Щит Спэрроу

Двадцать четыре

Столовая была полна смеха и разговоров. Казалось, что весь Трео был переполнен этим вечером, зал вибрировал от волнения, когда рейнджеры Завьера воссоединились со своими семьями.

Мужчина по имени Рэйф сидел за соседним столом, его жена сидела на одном колене, а их маленький сын подпрыгивал на другом. Его борода была такой же густой, как и несколько недель назад в тронном зале, и все еще заплетена под подбородком.

Марлоу, еще один рейнджер Завьера, который не был в Куэнтисе, сидела рядом с Мэриэтт, своей матерью. Впервые с тех пор, как я приехала в Трео, на лице смотрительницы появилась улыбка, она была вне себя от радости по поводу благополучного возвращения дочери.

А третий воин, Хейл, держался за руки со своим мужем. Они сидели за столом в центре зала, но, судя по тому, как смотрели друг на друга, они с таким же успехом могли быть единственными людьми во всей Туре.

— Это напоминает мне о доме, — сказала Бриэль со своего места рядом со мной, и печаль затуманила ее взгляд.

Джоселин успокаивающе положила руку ей на плечо. В то время как Джоселин, как и я, погрузилась в рутину повседневной жизни, Бриэль замкнулась в себе. С каждым днем она казалась все более меланхоличной и тосковала по дому. Наблюдение за воссоединением этих семей довело ее до слез.

— Я так сильно скучаю по дому, что мне становится больно, — сказала она. — А вы нет?

— Да.

Нет.

Может быть, мне следовало бы погрустить. Мне было одиноко без своей семьи.

А вот по Куэнтису я не скучала. Не совсем. Я скучала по шуму океана. Скучала по выпечке, которую каждое утро готовил шеф-повар замка. Скучала по смеху Арти, когда я тайком приносила угощение в детскую.

Но остальное? Замок. Город. Мой отец и Марго.

С каждым днем они приходили мне в голову все реже и реже. А когда приходили, я чувствовала только тяжесть ответственности на своих плечах.

Шпионить для отца. Убить ради отца. Найти Аллесарию для отца.

Как? Я застряла. Совершенно, блять, застряла.

Возможно, причина, по которой я не скучала по дому, заключалась в том, что дом означал отца. Думая о нем, я представляла разочарование на его лице, когда полностью подведу его.

— Ваше высочество. — Джоселин толкнула меня локтем и мотнула подбородком в сторону двери.

В столовой воцарилась тишина. Тишина, вызванная молчаливым человеком.

В дверном проеме стоял Завьер, скрестив руки за спиной, его поза была напряженной. Он кивнул своим людям, затем посмотрел на меня.

Вызов.

Я еще не доела свой ужин, но сегодня у меня не было особого аппетита. С тех пор, как я увидела, как Эванджелина бросилась в объятия Завьера.

В объятия ее отца.

Я провела в его обществе меньше суток. Он был таким же незнакомцем для меня, как и большинство людей в этой комнате. И все же мне было больно, что он не рассказал мне о своей дочери.

— Я, пожалуй, пойду, — сказал я Бриэль и Джоселин, вставая. — Увидимся завтра.

Бриэль выдавила улыбку.

— Спокойной ночи, ваше высочество.

— Одесса. — Это была бессмысленная поправка, но я все равно ее сделала.

Никто не проронил ни слова, пока я пробиралась мимо столиков, чтобы присоединиться к Завьеру. Я бы отдала должное туранцам, они были осторожны в распространении слухов. В Росло слухи разлетелись бы еще до того, как я успела бы встать со стула.

Завьер кивнул всем присутствующим, давая разрешение продолжить беседу. Затем он открыл дверь и вывел меня в приглушенный вечерний свет.

Он не произнес ни слова, пока мы шли прочь от столовой. Точно так же, как мы не разговаривали на поляне. Он полностью сосредоточился на Эванджелине, унося ее, лишь кивнув мне и Стражу.

Это воссоединение было неизбежным. И все же я не хотела разговаривать. Все эти вопросы. Все эти размышления. Это был мой шанс получить ответы. Но все, чего я хотела, — это отложить это на другой день, или на десять, или на двадцать.

У меня было неприятное чувство, что я не готова к правде.

— Как дела, Одесса? — спросил он, когда мы двинулись по пустой узкой тропинке, ведущей к тренировочной площадке. Подальше от домиков на деревьях.

— Отлично. А твои?

— Хорошо.

Я открыла рот. Закрыла его. Попробовала еще раз. Передумала.

Слово «неловко» было недостаточно сильным для этого. Несмотря на то, что мы шли, я начала ерзать.

— Итак… — сказала я. — У тебя есть дочь.

— Да.

— Было бы неплохо это знать.

Он провел рукой по подбородку. Это была та самая рука, которую он перевязывал на свадьбе. Был ли у него такой же шрам, как у меня, розовый, но исчезающий с каждым днем?

— Мы с тобой не так уж много времени проводили вместе.

— Именно. Это твой выбор, не мой.

Я никогда не просила его держаться подальше. Никогда не просила ни о чем подобном. Это была его вина. Со времен тронного зала все зависело от Завьера.

И теперь я была не только женой, но и мачехой.

Когда отец женился на Марго, она знала, что он отец. Она знала, что возьмет на себя ответственность за его ребенка.

Не поэтому ли Завьер женился на мне? Потому что он решил, что я буду лучшей мачехой для Эванджелины, чем Мэй?

Что ж, он не ошибся. Мэй не была склонна к материнству. Но это был просто еще один шок. Еще один секрет. Я так устала быть последней, кто узнает их.

— Эви четыре года, — сказал он. — Очень немногие знают, что она моя дочь.

— Немногие знают, — пробормотала я. — Если бы я не пошла за ней сегодня, ты бы мне сказал?

— Нет.

Это было жестоко. Но честно. Я попыталась скрыть свою дрожь.

— Я не хочу, чтобы она участвовала в придворной жизни, — сказал он.

Справедливо. Как женщина, которую выдали замуж без ее выбора и вынудили подписать магический договор, я определенно не рекомендовала быть принцессой.

Была ли Тура следующей в очереди на «Щит Спэрроу»? Если бы королевские семьи Каландры узнали об Эванджелине, стала бы она следующей принцессой, которую заставили бы выйти замуж, чтобы соблюсти условия договора?

Все зависело от следующего поколения членов королевской семьи. Если бы она была единственной принцессой, Тура отказалась бы от нее.

Завьер отказался бы от нее.

Но о ее существовании никто не знал. Даже Востеры.

— А ее мать? — Это была Луэлла?

О, черт. Так вот почему он не консуммировал наш брак? Был ли он влюблен в мать своего ребенка?

Когда дело касалось «Щита Спэрроу», любовь не имела значения. Его всегда заставляли жениться. Возможно, он думал, что я отнесусь к его ситуации с большим пониманием, чем Мэй.

— Она умерла, — сказал он. — При родах.

— Мне жаль. — И я еще больше запуталась, чем когда-либо.

— Эви провела большую часть своей жизни в Трео и Эллдере. Я стараюсь проводить с ней как можно больше времени, но…

Но он был принцем с обязательствами. И если бы он проводил с ней слишком много времени, люди бы заподозрили неладное.

— Как ты это скрываешь? — спросила я.

— Она рано научилась хранить тайну.

— Но сегодня она назвала тебя папой.

Его губы сжались в тонкую линию.

— И это напомнило ей, что она не может допускать такие ошибки.

— Ааа. — Упс.

Мы прошли еще несколько шагов, а у меня все еще кружилась голова.

— Я не знаю, что с этим делать.

— Ничего.

Будет ли он прятать ее вечно? Сможет ли она когда-нибудь заявить о своих правах на него?

Я поняла, почему он прятал ее. Вроде. Но мое сердце разрывалось из-за нее. И из-за него.

— Ты не против, если я познакомлюсь с ней поближе? — выпалила я. Может быть, я просто скучала по своему младшему брату, но я хотела подружиться с этой девочкой. С его дочерью. — Я не выдам твой секрет. Я пойму, если ты откажешься, но я бы хотела…

— Да. Ты можешь познакомиться с ней поближе.

— Спасибо.

Он замолчал и долго смотрел на меня, его глаза искали мои. Затем он прижал руки к сердцу и отвесил мне легкий поклон.

Этот поклон был таким же, как когда Страж поклонился мне и таким же, какой он получил от Верховного жреца Востеров. Что он означает?

Прежде чем я успела спросить, Завьер снова зашагал по тропе.

— Как тебе Трео?

Он спрашивал, потому что я останусь здесь надолго?

— Это было неожиданно. Но мне здесь нравится.

Это было правдой. Мне нравился мой домик на дереве. Я проводила время с Тиллией. Мне нравилось, что у меня была некоторая свобода.

— Я рад.

— Камеристки моей госпожи остановились у других. Возможно ли поселить их вместе? Одна из них очень скучает по дому. Я думаю, было бы лучше, если бы она проводила больше времени с подругой. Пожалуйста.

— Я займусь этим завтра же.

— Спасибо.

Это радует. Спасибо. Все, что можно было сказать о нашем браке, то, по крайней мере, это было «спасибо».

— Где ты был? — спросила я.

— Путешествовал.

Эви тоже получала неопределенные ответы? Или они были адресованы только мне?

— Поеду ли я когда-нибудь путешествовать с тобой? Или мне лучше остаться здесь?

Завьер молчал.

— Ты просто игнорируешь вопросы, на которые не хочешь отвечать, не так ли?

— Иногда.

— Это довольно раздражает.

Он улыбнулся.

— Эви говорит то же самое.

— Умная девочка.

— Так и есть. — Он кивнул. — Для Эви здесь безопаснее. Как и для тебя. Но скоро мы отправимся в Эллдер. Как бы я ни любил Трео, это неподходящее место, когда начнется миграция крукса.

Мое сердце, мои надежды рухнули в грязь.

Если он хотел удержать меня в Эллдере, то мы не отправимся в Аллесарию до начала миграции.

У меня не будет возможности отправить отцу информацию. Только не тогда, когда я застряну в какой-нибудь крепости. И если отец был прав, наш народ погибнет, как гибли многие поколения, когда мигрировал крукс.

Что мне делать? Как это исправить? Был ли какой-нибудь способ переубедить его?

У меня кружилась голова, я думала о невозможном, так что, когда мы добрались до моего домика на дереве, мне потребовалось некоторое время, чтобы узнать свою веревочную лестницу.

— Спокойной ночи, Одесса.

Я моргнула, приходя в себя.

— О, спокойной ночи, Завьер.

Исправь это. Сделай что-нибудь. Что-нибудь.

Прежде чем он успел уйти, я приподнялась на цыпочки и поцеловала его в щеку. У него был гладкий подбородок, а кожа пахла кедром и мылом.

Он не отпрянул, но его тело напряглось. Когда я опустилась, в его взгляде было что-то похожее на жалость.

— Не знаю, зачем я это сделала. — Я закрыла глаза и покачала головой, жалея, что не могу вернуть все назад. — Прости.

— Не стоит. — Его рука коснулась моей щеки. Его ладонь была мозолистой. Нетипично для принца. Хотя Завьер не был похож ни на одного принца, которого я когда-либо встречала. Он не был избалованным или жестоким. Напыщенным или надменным.

Когда он опустил руку, я ждала звука его удаляющихся шагов. Затем я приоткрыла один глаз, ожидая, пока он уйдет, прежде чем закрыть лицо руками и застонать.

— Уф. — Я затоптала комок грязи, прежде чем начала подниматься по веревочной лестнице. Добравшись до балкона, я поплелась внутрь, собираясь скинуть ботинки, но замерла, обнаружив посетителя.

— Поздно ложишься, моя королева? — Страж развалился на моей кровати, заложив руки за голову.

— Убери свою задницу с моей кровати. Сейчас же. — Я подняла руки, растопырив и согнув пальцы, и представила, как они обхватывают его за шею. Как было бы здорово задушить его прямо сейчас. — Уходи. Прочь.

Он скрестил лодыжки, словно устраиваясь поудобнее, чтобы вздремнуть.

— Ты хоть немного уважаешь личное пространство человека? Или ты вторгаешься только в мое? Ты боишься оставаться один? Поэтому ты всегда здесь?

— Я думаю, мы оба знаем кое-что о том, что такое одиночество.

Была ли в его голосе уязвимость? Или он насмехался надо мной?

Его челюсть все еще была сжата, на лице было написано раздражение. Но что-то в его карих глазах выдавало его. Что-то, что говорило о том, что он пришел сюда не для того, чтобы быть одному.

Или чтобы я тоже не волновалась.

Прежде чем я смогла что-то понять, выражение его лица изменилось, и глаза стали такими же жесткими и сердитыми, как всегда.

— Где твой дом?

— Опять это? — Я стянула ботинок. Если он вторгся в мою спальню, то сможет справиться с моими вонючими ногами. — В Росло. Хотя на данный момент этот очаровательный домик на дереве — мой дом. Следующий вопрос?

Глаза Стража стали серебристыми.

— Осторожно.

— Или что? — Я сдернула второй ботинок, испытывая искушение запустить им в него. — Я тебя не боюсь.

Он приводил в бешенство. Но не представлял угрозы. Страж никогда бы не причинил мне вреда.

— Еще вопросы есть? Или мы можем на этом закончить?

— Со сколькими мужчинами ты переспала? Я знаю, тебе не терпится присоединиться к Завьеру, но хочу тебя предостеречь — он не любит женщин, от которых разит отчаянием.

У меня отвисла челюсть. Ноздри раздулись, а щеки покраснели. Конечно, он видел, как я выставила себя дурой на улице. Этот человек всегда прятался, готовый бросить мне в лицо оскорбления.

— Убирайся. Вон.

Он вскочил с кровати и так быстро пересек комнату, что я моргнула, а он уже возвышался надо мной. Он наклонился так близко, что его нос почти коснулся моего. Когда он заговорил, его дыхание коснулось моей щеки.

— Твой отец послал тебя сюда шпионить?

— Нет. — Это было сказано слишком быстро, слишком неуверенно.

Он усмехнулся и в мгновение ока выскочил за дверь.

— Я прошла твой тест? — крикнула я ему в спину.

В ответ он отстегнул мою веревочную лестницу и уронил ее на землю. Затем взобрался на перила моего балкона и перепрыгнул на свой собственный.

— Думаю, нет, — пробормотала я.

Он захлопнул дверь.