Таблетка от понедельника

Грамота

– Это чего вы тут столпились?

Князь Буян прищурился, глядя на бояр. Те стояли кучкой перед входом в княжеские покои и переминались с ноги на ногу.

– Дел, что ли, нет? Или хотите чего?

– Нам, князюшка, грамоту прислали. Методическую, из тридесятой демократии.

– Опять будете просить срамные парады разрешить? Дурни, я же вас жалею – побьёт вас народ, и хорошо, если не до смерти. Особенно если на День богатырей разрешу.

– Да нет, – бояре потупились, – другое пишут. Мол, тиран ты и деспот. Нелегитимный, стало быть.

– Свергать, что ли, пришли? – князь отечески улыбнулся. – Ну давайте, я это люблю. Только погодите, я палача Кондрата кликну, он давно без дела скучает.

– Не получится, княже. Мы твоего бирюча напоили, чтобы ты волю свою не объявлял. А балкон, с которого ты народу речи толкаешь, заколотили. Вот такими гвоздями!

– Забанили, стало быть? – усмехнулся князь, ввернув новомодное словечко.

Бояре закивали.

– Прости, княже. Но так в грамоте методической написано.

– А ежели я богатырей кликну?

Бояре зашумели.

– Это тирания!

– Нельзя оппозицию богатырями!

– Санкции!

Вперёд вышел боярин Свиньин.

– Прости, княже, но богатырей не получится. Воеводу ты по делам отправил, а дружине мы бочку вина выкатили. Сказали, за твоё здоровье выпить.

– Смотри-ка, подготовились на этот раз. А народу что скажете?

– Что ты, князь, старенький стал да править утомился. И выборы объявим. Вот, скажем, Свиньина и выберем.

– А не боитесь, что вас на колья посадит? Не любит вас, бояр, народ.

– В грамоте методической пишут, что народ нас обожает.

– Врут же! Кого третьего дня на базаре тухлой брюквой закидали?

– Это богатыри переодетые были! – зашумели бояре. – Ты, княже, их специально подослал!

– Не может простой народ так метко брюквой кидаться! – взвизгнул Свиньин, у которого виднелся фингал под глазом. – А меня любят! Мне все холопы так и говорят, мол, обожаем тебя, боярин, только пороть не надо.

– Это ты, князь, нас не любишь. То налоги с нас собираешь, то штрафы всякие.

– А на той неделе отравить меня хотел! – заверещал Свиньин. – В зелено вино мне отраву подсыпал. Я ведро выкушал и болел потом долго.

– Прямо сам, лично?

– Сам! – Свиньин завыл фальцетом. – Холопы мои говорят, видели, как ты по двору моему пробегал в платье басурманском.

– Я?!

Князь даже икнул.

– Окстись! Если бы я тебя убить хотел, то богатырей послал, и все дела.

– Это потому что ты коварный деспот.

Князь Буян обвёл тяжёлым взглядом бояр.

– Добрый я сегодня. Последний раз предлагаю: если сейчас разойдётесь, никого казнить не буду. Ну, кроме Свиньина, достал он меня хуже горькой редьки.

Бояре дрогнули, но Свиньин гаркнул на них, и толпа осталась на месте.

– Так, значит?

Недобро улыбнувшись, князь снял с пояса мухобойку. Взмахнул со свистом и шлёпнул по ближайшей стенке. После удара остался глубокий след.

– Ладно. Богатырей, говорите, споили? Так и сам справлюсь. Что я, бояр, что ли, не лупил?…

Когда на шум в тереме прибежали богатыри, то с трудом оттащили князя от бояр. Буян гонял их по палатам и нещадно лупил мухобойкой.

Уже после князь одних отправил в острог, других, самых битых, простил. Только боярина Свиньина не нашли. Говорят, сбежал в самом начале драки, а после видели его на границе в басурманском платье. Бают, живёт теперь в тридесятой демократии, ходит на срамные парады и всем рассказывает, как пострадал от страшной княжеской мухобойки.

И только народ неодобрительно шушукался на кухнях: «Вот поэтому наш князь и не стал до сих пор царём. Где это видано, чтобы царь лично мухобойкой махал? И голову никому не срубил. Нет, не царь наш князь. Не тянет, родимый».