Шарлатан III

Глава 17

Вообще-то Светлана Андреевна мне головомойку устроила не сразу как я вернулся из Держинска, а вообще через день, в воскресенье. Когда все мои родственники убыли в Кишкино. То есть убыла лишь Валька, остальные по стройотрядам еще в июне разбежались, а она на лето работать устроилась в университете. Но по воскресеньям каждый раз уезжала домой, и соседка, похоже, именно того, когда я один останусь, и дожидалась. Впрочем, я так и не понял, почему: она ко мне зашла, сказала, как обычно, «мы сейчас в одно место съездим», усадила меня в свою машину и мы поехали. Вот только не на аэродром и не в Кремль, а к ней на работу: ее служба размещалась в небольшом домике на Краснофлотской. Домик снаружи выглядел так, как будто его вообще не ремонтировали с времен, когда улица еще называлась Ильинкой, но внутри он оказался очень даже ничего. И, несмотря на воскресный день, в приемной перед кабинетом, который меня завела Светлана Андреевна, сидел за столом молодой парень, явно не простым секретарем подрабатывающий.

Соседка завела меня в кабинет, отделенный от приемной двойной дверью с очень интересным тамбуром, усадила в кресло, сама села за стол:

– Ну что, Володя, поговорим? Ты уже давно не мальчик, через год совсем взрослым станешь, а ведешь себя как мальчишка. И ведь сам же прекрасно понимаешь, что половина того, что ты делаешь, сильно связана с оборонной промышленностью и является вещами секретными, а сам…

– Я никаких секретов не разглашаю!

– А я не об этом говорю. Ладно, давай с другой стороны зайдем. Ты и мальчиком был очень необычным, много всякого и очень полезного придумал и даже как-то заставил множество людей тебе помочь эти, опять повторю, очень полезные дела сделать. Но… опустим работы, связанные с обороной, хотя они вообще все оказываются связанными, но и внешне совершенно мирные твои дела очень многих людей заставляют нервничать. И черт бы с иностранцами, ты изрядно портишь жизнь и многим советским… гражданам. Которых лично я товарищами назвать при всем старании не могу, но они в состоянии тебе жизнь очень сильно испортить.

– Вы о тех, кто приходил по мою душу в университет?

– Нет, там просто… В общем, ты в чем-то был прав, в республиках довольно многие… граждане слишком уж озабочены местечковыми вещами и часто дела ведут в ущерб всему Советскому Союзу, вот и на Украине решили себе забрать самых перспективных ученых. Послали гонцов, чтобы сагитировать лучших студентов и аспирантов на Украину перебраться, а чтобы им руководство учебных заведений особо в этом не мешало, отправили с такой миссией руководителей местной милиции. Можешь гордиться: по твою душу к нам прибыл лично заместитель МВД республики! И я уже, кстати, отправила представление тебя на очередную правительственную награду: ты тем, что сразу побежал мне о безобразии доложить, сильно помог пресечь эту, в общем-то совершенно незаконную, акцию. Но не в том дело… – она замолчала, и я , не удержавшись, поинтересовался:

– А в чем?

– В том, что твои проекты часто очень сильно мешают некоторым товарищам из республик в карьерном росте, и они на тебя очень, очень из-за этого злы. То есть они злы не конкретно на тебя… – она опять замолчала, но, увидев, что я снова хочу ее о деталях расспросить, рукой сделала жест, призывающий меня заткнуться:

– Не торопи меня, я думаю, как бы это тебе объяснить попонятнее. Возьмем последний пример: ты поперся в Дзержинск в Институт тонких пленок…

– Но они пока что единственные, кто может сделать кое-что очень мне нужное!

– Я же сказала: молчи и слушай. Когда ты только придумал, что такой институт, причем с довольно мощным опытным заводом, может оказаться стране крайне необходимым, мы постарались сделать так, чтобы вообще никто не понял, что он учреждается по твоему предложению. Потому что институт этот своим появлением фактически отменил строительство химического комбината в Шостке и аналогичного уже научно-исследовательского института в Ирпене. А это задавило амбиции сразу десятка так называемых академиков украинских наук, – Светлана Андреевна при этих словах как-то хищно улыбнулась, – и сэкономило Союзу почти что четверть миллиарда рублей. Которые, как ты сам понимаешь, украинские академики и их покровители в республиканском правительстве получить и промотать уже не смогли. Но мы-то буквально наизнанку выворачивались, чтобы никто не смог связать появление этого института с тобой – а ты туда поперся чуть ли не во главе праздничной колонны и, возможно, проявил свою связь с институтом. Хорошо еще, что в институте твой заказ все же посчитали достаточно важным и пошли его регистрировать в первый отдел, но ведь ты им по секретность работы вообще ничего не сказал!

– И что? Мне теперь что ли вообще ничего не делать чтобы никто не догадался что я что-то собираюсь изобрести?

– Так, слушай и запоминай: тебе уже семнадцать и, я надеюсь, склероз у тебя еще не начался. Меня сюда послали в том числе чтобы и тебя прикрывать от… от кого надо прикрывать. Потому что у тебя мозги устроены так, что ты как-то предугадываешь очередные потребности государства и заранее проводишь подготовку к тому, чтобы эти потребности было реализовать просто и недорого. Да, я знаю, что ты всю эту подготовку ведешь чтобы сделать что-то такое, о чем вообще никто еще не подозревает, и никому ты не говоришь, что, собственно сделать собираешься. Но в любом случае пользы от тебя стране так много, что потерять тебя как источник этой пользы никто не хочет. Собственно, именно поэтому пока что на твои затеи средства выделяются практически сразу и без ограничений… пока они именно пользу в конечном итоге приносят.

– Не так уж много денег я и трачу…

– А никто и не говорит, что много, речь не о том. Речь о том, что когда люди внезапно теряют десятки, сотни миллионов, которые они уже посчитали своими, то их действия могут оказаться крайне… неразумными. А мне тебя защищать очень и очень непросто: я же не могу постоянно ходить за тобой, размахивая пистолетом.

– Конечно не можете, ведь тогда меня просто из винтовки издали…

– У тебя не получится вывести меня из себя, я уже изучила твою методику по доведению людей до бешенства. Значит так: с сегодняшнего дня ты вообще никуда без моего личного разрешения не ездишь и никакие заказы для своих работ не размещаешь. Если тебе что-то будет нужно, зайди ко мне в гости, за солью, скажем, и запросы свои мне лично передай. Все, что попросишь, в разумных, конечно, пределах, мы тебе доставим.

– А мне часто нужно просто людям что-то объяснить…

– А объяснять что-то будешь людям, которых соответствующие организации отправят в командировку в Горький, в университет – и это будет уже не твоей инициативой, а неизбежной, хотя и не особо приятной, общественной работой. С первого сентября тебя изберут членом комитета комсомола университета и назначат заместителем секретаря комитета по научной работе. И не криви рожу, ты же именно такой работой всегда и занимаешься: сам ничего не делаешь, а только другим рассказываешь, как что-то делать нужно. Ну, это я образно выразилась, – уточнила она, глядя на мою возмущенную физиономию, – но внешне это выглядит именно так. Но пока это выглядит именно твоей инициативой, а отныне это будет выглядеть совершенно иначе. Ты все понял?

– Понял я, понял. Что, даже к Маринке съездить нельзя будет?

– Ты Чугунову имеешь в виду? К ней ездить можно, я тебе даже отдельный список уже составила, куда ты можешь кататься когда угодно, разрешения не спрашивая. И заказывать там что пожелаешь. Со всеми, с кем ты успел поработать года так до пятидесятого… до сорок девятого, и кто является уже всем известными твоими личными друзьями, общайся без ограничений. Однако все же меня о своих заказах все равно информируй: сами по себе такие твои контакты никого не напрягут, а вот то, что на этих предприятиях будет делаться, может вызывать и нездоровый интерес у некоторых личностей.

– Понятно…

– Я рада, что тебе понятно. Тогда последний вопрос: тебе уже семнадцать все же, как у тебя обстоят дела с девушками?

– А вот это не ваше дело!

– Ошибаешься. Поясню: если как-то обстоят, то ты прав, а если не обстоят, то у тебя скоро появился девушка. Даже симпатичная, но ты по этому поводу вообще не переживай: другого телохранителя мы тебе незаметно приставить не можем, а если у тебя возникнут теплые отношения с переведенной из Томского университета сокурсницей, то это вообще никого не удивит.

– Мне что, с ней…

– Тебе с ней ничего. Можешь ее в кино сводить, цветочки на восьмое марта подарить… и вообще она тебя почти на десять лет старше.

– И буду я выглядеть…

– Не будешь, сам увидишь. Ну что? Соглашайся, потому что в противном случае нам придется тебя вообще из университета… недалеко, сам догадайся куда, и мы даже заочное обучение тебе организуем…

– Ну давайте попробуем. А девочка-то эта хоть немного в математике смыслит? Я на предмет сокурсницы.

– Не совсем… то есть смыслит, но не совсем сокурсница она будет, ее на первый курс зачислят. Уже зачислили, а трудностей в обучении у нее будет, пожалуй, даже побольше, чем у тебя: она-то на самом деле университет уже закончила. Ну все, обо всем поговорили, обо всем договорились. Поехали домой, только, надеюсь, тебе еще напоминать не надо: все, что в этом кабинете говорится, вне его никто никогда узнать не должен.

– Как хоть девочку-то зовут?

– Узнаешь, – и впервые за весь день Светлана Андреевна широко и радостно улыбнулась.

Когда есть ассемблер для машины, можно уже относительно приличные программы писать. Вот только чтобы писать программы, требовались программисты – а их пока еще не было. Вообще не было – но были математики, которые, если им дать основы знаний в области программирования, могли все же небольшие программки составить. Совсем небольшие, но если правильно распределить задачи между людьми, то в результате может получиться что-то уже интересное. А интересное я для ребят уже придумал.

Правда, тут возникла мелкая неувязочка: все студенты, аспиранты и преподаватели, оставшиеся на лето в университете, были заняты в проекте по созданию и доработке вычислительной машины, а все, этим не занявшиеся, разъехались по стройотрядам. Но мне все же удалось сколотить небольшую, человек в пятнадцать, группу, которая все же занялась написанием разных модулей на ассемблере, причем в группу входило и несколько человек из индустриального (то есть все же уже политехнического) института, и даже четыре девчонки из педагогического. И сразу пятеро молодых парней, которых мне прислала соседка, так что я вообще не знал, откуда они – но математику парни знали более чем неплохо. И вся эта команда с огромным энтузиазмом занялась разработкой… в общем, это можно было назвать чем-то вроде интепретатора бейсика. Вот только я, слегка так пораскинув мозгами, решил все же не на английский опираться, а на латынь, потому что незачем «работать на вероятного противника». И поэтому переменные у меня в языке объявлялись как var от слова variabilis (и пусть хоть кто-то скажет, что это не так) для числовых переменных и lit для строчных, а конструкция «если-иначе» записывалась как si-alt (и тут уж точно никто не придерется), а внутренние блоки заканчивались кодом fin. В первом варианте интерпретатора я просто «оставил место для функций», реализацию этой опции оставив на потом, зато все остальное алгоритмически было реализовать исключительно просто. И, что было особенно важно, такой код можно было не только интерпретировать, но и транслировать в машинные команды, в будущем, конечно, транслировать – а это уже открывало совершенно новые горизонты. Тоже на будущее, и я все же хорошо помнил, что такое «горизонт»: воображаемая линия, достичь которой невозможно. Ну, невозможно, но никто же не запретит к этому стремиться?

Язык, конечно, получился очень корявым, однако уже в середине августа удалось получить первый как-то работающий вариант. То есть теперь появилась возможность определять переменные (пока только числовые), выполнять над ними четыре арифметических операции, вводить в программу данные с перфолетны и выводить на перфоленту результаты расчетов. С тем, чтобы потом, в спокойной обстановке, эти результаты напечатать на телетайпе, к которому присобачили восьмидорожечную ленточную читалку. Вывод шел пока только на перфоленту потому, что сделанный в политехе перфоратор пробивал в ленте дырки со скоростью проядка двухсот символов в минуту, а телетайп печатал впятеро медленнее. Я так извращаться, чтобы что-то посчитать, просто не смог бы – а вот люди, которые в жизни слаще морковки ничего еще не ели, просто накинулись со своими задачами на комп. Разные люди, и некоторых даже куда-то в экзотические места посылать было крайне неудобно, так что мне пришлось отдельное «собрание» по этому поводу созывать. Небольшое такое собрание, на котором только три человека присутствовали: я, соседка и Зинаида Михайловна:

– Милые дамы, – начал я, и Светлана Андреевна сморщилась, как будто лимон сырком сжевала, и Зинаида Михайловна широко улыбнулась, – я собрал вас, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие…

– И кто у нас в роли ревизора? – не удержалась соседка.

– Никто. У нас известие иного плана: из-за наплыва желающих что-то посчитать мы не можем этим желающим дать нормальный инструмент для того, чтобы они могли посчитать то, что они хотят. У меня в группе разработкой системы для написания программ не специалистами по вычислительным машинам занимается двадцать пять человек, и каждому, чтобы свою часть работы сделать, нужно минимум час в сутки машинного времени выделить – а разные гости занимают уже на свои работы часов по двадцать. Причем они даже не понимают, что занимают его напрасно – и вот с этим нужно как-то бороться.

– Ну и борись, мы-то тут причем? – недовольно поинтересовалась Светлана Андреевна.

– Я же не распоряжаюсь доступом к вычислительной машине, этим как раз вы занимаетесь…

– А я не занимаюсь, – тут же встряла Зинаида Михайловна.

– Но вы занимаетесь постройкой завода, который должен такие машины делать в достаточном количестве, и вот этот процесс вы должны максимально ускорить. А вы, Светлана Андреевна, должны как-то объяснить своему руководству, что если моя группа нормальный инструмент для программирования не создаст, машины, которые будут на этом заводе изготавливаться, будут использоваться хорошо если на один процент своих возможностей. На самом деле даже меньше, чем на один процент: сейчас то, что гости именуют программами, обсчитываются за считанные секунды, но после этого многие часы тратятся на вывод никому не нужных результатов их расчетов.

– Почему это никому не нужными? – возмутилась соседка.

– Потому что сейчас они с огромным трудом пытаются просто отладить свои программы и в девяноста девяти процентов своих попыток они результаты получают неверные. Так как они или ошибки в алгоритмах делают, или данные в программу вводят неправильно и вообще неверные.

– То есть ты предлагаешь…

– Я предлагаю до Нового года вообще посторонних к машине не подпускать. Тогда после Нового года можно будет специалистов из числа этих гостей отправить на месячные примерно курсы программирования, где они хотя бы поймут, как правильно программы составлять и, что важнее, разберутся в том, что вообще возможно посчитать, а что уже нет. То есть что пока на этой машине посчитать нельзя – и вот тогда, когда и машин станет больше, и средства программирования вменяемые появятся, от вычислительных машин польза-то себя и проявит.

– Сколько? – привычно решила уточнить Зинаида Михайловна.

– Понятия не имею. Я не знаю, то есть совершенно не знаю, как эти машины вообще делаются и что для нового завода будет нужно. И тем более не знаю, поскольку половину необходимых для удобства в использовании этих машин внешних устройств в политехе только еще делают.

– До нового года, говоришь… – задумчиво произнесла Светлана Андреевна, – пожалуй, до Нового года я смогу сдерживать поток желающих приобщиться к твоему чуду электрической техники. По крайней мере до тех пор, пока в Москве так и не поняли, что у тебя машина на самом деле считает в сто тысяч раз быстрее, чем машина товарища Лебедева… Ты, скорее всего, прав, точнее, даже сильно преувеличиваешь: твоя машина сейчас, как я понимаю, по-настоящему работает несколько секунд в сутки… Зинаида Михайловна, если я к вам направлю несколько инженеров, которые смогут быстро разобраться в том, что для нового завода требуется…

– Буду очень рада. Но вы сможете… то есть это в рамках ваших полномочий? Завод-то в Карачеве строится, а это уже Брянская область…

– Решу вопрос. А ты, Шарлатан, мне ответишь за курсы программирования. Лично ответишь, как начальник этих курсов.

– Я же пока только студент третьего курса.

– Ты бессовестный и наглый шарлатан, но пока что, как я понимаю, кроме тебя вообще никто не знает, как для придуманной тобой машине на придуманном тобой языке правильно программы писать. Так что после учебы поработаешь еще и начальником этих курсов, старшим и, боюсь, пока единственным на них преподавателем. Я, кстати, тоже к тебе на курсы запишусь: нужно же мне понимать, где ты еще всем наврать собираешься и зачем…

Первого сентября в университете начались занятия, а уже второго по расписанию у нас была физкультура. Вообще-то я бы с удовольствием от этого развлечения отмазался, ведь тратить по две пары дважды в неделю мне просто было жалко, но я помнил, как в «прошлой жизни» с окончанием обязательных занятий по физо учиться стало на самом деле просто труднее, так что я героически занятия посещал. И, так как выбор «специальности» оставался все же за студентами, записался на волейбол. Собственно, играли мы далеко не все время, все же пока еще существовали всякие «нормы ГТО» и приходилось и бегать, и прыгать в разные стороны, а сейчас вроде даже плавание в программе появилось, так как в новом «спортивном» корпусе появился собственный университетский бассейн – и это мне нравилось даже больше, чем стучать по мячику. Потому что играл я откровенно плохо, хотя в четвертом семестре, когда я действительно заметно вырос, и игра стала мне определенное удовольствие доставлять. Но второго сентября поиграть не удалось: летом во время стройки площадку на улице грузовиками превратили в подобие танкового полигона, а новенький спортзал настолько яростно аромал свежеокрашенными стенами, что в нем о спорте даже думать не приходилось. Так что все отправились на наш небольшой стадиончик просто побегать и попрыгать – но не сложилось. То есть лично у меня не сложилась: когда наша команда только пробежала первый круг по стадиону, меня остановила преподавательница как раз из секции прыжков:

– Шарлатан, ты сегодня на машине приехал?

– Что-то перевезти надо?

– Кого-то. У нас тут первокурсница ногу повернула. Вроде ничего опасного, но ходить ей… не сочтешь за труд студентку до дому довести? Тут недалеко, с вашим тренером я договорюсь.

– Да не вопрос, а где первоклашка-то? И куда везти?

– Да вон сидит. Сейчас тогда ей сумку с вещами из раздевалки принесут, а живет она недалеко от автозавода, она сама точнее скажет.

Я посмотрел на стоящие вдоль беговой дорожки скамейки, на одной действительно сидела… даже не девушка, а девочка, и даже поза ее выражала какую-то грусть и боль.

– Она что, даже до раздевалки дойти не может? Тогда я пойду переоденусь быстренько и к стадиону подъеду. Только вы кого-то ворота открыть пришлите…

Никто, конечно, ворота не открыл: первоклашку две девицы просто подвели ко входу на стадион, скорее даже, подтащили – и аккуратно ко мне в машину на заднее сиденье и закинули. Я запихнул ее сумку в багажник, сел за руль:

– И куда везти? То есть мне сказали, что к автозаводу…

Понятно, почему ее тренер попросила девочку подвезти: пока что в ту сторону можно было доехать только с пересадкой, а если хочется побыстрее доехать, то вообще с двумя. А с подвернутой ногой это проделать и сложно, и все же действительно больно.

– На шоссе Энтузиастов в новые дома у автозавода. Я там с сестрой живу, она сейчас практику на заводе проходит.

– Ну и молодец… только ты мне потом покажи точно дом, а то с подвернутой ногой бродить дело малополезное.

– Наверное, я не знаю, никогда не пробовала. Меня зовут Ю Ю.

– Как?

– Ю Ю. Ю – это фамилия, а Ю – это имя, смотри не перепутай. Вообще-то они по-разному пишутся, но только по-китайски по-разному. Светлана Андреевна сказала, что я теперь буду вашей девушкой… то есть мы должны изображать влюбленную пару, а на самом деле я буду вас охранять. Вы уж извините, я просто ничего другого не придумала, чтобы с вами быстро познакомиться, ведь я не могу к вам в гости просто так зайти и уж тем более в гости к товарищу Уткиной.

– Ю Ю, а как вы меня собираетесь охранять? Вы же… извините, но вас можно просто в авоське унести.

– Это не страшно. У меня хорошая школа в боевых искусствах, а еще я вице-чемпион Маньчжурии по стрельбе из пистолета. И не только по мишеням.

– Понятно… И когда мне нужно будет в вас влюбляться?

– Можно сразу, можно немного погодя. Вы меня сейчас всю такую пострадавшую домой проводите и там мы все вопросы и обсудим. И давайте все же на «ты» перейдем: во-первых, среди студентов обращение друг к другу на «вы» не очень принято, а уж у влюбленной пары…

– Ну давай. А раз уж мы влюбленная пара, то кое-что должны друг о друге знать. Например, сколько тебе лет?

– Двадцать четыре, но по документам еще шестнадцать, в конце сентября семнадцать будет, двадцать шестого.

– А выглядишь еще моложе.

– Просто европейцы не умеют определять возраст наших женщин по виду… хотя я и для китайца выгляжу достаточно молодо. А день рождения у меня и в самом деле двадцать шестого, так что ты не забудь, подаришь мне что-то красивое, я просто не знаю, что у вас дарить принято. Но не цветы: у нас цветы в других случаях… дарят.

– Хорошо, подарю тебе автомобиль.

– Глупости все же делать не стоит.

– Ты машину водить умеешь?

– Умею.

– Тогда это не глупости будут, а знак моей глубокой и искренней любви: все же знают, что денег у меня достаточно.

– Это будет глупостью: как тогда ты меня будешь на своей машине возить?

– Действительно. Но тогда непонятно, как ты меня охранять будешь: ты же на автозаводе живешь, а я…

– Вот это и обсудим: как мне перебраться жить к тебе поближе. Светлана Андреева уже предложила несколько вариантов, выберем тот, который тебе больше всего подходит.

– Ю Ю, а ты замужем?

– Если мы влюбленная пара, то называй меня просто по имени, по фамилии и имени звучит слишком уж официально.

– Хорошо. Ю, ты замужем?

– Нет, а какое это имеет значение?

– Ну, мы влюбились – и женились, тогда ты сможешь просто у нас в квартире жить.

– Тебе же всего семнадцать.

– Пока да, но мне еще три года только в университете учиться. А наши законы позволяют при определенных условиях и раньше жениться.

Ю Ю рассмеялась:

– Я обдумаю твое предложение, время у нас еще есть, тем более определенные условия вряд ли наступят. А пока займемся твоей физической формой: я видела как ты бегаешь, и мне твоя форма не нравится. А ты должен и сам уметь себя при необходимости защищать – но пока ты слаб…

– Я бы этого не сказал.

– Я вижу, что ты недостаточно силен, чтобы защищать себя, но мы это исправим достаточно быстро. Раз уж мы такие влюбленные, ты же не откажешься немного позаниматься физической подготовкой с любимой девушкой? И это – приказ. Все, теперь заезжай вот в тот двор… вот сюда поверни, теперь к третьему подъезду. Хорошо, бери сумку и веди всю такую покалеченную меня домой. Аккуратнее, у меня же нога вывернута!

– А разве не другая?

– Милый, здесь никто не видел, какую я подвернула на стадионе. Но что стоишь, пошли, нам еще много чего обсудить будет нужно сегодня…