Шарлатан III

Глава 4

Поздно вечером, а скорее всего уже ночью Андрей Андреевич вошел в кабинет Иосифа Виссарионовича. Это визит был согласован еще вчера, поэтому Андрею Андреевичу не пришлось ждать в приемной ни минуты – а когда он закрыл за собой дверь, Сталин, махнув рукой в сторону стоящего у стола кресла, сел напротив и произнес:

– Ну, теперь ты рассказывай, что у вас там на заседании произошло. А то мне уже столько о нем рассказали, что я уже жалею, что сам его не посетил.

– Ну что рассказывать-то? Оно и длилось пару минут всего. Шарлатан этот – тот еще артист! Зашел, нахамил Никитке – заслуженно, кстати, в ответ на его хамство, но ни слова невежливого не говоря, Никита впал в ступор, а пока он пытался сообразить, что мальчишке ответить, Шарлатан его очень аккуратно макнул мордой в дерьмо и, не дожидаясь ответа, сказал «всем спасибо за помощь» и ушел. И больше ничего и не было. То есть Никита заорал, мол что этот мальчишка себе позволяет, хотел вскочить, за мальчишкой побежать и в морду ему дать, что ли, но я его удержал: увидел эту, Уткину, в расстегнутом пиджаке и сказал, что мальчика ГБ охраняет. Вот и всё.

– Совсем все?

– О заседании – совсем всё. А после заседания… знаешь, я сразу два дела сегодня открыл, по заявлениям Шарлатана этого. Первое – о грубейшем нарушении партийной дисциплины и введению в заблуждение КПК путем предоставления сфабрикованных документов, а второе – о принуждении советских граждан к нарушению законодательства.

– А чем тебя в заблуждение-то он ввел?

– Подсунул документы откровенно липовые. В частности, по заводу этому: там было написано, что товарищ Чугунова самовольно установила на заводе сокращенные смены, умышленно приводящие к невыполнению планов… вот, смотри: написано, что на заводе при двухсменной работе приказом главного инженера Чугуновой работа ведется только с восьми утра и до восьми вечера при часовом перерыве на обед. Так оно и есть, но он наверняка знал, что это как раз одна четырехчасовая и одна семичасовая смены для мальчишек.

– А может, и не знал…

– Поэтому и дело открыл, выясним, знал он или не знал. Еще им в КПК представлен документ о том, что Чугунова, пользуясь служебным положением в обкоме, проживая в пятикомнатной квартире в Горьком самовольно захватила лучшую квартиру в Ветлуге. Это я уже проверил, телефон – очень полезное изобретение, и оказалось вот что: она проживала в служебной квартире от обкома, которую ей предоставили в связи с семейным положением, и ее уже сдала к тому моменту, когда из обкома уходила, а в Ветлуге ей квартиру вообще Шарлатан купил – причем сама Чугунова об этом факте не знает.

– Как купил? Взятку, что ли…

– Нет. Он за свои деньги оплатил срочное изготовление какой-то специальной опалубки, без которой такое здание выстроить невозможно. Деньги-то ему потом вернули, но он уговорил архитектора изменить немного проект, и в доме две очень непростых квартиры появилось – но сделал это, заранее обговорив, что одну их этих двух квартир Чугуновой и предоставят. Между прочим, более чем за год до того, как Чугунова в обкоме работать перестала, еще до того, как она диплом в институте защитила! То есть условием-то было… – Андрей Андреевич рассмеялся, пролистал свои записки, – ага, вот: «в случае, если у директора строящегося завода или главного инженера будет трое и более детей, предоставить им одну из двух квартир улучшенной планировки». То есть вроде тут Чугунова вообще не упоминается, но товарищ Киреев убежден, что мальчишка наверняка именно ее и имел в виду!

– Ну да, и не придерешься. По принуждение к нарушению закона я уже в курсе, но это слова, а документы…

– Уже собраны и переданы в группу, которая следствие ведет. Письма-то зарегистрированы, но главное, у этой Чугуновой к телефону дома машинка хитрая присоединена, ее вроде как раз по заказу Шарлатана и сделали на приборостроительном: все разговоры по этому телефону записываются на проволоку.

– Зачем? – насторожился Иосиф Виссарионович.

– Для удобства работы и жизни. Она же главный инженер, если ей кто-то звонит по делу, а она на работе в это время, машинка трубку все равно сама снимает и записывает, что звонящий скажет. Или… у нее же детей малых трое, ночью она звонок выключает и тех, кто поздно ей что-то сказать хочет, она просто утром выслушает. А так как запись включается при снятии трубки, то и обычные звонки записываются. Записи потом и стереть несложно, но на катушку проволоки записывается два с половиной часа разговоров, а Чугунова, как оказалось, по телефону долго разговаривать не любит и угрозы Никитки она еще вроде не стерла. Мои люди уже в Горький за этой записью вылетели… Очень, кстати, удобная машинка, я думаю и себе такую же заказать. Только сначала узнаю, сколько она стоит, а то вдруг у меня денег на нее не хватит…

Иосиф Виссарионович на эти слова только хмыкнул: об очень трепетном отношении к деньгам Андрея Андреевича он прекрасно знал. Самый дорогой подарок, который он согласился принять на пятидесятилетие, была авторучка с золотым пером, врученная ему самим товарищем Сталиным, а еще он не отказывался от вин (но только советских, и не более пары бутылок) – но зато никто не мог сказать, что председатель КПК берет взятки. А вот Никита… Иосиф Виссарионович еще раз поглядел на спокойное лицо старого соратника и спокойно сказал:

– Ты тогда держи меня в курсе этих дел. И вот еще что посмотри, только тихо: Никиту теперь не один Лазарь троцкистом обзывает, так что и в эту сторону посмотреть стоит внимательно. А еще насчет жены его проверь: есть сообщения, что она – бандеровка и даже особо этого не скрывает.

– Хорошо, проверю. Тихо проверю. У тебя еще что-то?

– Нет, спасибо, на сегодня все. Но сообщи мне, как только материалы из Горького придут.

Когда Андрей Андреевич покинул кабинет, товарищ Сталин прикрыл глаза и снова перебрал в памяти некоторые события сегодняшнего дня. Да, еще минут десять как сегодняшнего…

Шарлатана в Кремль привезли на час-полтора раньше ожидаемого, и товарищ Сталин было подумал, что заседание дисциплинарной комиссии КПК просто отменили. Тем не менее он решил мальчика все же принять и расспросить кое о чем: все равно именно сейчас товарищ Сталин пытался разобраться в конспектах Струмилина, которые он написал как раз во время «семинара», проведенного Шарлатаном. Вот только если заседание отменили, то несколько вопросов придется опустить – однако мальчишка сказал, что ему удалось со всем разобраться буквально за пять минут:

– Там дядька очень умный сидел, начальник наверное – он во главе стола поместился, и он все сразу понял. Обещал быстро разобраться и сказал, что безобразия прекратит. Надеюсь, что прекратит, если он и на самом деле там главный, там же все просто.

– Товарищ Андреев?

– Не знаю, я из собравшихся там в лицо только одного Никиту Сергеевича раньше знал… по газетам в основном. И мне этот троцкист, откровенно говоря, очень не нравится, а уж его жена, бандеровка наглая… я думаю, что вы скоро и сами поймете, что напрасно этого… неприятного товарища на Москву поставили. То есть если я не ошибся, конечно.

– А если не пойму, то что? Почему ты уверен, что это назначение ошибочное?

– Тогда можете меня в угол ставить на горох, но, боюсь, я не ошибаюсь. Я тут долго думал, и придумал одну вещь. Новую науку придумал. Товарищу Струмилину я уже рассказывал, как из кучи разных факторов вычленять значимые и отметать незначимые, но только похожие на значимые – однако это давно уже было. А я дальше в эту сторону думать стал и придумал тенденционный анализ. То есть математический способ формирования прогнозов при воздействии на систему разных факторов. И для разнообразия такой прогноз по Москве и области составил. Я его вот тут написал, но все же нужно убедиться, что наука моя – не чушь собачья. А чтобы убедиться… давайте так договоримся: я вам этот конверт оставлю, а вы его распечатаете через год и только тогда прочитаете, ошибочная моя наука или нет. Хотя год – это слишком долго, давайте, вы его распечатаете первого ноября. Или еще в двух маловероятных случаях: если меня убьют или если вы поймете, что страна катится в глубокую задницу.

– А кто тебя убьет-то? И за что тебя убивать?

– Там написано кто и написано за что, внутри в отдельном конверте написано. Только если я до первого ноября доживу, вы конверт внутренний просто в печку выбросьте и не читайте: мне будет неприятно знать, что вы меня дураком считать будете. Ну что, потерпите до ноября?

– Давай сюда свой конверт, почитаю… первого ноября. Не раньше, обещаю. А просто про науку свою рассказать не хочешь?

– Хочу, но пока не готов, но я думаю, что как раз к ноябрьским успею все понятными словами сформулировать и расписать. И сейчас я не смогу так рассказать, чтобы люди поняли, и даже вы сейчас меня не поймете. Ну, я что хотел, рассказал, на что хотел – пожаловался. Можно мне идти? А то мама просила еще и в ГУМ забежать, девочкам кое-что из одёжи присмотреть…

– Ну иди, сейчас товарищ Поскребышев тебя проводит…

И только когда Александр Николаевич вернулся в приемную, Иосиф Виссарионович осознал, что Шарлатан опять его обманул: вопросы-то ему так и не получилось задать – однако возвращать мальчишку он все же не стал.

Около девяти в его кабинет заглянул Лаврентий Павлович:

– Ну что, с заговором все понятно. И я даже не знаю, товарища Уткину то ли в капитаны разжаловать, то ли звание подполковника присвоить.

– Ту самую Уткину? А за что?

– Во-первых, Шарлатан наш обладает уникальной памятью на лица: он ее узнал сразу. А еще он заметил у нее и оружие скрытого ношения, хотя наши специалисты утверждают, что его заметить практически невозможно. И даже марку пистолета определил.

– Плохо, что ее узнал, он тут мне сказал, что опасается, что его убить могут. И я подумал, что может майора Уткину к нему для охраны…

– Так это она его и пригрозила пристрелить! Он и ее до бешенства довел, представляешь: Уткину – и до бешенства!

– Ну тогда разжалуй ее, раз она профессионализм утрачивать стала.

– Но далеко не весь утрачивать: она и про «антисоветский заговор» все вызнала, пока мальчонку по магазинам возила. Слушай, только учти: я буду просто повторять тезисы Шарлатана, причем в пересказе майора Уткиной. Он считает Никиту туповатым руководителем, но хитрым и умным троцкистом. И убежден, что под его руководством Москва и область просто сорвут все планы, причем с треском сорвут. Но Никита, как хитрый троцкист, это и сам понимает – а тут у Киреева все цветет и пахнет. И он хочет Киреева через КПК скинуть, а на его место поставить своего человека, чтобы подгрести КБО, который все цветение и ароматы Горьковской области и обеспечивает. А всю продукцию КБО забрать в Москву и область и продемонстрировать уже свои невероятные успехи.

– И что, ты думаешь, что у него это получится?

– Я ничего не думаю, а просто пересказываю что он сообщим Уткиной. А Шарлатан считает, что так как Никита – руководитель вообще никакой, он просто понять не в состоянии, что КБО – это всего лишь централизованная бухгалтерия, а все предприятия комбината курируются обкомом. Обком КБО учредил, работу всех предприятий планирует и координирует, и вообще сейчас половина аппарата обкома на КБО работает. Однако Ниткита этого не понимает и думает, что если он КБО к себе заберет, то у него все будет как в раю. А для этого он и затеял эту операцию: по фиктивным обвинениям арестовать и отправить под суд Чугунову, следом обвинить Киреева в потакании антисоветской деятельности Чугуновой, поставить в Горький своих людей… Но как все же человек тупой, он не учел наличия в наших рядах Шарлатана, который ему все карты спутал.

– Ну да, а еще пригрозил ему, что если Чугунову кто-то тронет…

– Да плевать ему на Чугунову. То есть не плевать все же, но малыш наш за себя сейчас бьется. За то, чтобы его затеи и дальше в жизнь воплощались. Вот ты знаешь, что Мясищев передал свой новый самолет на испытания в ЛИИ?

– И даже знаю, что отзывы о нем довольно хорошие.

– Но испытания и сертификация самолета еще не закончены, а вот в Шахунье на новеньком авиаремонтном заводе КБО этот самолет уже начали серийно производить. В КБО такое возможно, поскольку артели сами решают, что им делать, а в любой другой системе такой трюк не пройдет уже. Так вот, Шарлатан хочет и дальше всякое выдумывать и чтобы все его выдумки сразу же в работу ставились, а уже для этой цели он и за Чугунову готов кому угодно глотку порвать, ведь она моторы для этих самолетов выпускает, и за Киреева, который работу заводов обеспечивает всем необходимым, и за всю область, где сотни артелей все его затеи финансируют. И за восемь уже других областей, которые его возможности развлекаться лишь усилят и укрепят.

– А почему тогда он не хочет свою деятельность и на Украину распространить? Оттуда же он сможет куда как больше получать для своих… развлечений.

– А это уже следующая часть антисоветчины. На Украине, по его убеждению, усилиями Никиты организовалась националистическое, по сути дела троцкистское и профашистское руководство. Причем очень серьезно Никитой поддерживаемое, в том числе и потому, что у него жена – откровенная бандеровка, которая даже этого и не скрывает особо. И Шарлатан, как говорит, бандеровцам ни при каких условиях помогать ни в чем не собирается.

– А доказательства у него… про бандеровку есть? Он мне тоже это сказал, но как-то вскользь.

– А вот тут у Уткиной мелкая неудача вышла: она о доказательствах-то спросила, но в ответ Шарлатан ей сказал, что кто хочет, тот найдет, а доказательства такие собирать вообще не его пионерское дело. И на этом он данный вопрос обсуждать закончил, причем очень жестко закончил. Однако я тебе уже говорил: у Шарлатана какое-то невероятное чутье на говнецо в людях, мы вон одного такого… ароматного из программы убрали – и новое изделие уже в феврале будет готово для проведения финишных испытаний. Так что я, пожалуй, занялся бы поиском доказательств, если у тебя возражений нет.

– Есть, ты прежнее дело сначала закончи. А кому доказательства поискать, если они вообще в природе есть, мы найдем. И да, Уткиной подполковника присвоить, я думаю, было бы правильно. Сколько, говоришь, она времени потратила, чтобы все это из Шарлатана вытянуть? Час, полтора?

К десяти вечера к Сталину зашел Струмилин: его Иосиф Виссарионович приглашал еще несколько дней назад, с целью дать при необходимости какие-то пояснения к прочитанному в его конспектах. Однако все прочитанное у Сталина вопросов не вызвало (он просто был не в курсе, что читает тезисы собственной работы, которую он написал… напишет года через полтора), так что он задал парочку мелких вопросов и в конце поинтересовался:

– А как вы с ним на этом его семинаре-то уживались? Мне сказали, что он любого человека может буквально за минуту до бешенства довести, а вам он ведь многими часами ума вкладывал, – на этих словах Сталин даже рассмеялся. – Вас он в истерики не вгонял?

– Ты знаешь, Шарлатан наш – он удивительно рациональный человек, то есть вообще ничего просто так не делает. И до бешенства тоже просто так не доводит. Если ты про Хрущева, то… да, я уже слышал о случившемся в КПК, так вот Хрущева он завел чтобы другим наглядно продемонстрировать какие-то его низменные черты.

– А зачем, допустим, он довел до бешенства оперативницу ГБ, которая его охраняла?

– Женщину? Он нам и об этом рассказывал: женщина в бешенстве все свое внимание концентрирует на том, кто ее до такого состояния довел. И… не перебивай, тут на самом деле интересно, она в таком состоянии даже не может запомнить, как он с ней говорит, потому что любое с ней общение она воспринимает как дополнительную попытку сделать ей плохо. Но одновременно – и это, на мой взгляд, довольно странно, однако я проверял – она очень хорошо запоминает что именно ей говорят, и не слова, а суть. Так что если он хотел через нее передать что-то очень важное…

– Ты так думаешь?

– Я так знаю, Шарлатан нам специально об этом рассказывал и даже рассказывал, как бесить людей. Отдельно про мужчин и отдельно про женщин. И он это делать действительно умеет, профессионально, я бы сказал, умеет. Но просто так он бы делать этого не стал, так что я бы на твоем месте поинтересовался у этой женщины, что именно ей говорил Шарлатан. Вот что я не проверял, но не верить ему у меня оснований нет, а он говорил, что женщина примерно неделю все, что ей сказано в таком состоянии, воспроизведет с идеальной точностью.

– Спасибо, это очень интересно. Ладно, у меня тут еще встречи намечены, тебе машину вызвать?

– Уже ждет. В следующий раз как обычно, в пятницу?

А в одиннадцать часов приехал товарищ Андреев, и после его ухода у Иосифа Виссарионовича появилось много поводов, чтобы хорошенько подумать. Чем он и занимался до поздней ночи, а перед сном в голове снова всплыла все та же мысль:

– Интересно, что мне этот мальчишка написал на первое ноября? Но раз он сказал, причем не одному только мне, что до первого ничего серьезного произойти точно не может… в конце концов я ему пообещал конверт раньше не открывать. И надеюсь, раньше его открывать все же не придется…

После возвращения из Москвы я, как и обещал, зашел к товарищу Кирееву и вкратце ему рассказал, какую подлянку ему хотел приготовить Хрущев. И отдельно пояснил, что на самом деле у меня получилось подлянки в адрес Горького лишь отодвинуть на год-полтора. Так что если ничего не делать, то вскоре можно будет ожидать гадости более продуманные и проработанные. Но в Горьковском обкоме возможностей как-то всерьез противостоять этому хмырю просто не было: все же первый секретарь Москвы и области – это уже не просто областной секретарь, а фигура куда как более значимая: статус именно московского секретаря был на порядок выше, чем секретаря любой другой области. И прямое противостояние с ним приведет лишь к гарантированному проигрышу, так что административных способов борьбы тут просто не просматривается.

Однако я же не просто так в свое время в институте учился, а потом много лет разрабатывал свои теории. Как часто говорил Лев Тимофеевич – наш завкафкедрой – системный анализ является наукой, позволяющей делать достоверные заключения по информации, девяносто процентов которой является недостоверной и противоречивой, и лишь десять процентов нужной информации является абсолютно ложной. Несколько странная формулировка у него была, но очень верная: если ложной информации больше десяти процентов, достоверность выводов начинает катастрофически снижаться, а из информации недостоверной и противоречивой извлечь истину становится много сложнее. А при таком соотношении возможно строго формальными методами ложную информацию все же выделить…

Ну а дальше нужно исключительно методами искусственного интеллекта (кстати, именно Лев Тимофеевич ввел в научный оборот этот термин) вычленить источники этой ложной информации, определить причины ее вброса – там еще множество весьма специфических стадий анализа «больших данных» было, и я именно этим в свое время и занимался. С помощью могучих компьютеров, о которых здесь пока еще даже мечтать было бессмысленно – но «процедурная часть» мне все же была прекрасно знакома. А еще я довольно многое от кукурузнике в молодости узнать успел – так что на очень предварительный и общий анализ мне данных хватило. Выводы, понятное дело, формировались с огромными допущениями (большей частью эвристическими и основанными на некотором «послезнании»), и точность прогнозов была крайне невелика – однако общие тенденции довольно легко просматривались. И, анализируя эти тенденции, я пришел к странному на первый взгляд выводу: бороться с Хрущевым административными методами просто не нужно. И уж тем более не нужно бороться методами, скажем, террористическими, поскольку в системе уже существовал прекрасно отлаженный репрессивный аппарат. Ну а как под этот аппарат подставить (причем абсолютно «экономическими» способами) того, кого мне захочется, я уже представлял. То есть я просчитал (опять-таки с очень большими допусками и не особо высокой точностью) необходимые «минимальные воздействия» на систему, причем такие «минимальные», которые были мне одному под силу совершить. Под силу тринадцатилетнему пионеру…

Понятно, что Сергею Яковлевичу я не стал рассказывать обо всех моих умозаключениях, просто сообщил ему то «была попытка наезда, но ее удалось отбить» – и предложил ему (то есть обкому и вообще всему областному руководству) просто и дальше спокойно заниматься своей работой. Еще отдельно слетал к Маринке, ее успокоил окончательно – и занялся уже совсем своими делами. А пока основным моим делом была «координация» работы КБО, то есть я постоянно ругался с Зинаидой Михайловной на тему «куда еще можно с огромным трудом заработанные денежки бездарно потратить». Это она таким образом характеризовала почти все мои предложения, но женщиной она оказалась действительно терпеливой на удивление, меня из кабинета пинками не выгоняла и обычно после нескольких часов препираний мне удавалось ее уговорить «влезть в очередную авантюру».

Обычно удавалось, однако масштаб «авантюры», которую я предложил ей «провернуть» через неделю после моей московской поездки, ее привел в изумление, настолько глубокое, что она, меня все же относительно спокойно выслушав, полезла в недра своего письменного стола, выудила коробку папирос «Герцеговина Флор» и, закурив, предложила:

– Шарлатан, ты же ничего не делаешь просто так, а за то, что ты предлагаешь, можно так сильно… Так что давай, рассказывай мне абсолютно всё: я хочу знать, за что я остаток жизни проведу в лагере. Или не проведу, если твоя затея мне все же понравится.

Вообще-то курила Зинаида Михайловна много. Когда мы с ней только познакомились, она пользовалась «Казбеком», но последние года два с папирос перешла на сигареты. На болгарские сигареты «БТ», которые как раз появились в советских магазинах. Мне они напомнили хорошо известную «по прошлой жизни» «Шипку», только бумажная пачка была без картинки и на ней с двух сторон размещались лишь большие черные буквы «БТ», а на дне пачки мелкими буквами было написано «Булгартабак» и «цигари от първа класа» – и больше никаких «украшений» на пачке из плотной белой бумаги не было. Сигареты были дорогими, пачка стоила рубль-восемьдесят, так что в магазинах они всегда в продаже имелись. И их Зинаида Михайловна курила с красивым янтарным мундштуком, который ей еще и чистить приходилось постоянно. А вот в самых «тяжелых» случаях она как раз и доставала красивую черно-зеленую коробку с папиросами – и мне, когда я эту коробку увидел, стало понятно: рассказывать ей придется всё и очень подробно.

Ну что, разговор наш затянулся примерно на неделю. И получился он очень непростым: тетка из меня вытянула на самом деле буквально всё, вплоть до методики определения степени ложности информации и расчета трендов (попутно удивив меня прекрасным знанием высшей математики). А когда наши разговоры на эту тему закончились, она, сказав, что «все это нужно еще обдумать как следует», взяла паузу. Довольно долгую, причем заранее меня предупредила, чтобы я ее по этому поводу пока больше не дергал и вообще забыл о ее существовании, со всеми текущими вопросами обращаясь исключительно к ее заместителям. И я даже иногда начал подумывать, а уж не собирается ли она меня «слить». Мысль и самому мне казалась совершенно бредовой, ведь в том случае ее точно просто в унитаз спустят, так что я старался о таком вообще не думать – но и пауза, как мне казалась, уж слишком затягивалась.

Однако в пятницу десятого февраля, в день, когда в «Известиях» промелькнула заметка «о новом выдающемся достижении советских физиков», она сама вечером пришла ко мне домой.

– Добрый вечер, Зинаида Михайловна. Рад вас видеть, но если вы про заметку в «Известиях», то я дополнительных подробностей…

– Ты про бомбу новую? Да плевать мне на нее! Но я тут все твои слова обдумала, и сказать вот что хочу: ты, конечно, в некоторых моментах сильно ошибся, но в целом идея мне понравилась. И если ее исполнение немного подправить… Одно могу сказать, вчерашняя бомба всем после этого вообще покажется мелочью, внимания не заслуживающей. То есть не всем, а кому наша уже «бомба» на голову упадет. Давай быстренько просмотрим изменения, которые я хочу предложить, и начнем потихоньку к работе приступать. Но очень потихоньку: времени у нас воз и маленькая тележка, нам даже особо спешить не придется. Потому что чтобы успеть до первого марта, нужно не спешить, а просто пулей лететь. И в первом ряду лететь придется тебе, ну а я уж буду тебя сзади подталкивать… сильно. И, возможно, даже больно, но ты уж потерпи. Придется потерпеть, нам просто уже деваться некуда…