— Вот ведь петух гамбургский, — не слишком-то лестно отозвался я о дивизионном генерале маркизе Пьере де Лагише, военном атташе Франции в России.
И нет, он не был каким-то там не таким в плане своих предпочтений на личном фронте. Просто ведь петух являлся таким же символом Франции, как медведь для России. А этот «салонный генерал» вдобавок выбесил меня донельзя своей откровенной тупостью, недальновидностью и невиданной заносчивостью. Вот, не сдержавшись, и высказал своё мнение о нём.
Хотя в плане некорректных предпочтений он тоже был замечен не единожды. Ведь этот странный кадр никогда ни от кого не скрывал своих личных германофильских настроений.
Как он вообще, имея такие взгляды, пробился во Франции в генералы — лично для меня оставалось загадкой. Будто это не у Франции немцы оттяпали Эльзас и Лотарингию как раз в те времена, когда он сам только-только начинал службу. Что называется — удивительное рядом.
И вот такого человека, мало что смыслящего в реальном воинском искусстве, да к тому же активно смотревшего в сторону Берлина, французы поставили своим главным военным связным с Санкт-Петербургом. А наше командование вынуждено делилось с ним стратегической информацией! Петух, короче говоря! Как он есть петух! Ещё и гамбургский! К гадалке не ходи! И тот, кто напрямую с ним работал в нашем штабе — тоже!
— Согласен, — не стал со мной спорить папа́, провожая тяжёлым взглядом этого так называемого военного, которому мы по приказу высшего армейского командования устраивали показ новейших боевых машин.
— Тьфу! Нищеброды вшивые! — вновь не стал я сдерживать внутри себя имеющиеся мысли и озвучил их вслух, да так, чтобы оказаться услышанным всеми находящимися поблизости людьми. — Признался бы сразу, что подобная техника Франции банально не по карману. Так нет! Выдумывать тут начал всякое! Ездит она не так, как надо. Стреляет тоже не эдак. Идиот!
Конфликт у нас с главой французской делегации случился сразу же после того, как мы озвучили цену, условия отгрузки и условия оплаты за свою технику, которую соглашались поставлять союзникам.
Понятное дело, что поставлять её по себестоимости мы не планировали вовсе. Но и, как некоторые, аж трёхкратно ничего не завышали. Просто дали знать, что наш малый тяжёлый танк — та самая копия Матильды Первой, обойдётся им в 150 тысяч рублей за штуку без учёта вооружения. С передачей из рук в руки в Мурманске.
Так этот хфранцузский маркиз едва от возмущения не лопнул, услышав как наш ценник, так и цифру минимального гарантированного Парижем заказа в 1000 штук! Плюс мы готовы были предложить лицензию на производство в самой Третьей Республике ещё 5000 машин! Всего-то по 500 фунтов стерлингов лицензионных отчислений за каждую штуку!
Да, в итоге выходило 174 миллиона рубликов на круг. Ну, ведь никто не говорил, что будет всем легко и безмятежно! К тому же все вот эти миллионы просто меркли на фоне прочих грандиознейших затрат на ту же артиллерию, винтовки, амуницию, боеприпасы, провиант. Тут, так-то, миллиарды тратились направо и налево повсеместно!
— Так, может быть, следовало предложить им ваши танкетки? — высказался сохранявший доселе молчание Михаил Александрович, посетивший производившуюся в Царском селе демонстрацию новейшей техники, компанию которому с папа́ сейчас мы составляли.
Он бы и сам, должно быть, предпочёл командовать какой-нибудь дивизией на фронте, вместо того, чтобы торчать в столице. Но кто ж его отпустит? Он же памятник!
Ну, хорошо, не памятник. Да и не официальный регент больше. Но неотрывно состоит при новом императоре, как этакий гарант достигнутых при нём соглашений, и дабы все прочие Романовы докапывались до Алексея Николаевича не слишком нагло, часто и активно в надежде прихватить себе кусок-другой хоть где-то, хоть чего-то, хоть каким-то боком. «Голодными-то» было множество князей, как из числа великих, так и крови[1]. А тут кругом сейчас возможностей срубить деньжат — вагон и маленькая тележка.
— Да не подходят им танкетки, командир, — удручённо махнув рукой в сторону удаляющегося с высоко задранным носом французского генерала, помотал я головой.
— С чего такие выводы? — отец, конечно, был у меня голова, но в сухопутных делах понимал мало, даже не смотря на мои «военные рассказы». С того и задавал такие вот вопросы.
— Папа́, танкетки — это та же кавалерия по своей сути, — пришлось пуститься в объяснениях на пальцах мне. — Сейчас, в сложившихся условиях противостояния, их можно применять хоть как-то относительно успешно лишь на нашем, на Восточном фронте, полное перекрытие которого не под силу никому.
Ну да, застроить наглухо оборонительными линиями все 1500–1600 километров, представлялось вовсе невозможным. При нынешнем распределении ответственности в войсках в 5 — 10 километров фронта на пехотную дивизию, тут не хватило бы всей армии, ни нам, ни нашим врагам.
— Полагаешь? — нахмурился отец, видать, имевший собственные мысли на сей счёт.
— Знаю точно! Плюс ты сам видишь, что происходит с ней в большой грязи! — на сей раз моя рука простёрлась в сторону лёгкобронированной гусеничной боевой машины намертво застрявшей в раскисшем от дождей поле. — У европейцев же по всему фронту вовсе началась активнейшая стадия рытья огромного количества окопов и образования той самой непроходимой осенней грязи. А потому им в качестве клевца для пробивания вражеской обороны может подойти лишь куда более мощный и проходимый танк, способный выдержать массированный обстрел, как минимум, из пулемётов. И при этом вдобавок достаточно громоздкий по своим размерам для беспрепятственного преодоления им среднестатистического окопа, в который любая мелкая танкетка просто свалится и будет похоронена с концами там.
— И не поспоришь, — прерывая нашу с отцом дискуссию, согласно покивал мне головой великий князь, рассматривая в свой бинокль севшую на брюхо и заляпанную жирной грязью по самую башню танкетку.
Башня у той, между прочим, была уже артиллерийской! Пусть запихнуть в неё нам вышло лишь давно списанную с флота и изрядно доработанную крошечную противоминную короткоствольную 37-мм пушечку Гочкиса, спаренную с нашим пистолетом-пулемётом в один блок, хоть как-то разбирать построенные на скорую руку полевые укрепления и бить по полевым орудиям с пулемётами противника такая техника уже могла. А то столкнулись мы в боях с проблемой, когда исключительно пулемётные машины оказывались совершенно бессильны в выбивании врага даже из простых крестьянских домов. Не говоря уже о чём-то более укреплённом. Вот я и повторил пока не существующий советский опыт танкостроения. Там тоже в подобные пулемётные башенки поначалу устанавливали такие же точно 37-мм орудия, пока не создали что-то помощней.
— Это ты, командир, понимаешь, что спорить здесь не следует от слова «совершенно». Тот, кто некогда успел повоевать в броневике и получить солидный личный опыт, — изрядно так прогнулся ваш покорный слуга, припомнив боевое прошлое Михаила Александровича. — А вот всякие паркетные шаркуны с генеральскими погонами на плечах, убеждены, что их ни на чём не основанные измышления стоят много больше.
— Других, Саша, у нас сейчас нет, — вынужденно развёл руками бывший регент. — Придётся тебе как-то уживаться с теми, кто имеется в наличии, — перевёл он свой взгляд на что-то эмоционально рассказывающего своим собеседникам и размахивающего руками француза. — И Бога ради, сдерживай свой с детства колкий да язвительный язык. Не только ведь тебе со всеми ими много лет ещё работать.
А то, что работать придётся годами — не подлежало сомнению. Так уже спустя месяц с начала войны, вообще все чётко осознали, что дело движется к продолжительному противостоянию. Ни о каких стремительных наскоках и прорывах не могло быть более и речи. Изрядно вражеские планы поломали мы. При этом только сами чуть не поломались также.
В связи с наступлением русских войск в Восточной Пруссии и последовавшим за этим весьма быстрым разгромом 8-й армии Германской империи, немцы оказались вынуждены в темпе брейкданса снимать с Западного фронта аж 6 армейских корпусов, непосредственно участвующих в наступлении, для срочной переброски оных к Висле. Плюс все вновь формируемые резервы устремлялись исключительно туда, что вкупе предоставило французам возможность остановить прорыв противника на Париж. Спасло ещё их поведение донельзя гордых итальянцев. Проигнорировав увещевания из Берлина о совместном наступлении, те предпочли схватиться с греками и сербами на территории Албании, вместо того, чтобы кинуть основные силы против Франции. Хотя флоты двух этих стран в сражениях уже сходились близ побережья той же Корсики.
Соответственно, немцы с треском провалили давно лелеемый их штабом план Шлиффена, в соответствии с которым предполагалось разбить французов всего-то за 1–2 месяца, после чего всеми высвободившимися силами навалиться на Россию. И теперь в Берлине оказались перед лицом войны на два огромных фронта, то есть перед лицом войны на истощение.
В Вене просто вздрогнули от ужаса, узрев, как их войска, хоть и воюют более чем самоотверженно, проигрывают всем подряд на всех фронтах и принялись выпрашивать срочнейшую военную подмогу у своих союзников. Ведь если с подлежащей мобилизации живой силой дела у Австро-Венгрии обстояли неплохо — населения имелось в достатке, то с вооружением наблюдался откровенный швах. Ни пушек, ни винтовок, ни снарядов, ни патронов для возмещения уже понесенных потерь у них в запасе просто не имелось. А способные выдать подобную продукцию заводы только-только принялись переводить на военные рельсы, и ждать от них отдачи должной требовалось месяцами, если не годами. Всё же миллион винтовок оказалось полностью профукано.
Нам тоже, увы, не вышло сразу выбить из противостояния австро-венгров, отчего теперь приходилось распылять свои войска на 3 отдельных полноценных фронта: Северо-Западный, Юго-Западный и Кавказский — против турок. И также ныне ощущали некоторый оружейный голод. Имеющиеся пути снабжения и средства перевозки банально не позволяли доставлять войскам даже те боеприпасы с продовольствием, которые хранились в закромах на тыловых складах. Да и расход патронов со снарядами в разы преодолел порог былых теоретических расчётов.
— Ох-х-х, командир. Такое требовать и от меня! — показательно схватился я за сердце, под весёлый хмык отца. — Но, ежели прикажешь, сделаю.
— Приказывать не буду. Больше не имею права. Но вот как друга попрошу, — похлопал меня по плечу расплывшийся в улыбке Михаил.
— Ну, ежели, как друга, то уговорил, — опять же показательно невероятно тяжко вздохнул я. И, кивнув в сторону стоящей рядом с нами боевой техники в количестве аж целых трёх новейших единиц, заговорщически добавил, — А давай, как в старые добрые времена? А? Я поведу машину, а ты на полигоне постреляешь в волю!
Помимо совершенно нового сверхтяжёлого по нынешним временам 30-тонного танка, один вид которого поначалу заставил французов забыть, как дышать, мы успели подготовить к демонстрации две новые модификации своих аналогов Матильды.
Первая отличалась от изначальной машины лишь заметно увеличенной башней с развитой кормовой нишей и несколько выходящими за габариты корпуса боковыми стенками, что позволило установить в неё хоть сколько-то приемлемую пушку, а не ту 37-мм плевалку, доставшуюся прежде обсуждаемой танкетке.
Пусть о современных 76-мм орудиях нам оставалось лишь мечтать — их производство на заводах катастрофически не поспевало за потребностями фронта, отчего смотреть в их сторону не приходилось вовсе, достойную замену мы всё-таки нашли.
Да и не влезла бы в столь компактную башню даже самая слабенькая из всех современных трёхдюймовок — короткоствольная противоштурмовая пушка, которой вооружались крепости для очень-очень ближней обороны.
Нет, здесь мы договорились с ГАУ о выделении опять же короткоствольной и опять же противоштурмовой, но уже 57-мм пушки Норденфельда. Пушечки эти были старенькими, многочисленными и маломощными в плане порохового заряда их патронов, что нас всё вкупе полностью устраивало.
Во-первых, военные сами не знали, куда их применить с максимальной пользой, отчего и спихнули поначалу в крепости, куда зачастую сплавляли всякое ненужное старьё, что жалко было отправлять на переплавку. А потому в случае успешных испытаний их на танках мы могли рассчитывать как минимум на 570 полностью боеготовых орудий с уже имеющимся запасом снарядов к ним.
Во-вторых, отдача при стрельбе у них выходила откровенно слабая, что было крайне важно в плане установки такой пушки в башню танка без лишних проблем. Потому, как только на бывшем частном артиллерийском заводе Барановского, с которым мы сотрудничали ещё со времён вооружения их пушками бронированных дрезин, для нас создали систему отката и наката этой пушки, мы тут же смонтировали её на танк. Опять же, как и в случае с танкеткой — присовокупив к пушке танковый вариант ПП-шки. Увы, но полноценный пулемёт, пусть даже и ручной, туда уже никак не влезал. Тем самым получили одноместную орудийную башню по типу той, что имелась у советского лёгкого танка Т-70 времён ВОВ. Разве что пожиже и пониже в плане величины её трубы и валящего из той дыма. Но да и технологии сейчас были отнюдь не те применены.
Вторая же машина отличалась в сильно худшую сторону от изначального проекта. Можно сказать то был максимально удешевлённый и потому донельзя убогий вариант танка военного времени. Пусть внешне эта машина выглядела примерно так же, как мой прежний «боевой скакун», характеристики её оставляли много лучшего.
Взяв за основу БРЭМ-1, мы заменили броневую сталь на судовую, вдобавок убавив её толщину с 2 до 1,5 дюймов, только чтоб винтовочные пули удержала. Этот шаг теоретически позволял нам многократно увеличить ежегодный выпуск бронекорпусов до десятка тысяч штук, впрочем, как и внедрение его сварки вместо клёпки. Ведь варить судовую сталь в России умели уже на нескольких верфях.
Вдобавок мощный 12-цилиндровый двигатель с КПП и дифференциалами от 10-тонного грузовика мы заменили на куда более простые, дешёвые и распространённые таковые агрегаты от нашего же 5-тонного грузовика. Того самого, который в тех же США производили тысячами ежегодно.
На проходимости и скорости хода, как, впрочем, и на эксплуатационной надёжности, все эти изменения, естественно, сказались резко отрицательно. Такой танк с трудом выдавал 12 км/ч даже по шоссе и его двигатель выдерживал до капремонта или же замены не более 120 часов работы, требуя при этом частых перерывов при осуществлении марша. Зато цена «для своих» упала с сотни тысяч за полноценный танк, аж впятеро! Уж больно непомерно много драли за броню казённые заводы! Про цену сборки из неё готовых корпусов — вообще молчу. Мы до войны приобретали те по 50 тысяч так-то!
Но я, обращаясь к своему бывшему командиру с предложением покататься и пострелять, имел в виду третью машину. Мой шедевр! Мою прелесть!
— А давай! — махнул рукой великий князь, глаза которого зажглись азартом. — Вот только я из пушки не умею бить.
— Ничего страшного, — мгновенно отмахнулся я от этого предупреждения, как от чего-то совершенно несущественного. — Я тоже не умею бить из пушки! Сию науку будем сейчас вместе постигать! Инженер я или нет! Так сказать, дойдём до сути, применяя древний метод научного тыка! Снаряд — это ведь такая штука, которая куда-нибудь да попадёт, как ни стреляй! Единственное, прежде стоит всех предупредить, наверное, чтобы попрятались, куда кто только сможет да побыстрей.
— Кхм, кхм, кхм! — раздалось сбоку кхеканье, и мне под нос пролез затянутый в щегольскую кожаную перчатку кулак.
— Ну, или нам папа́ поможет! — мигом переобулся я в плане претворения в жизнь своих хулиганских замыслов, признав весьма весомым представленный родителем на рассмотрение аргумент.
Завершив вводить своего высокородного собеседника в ступор, я с любовью посмотрел на Т-30, являвшийся вершиной технологической мысли среди всех моих творений. Мог бы, конечно, «сваять» что-то и получше. Но в данном случае лучшее действительно могло стать врагом хорошего. А нам того не надо было.
В целях максимального удешевления данной конкретной машины и вообще всего проекта, пришлось мне совершенно отказаться от наклоненных под рациональными углами броневых плит, обрабатывать кромки которых на имеющемся оборудовании было бы сущим мучением. Наверное, именно поэтому наш самый мощный танк напоминал собой не советский Т-34, к примеру, а опять же британский Марк VIII «Кентавр». Хотя, если смотреть на упомянутые танки изнутри, построены они оба были на весьма схожих технологических принципах и по схожему шаблону.
На удивление, мы даже вооружили этот танк 57-мм пушкой, каковой калибр англичане большей частью ставили и на свои «Кентавры». Разве что вместо относительно современного и мощного противотанкового орудия нам вновь приходилось обращаться ко всякому старью. И потому конкретно на представленной здесь опытной машине появилась специально доработанная для неё береговая 57-мм пушка Норденфельда, потреблявшая правда уже более мощные патроны, нежели её короткоствольный собрат с предыдущего танка.
Да и пушек таких по последней переписи «артиллерийского населения страны» насчитывалось в наличии всего 102 штуки, отчего стать основным орудием при организации действительного массового производства такой машины, оно никак не могло. Как не могли стать таковым и разные 57-мм пушки Гочкиса, имевшиеся в российском флоте. Ведь там их тоже было в общей массе — мал мала да ничего. Вдобавок этот 57-мм зоопарк, насчитывающий в общей сложности полдесятка разных видов орудий, питался аж четырьмя ни разу не взаимозаменяемыми унитарными патронами. Вот уж где существовал кошмар тыловиков!
Однако персонально нам деваться было некуда. Найти чего-либо получше в плане танкового вооружения, сейчас не представлялось возможным вовсе. И потому работать приходилось с тем, что есть. Точнее, с тем, что дали.
Удачей было уже то, что хоть вот эти пушки ГАУ «презентовало» с барского плеча для установки в нашу бронетехнику. Благо выстраиваемые столетиями крепости остались все в тылу российских армий, а более нигде эти 57-мм орудия не находили применения. Разве что в импровизированной противовоздушной обороне.
— А! Как звучит! Ведь просто песня! — хотел бы я сказать о звуке работы заведённого мотора танка, но предпочёл совсем смолчать, как только в корме боевой машины застрекотало и загрохотало «выстрелами» выхлопных газов из глушителя столь сильно, что мы едва не оглохли, даже находясь в закрытой со всех сторон башне. Покумекав, я решил не сгонять с места штатного механика-водителя, а разместиться самому на месте заряжающего. Благо изначально создавал башню, как и полагается, трёхместной.
Возможно именно поэтому танк завёлся с одного тычка, а не так, как, бывало, случалось у англичан в иной истории мира с их Марк VIII «Кентавром», на котором те устанавливали моторы Либерти. Да, да! Те самые, что сохранились у них в производстве со времён Первой мировой войны аж до 1940-х годов.
Там народ, порой, и за час «танцев с бубном» не мог добиться от стального сердца ничего, кроме астматического кашля или же пожара. Не запускался тот, и всё! Вот хоть ты тресни! Я даже как-то в прошлой жизни видел в интернетах, как такой мотор пытались запустить работники центрального танкового музея Великобритании. Так вот. Им тоже не сопутствовал успех на протяжении более чем часа колупания.
Нам в этом смысле сильно повезло, что мы создали более достойную конструкцию. Да и вылизывали конкретно данный экземпляр мотора отнюдь не просто так. Чай танк являлся презентационным. А что касалось «звуков ада», которые танк начал издавать, то здесь вина лежала на бензине. Чем меньше было у него октановое число, тем более он склонен был к изрядной детонации в цилиндрах.
Мы же, в оправдание своё, не просто так вынужденно переделывали танковый двигатель на питание от не сильно замечательного автомобильного бензина. Высокооктанового авиационного топлива сейчас едва хватало авиации. Отчего нам приходилось рассчитывать лишь на то, что оставалось у нефтезаводчиков.
Естественно при этом никто не отменял тетраэтилсвинец, которым в моей прошлой жизни повышали октановое число бензинов во всём мире на протяжении аж целой сотни лет. Но, во-первых, сейчас он не особо требовался, без него справлялись как-то. Да и производить его нам было просто негде. А, во-вторых, являлся так-то этот хитрый элемент почти что ящиком Пандоры. Из-за него за целый век безудержного потребления этилированных бензинов настолько сильно оказались загажены свинцом все города планеты, что просто ой! Да и людей свинец травил безбожно поколениями, влияя негативно на центральную нервную систему и сильно повышая агрессивность. Как будто этой агрессивности нам даже без свинца недоставало, блин!
— Ого! Вот это рык! — повернувшись ко мне с командирского места, прокричал довольный Михаил Александрович, имея в виду стрёкот мотора. — Сразу понимаешь — мощь! Изрядная!
— Да не сказал бы, что изрядная, — пришлось мне покривиться вскользь. — Уж больно тяжела машина вышла. Отчего даже почти 400-сильный мотор может разгонять её всего до 25 вёрст в час. А на раскисшем грунте, считай вдвое медленней. Но главное, что полевая артиллерия точно проломить её броню не сможет! Тогда как мы начнём ту щёлкать, как орешки! — С этими словами я любовно погладил по казённику длинноствольной 57-мм пушки, которая давала мне и вообще всем нашим танкистам возможность не опасаться более столь сильно вражеских орудий.
— Что же, давай проверим, как она стреляет! — аж потёр ручки в предвкушении великий князь. — Евгений Александрович, извольте навести её куда-нибудь!
— Сперва доедем куда надо, а уж после наведём, — не поддался общему азарту мой обстоятельный папа́, активно изучающий устройство телескопического прицела пушки. — А ты, сынок, клади пока снаряд обратно! Война идёт! Успеешь ещё вдоволь настреляться!
Как очень скоро оказалось — он накаркал!
[1] Князь крови — те князья Романовы, которые утрачивали право именоваться великими князьями из-за слишком отдалённой родственной связи с императорами.