Глава 5

Проснулась от ощущения, что на нее смотрят. Пристально, не отрываясь.

Накато распахнула глаза и увидела выжидающий, тяжелый взгляд новоявленной шхарт. Поневоле сделалось не по себе.

Она слегка пошевелилась. Завозилась, приподнимаясь и усаживаясь возле изгороди. Чего женщина так таращится?! Ждет чего-то?

Должно быть, думает – достаточно ли пришла она в себя, чтобы прислуживать. Вот сейчас привычно потребует принести ей воды… но та молчала. А может, она вспоминает, как собственными волосами ночью сперва мыла Накато, потом – поила. И теперь раздумывает, как поступить с той, из-за кого пришлось унизиться.

Девушка настороженно глядела на женщину, гадая – чего ждать. Что-то надумает? Ударит, снова попытается утопить в разжиженной земле?

В груди разлился холод от страха. И вроде кругом светло, и другие пленницы глядят на них. Но справиться с растущим ужасом не получалось. Она попыталась боком, вдоль изгороди, отползти. Лицо новоявленной ведьмы вытянулось, выразило огорчение.

- Прости, - выдавила она, кладя ладонь на руку Накато. – Прости меня, - она наклонилась, заглядывая ей в лицо.

Девушка отшатнулась. Да помилуют ее боги и духи! Ей это не снится – высокомерная сестра какого-то могучего воина просит у нее прощения?

И что прикажете отвечать? Та уже наверняка привыкла к ее безответности. А сейчас вон как выжидающе глядит!

- Я не хотела тебя пугать, - снова заговорила женщина. – Я не знала… я спала! – кажется, она разозлилась – брови сдвинулись на переносице. – Не держи обиду! Скажи же хоть что-нибудь.

Еще пристукнет сейчас молнией со злости, если и дальше молчать в ответ.

- Ты, - выдавила Накато, силясь придумать подходящий ответ. – Я не держу обиду, - нашлась она наконец.

- Это хорошо, - женщина закивала. – Не злись! Я тебя никому теперь в обиду не дам.

Можно подумать, ее кто-то обижал! Это новоявленную шхарт обижали – потому что не сообразила вовремя, что положение ее переменилось. Как она намерена оградить от мнимых обид Накато, хотелось бы знать?! Болтовня.

Пустая болтовня, чтобы и дальше гонять ее с приказами. Но не спорить ведь с ней? Тем более, задачей Накато как раз и было втереться в доверие. Ей это удалось. И оказалось даже проще, чем она предполагала. Теперь бы избавиться от липкого страха, который накатывал всякий раз, как подымала глаза на женщину! А та глядела, глядела голодным ожидающим взглядом. Чего ждала? Она ведь уже сказала, что не злится!

Боги и духи, совсем отвыкла говорить за последние дни. Говорить от нее не требовалось, и она молчала. Вот и итог.

Не выдержав пристального, прожигающего взгляда, кивнула. Кажется, женщину это устроило. Возможно, потому что кивок больше напоминал поклон.

Шхарт отвернулась, принялась пальцами расчесывать вконец запутавшиеся, покрытые колтунами, пряди волос. Накато опустила взгляд, уставилась в землю. Она мечтала об одном: чтобы женщина не вспомнила – можно ведь и приказать безответной рабыне помочь ей распутать волосы.

Та не вспомнила.

Видать, некое подобие раскаяния ее все-таки мучило. Поэтому она не дергала Накато до вечера. Вновь помыкать ею взялась лишь со следующего утра.

Надсмотрщики не заходили в загон, не пытались увести новоявленную шхарт от остальных женщин. И шло все так, будто ничего не случилось. Пленницы сидели, скучившись, временами вяло переругивались между собой. Кто-то злобно шипел, кто-то тихо плакал или сидел неподвижно, застыв в равнодушии. К подопечной Накато никто больше не лез. Давило смутное ожидание – не могло ведь так быть, чтобы добычу никуда не угнали дальше?


*** ***


Спустя пару дней стало ясно: разбойники никуда не собираются уводить женщин. Это вообще был постоянный лагерь.

На третий день в загон пригнали еще несколько десятков пленниц. В саже, копоти, ссадинах и кровоподтеках. Таких же перепуганных, как и их предшественницы вначале. Стало более шумно и тесно. За последующие дни разбойники пригоняли новую и новую добычу. В загоне сделалось совершенно невыносимо. Воды не хватало, хоть пленниц время от времени и выводили по несколько человек – чтобы натаскали новую кадку.

То и дело вспыхивали ссоры и драки. Утешало только то, что от новоявленной шхарт держались в стороне – новеньким рассказали о случившемся несколько ночей назад.

Накато находилась неотлучно при ведунье – та не желала отпускать ее от себя ни на шаг.

Спустя декаду с лишним пришел караван. Пленниц с утра заставили натаскать побольше воды, вымыться.

В воздухе витало предвкушение перемен. До сих пор воду носили только для питья.

Ощущение не обмануло: когда солнце поднялось к зениту, к лагерю пришел небольшой караван. Несколько десятков мужчин, вооруженных до зубов.

Это, как оказалось, была охрана. Воины, прибыв, безучастно расселись прямо на земле. Им принесли воды – и только. К загону направились четверо людей в пыльных туниках. В сравнении с воинами они выглядели тучными, рыхловатыми и приземистыми. Накато случалось видеть и более рыхлых мужчин в городах на равнине, но эти разительно выделялись рядом с воинами.

В загон зашли несколько охранников, окриками заставили пленниц разбиться на группки и выстроиться в некоем подобии порядка.

Четверо мужчин оказались торговцами. Они ходили среди женщин, придирчиво разглядывая их. Осматривали со всех сторон, крутили и щупали, некоторым заглядывали даже в зубы.

Разобрали чуть не половину до того, как солнце забралось к зениту. Согнали в четыре колонны – пока их строили, торговцы расплачивались с налетчиками. И снова – долгая дорога через степь, на сей раз – к подножию гор.

Спустя два дня разделились. Один из торговцев направился со своими невольницами к югу вдоль подножия, еще двое – двинулись через горы.

Судя по всему, этих уведут за пределы степей. Неужели на равнинах не хватает женщин, чтобы была необходимость тащить их из такой дали? Поистине, люди порою ведут себя непредсказуемо.

Последний, при котором остался всего десяток охранников, с самой большой группой рабынь, повернул к северу. Еще день пути – и караван вышел к огромной стоянке.

Такого Накато никогда прежде не видала.

В восточной части Степи подобных стоянок не устраивали. Там вообще не бывало стоянок, которые оставались на месте долгие декады, не трогаясь с места.

Степи – это движение. Стада кочуют, перебираются с места на место в поисках более сочной травы. И люди поступают так же. Кочевье снимается с места, как только стадо объест траву вокруг места очередной остановки.

Эта стоянка принадлежала лишь людям. И люди эти не пасли стада. Они просто жили здесь. Жили на стоянке ради того, чтобы стоянка оставалась на своем месте.

Подобное было для Накато в новинку. Да, она видела города равнины – там тоже люди жили на одном месте. Но города – это города. А здесь – стоянка. Даже не горская деревня. Один громадный загон, а в нем – еще загоны, поменьше, и шатры. И множество людей – суетящихся, галдящих, громогласно спорящих. Рабы тащили в разные стороны тюки, мешки и грузы. Тут и там дымились печи – такие Накато видела в горских деревушках и городских домах. Возле печей гремели и звенели – похоже, вокруг очагов обустраивалось что-то вроде мастерских.

Вот детей не было заметно. Накато не сразу обратила на это внимание.

В любом кочевье ребятишки на стоянках неизменно носились между шатрами, визжали, гоняли молодых страусов, устраивали в пыли возню и драки. Их звонкие голоса подымались над кочевьем, перекрывая шум людской суеты и разговоры взрослых.

Здесь – только окрики. И звон меди от печей – видимо, там работали оружейники. В этом Накато была уверена.

Навряд ли в таком месте станут ковать медные блюда или кувшины. Или изготавливать зеркала. Нет, это – не вотчина купцов и ремесленников. Да, купцы были. Но больше всего на стоянке находилось воинов. И вид у них был отнюдь не праздный. Они охраняли эту стоянку со всеми рабами и имуществом, что здесь имелись.

А рабами полнился каждый небольшой загон внутри обширной огороженной площади. Точнее – не столько рабами, сколько рабынями.

Женщины там сидели изможденные, поникшие. Они не дрались, не ругались визгливо, даже не выли и не плакали. Они успели отчаяться. А вокруг каждого загона с живым товаром бродили или сидели, переговариваясь и негромко пересмеиваясь, вооруженные мужчины.

К одной из таких загородок подогнали и вереницу усталых пленниц.

Никто уже не роптал, когда их загоняли, как скот, внутрь. Никто не возмутился, что в кадке у входа нет воды. Женщины сидели вповалку, терпеливо дожидаясь, когда нескольких выволокут наружу, чтобы наполнили кадку из источника в дальнем углу стоянки.

Соседний загон полнился ребятишками. От совсем маленьких, едва научившихся ходить – лет трех-четырех, до подростков лет десяти-одиннадцати. Девочки и мальчики вперемешку сидели на земле или валялись вповалку.

Судя по всему, в этом месте рабов перепродавали.

Подтверждение этому соображению появилось уже поутру. В этот раз рабынь даже мыть не стали. Видать, решили, что и так сойдет.

Их попросту выгнали за загородку, даже не покормив. И поволокли к обширной площади, расчищенной в центре несуразно громадной стоянки, напоминающей слишком большую деревню или маленький город.

Там уже толклась уйма народу – люди толпились, переговаривались, временами и переругивались громогласно. Туда-сюда сновали рабы, с разных сторон тянулись вереницы связанных пленников – на большинстве из одежды имелись лишь веревочные путы.

Мужчины, женщины, дети. Все – понурые, поникшие.

Всех ждала незавидная участь. И все с нею смирились. Смирение или смерть – выбор в Степи всегда был прост.


*** ***


Несмотря на ранний час, торговля шла уже вовсю. Накато припомнила, что гомон с этой стороны она слышала еще перед рассветом. А когда рассвело – здесь уже вовсю шумело и галдело. Значит, перед рассветом сюда согнали первых рабов. С рассветом же явились первые покупатели.

Девушка с любопытством оглядывалась по сторонам.

Расчищенная площадь вполне могла бы послужить для стоянки небольшого кочевья – настолько была огромна. И вся она полнилась народом.

Связанные рабы толклись или сидели на голой земле. Некоторых выстроили под навесами по бокам площади, других – привязывали за ноги к вбитым в землю столбам, как скот на выпасе.

Упитанные сытые мужчины в чистой тканой одежде и с оружием расхаживали, оглядывая живой товар. Торговцы толклись рядом.

Женщин, среди которых находилась и Накато, повели к свободному месту, выстроили в ряд. Ведьму поставили отдельно от остальных, ей единственной дали ковш воды напиться. Та ухитрилась еще и на лицо себе плеснуть пригоршню. Остальные рабыни заворчали глухо – мол, им бы хоть по глоточку!

Накато вздохнула. Она была выносливее остальных, но тоже не отказалась бы попить.

А торчать здесь придется, возможно, едва не до полудня. Да даже если их всех раскупят раньше – придется ждать, когда покупатель расплатится с торговцем, пока закончит все дела и соберется. Потом нужно будет идти. По всему выходило, что поесть и попить удастся поздним вечером – и то, если повезет. Вполне возможно, терпеть придется до завтрашнего дня или вечера.

Кстати, шхарт сидела отдельно – ей даже кусочек тощей соломенной подстилки достался. На недавних товарок, стоящих на подламывающихся ногах, даже не глядела.

То-то смешно будет, если ее купят, а она, Накато, останется среди остальных! – подумалось девушке с внезапным злорадством. Любопытно, что колдун предпримет в таком случае? И она будет не виновата, что так вышло – она следовала приказу: сидела тихо, не высовывалась.

Добросовестно выполняла приказ и потому не сумела выполнить задание!

Мысль показалась ей настолько смешной, что она поневоле захихикала тихонько. Соседка ткнула ее кулаком в бок. И тут же на плечи обрушился веревочный кнут. С разных сторон послышались жалобные приглушенные вскрики.

- А ну, стоять тихо! – рявкнул дюжий надсмотрщик.

Накато, вжав голову в плечи, воровато обернулась. Кнут в руках надсмотрщика был длинный-предлинный. И им он перетянул десяток с лишним женщин разом.

Он зло зыркнул на нее, и она спешно отвернулась, опустила голову. Стоявшая рядом товарка снова ткнула кулаком под ребра. Чтоб тебя! Трусливое создание.

Накато ощутила прилив раздражения. Разумеется, женщину можно понять – она устала, хотела пить, и кнут надсмотрщика внушал ей страх. Но бесконечные переходы, загоны и перепродажи утомили даже ее с ее нечеловеческой выносливостью. Хотелось, чтобы все поскорее закончилось.

Отвлекшись, она не сразу и заметила, как к шхарт подошел кто-то из покупателей. Кажется, пока Накато была занята своими мыслями, он уж сговорился с торговцем.

Быстро же! Опомниться не успела.

Встряхнувшись, девушка навострила уши. Разом забыла и о надсмотрщике с кнутом, и о других женщинах. Ну-ка, любопытно! Кажется, сейчас уведут ведунью. И не выполнит она задания колдуна. В животе разлился холод. Как-то мастер Амади воспримет такой поворот? С одной стороны – она с удивлением обнаружила в себе зудящее желание насолить ему. С другой – немного страшно было ослушаться, пусть и невольно, и не во всем. Да, колдун ни разу еще не наказывал ее. Но что, если все же надумает?!

Накато встряхнула головой, отгоняя дурные мысли. Сейчас этот человек уведет ведунью, а она останется. И теперь она искоса наблюдала за происходящим в нескольких шагах, стараясь, чтобы надсмотрщик с кнутом не заметил этого.

- Рамла, - покупатель глядел прямо в глаза женщине. – Отныне твое имя – Рамла.

- Меня звали иначе, - запнувшись, выговорила она.

Глядела со страхом. Еще бы! Рабыне не положено даже подымать взгляда на хозяина. А уж возражать – верная смерть! Такого не прощают.

Но покупатель сам обратился к ней. Должно быть, это и придало ей смелости. А может, не так-то она и дорожила жизнью.

- Но теперь-то у тебя другая жизнь, - он и не разозлился. – Я знаю, ты – шхарт. Ты только-только обрела силу. Ты будешь хорошо жить, сытно. А за это станешь помогать мне во всем. А новое имя я тебя дал не просто так. Рамла – прорицательница.

Она моргала растерянно – жалкая и испуганная. Однако длилось это недолго. Вот взгляд прояснился, плечи расправились. И лицо, скукожившееся за последние дни, разгладилось, на него отчасти вернулось надменное выражение.

- Ну же, идем, - окликнул покупатель.

- Господин, - Рамла опустилась в пыль на колени, протянула руку – однако коснуться одежды не решилась. – Ты так добр. Умоляю, забери с собой и мою служанку!

- У тебя есть служанка? – удивился он. – Среди этих? – он небрежно кивнул на толпу, в которой стояла и Накато.

- Да, - женщина кивнула. – Она дорога мне, господин…

- Что ж, - тот кивнул. – Поглядим, - направился к испуганно притихшим женщинам. – Вели им встать ровнее, - обратился к торговцу. – Товара толком и не видно.

Торговец кивнул, зыркнул на надсмотрщика. Тот принялся кнутом выравнивать строй женщин. Те молчали, понуро выстраивались в ровный ряд, чтобы покупатель мог лучше разглядеть всех и выбрать то, что ему по душе.

Тот прошелся вдоль вереницы, рассматривая несчастных. Останавливался то перед одной, то перед другой, чтобы оглядеть внимательнее.

Женщины замирали, боясь дышать – ведь сейчас решалась судьба каждой из них. Чем-то закончится этот осмотр? Мужчина не спешил, прошел вдоль ряда, оглядывая каждую.

- Ну, и которая из них – твоя служанка? – он обернулся к шхарт.

И та с готовностью подскочила. С поклоном указала на Накато. Тот подошел совсем близко, ухватил за подбородок, заставляя поднять голову.

Девушка наконец смогла разглядеть его как следует. Высокий, жилистый, с обветренным лицом и колючим взглядом. Глубокие морщины между бровями и вокруг рта. Самый настоящий кочевник – совсем не похожий на холеных раскормленных работорговцев, что сновали вокруг.

Он оглядел пристально лицо, поворачивая голову со стороны на сторону. Ощупал небрежно торчащие ребра, потыкал пальцем руки и живот. Заглянул в зубы.

Накато замерла, боясь дышать. Так ее, помнится, не разглядывали, даже когда продавали в кочевье брата. И она поразилась, насколько унизительным ей сейчас это показалось.

Загрузка...