Прорвемся, опера! Книга 3

Глава 14

Выяснить на месте, как именно был убит хозяин дома — невозможно. Вскрытие, как говорится, покажет. Ванька проведет свои исследования, а может, и Ручка к тому времени успеет выписаться и подскажет что-нибудь дельное.

Нам же пока надо проводить оперативные мероприятия.

— Ехать надо в СИЗО и колоть его! — заявил Кобылкин. — Крюгер, блин, и этого порешил, успел до ареста… Ну, допустим, о наркобарыге никто жалеть не будет, но по закону любая гнида — тоже человек.

— Нет, это не Крюгер сделал, — я покачал головой, глядя на тело. — Убитый — под метр восемьдесят с лишним, а следы удавки, смотри, идут под небольшим углом вверх, значит, убийца чуть выше него ростом, не наклонялся, душил стоя. А потом уронил, но давил дальше, вот и видно, что следы отметин здесь самые глубокие, — я показал лежащей рядом ручкой.

— Точно? — с сомнением спросил Кобылкин. — Кащеев-то метр с кепкой. Наверное, душил его, когда убитый сидел.

— Вот именно поэтому душил не он. У Кащеева рост — метр шестьдесят два, я смотрел картотеку. Даже если бы он смог удавить такую тушу, угол на следах был бы совсем другой, вниз бы шли. А начали душить стоя, это явно…

Я опустился рядом с трупом и присмотрелся к горлу убитого спереди. Шея жирная, кадыка не видно, но и след от удавки здесь совсем слабый, ещё и щетина мешала его определить. Но душили-то струной, судя по следам на боках, она должна была прорезать шею и спереди.

Якут сразу понял, на что я смотрю, и вскоре нашёл лежащий под столом красный мохеровый шарф в клетку. Как раз такие сейчас в моде, каждый пятый носит. Та-а-а-ак, если подумать… убитый вошёл в дом, повесил норковую шапку на ту трёхлитровую банку, тщательно расправив мех снаружи, а то шапка — дорогущая, беречь надо. Вон она стоит до сих пор. Затем он скинул дублёнку, повесив её на крючок, где она так и висит, а вот шарф снять до конца не успел, убийца уже накинул удавку.

А убийца-то сильный, очень сильный, если даже шарф ему не помешал. Но почему он не подождал, когда хозяин полностью снимет верхнюю одежду? Ну, тут понятно, ведь убитый — мужик был крепкий, веса в нём точно за 120 кило. Такой если разозлится, то даже без бойцовской подготовки может наворотить дел.

Но ножевая рана в груди всё сбивала. Ванька прав, из задушенного трупа, если бы его ткнули после смерти, столько крови бы не вылилось.

— Убийц двое? — предположил я. — Тогда один душил, а второй ударил ножом?

Якут щёлкнул пальцами и чуть кивнул. Картина складывалась — один душил, второй искал более подходящее оружие и вскоре нашёл. У наркобарыги дома был дробовик, помповый «винчестер» 12-го калибра, четырёхзарядный, с прикладом и цевьём из светлого дерева. Дорогая игрушка, но явно не для охоты… тоже надо купить себе ружьё, в первой жизни я потом часто ходил на охоту, уже в нулевые… так вот, хранилось оно не по правилам, не в оружейном сейфе, а просто висело на ковре. И патронташ висел рядом.

Значит, хозяина дома душили, а сообщник душителя подскочил к ковру и снял оттуда нож, которым и был нанесён удар. Кстати говоря, красивое и дорогое оружие, с длинным полированным клинком и рукоятью из оленьего рога, а ножны из коричневой кожи так на ковре и остались висеть…

— Всё сходится, опер? — спросил Якут, пристально глядя на меня.

— Да вот как-то бардака мало, — сказал я. — Даже ничего не опрокинули, а убитый — мужик здоровый был, если бы он бился здесь, всё бы поломал. И чего убийца не ружьё взял, тут же с ковра, а нож схватил? Да и ножом человека убить сложно, без опыта — тем более, и на месте, одним ударом. У нас недавно был один умелец такой, но его самого уже прирезали.

— Таких, как Ганс, мокрушников мало, — Якут кивнул. — Да и удар тут не такой умелый, но сильный.

— Ну, это не показатель, — Кобылкин отмахнулся. — Быстро всё получилось, раз-раз — и готов. Бухал с кем-то, поссорился, его грохнули. Или нариков в дом пустил, они его и ушатали. Это же дикая сила, с нариками вообще связываться нельзя.

— Наркобарыга лучше всех знает, что они опасны, — возразил я. — И на порог бы их не пустил. Не зря он домофон повесил, на улице все сделки проводил.

— А! Так телеграмма! — воскликнул следак и потряс бланком в руке. — Вот и зашли!

— И он пустил к себе сразу двух почтальонов? — я помотал головой. — Человек, который торгует наркотой у себя дома, не понял бы подвоха? Нет, нам чего-то не хватает.

Не сходится пока всё, картинка не собирается. Кино ещё не крутится. Следак же нахмурился, он будто уже всё для себя решил.

— Короче, — Кобылкин перешагнул через тело и сел за стол. — Вот про Кащеева, может, ты и прав… Хотя колоть его всё равно надо на эту мокруху, вдруг сообщник был, такой же сумасшедший сектант? Да и ясно, что он что-то употребляет, мозги-то варёные у него совсем. Сегодня заявку сделал, завтра привезут его из СИЗО, мы его и раскрошим. Ну, найдём, мужики, и второго, и вы палки срубите, — бодрым голосом произнёс он, — да и я в накладе не останусь. Короче, рабочая версия — убийство совершено группой лиц, один из них задержан, проверяем его причастность. Так, — следак огляделся, — надо здесь всё перевернуть, найти наркоту, если её не…

— Эй! — раздался крик из дальней комнаты. — Смотрите, чё здесь!

Вопил Кирилл из спальни, мы сразу направились туда. Дом, само собой, мы уже оглядывали бегло, едва только вошли, но осмотреть всё целиком у нас времени не было. Пока мы говорили, криминалист обходил помещения, делал снимки, затем вошёл в спальню — и уже там заметил, что под покрывалом что-то топорщилось. Он не удержался, сдёрнул, а когда увидел, что там, то позвал нас.

«Крёстного отца» смотрели многие, вот и мне сразу вспомнилась знаменитая сцена, где мафия, запугивая киношника, подложила ему в постель голову любимого дорогого скакуна. А здесь была всего лишь убитая курица. Голову ей отрезали, грудь рассечена, простынь в крови. Вокруг неё кто-то грубо и неровно нарисовал круг её же кровью и какие-то значки.

— Сфоткай, Кирилл, — тихо попросил Якут. — И показать бы надо, кто разбирается, понять, что это значит. Вот же блин, всю стройную версию тебе сломали, — он с усмешкой глянул на Кобылкина.

— Детские игры это, — парировал тот. — Может, убитый сатанизмом увлекался? Модно же. Кстати, у Кащеева книги такие лежали, и сообщник у него есть, как я и говорил.

Кобылкин очень уж горел желанием приобщить Кащеева к этому делу, и про книги вспомнил, да и про удавку тоже. Другие версии ему уже не казались стоящими внимания.

Шарф мы отправляем на экспертизу, на удавке могли остаться волокна от него. Мохеровые шарфы оставляли после себя кучу волосинок. Следы на шее тоже будут проверены, в итоге станет известно, та ли самая это удавка, которой задушили Фёдорову, или нет, и от этого уже можно будет отталкиваться.

А вот наркоту мы так, сходу, не нашли, надо переворачивать весь дом и простукивать стены в поисках тайников, всё-таки вряд ли наркобарыга хранил бы товар на видном месте. Надо искать нычку.

Уже несколько убийств — задушенная медсестра, найденный в собственном доме наркоторговец и второй наркобарыга, которого вчера забили битами. Ну, все три убийства — точно не в одной серии, хотя связь есть у Фёдоровой и сегодняшнего трупа. Ну а то, что кто-то избавляется от наркоторговцев, заметно слишком явно.

В этих делах пока не просто много белых пятен, почти все они — сплошное белое пятно с редкими вкраплениями хоть какой-то информации. Надо много работать, постепенно заполняя пустое пространство фактами.

— Что думаешь, опер? — спросил Якут уже в машине.

— Да вот обо всём и сразу, — признался я. — Как думаешь, Сергеич, у Кащеева были враги, чтобы его подставить по-крупному?

— А, ты про улики? — он нахмурил лоб. — Ну, как-то уж слишком сложно и натянуто. Но те серёжки к нему не сами пришагали, это точно. А почему думаешь, что подстава?

— Ставлю себе гипотезы, сам же их и опровергаю, — я сел поудобнее и посмотрел в окно на заснеженный город. — Кащеев всё равно не безобидный озабоченный задрот. У него и первая ходка, что напал на женщину, изнасиловал и придушил. Мог и убить, если бы она не вырвалась в конце.

— Что есть, то есть, — подтвердил Якут.

— Я скоропалительные выводы не делаю, у меня нет такого, что надо бежать и кого-то обвинять. Но и сразу оправдывать преступника, едва что-то не сходится, у меня привычки нет. Медсестра та была нетронутая в сексуальном плане, но откуда мы знаем, что он не пытался её снасильничать, но случайно придушил — и убёг сразу, когда понял, что натворил?

— Потому что душили с целью убить, — твёрдо сказал Филиппов. — Я видел фотку в ОПД. Когда в процессе износа душат, всё выглядит иначе, а я уж насмотрелся на такое. Тут целенаправленно убивали.

— Вот именно, — согласился я. — Кащеев — человек опасный для окружающих, но вот сейчас случай у нас сложный. Как бы не проморгать кого-то другого, пока мы на этого все грехи свешиваем.

— Работаем, — Якут пожал плечами и повернулся вперёд. — Ваську надо будить, а то уже несколько мокрух, а у нас по ним ничего нет конкретного. Пусть не отлынивает.

Ехали мы как раз к Устинову, проверить, сильно ли он загулял, раз не пришёл на работу. Да и Маратыч просил. Пил Василий Иванович регулярно, но чтобы пропасть без весточки — такое случалось крайне редко.

Доехали до пятиэтажной хрущёвки, Якут внимательно осмотрел окна на третьем этаже, сощурив глаза, и походил под ними внизу, внимательно оглядывая землю.

— Да он как-то туфлю в окно выкинул, — пояснил он. — Разбил стеклину, хорошо, что лето было, а то в это время года задубел бы.

Обуви на улице не встретилось, но зато мы нашли старую кеду в подъезде как раз между вторым и третьим этажом, Якут её захватил. Деревянная дверь была заперта, но Филиппов умело приоткрыл коробочку с кнопкой звонка и вытащил запасной ключ оттуда.

Дверь открылась со скрипом, свет внутри не горел, мы вошли, я нащупал старый советский выключатель и передвинул рычажок. Вскоре послышался лёгкий топоток, нас прибежала встречать лохматая чёрная кошка давно погибшего важняка Рудакова, которая так и жила у Василия Иваныча. Кошка покрупнела с последней нашей встречи, пушистая шерсть лоснилась, вид сытый и довольный. Чуть раскосые жёлтые глаза уставились на нас.

— И где твой хозяин? — спросил Якут у кошки, хотя это было понятно и так.

Из комнаты доносился богатырский храп, там же был включен телевизор. Мы прошли туда. Устинов дрых на диване, раскинув руки и ноги во все стороны, и от него сильно несло перегаром. Кошка запрыгнула к нему на грудь, пободала в лицо и укусила за палец, когда он на ощупь, не открывая глаз, пытался её согнать, при этом она громко мурчала, едва ли не громче, чем храпел старый опер.

По ящику, старому советскому телевизору «Рубин», шла передача «Брейн-ринг», что-то вроде «Что? Где? Когда?», но с двумя командами в одном зале, а так всё то же самое, череда заумных вопросов, да и участники, по сути, были что там, что здесь одни и те же. Я повернул выключатель, вырубая технику. Устинов всхрапнул громче.

Выпил он немало, батареи бутылок стояли повсюду. Похоже, совсем не ест, только пьёт, даже кошка у него явно питалась лучше, чем он сам. В комнате такой типичный холостяцкий беспорядок, но и не бичарник, иногда, видно, Василий Иваныч убирался или, скорее всего, приглашал кого-то.

На ковре висели два фотоснимка, на одном, чёрно-белом, парень в советской военной форме и тельняшке, с автоматом в руках, похоже, на присяге. А как похож на Устинова, должно быть, это и есть его погибший в Афгане сын. На втором снимке, с полароида, была девушка в джинсовой куртке, стоящая на фоне набережной в другом городе, судя по зданиям позади — в Питере. Вот это и есть дочь, которая с отцом не общается. Живот у неё на фото округлый, уже беременная. Год выведен внизу фиолетовым фломастером — 1993.

Якут прошёл на кухню, вернулся оттуда с бутылкой пива и чайником, из которого налил воды в стакан, стоящий на столе, заваленном бумагами и газетами.

— Васька, вставай! — крикнул он. — Лечить тебя будем!

— Уйди, — пробормотал Устинов сквозь сон. — Не хочу ничего. Идите все на…

— Работать надо, — перебил Якут, не давая ему договорить. — А то чем кошку кормить будешь? Она тебе уже пальцы жуёт.

— Машке отдам, — Василий Иваныч так и не открывал глаза. — Она у меня всегда кошек любила. А я не давал завести…

— Поехали уже, тебя Шухов потерял.

— Пусть он на*** идёт, дол***б! От***тесь от меня! Я спать хочу…

Он снова храпанул. Я сел в кресло, проверил пейджер, увидел сообщение, где Сафин просил срочно приехать в кабинет — взять показания, как раз по делу с Крюгером. Все так уже прозвали задержанного Кащеева. Посмотрим, что там, но надо ускоряться с Василием Иванычем, а то уже часов в сутках не хватает.

— На пенсию уйду, — тем временем простонал Устинов. — Достало это всё…

— Сопьёшься там, Васька, — проговорил Якут. — Да и без тебя совсем скучно нам станет. Кто Шухова подкалывать будет?

— А-а-а, пошёл он, — протянул Василий Иваныч.

— У нас сатанисты появились, — сказал я из кресла, погромче. — Ритуалы какие-то мутят, человека убили. Рыть надо…

Глаза Устинова открылись, он согнал кошку, приподнялся на локте и посмотрел на меня. Якут одобрительно кивнул и хмыкнул.

— Вчера поймали подозреваемого в убийстве медсестры, — продолжил я. — Сегодня осматривали тело, там тоже следы удавки, но кто-то воткнул нож в тело, будто чтобы нас запутать. И там же курицу зарезали и расписали всё вокруг кровью. Скорее всего, отвлекают нас от трупа, но чёрт его знает, как на самом деле.

— Надо смотреть, — хрипло проговорил Устинов. — Где это произошло?

— Сначала мясокомбинат, — строго сказал Якут. — Тяжкие телесные, дело возбудили, а ты вчера там ходил, разнюхивал. А перед этим к Сафину заедем.

— О-о-о, — Василий Иваныч откинулся назад и посмотрел в потолок. — Опять с этими урками базарить, там же одни зэки бывшие работают. Ладно, сейчас, в себя приду…

Уже через тридцать минут мы втиснулись в кабинет, где уже было целое столпотворение. И Толик с Витей, и Сафин, и следак Кобылкин, и даже судмеда Ваньку подтянули.

За столом Якута сидела молодая черноволосая женщина в короткой красной куртке и курила, скрестив ноги в чулках. Тридцати ей ещё нет, но вид уже немного помятый, явно злоупотребляет алкоголем. Зато взгляд у неё выделяется, глаза редкого ярко-зелёного оттенка.

— О, у нас пополнение? — пошутил Устинов. — Новый опер?

— Не отвлекай, — бросил Кобылкин через плечо и продолжил опрашивать свидетельницу. — Ну и что?

— Так чё? — грубо сказала женщина. — Два дня назад, возвращаюсь с работы, уставшая вся, уже утром…

— А кем вы работаете? — вежливо спросил Толик.

— А чё, по мне не понятно? — посетительница громко и хрипло рассмеялась. — Двести за раз, триста за час! Или ты, начальник, привлечь меня хочешь, если я тебе…

— Не отвлекайся! — вспылил Кобылкин. — Не на рынке, давай по делу! Вот, пришла утром домой…

— И там этот соседушка давай ко мне лезть! — вскричала она. — Кащеев, прыщавый этот! Урод! За сиськи мнёт, за жопу, говорит, сто баксов дам! И к шее лезет граблями своими! Или, типа, к нему идём, или он меня тут придушит… а я ему, что с тобой ни за какие бабки спать не буду, и по яйцам его коленкой саданула! Он скрючился, какую-то железячку выронил…

— Бритву? — спросил я.

— Не знаю, — её взгляд повернулся в мою сторону. — Убежала я и закрылась в комнате! А как узнала сегодня, что маньяк он был, меня аж тошнить стало! Ещё бы немного, и…

— Ну, а крыша ваша искала его? — задумчиво произнёс Кобылкин. — Чтобы расквитаться?

— Ну, может, и искала, а может, и нет, у них какие-то свои проблемы сейчас, — она поморщилась. — А потом девочки мне говорят, что закрыли его, ну и сказали, иди пиши заявление, что изнасиловал. А то выпустят, и он ко мне припрётся, чтобы дело закончить. Вы уж его не выпускайте! — попросила она жалобным голосом.

Ну, вот такое-то бывало крайне редко, чтобы проститутка пришла писать заявление на изнасилование. Но судя по всему, её задержали в ходе рейда по путанам, и, чтобы не получить штрафы или административный арест, она рассказала о маньяке, надеясь, что заявление и показания помогут ей отмазаться.

— Значит, изнасилования не было? — задумчиво проговорил судмед Ванька. — А мне сказали, жертву надо будет осмотреть, вот я и сорвался сюда. Да и если бы было, через три дня-то какие следы-то останутся? Надо сразу идти в таких случаях.

— Так чё, мне раздеваться или нет? — неуверенно спросила проститутка. — Прямо здесь? Полностью? Ты, что ли, смотреть меня будешь?

Ванька смущённо закашлял, Толик рассмеялся.

— Не надо раздеваться, — прервал всех Сафин. — Раз не было, значит, не было, а вот покушение на изнасилование было. Пиши, короче, заявление в дежурке, приобщим к делу.

— Жаль, а то вон мальчик даже засмущался, — она громко заржала, показывая на Ваньку.

— Будешь мальчика и дальше смущать, — влез Устинов, — осматривать тебя будет другой судмедэксперт, а он жуткий, как два этих Кащеева, и вечно пьяный, ему уже чертики мерещатся всякие. Да и вообще, девонька, — добавил он спокойнее, — пока не поздно, занялась бы ты чем-нибудь другим. У тебя вон глазки красивые какие.

— Ага, глазки, — презрительно пропела проститутка. — Чё мне с этих глазок толку-то, папаша? На покушать глазками не заработаешь.

— Иди, пиши уже, — Устинов махнул рукой, будто за всех нас.

Она уже пошла на выход, но едва шагнула в коридор, тут же вскрикнула и заскочила назад.

— А это кто⁈ — она показала пальцем на вошедшего человека, который грозно и исподлобья смотрел на неё, прямо в глаза. — Как маньяк!

— А это второй судмедэксперт, — ехидно протянул Устинов. — И если будешь доставать первого, познакомишься с этим поближе.

— Кого там изнасиловали? — спросил Ручка, трезвый и злой.

Сальные седые волосы стояли дыбом, под глазами мешки, а сам он был бледный, как покойник, только что вылезший из могилы. Неудивительно, что она напугалась. Это мы уж привычные.

— Раздевайся, — грубо сказал он. — Показывай давай. А то дежурик орёт, смотреть надо кого-то, вот я и пришёл. А то этот салажонок ничего не увидит, — он показал на Ваньку.

— Иди уже, это он шутит так всегда, — Устинов вытолкнул проститутку в коридор. — Ну, Яха, выздоровел? Выпустили из психушки? Чё, чертики не мерещатся больше?

— Знаешь, это не смешно, Васька, — Ручка покосился на него. — Это не смешно и очень страшно, потому что реальность от вымысла в этом состоянии отличить невозможно. А ты больше меня пьёшь, думаешь, не вижу, что сегодня только из запоя резко вышел. Вот и жди гостей завтра-послезавтра, сразу вспомнишь, что я тебе говорил. Поехали, студент, — судмед глянул на коллегу, — нам гостей вскрывать надо! Ты же специально бомжа мне оставил⁈ Знаю я тебя!

Он вышел, Ванька обречённо вздохнул и пошагал следом. Василий Иваныч поёжился, закрыл за ними дверь и с видом заговорщика оглядел нас:

— Ну и чё там по сатанисту?

— Сначала урки на мясокомбинате! — рявкнул Сафин. — А потом сатанисты. У нас на мясокомбинате тяжкие телесные, шейка бедра сломана у сменщика, злодея найти надо, а ты вчера дело не закончил. И ещё несколько трупов висит на нас, Шухов поминутно спрашивает, чё делаем, и вариант «работаем» его уже не устраивает! Потому что ему главк названивает каждые пять минут и требует конкретного плана действий. Вот и занимайтесь!

— Съезжу с тобой, — сказал я Устинову, слегка поникшему, потому что его оставили без сатаниста, и он кивнул.

Заодно и обсудим с ним мои мысли по всем этим делам. Потому что чем дальше, тем сложнее становилось это всё распутывать.