Прорвемся, опера! Книга 3

Глава 20

Сначала отправлюсь на рынок, туда и Василий Иваныч уехал, и Якут наверняка прибудет пинать своих стукачей. Больше в помощь брать некого: Толик отлёживается, Витьку куда-то угнал Шухов.

Скорее всего, весь уголовный розыск выдернули с праздника и отправили искать беглеца. Да и не только их — на вокзале милицейских патрулей больше, чем обычно, Кащеева будет разыскивать почти весь личный состав наружных и оперативных служб.

Я вышел на улицу и чертыхнулся. И погода Кащееву на руку. Начиналась метель, холодный ветер разносил колкие снежинки и только усиливался. Вот и результат, недалеко от входа уже «поцеловались» две иномарки, не справившись с управлением. Водители вышли скандалить, но пока не дрались.

Я вспомнил о просьбе Сафина и достал телефон. На нём всего одна полоска связи, снег пока что сильно мешал. Но дозвонился куда надо, хоть и со второго раза.

— Гриша, здорово! — я отошёл за угол, укрывшись от метели. — Сможем увидеться у вокзала? Подъезжай к столовке. Вопрос один есть срочный, ненадолго.

— О, Паха, да без базара, — голос Турка было едва слышно. — Подгребу. Погодка капец…

В трубке резко загудело, заскрипело, и звонок оборвался. Не успел он сказать, когда именно приедет, но больше дозвониться до него я не смог.

Так что пока пошёл в столовку. Харчевня забита народом, в основном, приезжими, зато внутри тепло. Местные тут не едят, и это правильно, брать здесь можно только чай, хлеб, рис и пирожки с капустой, остальное я бы не советовал даже врагу. Не удивлюсь, если владелец столовой в сговоре с хозяином платного туалета на вокзале.

Уже через десять минут рядом с кафешкой остановился «Форд», прямо в сугробе. Турок вылез, чертыхнулся, захлопнул дверь и зашёл в кафешку. На входе постучал ногами, сбивая снег с ботинок, и заметил меня. Я как раз сел в угол, на освободившееся место, там был закуток, огороженный стеной, так что никто лишний не подсядет и не подслушает.

— Есть чё пожрать-то? — сходу спросил он. — Не ел с утра.

— Угощайся.

Я взял только бледный чай с сахаром и два старых и сморщенных пирожка с капустой, они скромно лежали на побитом блюдечке.

— Вот сижу, думаю и не помню, чтобы хоть когда-то ел в этой столовке, — с удивлением произнёс Турок. — Всегда мимо проходил, когда ещё здесь жил.

— Я тоже. Тут кормят очень дорого… зато невкусно, — пошутил я.

Он заржал и взял себе пирожок. Откусил сразу половину, поморщился, потому что капусты там было мало, а липкого теста много, и придвинул ко мне кожаную папку, которую принёс с собой.

— Глянь, Паха, для тебя как раз захватил. Ты просил вчера.

Я расстегнул замок и достал оттуда несколько цветных снимков. Некоторые смазаны, но различить, кто на них изображён, вполне возможно.

— Про него же ты говорил? — с набитым ртом спросил Турок.

— Да, он, охранник Сафронова с порезанными пальцами, — вполголоса подтвердил я.

Чекисты, очевидно, взялись за него серьёзно и устроили за ним слежку. Причём настолько грамотную, что я её не заметил утром, хотя этот пацан был недалеко от меня. Вот снимок на рынке, он покупал сигареты, руки в перчатках. Потом он за рулём сине-зелёной девятки… о, вот, не зря я эту машину запомнил, мы же видели её сегодня рядом с борделем. Парень что, приезжал к девочкам?

— Короче, видели его у одного шалмана в городе, — тихо сказал Турок, с трудом прожевав пирожок, — кого-то он там будто искал. Но по городу он сегодня ездил много, перемещался хаотично, а потом куда-то бац — и исчез. Фотки привёз, чтобы ты опознал, он это или нет. Вижу, что опознал.

— Да, он.

— Мы думаем, что Сафронов хочет услать этого Мишу подальше, потому что засуетился и боится, что парнишка расколется. А хорошего кипишу ты навел, — ухмыльнулся он, — напугал их, носятся теперь, хвосты прячут. А когда Сафронов узнает, что мы в курсе про отель…

— Что за отель?

— Да обычная тема, — Турок отмахнулся и заговорил ещё тише. — Построили на Алтае отель, провели коммуникации, заказывали ремонт, мебель, заселяли гостей, выбили у администрации губернатора выплаты, якобы под развитие туризма в крае…

— А отеля и нет, — догадался и я.

— В точку, только пустырь стоит. И Сафронов с этим повязан крепко, как раз на этом его и можно прижать и закрыть. Кросс, значит, в курсе схемы был. Но мы хотим ещё надавить на этого парня, — он ткнул снимок, — и раз ты его искал, надо объединить усилия. У Миши этого в городе какие-то дела, раз не свалил до сих пор. Вот и надо его выцепить.

— Я бы помог, но у нас тут другая беда. Не слышал ещё?

— Маньяк-беглец? — он вытер руки и смахнул крошки подальше. — Канеш, слышал, нам бумага даже пришла.

— Угу. Есть варианты, как через ваших осведомителей его поискать?

— Ну… — замялся Турок.

— А я тоже дам наводку. Сегодня искал одного бандоса, заходил в шалман, рядом с которым его сфоткали, — я покрутил снимок парня в девятке. — Там одна из тружениц сексуального фронта ходит с синяком, сказала, что якобы в неё влюбился клиент — мальчик с красивыми глазками, и начал воспитывать за жизнь. Может, он, может — нет, глаз отсюда не видно. Просто этот кадр и сестру свою вот так воспитывал, чтобы с одним моим другом не встречалась, да и вообще, человек он не очень приятный. Я его потом раскручу на то дело по барыге, которого задушили.

— Ладно, отправим кого-нибудь к ней, — он задумался. — А как её зовут?

— Гражданка Тимофеева, — вспомнил я заявление. — С. А. — инициалы, но я не помню, чтобы имя называла. Тридцать лет примерно, выглядит чуть старше, потому что прибухивает порядком, рост средний, чёрные волосы, фигура вполне себе ещё годная. И глаза зелёные, вот сразу узнаешь, как увидишь. Глазищи!

— Ладно, может, даже сам схожу к ней, спрошу, — он засмеялся. — Давно по девкам не ходил.

— Ну и отлично, — я кивнул. — Если что, она на нашего маньяка заявление писала, так что если он заявится ей мстить на работу, прикроешь её, у тебя и пушка есть, — я усмехнулся. — А дома её прикрывают наши.

— Э-э! — возмущённо протянул он. — Ты меня под своё дело подвязал? Вот те на!

— Ну, не только тебе людей вербовать, Гриня. Шучу, а выручишь ты меня неплохо этим, может, раскроем скоро всё. Ладно, погнал я, мне ещё беглеца ловить надо.

— Ладно, на связи, — он остался за столом доедать второй пирожок.

Я вышел наружу, прямо в снег. Погода стала ещё хуже, дорогу занесло, машины едва ползли, как гусеницы.Я посмотрел и раздумал ловить такси, быстрее будет пешком.

Добрался до рынка за десять минут, хотя в обычное время доходил за пять. Торговля изрядно сократилась, закрылись ряды со шмотками, потому что их заносило снегом, да и продуктовые прилавки тоже. Но магазины ещё работали.

Мне магазины не интересны, я отправился в рюмочную недалеко от центрального входа. Кого-кого, а Устинова я застану там точно.

Но вместо Василия Иваныча в сторонке стоял Якут и равнодушно смотрел на пьющих граждан.

— Сергеич, а ты что здесь делаешь? — спросил я, поздоровавшись с ним.

— Ваську жду, — Филиппов снял очки, посмотрел через них на лампу. — Если он на рынке, то точно сюда заглянет.

— И его где-то нет, — я сбил снег со своих штанов. — Сергеич, мне тут помощь нужна. Говорил сейчас с одним профессором по телефону, зашёл разговор о детстве нашего Крюгера. А я читал справки по нему, нашёл, что у него старший брат умер, прямо у него на глазах, в детском саду. И подумал так, что на него, похоже, это повлияло, может туда явиться.

— Разве? — Якут удивился. — И зачем? Хотя когда у человека в голове не все дома, логику искать сложно, она у них очень своеобразная. Разгадаешь — ловить будет проще.

— Не спорю. Но вдруг он вспоминает брата, мол, тогда спокойнее было? У них же всё из детства идёт.

Я хотел подвести какую-то базу под эту версию — мне и убедить надо, но и выставить так, будто это только недавно в голову пришло.

— Хм… слушай, его обложили по полной, но про детсад точно никто не подумает. Хочешь, значит, засаду там устроить? Ну… давай попробуем, у меня всё равно пока зацепок нет. А Ваську ждать — состаришься.

Темнеть в это время года начинало рано, а пока добирались до заброшенного детского сада — будто уже наступила ночь. И фонари не работали, и пурга никак не могла хотела угомониться. Так и шли почти в полной темноте, чуть ли не на ощупь, и только свет фар редких машин или из окон домов помогал ориентироваться.

— Я два года назад ездил к родным, — рассказывал Филиппов, прикрыв лицо шарфом. — А они там, далеко на севере от Якутска живут. И зимой дело было, приехал, а там минус шестьдесят! Вот это дубак был. И ничего, баню даже топили, лёд нарубили на речке, дрова и уголь подготовили, и не жаловался никто. На охоту ходили ещё. А сейчас что-то зябко.

— Сейчас двадцатка, похоже, — произнёс я. — Но из-за ветра кажется, будто все минус сорок.

Впрочем, разговоры об ещё более суровых морозах как-то не утешали.

Детский сад при такой погоде и освещении больше напоминал концлагерь. Путь нам преградили ржавые решётчатые ворота, обвязанные цепью с замком. Правда, в самом заборе чуть дальше было отломано несколько прутьев, и можно было спокойно попасть внутрь.

Снега там навалило уже с полметра, но свежих следов нет, скорее всего, бомжи ещё не закончили свой «рабочий день» и разыскивают еду и выпивку, а наркоманы нашли места получше, где будут ширяться.

Из снега выглядывала жуткая улыбающаяся голова Чебурашки, один в один похожая на того самого Чебурашку, который будет в фильме «ДМБ», что выйдет через пару лет. Рядом с ним торчала хищно раскрытая пасть Крокодила Гены, он будто кого-то ждал в засаде в снегу, чтобы сожрать. Зубы большие, хоть и деревянные, но кажутся острыми. Короче, атмосфера та ещё.

Якут сматерился, когда споткнулся обо что-то в снегу, но это была вкопанная в землю шина. Мы шли через игровую площадку, мимо сломанных качелей. А перед ними чернел заброшенный детский садик «Солнышко» с выбитыми окнами. Ну хоть фильм ужасов снимай.

Двери не было вообще, мы осторожно зашли внутрь через проём. Хорошо, что зимняя обувь толстая, все эти иглы нариков и битое стекло нам не страшны. И Сан Саныч сидит дома, а здесь сразу бы поранился.

Внутри холодно, но снега нанесло не так уж много, поэтому видно весь этот мусор. Здесь будто хотели сделать свалку, и только нарисованный на стене улыбающийся кот Леопольд напоминал, что мы в детском саду.

— Ребята, давайте жить дружно, — тихо пробормотал я.

Стекло сильно хрустело под ногами, хоть мы и старались идти тихо. Якут огляделся и полез под куртку за пистолетом, я тоже достал свой. Лучше перестраховаться, ведь если Кащеев здесь, то он может напасть. Мало ли, что у него в голове.

Прошли через раздевалку, мимо разбитых шкафчиков с зайчиками и котятами, из которых делали дрова, рядом видны и следы огня на обшарпанном полу. Здесь разводят костры, кто-то даже притащил для этих целей бочку, уже чёрную от гари. Потом мы нашли столовую, но столов и скамеек в ней не было, это уже кто-то успел вытащить. Кроватей в спальне тоже не нашлось, кроме одной, большой, солдатской, с пружинами и потасканным матрасом, даже непонятно, откуда она здесь взялась.

А потом мы услышали всхлипы.

Я показал в сторону игровой комнаты, Якут кивнул и взял пистолет двумя руками. В комнату вело два пути, один с улицы, через разбитое окно, второйчерез коридор, правда, там было навалено разбитых досок и прочего хлама, пролезть бесшумно сложно. Якут остановился у кучи мусора и замер, а я жестом показал, что зайду с улицы.

Проверил хорошо, что не порежусь об осколки у ближайшего окна, и осторожно вылез наружу. С этой стороны здания снега не было, ветер наметал его с другой. Я осторожно прошёл вдоль стены и заглянул в окно игровой комнаты, держа пистолет наготове.

Кто-то резко бросился от меня подальше, у меня аж сердце ёкнуло от неожиданности. Но этот человек не напал, не убежал, а подбежал к чудом уцелевшему шкафчику и попробовал залезть в него.

— Стоять! — рявкнул я и быстро забрался в зал через окно.

Нога скользнула на лежащей на полу бутылке, но я удержал равновесие. Раздался грохот, это Якут пролез через загромождения и уже был здесь. А шкаф не закрывался, человек хоть и был маленький и тщедушный, но детский шкафчик ему явно не по размеру.

Теперь я разглядел, что это точно был Кащеев.

— Вот и попался, — Якут потащил его за шкирку.

Я проследил, что у Кащеева нет при себе бритвы или заточки, но он сам не оказывал сопротивления, только хныкал. Разобрать что-то в его бормотании было сложно, но через несколько секунд он вполне отчётливо сказал:

— Всё же было хорошо, пока ты был жив.

— Здесь у тебя брат умер? — спросил я и огляделся.

— Да лучше бы это я сдох! — взревел он.

Мы его потащили за собой, но он схватился за шкафчик и опрокинул его.

— Не хочу — не хочу — не хочу! — тараторил Кащеев. — Отпустите, я не хочу на расстрел! Не хочу! Никого я не убивал! Никого!

— А это уже суд разберётся, — заметил Якут.

— Он сказал, что если не признаюсь, он меня задушит! Расстреляет! А я не хочу!

— Кто? — спросил я, остановившись на месте. — Кто сказал?

Кащеев начал мотать головой и истерить, больше я ничего от него не добился. Мы с Якутом с трудом вытащили его на улицу.

— Псих, — тяжело сказал Якут, переводя дыхание. — Тебе этот побег ещё аукнется. Зачем бежал? Всё равно бы нашли, никто тебя не прикрыл бы.

Тот молчал. Мы повели его в милицию пешком по сугробам, хоть и далековато вышло, но искать где-то машину и ехать по такой погоде бесполезно.

В ГОВД все переполошились, когда мы зашли, а конвоиры из ИВС, оба бледные, как покойники, с облегчением выдохнули, один даже перекрестился. Из ниоткуда появился Шухов, сразу начал наводить суету, и мы едва запихнули Кащеева в камеру. Так ничего и не сказал по дороге.

Время уже позднее, в СИЗО его уже никто не повезёт, так что ночевать он будет здесь.

— Ну хоть чаю попить можно, — сказал Якут, когда мы вошли в наш кабинет. — А вот конвоиры тебе теперь проставиться должны за такое.

— Тебе тоже, вместе же ловили, — я сел за стол. — Но мутное это дело, Сергеич. Это он просто так кричал и на жалость давил? Или реально, получается, оговорил себя? Запугали — и решил таким способом бежать?

— Ну, значит, надо копать дальше, — заметил он, копаясь в кармане. — У меня сера есть, будешь?

В белую бумажку было завёрнуто две коричневые пластинки жевательной серы. Одну он забросил в рот, другую протянул мне. Пришлось её сначала разгрызть, чтобы стала мягче и можно было жевать. А давно я не пробовал серу, как-то перестали её покупать со временем.

Оглушительно зазвонил телефон, сбив с мысли, я потянулся и взял трубку.

— Васильев, слушаю, — представился я.

— Ещё на работе, мужики? — послышался голос дежурного Суркова. — Труп на трассе за городом, где старая заброшенная бензоколонка, езжайте смотреть, криминал, похоже. Я группу соберу, вы же на своем транспорте? Дальнобой увидел, позвонил из автомата в городе только что.

— Понял, — сказал я и положил трубку на аппарат, но сразу поднял, чтобы набрать номер. — Не дали чай попить, Сергеич. Там труп криминальный на трассе.

— Я Коня внизу видел, Кобылкина нашего, пойду его пну, чтобы с нами ехал, он же дежурит. Быстрее писать начнет — быстрее закончим, — сказал Якут. — А если он ещё и на машине, то сразу и увезёт.

Кобылкин очень негодовал, потому что он только что приехал и намеревался продолжить допрос Кащеева. Но сегодня он — дежурный следак, и пришлось ему ехать с нами на труп. По пути захватили Кирилла и Ручку, последний засиделся в морге, писал справки по рутине — побоям и прочим участковским материалам. Божился, что не пьёт, но водкой он него разило сильно.

Погода чуть улучшилась, но уже наваливший снег, конечно, никуда не делся. Ехали мы долго и едва не проскочили нужное место, но Якут вспомнил, где находится эта колонка. Оборудование с неё вывезли давно, осталась только заброшенная кирпичная коробка, где раньше сидела кассирша. Двери не было, окно разбито, но полукруглая решётка, уже ржавая, ещё на месте.

Первым внутрь вошёл Якут с фонариком и сматерился. Я следом.

Вот же дрянь. Ну не могу я быть в нескольких местах одновременно, чтобы всё предотвратить самому.

У стены лежало тело женщины, той самой проститутки, которую я за последние дни видел уже дважды, но ни разу не встречал в первой жизни. Чёрные волосы спутанными прядями закрывали щёки, но широко распахнутые зелёные глаза смотрели в пустоту — с ужасом, с запоздалым осознанием.

На голой шее темнела борозда удавки — глубокая, тёмно-красная, с ровными краями. Кожа вокруг припухла, вздулась, словно что-то пыталось вырваться наружу, но уже не могло. Губы девушки треснутые, посиневшие, в уголке запёкшаяся кровь. Один ноготь сломан — отчаянная попытка сорвать петлю? Её убивали медленно, и она всё понимала.

А на стене над ней кто-то написал кровью или красной краской: Traсhea, pancreas, ren, rectum, pulmo. То же самое, что и в прошлый раз, только, кажется, теперь без ошибок. Я подошёл ближе к телу.

— Надо определить время смерти, — сказал Якут, присмотревшись очень внимательно. — Если она убита недавно, значит…

— Значит, это сделал не Кащеев, — произнёс я.

— Вот именно, опер, — Филиппов достал блокнот. — Вот именно. И вот теперь надо работать. Похоже, у нас маньяк, товарищи офицеры. И он сейчас на свободе…

Конец третьего тома

Читайте продолжение по ссылке — https://author.today/work/424976

Если книга понравилась, поставьте лайк