Интерлюдия

— Бывай, Вань! Увидимся, не теряйся, братан! — крикнул парнишка в выглаженной армейской форме, сверкая медными пуговицами на солнце. Его голос почти утонул в гомоне Московского вокзала, но до Ивана долетел знакомый задор, пробивший шум толпы, как пуля — фанеру.

Поезд только что выплюнул их на перрон, и дембеля, пропахшие казарменным потом, дешёвым табаком и какой-то едкой смесью свободы, рвались к своим. Год разлуки висел в воздухе тяжёлым маревом. Ивану жали мозолистые ладони, хлопали по плечу так, что кости трещали, а он отвечал тем же — ухмылялся, бросал короткие: «Звоните, если что, бывайте, пацаны!» и пробирался вдоль вагона. На одном плече болталась спортивная сумка, потёртая, с дырой на молнии, на другом — армейский баул, будто сшитый из кусков воспоминаний: марш-броски под дождём, ночные побудки, запах сырой земли после учений. Шагал он уверенно, с какой-то наглой вольностью, словно весь Питер теперь должен был расступиться перед ним.

Год в армии не прошёл зря — мозгов поднабрался, это он сам себе признавал, хоть раньше бы спорил до хрипоты, доказывая, что кулаки решают всё. Раньше его редко видели без синяков или свежих рассечений — следы уличных разборок и ринга намертво въелись в его кожу. А теперь — гладко выбрит, взгляд острый, как заточенный штык, но губы всё ещё цеплялись за ту самую ухмылку, что выводила из себя и друзей, и врагов.

«И где он, мать его?» — пробормотал Иван, щурясь от солнца и сворачивая к лавочкам у края платформы. Брата, как всегда, не было на месте — вечно этот медведь опаздывал, хоть часы ему на лоб прицепи, хоть колокол на шею повесь.

Вокзал гудел, как потревоженный улей: люди орали через головы, обнимались так, что трещали рёбра, прощались с мокрыми глазами, будто в последний раз. Это был не просто перрон — перекресток душ, где каждый шаг звенел то ли радостью, то ли тоской, а бетон под ногами хранил отпечатки тысяч встреч и расставаний. Иван шарил взглядом по толпе, чувствуя, как внутри что-то ёкает, как старый мотор перед перегревом. Он заранее предупредил, когда приедет, ещё из части позвонил, выстояв очередь к древнему таксофону. Провожали его чуть ли не всей ротой — пацаны, с которыми он делил пайки, тянул лямку и дрался на спор, — а вот встречать должен был один. Самый важный.

«Ну где ты, чертяка?» — снова подумал он, прищурившись от солнца, что било прямо в глаза, отражаясь от стальных рельсов.

— Бра-а-ат!!! — вдруг громыхнуло за спиной, как раскат грома над Невой.

Иван резко обернулся, но даже рта открыть не успел — его сгребли в такие объятия, что рёбра затрещали, как сухие ветки под сапогами. Андрей, младший брат, давно перерос его и теперь напоминал не человека, а бурого медведя с человеческим лицом — здоровый, широкий, с лапищами, которыми можно было гнуть арматуру. В десятом классе он уже дрался только в тяжёлом весе, а теперь, похоже, мог бы и трактор на лопатки уложить, не вспотев.

— Здорова, медведь! — прохрипел Иван, выворачиваясь из стальной хватки и пытаясь не задохнуться. — Ты мне щас всё переломаешь, отпусти, зверюга!

— Ох, извиняй, братан! — Андрей разжал лапищи, отступив с виноватой ухмылкой, от которой у него глаза блестели, как у пацана, пойманного за шкоду. — Пошли, там все уже заждались, столы небось ломятся!

— К дяде Ване? — уточнил Иван, чувствуя, как уголки губ сами ползут вверх в предвкушении.

— А к кому ж ещё? — подмигнул Андрей, хлопнув его по спине так, что баул чуть не улетел в толпу, а сумка опасно качнулась на плече.

Кабак «У дяди Вани» на окраине Питера был местом простым, как удар в челюсть, и таким же надёжным, как старый друг. Название не блистало поэзией — вывеска из кривых букв висела над входом, потемневшая от дождей и времени, но внутри кипела жизнь, как в котле на костре. Сегодня тут собрались старые кореша Ивана — в основном бойцы из клуба, где он когда-то месил кулаки о груши и лица, пока не ушёл в армию. Бокс, кикбоксинг, тайский, самбо, дзюдо — он перепробовал всё, что можно, но так и не выбрал одно. Будто родился с перчатками на руках, с жаждой махаться в крови, но ни одна дисциплина не могла его укротить, насытить этот голод. Столы ломились от пива, солёных орешков и жареной картошки, а воздух пропитался смесью пота, табака и громких басов, что гремели из старых колонок в углу.

— Стрелял там, небось? — подколол Савва, блондин с кривым носом, сломанным ещё в юности на какой-то пьяной разборке. — Пам-пам, Ван Дам? — Он хмыкнул, закатив глаза, и ткнул пальцем в пузырёк в своём бокале с нефильтрованным. — Этот будет Ипотечный кризис 2007, а вон тот, мелкий, — Миллениум, решил вот сейчас.

— Ну так, маленько, — буркнул Иван, отмахиваясь, как от назойливой мухи. Его уже затянуло в водоворот разговоров, и он еле выгребал, чтобы не утонуть в болтовне пацанов, что сыпали вопросами, как патронами из автомата.

— Миленько, — протянул Савва, любитель каламбуров и пива в равной степени, и снова уставился на свой бокал, будто там открывался портал в другую реальность, где он был бы не просто пивным философом, а кем-то покруче.

— Ты там тоже дрался, что ли? — кивнул на баул Витя Полулюкс, здоровяк с лицом, будто высеченным из кирпича топором скульптора-алкаша. — Или просто шмотки тягал, как грузчик на складе?

— Ага, в спорт-роту попал, — коротко бросил Иван, умолчав, как именно это случилось. Четверо придурков в умывальнике решили, что он годится на роль поломойки, а он доказал обратное — сначала шваброй, расколов её о чью-то башку, а потом кулаками, превратив их рожи в мясной фарш. Командир после этого только хмыкнул, почесал затылок и перевёл его к спортсменам, где он и оттачивал своё мастерство.

— И как там? Не растерял сноровку? — Андрей подался вперёд, сверля брата взглядом, в котором читалась смесь гордости и вызова. Для него Иван был не просто роднёй, а легендой — тот, кто мог дать отпор, несмотря на разницу в весе и габаритах, что теперь, после армии, стала ещё заметнее.

— Да тебе, медведь, теперь не поздоровится, — ухмыльнулся Иван, чувствуя, как внутри разгорается знакомый азарт, как костёр от первой искры.

— Да ну, — отмахнулся Расул, чернявый боксёр с вечно кислой миной, сидевший чуть поодаль. — Пока ты в армии пузо чесал да строем ходил, братишка твой всех на лопатки клал. Превзошёл тебя, Вань. Из любителей против него теперь и соперника не сыскать, хоть обзвони все залы города.

— Борьба мнение, — встрял Савва, вставая со стула с театральным пафосом, будто актёр на сцене Большого театра. — Всё, лопнул мой кризис! — Он прижал руку к груди и поклонился, чуть не опрокинув свой бокал, что вызвало дружный гогот за столом.

Иван лишь хмыкнул, не вступая в спор. Он знал, что брат — зверь, и гордился этим, как медалью, которую можно повесить на грудь и носить с ухмылкой. Да и сам в армии не просто время тянул — армейский рукопашный бой стал для него откровением, мясорубкой без правил, где все его навыки срослись в одно целое. Никаких тебе рамок и рефери с их свистками, только ты и цель: вырубить врага любым способом, хоть кулаками, хоть локтем, хоть подручным дрыном. Удары из бокса, броски из дзюдо, болевые из самбо, плюс пара грязных приёмчиков, которым не учат на татами, вроде удара пяткой в колено или пальцами в глаза. Кулаки? Это когда под рукой нет ничего лучше, а лучше всегда находилось — швабра, ремень, даже ложка из столовки однажды пошла в ход. В ринге он расслаблялся, а вот АРБ дал ему то, чего всегда не хватало — свободу бить так, как душа пожелает, пока противник не рухнет в пыль.

— Дядь! — рявкнул Лёха Рыжий, весь в шрамах и с взглядом, как у дворового пса, готового вцепиться в глотку. — Телик погромче сделай, там что-то интересное!

— Ага! — буркнул дядя Ваня, хозяин кабака, и щёлкнул пультом, чуть не расколов его о столешницу.

Экран ожил, будто проснулся от долгого сна. Камера медленно ползла по тёмной студии, выхватывая из полумрака странные штуки: старый радиоприёмник под слоем пыли, звёздную карту с красными метками, кусок метеорита в стеклянном кубе, будто из фильмов про конец света. Заиграла тревожная музыка — синтезаторный аккорд, от которого кровь стыла в жилах, а по спине пробегали мурашки. Заставка передачи «Код Вселенной» вспыхнула на экране, и голос за кадром, глубокий, как бездна под ногами, начал отсчёт: «Три… Два… Один… Мы не одни».

Иван закатил глаза до потолка, схватил кружку с пивом и двинул к дальнему столику, где симпатичная официантка складывала салфетки, бросая на него игривые взгляды из-под длинных ресниц. Последние отношения сгорели через два месяца армии — девчонка не выдержала писем и редких звонков, а он и не особо горевал. Теперь он был готов вернуться в мир, где не только мужики с бритыми затылками и казарменные байки, но и такие вот взгляды, от которых внутри что-то приятно шевелилось.

— Куда… — начал Андрей, но тут же осёкся: — Понял, ловелас.

А пацаны уже залипли на экран, как мухи на липучку. Обычно такую чушь они бы пропустили мимо ушей, но в последние дни все будто с ума посходили с этой инопланетной темой — от бабок на лавочках до пацанов в спортзале.

Ведущий в чёрном костюме стоял под прожектором, седина на висках блестела, как сталь под светом луны:

— Друзья, если вы смотрите нас в записи — завтра может быть поздно. Мир на пороге того, что перевернёт всё. Они готовы заговорить. Не смейтесь! — он резко повернулся к камере, и в его глазах мелькнули кадры старых плёнок с НЛО, дрожащие и выцветшие. — Вчера в обсерватории под Нижним Архызом поймали сигнал. Каждые 13 часов — не шум, а чёткая последовательность простых чисел, как в послании «Аресибо» 74-го. Кто его отправил, мать их?

Музыка нарастала, метроном стучал, как пульс перед боем, отдаваясь в висках. На экране замелькали архивные кадры: круги на полях под Тверью, выжженные за ночь, — копия звёздной схемы из созвездия Лиры, будто кто-то расписал траву космическим граффити.

— Ну вот, делать нечего этим инопланетянам, только круги выжигать, как малолетки с зажигалками! — фыркнул Расул, плюнув в сторону.

— Кто знает, что у них в башке, — задумчиво протянул Рыжий, самый впечатлительный из всей шайки, уже вцепившийся взглядом в экран.

Дальше — кадры с МКС: серебристые точки петляли за станцией, будто играли в догонялки на скорости света. Тень на снимках марсохода — слишком ровная, слишком живая для камня, словно кто-то прошёл мимо камеры и ухмыльнулся в объектив. Эксперт, баба в очках с синими стёклами, теребила кулон в виде ДНК, будто он мог её спасти:

— Мы искали углерод, а они, может, плазмоиды. Помните свечение над Петрозаводском в 77-м? Элементы вне таблицы Менделеева. Это не корабли, а сущности, живые и чёрт знает какие.

Ведущий расхаживал по студии, тень его ползла по звёздной карте на стене, как призрак грядущего пи**еца:

— А теперь главное, — он вбил каблук в пол, будто гвоздь в крышку гроба, — три дня назад все радиотелескопы — от Зеленчука до Аресибо — словили один сигнал. Не звук. Запах! — он вскинул руку, и экран заполнили формулы, будто из учебника для гениев-шизиков. — Миндаль и озон. Психологи из НИИ говорят: это тест. Они проверяют, хватит ли нам ума почувствовать послание кожей, лёгкими, инстинктами, мать их!

— Это вы серьёзно смотрите? — хмыкнул Андрей, качая головой.

— Тсс! — зашипел Рыжий, чуть не подавившись пивом.

Свет в студии погас, из темноты донёсся голос, смешанный с треском, как из старого динамика: — Слушайте… Смотрите… Дышите… Координаты — Стоунхендж. Дата — полнолуние.

Дядя Ваня вырубил ящик одним ударом по пульту.

— Ну дядь! — завопил Рыжий, чуть не пролив пиво.

— Хватит хернёй головы забивать! Вам и так все мозги повышибали, а этот ещё официанток моих отвлекает! — прогремел хозяин, косясь на Ивана с кустистыми бровями, сдвинутыми в грозную линию.

Тот состроил оскорблённую физиономию, хотя рука его уже скользила по стройной ножке девушки, а в глазах плясали черти.

— Ай, ладно! — махнул дядя Ваня, сдаваясь.

* * *

День давно перевалил за полдень, а Иван только продрал глаза, щурясь от света, что лился сквозь щель в шторах.

— Оо-о-ох! — простонал он, потягиваясь так, что суставы хрустнули, как старая мебель.

Взгляд скользнул вбок — голая спина девушки, простыня скомкана у её бёдер, волосы разметались по подушке, как чёрный шёлк.

— Неплохо для первого дня, — ухмыльнулся он про себя, чувствуя, как внутри разливается тёплая гордость.

«Надо в зал наведаться. Виктор Иваныч в ММА подался, говорят, там можно нормально подняться, если башку не оторвут», — прикинул он, выкатываясь из кровати с лёгким кряхтением.

Тук-тук!

— Братишка, вставай, уже час дня! — донёсся голос Андрея из-за двери, бодрый, как сирена на учениях.

— Ага! — крикнул Иван, плеснув ледяной воды в лицо из-под крана и натянув шмотки — футболку, штаны, кеды.

Девушка недовольно заворчала, натягивая одеяло до подбородка, будто крепость строила. Ночка была жаркой, как печка в бане, будить её он не стал — пусть спит, заслужила.

В гостиной Андрей уже паковал сумку для зала — у него скоро дебют на проф-ринге, аккурат в день рождения, и он ходил с таким видом, будто уже чемпионский пояс на плече носит.

— Ты уже? Рано же, — удивился Иван, почёсывая затылок.

— Нормально, твою тоже взял, лентяй, — отмахнулся брат, кидая ему потёртый рюкзак.

— Неугомонный ты, — хмыкнул Иван, ловя сумку на лету.

— Если так дальше будешь девок тискать да пузо пивом заливать, скоро и раунда со мной не вытянешь, — добродушно подколол Андрей, сверкая белозубой улыбкой.

Иван рванул на него, как в старые времена, когда они ещё пацанами месились во дворе. С грохотом рухнули на пол, подняв облако пыли с потёртого ковра, что помнил все их драки. Андрей успел перехватить руку под локоть, но Иван ловко закрутил «треугольник», сдавив шею брата, и тут же отпустил, хлопнув его по плечу.

— И впрямь не бездельничал, — прохрипел Андрей, потирая бычью шею с красным следом от захвата.

— Ещё бы! — ухмыльнулся Иван, вставая и отряхивая колени.

Андрей поднялся, случайно наступив на пульт. Телевизор ожил с треском:

— Экстренный выпуск. На орбите Земли — неопознанные объекты…

Иван плюхнулся на диван, пробормотав:

— Это уже не шутки, мать их.

Андрей сел рядом, отложив сумку, и оба уставились в экран, как на ринг перед боем.

Экран поделился надвое: слева — камера МКС с серебристыми вспышками в пустоте, справа — ЦУП Роскосмоса. Корреспондентка дрожащим голосом:

— Объекты нарушают законы баллистики! Сливаются в кольцо, потом — рой. Экипаж в безопасности, но контроль потерян.

Кадры с МКС: три лезвиеобразных силуэта вспыхнули голубым, как платы в старом компе, и синхронно развернулись к Солнцу, будто готовились к чему-то большому.

— Обсерватория «Спектр-РГ» поймала импульсы на частоте водорода — маркер внеземного разума. Это первые 16 цифр числа π', — вещал астрофизик с военной выправкой и взглядом, как у снайпера. — Кто-то оптимизирует сигнал для нас, мать их.

«Мать их…» — согласился Иван.

Ведущая добавила:

— Сегодня в 03:15 — новый сигнал. Вибрация.

Из динамиков — гул, три ноты, как «Wow!» 77-го года, от которых по коже побежали мурашки.

Военный с тремя звёздами на погонах, с лицом, будто вырезанным из гранита:

— Это разведка. Их траектории — координаты мегалитов: Стоунхендж, Аркаим, остров Пасхи. Следующий этап близко.

Экран мигнул чужим символом — треугольник с иероглифом, — и утонул в белом шуме.

— Спецслужбы на связи, ООН в панике, — голос ведущей дрожал, как струна перед обрывом.

Строка внизу: «СРОЧНО: ОБЪЕКТЫ НАД ТИХИМ ОКЕАНОМ».

— П*здец… — выдохнул Иван, чувствуя, как внутри всё сжимается.

— Согласен, — кивнул Андрей, глядя в пустоту, где ещё миг назад мелькали звёзды.

Загрузка...