Слияние

Глава 2

На следующий день я проснулся в прекрасном настроении. Как все же хорошо спать в тепле и сухости: за вчерашний усиленный прогрев из дома ушли даже остатки лишней влаги, накопленной, пока дом пустовал.

— Кузнечное дело, — тявкнул Валерон, обнаруживший, что я проснулся. Он вытянулся в струнку и дрожал от нетерпения. — Сегодня ты собирался использовать кристалл со сродством.

Я потянулся и зевнул. Вылезать из кровати не хотелось. Хотелось поваляться еще немного.

— Да помню я, помню. Дай хотя бы до туалета добегу.

— Получи сродство и бегай куда хочешь, — ультимативно тявкнул Валерон. — Не тяни. Сродство тебе нужно о как.

Он провел по горлу, намекая то ли на важность, то ли на то, что меня ждет, если я не потороплюсь.

— Давай, — сдался я.

Валерон выплюнул мешочек, куда у нас были отложены большие кристаллы со сродствами. Видящий еще немного сбоил, поэтому приходилось излишне напрягаться в поисках. В глазах рябило, к горлу подступала тошнота. Похоже, чем выше уровень видящего, тем больше ему нужно времени на восстановление после использования маскировочных заклинаний. Хотя где маскировка — а где определение свойств? Напортачили что-то в настройках боги-создатели, а мне теперь страдай. Нужный кристалл оказался третьим, и я его сразу использовал.

— Ну? — требовательно сказал Валерон.

— Что ну? Сродство есть. Теперь нужно его испытать. Понять сначала, как вообще ковать.

— У нас есть Прохоров. Пусть учит.

Из кухни тянуло чем-то вкусным, так что Прохоров уже точно встал и занимался готовкой.

— За завтраком и поговорим, — решил я и направился в туалет, а потом умываться.

По дороге я сообразил, что с Коломейко нужно было еще и систему подогрева воды запросить, но здесь уж сам дурак — думать нужно было раньше. Теперь, даже если Коломейко еще не уехал (в чем я сильно сомневался, поскольку был уверен, что артефактор выехал, как только рассвело), то он вряд ли согласится вносить дополнительный пункт в наш договор, выполнение которого я уже подтвердил. Сомневаюсь я также, что артефактор возьмется за работу даже за деньги — для него принципиально важно как можно скорее покинуть Дугарск.

— Че делать будем? — поприветствовал меня Прохоров, когда я зашел в кухню, чтобы почистить зубы.

— Перво-наперво учим Жар, — озадачил я его. — И всю воду греем только им. Когда у кого-то навык достигнет десятого уровня, делаем систему подогрева из справочника, что я купил у Коломейко.

Прохоров скривился.

— А оно нам надо?

— Конечно, надо. Только представь, сколько Коломейко зарабатывает на таких вещах.

— Пусть себе зарабатывает. Я на целительских заработаю.

— А за такие платить будешь?

— Да не нужны они. Че, трудно разве кастрюлю воды подогреть? Нетрудно. Баловство это все.

— И отопление — баловство?

— Мож, для такого дома — и нет, — признал Прохоров. — Но мне такой и не нужон. Думай вон, чем комнаты заставлять-то.

— Как чем? Мастерская нужна артефакторная? Нужна? Механическая? Нужна? Библиотека? Нужна, — принялся я перечислять.

— О, давай я лучше полки под книги сварганю, — оживился Прохоров

— Давай ты выучишь Жар, а потом я тебе очищение передам, — предложил я. — Тебе, как будущему создателю целительских артефактов, очищение о как надо. А Жар будет прокачиваться в процессе. Знать заклинание для подогрева полезно — мало ли когда пригодится.

Прохоров задумчиво поскреб подбородок.

— Экий ты расточительный, — проворчал Валерон. — Такие ценные заклинания за просто так раздаешь.

— Не за просто так, а человеку моей команды, — пояснил я. — Я же и тебя и Митю усиливаю, так почему мне не усилить и Прохорова?

— Заклинание хорошее, но это ж его тож прокачивать придется, — страдальчески вздохнул Прохоров.

— А кому нынче легко? Кстати, Гриш, мне от тебя тоже помощь нужна будет. Получил я вон-таки Кузнечное дело и…

— Да ты че? — прервал он меня. — Правда?

— Правда. Вот два кристалла больших выбил, с одного сродство к Огню, с другого — Кузнечное дело. И надо мне хотя бы принципы понять. Горн и наковальня у нас есть, так почему бы и не попробовать?

— Молот нужон и клещи. Для начала. И уголь.

— Я знаю, где можно взять, — тоном змия-искусителя заявил Валерон.

— Мы не будем брать чужого.

— Мы же на время попользуемся, пока своего нет, — и вернем.

— И уголь?

— Да там кузня разрушена. По ней твари прошлись. Никому ни инструменты, ни уголь не нужны. А уголь вообще долго не хранится, он может уже вообще не уголь, а мусор. Проверить надо.

— Пропадать ничего не должно, — вставил Митя. — Это неправильно.

— Согласен, — кивнул Прохоров. — Петь, уголь долго не хранится. Если его еще можно использовать, его нужно использовать. Хозяева нам токмо спасибо скажут, не придется платить за вывоз на свалку. Непригоден уже — так мешком и вернем, а купим нормальный. Так что, лохматый, тащи все. Потом разберемся, что нужно, а что не нужно. Что возвращать, а что пригодится нам самим.

— У меня имя есть, — намекнул Валерон. — Красивое и благородное. Предпочитаю, когда меня называют по нему, а то я тоже могу обращаться к некоторым «Лысый».

— Я ж вроде не лысый? — удивился Прохоров.

— Полысеешь, — угрожающе щелкнул зубами песик.

— Не надо обижать Валерона, — добавил Митя. — Это опасно.

— Дык я же не в обиду. Наоборот, восхищаюсь его шерстью. И опять же секретность. Мож, я лохматый про Петра.

— Он сейчас как раз лысый, — заявил Митя.

— Не такой уж я и лысый, — возмутился теперь уже я. — У меня уже отрастать волосы начали.

— Вот и я о чем, — вдохновенно сказал Прохоров. — Сторонний кто и не поймет, что я про Валерона, а не про Петра. Так что тащи все, что в той разрушенной кузнице найдешь. После завтрака глянем.

Валерон исчез, как будто ему требовалось только разрешение Прохорова, хотя знал же прекрасно, что к изъятию чужих вещей я отношусь отрицательно, если это вещи не тех, к кому у меня имелись определенные счеты. Но говорить что-то сейчас — впустую сотрясать воздух.

Зубы я наконец почистил и уселся за стол в ожидании завтрака.

— Надо составить программу самостоятельных занятий артефакторикой, — предложил я. — Насколько плохо ты читаешь?

— Медленно.

— Насколько медленно?

— Очень медленно, — мрачно сказал Прохоров, которого эта тема напрягала.

— Значит, нам нужна книга по целительским артефактам.

— Зачем это?

— Чтобы тебе читать было интересно. А пока такой нет, можно читать приключенческую литературу.

— Я знаю, где есть бесхозные книжки, — сообщил материализовавшийся Валерон. — Взять почитать и вернуть — это вообще не грабеж.

— Грабеж, — возразил Прохоров. — Книги же портятся, когда их читают. Это не уголь.

— Будешь читать аккуратно, — решил я. — Ты же хотел стать дворянином. Безграмотный дворянин — это позор.

— Дык у них есть кому читать, — пробурчал Прохоров. — И кому системы отопительные делать.

— Даже дворянам ничего не достается бесплатно. Так что читать лучше уметь и не позориться. Что там с молотом, Валерон?

— Малость поржавел, — сообщил он. — Но рабочий. Я собрал все полезное, что там было. У горна выложил. Что там с завтраком?

Судя по виду, Прохоров хотел сказать, что лохматых не кормит, но потом, видимо, решил не портить отношения еще сильнее и положил полную порцию в красную мисочку Валерона.

— Вообще, не дело, что собака за столом ест, — заявил он. — Даже на столе.

— Я не собака. Я воплощенный дух-помощник.

— Внешне ты собака, — не согласился Прохоров.

Валерон оскорбленно вздыбил шерсть.

— Это потому что Петя был неопытным магом, когда вызывал, вот вызов и случился немного криво. Но мы решили, что лучше я буду в виде собаки, чем меня рядом с ним вообще не будет. Так что мы с тобой, Гриша, вообще равны. И я, в отличие от тебя, читаю хорошо, бегло и на всех языках этого мира. Так что спорный вопрос, кто из нас должен есть за столом, а кто — нет.

— Ты всего лишь говорящая собака.

— Сейчас как плюну, — набычился Валерон. — Сразу поймешь, кто здесь собака, а кто дух-помощник.

— Валерон плюется огнем, — сообщил Митя. — Лучше с ним не ссориться. Я читать не умею, буду учиться.

— Даже железный паук понимает, что я стою выше, — важно сказал Валерон. — А скоро и он встанет выше, потому что читать научится, а ты — нет.

— Я умею, но медленно! — рявкнул разозленный Прохоров.

— Нужно улучшать навык, — невнятно заявил Валерон, поскольку он не забывал уписывать свою порцию, с чем управился куда быстрее, чем мы. — Так, я книги тащу? С возвратом, когда прочитаете.

— Тащи, — разрешил я. — Но чтобы запомнил, где взял, и туда же вернул.

Валерон облизал мисочку и испарился. Видно, решил, что такая месть в виде принесенных книг будет самой правильной. А то сначала обзовут лохматым, потом заставят есть на полу и в конце концов сядут на шею.

Сколько он там чего приволок, я не смотрел, потому что сразу после завтрака мы пошли в кузню. Благодаря Валерону она преобразилась: помощник приволок все, что хотя бы отдаленно имело отношение к кузнечному делу, и на полочке лежали как клещи нескольких видов, так и другие инструменты. Кузня сразу приобрела вид обжитый и рабочий, хотя большинство инструментов имели толстый слой ржавчины. Кожаный фартук и перчатки тоже не были забыты, пусть и казались откопанными на помойке. А еще обнаружились заплесневелые кузнечные меха. Я с сомнением их потрогал — хватит ли хоть на сколько-то?

— Ну, че, — бодро сказал Прохоров. — С этим можно работать. Вещицы дерьмовенькие, но принцип показать годятся. Че там с углем?

Он залез в мешок, пошебуршал и недовольно сказал:

— А черт его знает. Счас проверим.

Перед отъездом горн не почистили, он остался заполненным золой и обломками спекшегося угля. Прохоров начал вычищать мусор, комментируя почти каждое свое движение. Выглядел он почти так же важно, как Коломейко на занятиях. Поди, его и представлял.

На дно горна Прохоров высыпал крупные куски, любовно погладил, сформировал внутри выемку, куда высыпал мелкого угля, почти крошку, перемешанную со стружками и щепками.

— Там от твоих артефактов остатков нет? — забеспокоился я.

— Не боись. Я свои артефакты отдельно держу, — отмахнулся Прохоров и аккуратно поджег сооружение Искрой.

Загорелось только со второго раза, зато ничего не бумкнуло, как я втайне опасался. Огонек пламени угнездился на щепке, затрещал, задымил и нехотя начал разгораться.

— Этот горн простенький совсем. А есть с магическими прибамбасами, — говорил Прохоров, пристально наблюдая за разгоравшимся огоньком. — Там жар сразу подается и воздух нагнетать не надо, потому как не горит ничего. Жар магический.

Пока полной схемы артефактного горна у меня не было, но я уже понял, что вещь это стоящая, нужно делать.

Тем временем Прохоров следил за огнем, подсыпая угольную мелочь, чтобы тот разгорелся. Пламя благодарно лизало подачку, росло, перепрыгивало со щепки на щепку и наконец начало заинтересованно пробовать и куски покрупнее. Первые угольки затлели, постепенно окрашиваясь в багровый цвет.

— У бати-то простой горн, зато сам он кузнец непростой. Прохорова всякий знает, потому как со сродством кузнец. И заклинания нужные знал. Вот эта штуковина, — Прохоров указал на меха, — гнилая совсем, не выдержит работы-то. А воздух нужон, чтобы угли жар набрали. Но у меня заклинание есть.

Багровые пятна расползались по граням углей, начали пробегать крошечные огоньки. Воздух, подаваемый Прохоровым в горн, гудел. Сам Прохоров вдохновенно подсыпал уголь, аккуратно его вороша, чтобы жар был равномерным.

Вскоре внутри горна заклубилось мощное, живое, нестерпимо яркое пламя. От него шел ровный жар, воздух рядом дрожал и плыл.

— Видал? — гордо сказал Прохоров. — Не растерял еще умений-то. Огонь — душа кузницы, к нему подход нужон. А теперь можно и железом заняться.

Для начала Прохоров обжег пару инструментов на огне и счистил с них ржавчину. Выглядеть новыми они не стали, но работать теперь было можно.

Прохоров протянул мне длинные клещи и стальной пруток в палец толщиной.

— Как говорил батя, металл нужно чувствовать. Поймешь его — и он сам перед тобой раскроется. Да держи ты.

Я неловко подхватил пруток и клещи.

— Что делать-то?

— Седня те токмо металл почувствовать надо, скуешь че — навряд ли. А вот как металл движется и дышит под молотом — понять обязан. Засовывай в самый жар, где белое все, и жди.

Я поместил пруток в самую сердцевину пламени. Сначала ничего не происходило, потом конец прутка принялся медленно менять цвет: с серого на тускло-красный, затем на ярко-алый и наконец на ослепительно-желтый, притягательный в своей яркости.

— Чуешь? — спросил Прохоров. — Теперь самое время. Тащи — и к наковальне.

Я подхватил щипцами уже не пруток, но заготовку. От нее шла волна жара и света, яркого, почти ослепляющего. И еще она казалась живой. Я положил заготовку на массивный рог наковальни. Прохоров встал рядом, взяв в руки молот.

— Вот, смотри. Первая задача — оттянуть кончик, сделать его тоньше. Удар не должен быть размашистым. Он точен и короток. Бьешь не мышцами, а весом молота, понял? Рука расслаблена, держи твердо, но не так, как бывает при судороге, кады руку не разогнуть. Мягче рука должна быть. Смотри на металл, а не на молот. Повторишь за мной.

Легкое, неожиданно изящное для Прохорова движение кистью — и молот, описав короткую дугу, звонко ударил по раскаленному металлу. На оранжевой поверхности осталась четкая вмятина, а искры фейерверком брызнули вниз, к ногам.

— Ну че, Петь, твоя очередь. Бей, давай.

Молот в руках оказался неожиданно тяжелым — когда Прохоров столь легко им орудовал, я уверился, что весу там всего ничего. Я нацелился на пруток, напрягая плечо.

— Локоть-то расслабь, — сразу поправил Прохоров. — Чай, не дрова рубишь.

Неожиданно руку повело, и удар пришелся по краю наковальни, даже не задев пруток. Я почувствовал, как заалели от стыда уши. Казалось бы, чего проще — взял молот и бей? Но нет, и здесь умудрился облажаться. Сродство к Кузнечному делу — не панацея.

— Ниче. Приспособишься. Давай еще.

В этот раз удар пришелся по заготовке, но слабоватый: металл лишь чуть-чуть дрогнул.

— Еще давай. Неча прохлаждаться, а то будешь первым кузнецом, замерзшим в кузне, — ехидно бросил Прохоров.

В третий раз молот наконец-то точно попал в цель. Раздался глухой звук удара, а я почувствовал в руках ни с чем не сравнимое ощущение поддавшегося металла. Он больше не был твердым. Плотным — да, а еще податливым, как очень густое тесто, пластичность которого чувствовалась каждой косточкой в запястье.

— Ага, поймал! — обрадовался Прохоров. — Почувствовал же? Остыл уже, давай опять на уголья.

Пока пруток заново набирал нужную температуру, я коротко глянул на свои навыки. Обнаружил Мастера кузнечного дела первого уровня и Ковку первого уровня. Пожалуй, Прохорову я этого не скажу, чтобы не расстраивать.

Дальше пошло по кругу: от горна к наковальне и обратно. Ослепительный притягательный свет раскаленного железа, жар в лицо, ритмичная музыка кузнечного молота — все это создавало волшебную атмосферу. Рука начинала ныть, по спине катились струйки пота, но это было неважно. Важно было, что под ударами кусок железа становится живым, изгибается, сплющивается, меняет форму по моей воле. В этом танце силы и огня было нечто гипнотизирующее, на него хотелось смотреть и смотреть.

Через несколько нагревов конец прутка превратился в кривоватый, но тонкий и плоский лепесток.

— Все, хватит, — скомандовал Прохоров. — В воду суй.

В воде лепесток яростно зашипел, не желая расставаться с жаром. Из воды я вытащил уже почерневший, покрытый окалиной кусок металла, где не было ничего от того сияющего великолепия, с которым я работал. Лепесток был обычным. И это неожиданно показалось неправильным. Наверное, стоило сделать какую-то законченную вещь, а не такую вот заготовку непонятно чего.

Прохоров взял остывшую заготовку, повертел и сказал неожиданно одобрительно:

— Я куда хуже в первый раз управлялся. Так-то и у тя кривовато вышло, но мы седня сюда пришли, токмо чтобы ты понял, чуешь железо али нет. Вижу, что чуешь. Остальное завтрева-послезавтрева придет. Повторять надобно. Понравилось?

— Чистый восторг, — признал я. — Вроде и устал, а еще хочется.

— Вот и у меня так было, — вздохнул Прохоров. — А отец сказал — мол, не твое это, и все… А оно так… Стучишь молотом и смотришь, как под твоими ударами что-то выковывается. Чудо же? Чудо. Когда отец меня выставил, я думал, ваще помру с тоски.

— А чего выставил-то? Ну нет у тебя сродства и что? Ковать-то ты все равно можешь? — удивился я.

— У меня нет, а у брата меньшого — есть. А кузня одна, — мрачно сказал Прохоров. — Вот и выбрали не меня. Эх, да что теперя… Токмо душу разбередил.

И была в его голосе такая тоска, что я решил для себя: если выпадет еще одно Кузнечное дело — отдам Прохорову. Мечты должны сбываться. Чем я хуже Газпрома?