба. — С теми, кто правит здесь по-настоящему. Жрецами.

— Мне уже нужно беспокоиться, матушка? — не на шутку испугалась Лаодика.

— Никогда не думала, что скажу это, доченька, — криво усмехнулась Гекуба. — Но нет. Тебе нужно беспокоиться не о том, чего не понимаешь, а о том, как бы получше раздвинуть ноги, когда в твою спальню приходит муж. Царь Эней позаботится о тебе и о твоем сыне, а мы будем неустанно приносить жертвы за него. Он, хоть и изрядная скотина, но делает единственно возможное в этой ситуации. Даже Париама, мой хитроумный муженек, не придумал бы ничего лучшего. Если бы старый дуралей был жив, он бы гордился своим зятем.