Серебряная рука

Глава 12. ДРУИМ ВРАН

— Он дал тебе арфу, — сказал Лью. — Какой же бард без арфы?

Я очень хотел, чтобы инструмент остался у меня. Такой певучей арфы мне еще не доводилось держать в руках.

— Скажи, осталось ли что-нибудь еще после его ухода?

Лью помолчал, осматривая стоянку.

— Больше ничего, — сказал он. — Только арфа. Чана с элем уже нет, наших чаш тоже, и даже остатков еды я не вижу. Все исчезло, кроме арфы. Думаю, она теперь твоя. У нее даже наплечный ремень есть.

Проснувшись утром, мы обнаружили, что лес пуст, а хозяин кузни исчез. Но арфу он оставил. Может, прав Лью, Гофаннон предназначил ее мне? Но я пока сомневался.

— Бери ее, Тегид, — настаивал Лью. — Ты же не можешь оставить ее валяться здесь.

— Ты прав, брат, — решился я, поднял арфу за ремень и повесил на плечо.

— Ну что же, идем.

Стараясь ступать бесшумно, чтобы не нарушать тишину неметона, мы побрели прочь — Лью впереди, а я — сзади, положив левую руку ему на плечо, нащупывая дорогу ясеневым посохом в правой руке. Мы не стали возвращаться в наш вчерашний лагерь, а пошли дальше по тропе вдоль реки. Шли долго. Лью, видимо, задумался, да и мне было о чем подумать.

День выдался теплым. Мы держались берега реки, здесь было легче идти. В полдень остановились, попили из реки и присели на траву отдохнуть.

— Прошлая ночь стала первой с тех пор, — он колебался, — с тех пор, как Мелдрин… в общем, я впервые забыл о боли.

Тут и я понял, что моя рана перестала пульсировать и я не ощущаю больше жгучей боли. Я коснулся повязки на глазах и понял, что боль ушла, хотя неприятные ощущения все еще оставались.

— Кажется, Гофаннон отблагодарил нас, как и обещал, — заметил Лью.

— Если это был Гофаннон, — пробормотал я.

— Что ты имеешь в виду?

— Только то, что на этот раз Он принял облик Гофаннона, — ответил я, — но я думаю, что вовсе не Мастер-Кузнец угощал нас прошлой ночью.

— А кто же?

— Владыка куда более могущественный и древний. Возможно, даже сам Быстрая Верная Рука.

— Интересно, — задумчиво проговорил Лью. — Ты-то не видел, когда пел, а я наблюдал за ним. Он менялся, Тегид. Сначала выглядел грозным, с дикими глазами. Но пока слушал песнь, стал совершенно другим. Говорю тебе, брат, он изменился. Если бы ты мог его видеть, ты бы со мной согласился. Когда ты закончил, он даже говорить не мог. Между прочим, я тоже. Ты всегда замечательно пел, Тегид. Но вчера вечером… — Лью помолчал, подбирая слова. — Вчера вечером ты пел, как сам Фантарх.

Я промолчал. Вчера, когда я пел, мне казалось, что я могу видеть. Пока слова срывались с моих губ, я не был слеп. На протяжении всей песни предо мной представал яркий мир — как будто песнь заменила мне глаза.

Мы все дальше уходили в лесистые холмы Каледона. Начался затяжной подъем. Мы были уже в предгорьях, здесь отроги стали выше. Между ними лежали долины. Река стала уже и глубже, плеск воды слышался отчетливее. Лью отлично справлялся с обязанностями поводыря, но шли мы все равно медленно. Чтобы отвлечься от трудностей ходьбы, мы говорили о земле, о временах года и о движениях солнца по небесной чаше. Обсудили звездное воинство: Гвоздь Небесный, Великий Бран Благословенный, Плуг, Вепрь и Медведь, Семь Дев, Серебряное Колесо и прочих. Мы пользовались древними знаниями. Говорили о вещах скрытых и известных, видимых и невидимых: о силах воздуха и огня, воды и земли; принципах и истине; правде, чести, верности, дружбе и справедливости. Вспоминали королей, мудрых и глупых. Заодно поговорили о королевском сане — о правильном управлении людьми и народами, о секретах проницательности, о священном порядке суверенитета.

Лью все понимал. Его способности удивляли, он обладал памятью барда. Он рос так же, как растет дерево, когда его корни касаются воды, скрытой в земле: прямое, высокое, широко раскинув ветви, заявляющее о своем праве. Как сказал бы Оллатир, он становился дубом знаний.

Многое из того, что я ему рассказал, известно только бардам. Ну и что? В Альбионе больше нет бардов, а знания, как и огонь, приумножаются, когда ими делятся.

Да, знал он много, вот только я не заметил сияния авена у него внутри. Авен Оллатира оставался скрытой жемчужиной в раковине, ожидающей, когда и где она явится на свет.

Питались мы подножным кормом и, конечно, голод мучил нас все время. С жаждой дело обстояло проще. Воды было сколько угодно. Мы исхудали, но суровая тропа подсушила наши тела и сделала их крепче. Постоянная нехватка всего еще больше связала нас узами, покрепче уз крови.

Однажды, после многих дней пути, нас разбудили дождь и северный ветер. Мы хотели переждать непогоду под деревьями, однако дождь не кончался. Так и лил целый день, а когда тучи на небе наконец разошлись, идти было уже поздно. Но мы все-таки прошли немного вперед, просто чтобы понимать, что нас ждет дальше.

— Сейчас мы на вершине холма. Внизу долина, — сказал мне Лью. — на другой стороне холм еще выше.

— А что за ним?

— Дальше я не вижу. Холм крутой и высокий. Подниматься будет непросто. Может, поискать другой путь?

Я пытался представить местность.

— Лес есть? Какой?

— Сосны, в основном. Внизу повыше и помощнее, вверху — потоньше и пониже. — Он остановился, вглядываясь в окрестности. — Так. Этот холм — часть горного хребта. Хребет тянется с севера на юг.

Я задумался. Интересно, существовали в Каледоне древние дороги? Может, и были, но я о них не слышал. После дождя ветер сменился и теперь дул с юга. Сильно пахло сосной. Я вдохнул этот пьянящий аромат, и перед моим мысленным взором возник образ озера. Внезапно я увидел всю долину и высокие сосны, тянущиеся к небу, а небо отражается в чистом горном озере.

— Что с тобой, Тегид? — спросил Лью; он уже привык к моим «выпадениям». — О чем ты думаешь?

— Давайте поднимемся повыше.

Лью не стал спорить. Он только покряхтел и с сомнением произнес:

— Света маловато. Скоро совсем стемнеет… Как раз, когда успеем добраться до вершины хребта.

— Это неважно. Мне свет не нужен.

Лью толкнул меня локтем.

— Ты шутишь, Тегид? Похоже, ты вообще забыл о своей слепоте.

— Да какая там слепота?! Ты же с бардом говоришь.

— Сам виноват. Забил мне голову всякими разговорами. — Он вздохнул. — Ладно. Тогда пошли.

Спустились мы быстро, а вот подъем занял гораздо больше времени. Лью спешил, видно, хотел поспеть до темноты. Конечно, без меня он шел бы быстрее, хотя ненамного. Я тоже спешил, как мог, и синяки у меня на голенях тому подтверждение. С посохом я управлял все лучше, так что вполне успевал за своим поводырем.

Склон холма оказался довольно крут, а советы Лью немногословны. Мне было интересно, считает ли он свою роль поводыря успешной? Вроде бы, нет ничего проще — выбрать тропу, оценить опасности, ободрить слепца, сомневающегося перед каждым шагом… знает ли он, насколько успешно он руководит мной? Ведь бывали разные народоводители… Разве это не одно и то же — выбор тропы, самого безопасного пути, слова одобрения… Выходит, поводырь — тот же король, только один выбирает тропу, а другой — способ правления народом?

— Почти пришли, — слегка задыхаясь, произнес Лью где-то у меня над головой.

— И что там? — спросил я.

— Я был прав насчет хребта, — ответил он. Он подал руку и втянул меня наверх. — Вид отсюда потрясающий, Тегид. Солнце уже село, и небо цвета вереска. Мы на гребне. Внизу широкая долина, похожая на чашу. По сторонам скалы. По долине течет ручей и впадает в озеро посредине. С трех сторон стоят высокие деревья, а с четвертой — широкая луговина. Озеро как зеркало; в нем отражаются облака и звезды. Красиво! — заключил он. — Наверное, я плохо описал. Жаль, что ты не видишь.

— Вижу, — сказал я. — Действительно красиво.

— Тебе это место знакомо?

— Я никогда не бывал здесь, но уверен, именно это место предстало мне в видении.

— А-а, это то, что привиделось тебе в лодке — помню. — Его голос изменился, когда он снова посмотрел вниз. — А еще что-нибудь ты видишь, Тегид?

Я постарался вспомнить ту бурную ночь. В памяти застрял кусочек видения.

— Озеро… А дальше крепость, мощная крепость… А еще — прекрасное воинство. Люди стоят вокруг трона на кургане…

— Постарайся описать поточнее.

Я сосредоточился, разглядывая образы, рождавшиеся в памяти.

— Вижу, — медленно начал я, — высокие сосны на хребте справа от нас. Склон крутой и густо порос лесом, он тянется до самого ближнего берега озера.

— Да, да, продолжай.

— Озеро в длину больше, чем в ширину; оно занимает почти всю долину. С трех сторон лес, как ты и сказал, а с четвертой — широкий травянистый луг.

— Так, так, а про луг что скажешь?

— Это большая луговина между озером и хребтом; она надежно защищена, потому что хребет резко поднимается стеной в дальнем конце.

— А еще?

— Берег озера выстлан грубой галькой; камни черные, размером с ковригу хлеба. Через лес к озеру ведет много охотничьих троп.

— Невероятно! — воскликнул Лью. — Все именно так, как ты говоришь. — Он хлопнул меня по плечу. — Спустимся к озеру. Там хорошее место для лагеря.

— Темно же, как ты дорогу найдешь? — с сомнением спросил я.

— Да какая разница! — легкомысленно ответил он. — Сейчас и то уже ничего не разглядишь. А зачем мне что-нибудь видеть? Ты же меня поведешь!

— Издеваешься?

— Тебе же все равно, верно? — убежденно сказал Лью. — Твое внутреннее видение приведет нас куда надо. С пути не собьемся.

Послышалось воронье карканье. Вскоре вся вершина хребта огласилась скрипучими голосами птиц. Вороны устраивались на ночь на деревьях.

— Слышишь? — сказал Лью. — Стражи этого места нас приветствуют. Пойдем, брат, нам здесь будут рады.

И тут я окончательно понял, где мы. Мы стояли на вершине Друим Вран, Хребта Воронов… «Вот то место, которое я видел», — подумал я и снова услышал пророчество бенфейт: «Беда минует лишь Каледон; Вороны слетятся в его тенистые долины, и песня Ворона станет его песней».

Лью угадал. Я снова обратился к видению, дарованному мне. И да! Я видел тропу под ногами, как будто при ярком дневном свете.

— Ну что же, — сказал я, — пришло время проверить, насколько правдиво мое видение. Идем.

Я поправил арфу на ремне и смело сделал шаг вперед. Нога опустилась именно на то место тропы, которое виделось мне в воображении. Я сделал еще шаг. А потом и еще два. К моему удивлению, угол моего внутреннего зрения менялся по мере моего движения. Я видел перед собой узкую тропу, ведущую вниз к ручью, там – сплошные камни и переплетенные корни деревьев. Мне-то ничего, а вот для Лью в темноте может быть опасно.

Я сделал еще несколько шагов и предупредил:

— Тропа резко понижается, — предупредил я, — держи руку у меня на плече. И не торопись.

Лью сделал, как я ему велел, и мы начали довольно утомительный путь к озеру. Утомительный, прежде всего, для меня, поскольку я должен был поддерживать сосредоточение на том, что видел внутренним взором. Пот обильно стекал у меня по лбу и спине. Каждый шаг — испытание доверия к самому себе, каждый шаг — залог обновления.

Мы шли вниз и вниз по извилистой тропе. Вопреки убеждению Лью, мы то и дело спотыкались о камни и обнаженные корни; съезжали по рыхлым осыпям, а ветки так и норовили выцарапать глаза. Но мы шли!

— Тегид, это настоящее чудо, — выдохнул Лью с облегчением, когда мы оказались на ровном месте.

Здесь стояли самые высокие деревья. Лью отыскал укромное местечко для ночлега, помог мне забраться под ветви и рухнул на старые сосновые иголки, устилавшие землю толстым ковром.

— Я устал, — зевая, заявил он. А через несколько мгновений мой спутник уже спал.

Я тоже устал. Но волнение не давало заснуть. Слепой, я прошел весьма коварным путем и провел друга! Видение, дарованное мне, было истинным. Руководствуясь только своим внутренним видением, я одолел тропу, и теперь вновь обретенная сила полыхала во мне, как огонь костра.

Да, моя слепота никуда не делась, и все же я обрел новое зрение даже лучше прежнего. Я мог направить взгляд куда угодно, не думая о том, светло или темно вокруг. Мне даже показалось, что я могу видеть намного дальше, чем раньше. Да что там! Я, наверное, могу теперь заглянуть даже за пределы настоящего, в будущее… в сферы, недоступные мне раньше?

Сон не шел. Как можно спать, пережив такое? Я сидел, завернувшись в плащ, и мысленно смотрел на озеро, каким оно было и каким оно, возможно, будет. Тихо наигрывал на арфе и пел, укрепляя видение, горевшее во мне. Добромудрый одаривает тех, кого считает нужным. Людям следует почитать Того, кто поддерживает все сущее Своей Быстрой Твердой Рукой.