Глава 17

Никакие их крики и заверения толпа просто не слушала. Их поймали прямо над телом, руки обоих были в крови. В принципе всё расследование дела об убийстве и было завершено, Казнить, нельзя помиловать. Связанных, как сосиски их не церемонясь притащили и кинули в чулан. Рот им никто не затыкал, но слушать не собирался, слишком уж толпа была разогрета сама собой и кем-то, кто крикнул, что они убийцы. Конечно, на последок их несколько раз пнули, но хоть не пустили к ним потом плачущих и причитающих женщин, чьи гневные голоса они услышали через некоторое время за дверями закрытой на ключ их тесной каморки. Женщины молили и причитали, стеная взывали к охраннику, которому сейчас ребята были очень благодарны за его стойкость. Тот только что и твердил:

— Приедет Козьма, он разберётся, а пока не можно. Держите себя в руках. Скоро приедет Козьма, он во всём разберётся. Держитесь.

И так по кругу и опять и снова. Женщины не унимались, охранник же не сдавался. Кремень. Страшнее всего ребятам было от того, что этого охранника сменит какой-нибудь другой, и тогда их судьба может повиснуть на волоске. Этим женщинам тем более будет не объяснить, что они не убивали…

— Олесь, а кого мы как будто бы убили?

Дошла наконец-то до Остапа хоть одна светлая мысль, после такой сумбурной встряски.

— Не знаю, Остап, я не успела рассмотреть ни кто это был, ни что с ним. Только что и поняла, что не в порядке он. Но мне так страшно, а что если они этого охранника перехитрят, опоят? И тогда они нас точно прибьют. Скорей бы уже приехал этот Козьма, а не это всё! Была бы тут бабушка Аглая, она бы воззвала к Богам и может всё и разрешилось бы? А так, что с нами будет? Мы же тут никто и звать никак. Что нам делать?

— Олесь, ты держись! Наше дело правое. Ты же знаешь, что мы оба не виновны. Надо искать того, кто кричал. Вот он явно и знает больше других, если сам не тот убийца. Иначе ведь не видно ни зги, как он мог понять, что там что-то случилось, мы то сами лишь напоровшись, чуть не наступив, увидели пострадавшего.

— Кстати, да! Но ты слышал, голос то был визгливый, словно измененный, не просто человек кричал, а старался, чтобы его не узнали! Но будет ли тот Козьма разбираться? Кто это вообще? Может он чисто приедет и вздёрнет нас, как волкодлаков в Берендеевке.

В голосе Олеси слышались не просто слёзы, а уже подступающая паника. Но Остапу было нечем успокоить подругу, сам он ничего не понимал и не знал. Им оставалось только ждать. Ждать Козьму и его дальнейших действий. А время текло медленно и тревожно. Ведь не сутки же будет сидеть этот охранник. А если верить словам Трофима, то до города тут было сутки пути, если не пешком. Ждать. Это самое тяжёлое. Но больше ничего не оставалось. Чтобы не накалять ситуацию, ребята решили не кричать больше о своей невиновности, по крайней мере через двери, а ждать Козьму. И надеяться… Не зная на что.

Так тянулось время до самого рассвета. Спать было страшно, сердце заходилось у обоих, а скорбящие не оставляли своих попыток достучаться до сострадания охранника. Но он пока стоически терпел, повторяя только про Козьму и ожидание, и что тот разберётся. Почти на рассвете тяжёлый сон всё же сморил ребят, но был он недолог. И снова ожидание. Ни в туалет, ни попить им не предлагали, да и они сами бы, если бы могли, заперли бы дверь изнутри, жаль не было ни задвижки, ни свободных конечностей. Тело болело, они иногда старались менять позу, но помогало это мало и не надолго. Так и катались гусеничками, но тихо, чтобы не поселить настороженность в охраннике или причитальщицах — мстительницах. А потом ребята услышали еще женские голоса, но уже спокойные и стало понятно, что они стали успокаивать и отводить в сторону женщин.

Ближе к полудню, раздались мужские голоса, видно, смена подоспела. Открыв дверь они вынесли ребят на двор до туалета. Лица у охранников были угрюмые и злые, но ничего лишнего они себе не позволяли. Перед туалетом ребят немного распутали и перевязали поудобнее. Движения при этом были резкие, о аккуратности не было и речи. Но Остап и Олеся остались целы и почти невредимы. После туалета им дали воды, позволив напиться, но рук при этом не развязали. Ребята поблагодарили, за что были удостоены злых толчков при возвращении в их старое обиталище. И снова их закрыли и посадили охранять другого уже охранника. Но женщины не возвращались, то ли выдохлись, то ли были отведены в свои покои, но больше пока никто их тюрьмы не осаждал. Ближе к вечеру ребята услышали некую суету за дверями. Нет, до этого приезжали и уезжали подводы во дворе, это ребятам так же слышалось хорошо, но сейчас была какая-то именно суета другого рода. Может это уже и приехал тот ожидаемый Козьма? Подтверждением этим догадкам было и то, что снова заголосили женщины, видно рассказывали ему свою беду.

— Слышь, Олесь, а до меня только сейчас дошло, ведь по ком тут могут так убиваться женщины, это что, там Трофим был?

— Господи! Нет, только не он! Он же такой классный мужик! Светлый, добрый, душевный! Пожалуйста, пусть ты ошибаешься!

— Не ошибается. — прозвучал вдруг над ними незнакомый мужской голос, что явно привык повелевать. Он вошёл беззвучно и сейчас возвышался над ребятами эдакой глыбой неотвратимого правосудия. — Это действительно Трофим. А вы что же, и не посмотрели, кого камнем приложили?

— Мы никого не прикладывали! — пропищала Олеся.

— Мы ему помочь хотели.

— Добить быстрее?

— Да нет же, мы его нашли уже таким, хотели посмотреть, почему человек валяется, вроде же спиртного не наливает никто,

— Хотели перевернуть, — расплакалась Олеся, — а как поняли, что там кровь, стал искать жилку, проверить жив ли. А тут кто-то закричал, что, мол «убили и держи убийцу». А нас ведь и видно то не было, сами мы того человека только наткнувшись увидели. Вот тот наверное и был убийцей! Он еще голос изменил, чтобы его не узнали.

— Складно придумали, да только меня слезами девичьими не пронять, столько уже таких дряней перевидал, столько на тот свет отправил, на суд Богов. Не старайся.

— Мы правду говорим, — зарыдала Олеся, поняв, что с ними действительно разбираться никто не будет. Убийцы у них есть. Что ещё нужно?

— Но если вы не будете искать, убийца же так и уйдёт ненаказанным.

— Это ваше? — не слушая ребят показал им их крынку, наверное Козьма.

— Да, мы Трофиму дали, чтобы он кому-то сменял часть этого снадобья. Мы же должны были прийти и после забрать у него нашу крынку с остатком и деньги с мены.

— Значит, что вы там ждали Трофима не отрицаете.

— Нет, мы пришли…

— Откуда?

— Мы гуляли в округе, всё тихо было, мы погуляли, чуть выждав, уговаривались так с ним, а потом пришли ко входу, но никого не было, мы решили отойти немного в сторону, чтобы не привлекать внимание…

— А там и повздорили с ним? Потому и пришибли камнем?

— Да нет же! Зачем? Мы заранее уговорились обо всём, до этого с ним уже менялись вчера, он взял пол чайной ложечки, а потом сказал нам, что есть человек…

— Человек? Какой человек?

— Ну, который хочет сменять по той же цене ложечку мази. Мы не спрашивали, и просили нас не называть Он же хороший, зачем нам его убивать?

— Вот вы мне это и расскажете. Значит, по хорошему не хотите признаваться? Себя просили не называть, чтобы никто не прознал, значит. А тут попались таки!

— Так нашу мену утром девочки, дочки его видели, мы же не таились, сразу, как пришли, сказали, что без денег, просили позвать того, кто о мене договориться может. Трофим и вышел к нам. А когда ужинали, то он нас вызвал на двор, и там предложил ещё мену.

— А вы значит, стали артачиться и цену завышать?

— Да нет же! Нам то без надобности! Цена осталась та же, мы и договорились. Он нас еще предупредил, чтобы мы ехали, а не шли. Мы с ним хорошо ладили.

— Но прибить его вам это не помешало? Кто бил? — внезапно рявкнул дознатчик.

— Не знаю! — промычал сквозь зубы Остап, которого таким поведение было не пронять, воспитание папочки в семье из нескольких мальчишек сорванцов закалило его.

Олеся же вздрогнула, она то к такому не привыкла. На неё и переключился дознатчик:

— Отвечай! Он бил?

— Нет! Там он лежал — только и смогла пискнуть девушка, сжавшись и боясь при этом даже глаза отвести.

— Кручёные значится. Чьих будете?

Сбавил темп речи Козьма.

— Я Остап Барсуков. А..

— За себя говори, — перевёл Козьма взгляд на девушку.

— Олеся из Рода Сойки, Евсея и Пелагеи Рода дитя.

— Кого? Это откуда такая птица к нам залетела?

— Из Урюпинска, буркнула Олеся, что поняла, что все их слова бессмыслены. Этому Козьме они до фонаря.

— Откель?

— Олесь!

— Молчать! Откуда ты девка?

— Я тебе не девка, — накатила на Олесю злость, — я из Славинска, из славного, но загубленного рода Евсея и Пелагеи Рода Сойки. Сейчас глава Рода остался Гнат.

— А что ж так далеко промышляешь?

— Девки твои промышляют, а я с названным братом шла в его Род, в Порвинг к Барсукам.

— И откуда это ты такая бойкая идёшь? Да и где мазь такую взяли, а?

— Бабушка Аглая Дормидонтовна дала.

— Кто?

Сменился в лице Козьма, и куда только делась его маска ухмыляющегося лицедея.

— От Аглаи Дормидонтовны Ягвишны.

— Кхм… Знать, допросную вам пора менять. — и крикнул себе за спину, — В Порвинг их!

* * *

Не то, чтобы они мечтали доехать до Порвинга, но теперь их об этом не спрашивали, их загрузили в телегу, как они были, со связанными руками и ногами. Туда же положили их вещи, собрав их из комнат. Охрана состояла из двух мужиков серьезной наружности. Они так же сидели на телеге, для скорости передвижения. Пару раз только и остановили, чтобы дать возможность седокам оправиться, а лошадям отдохнуть, да смениться. Ели на ходу. Ну, как ели, освободили немного левую руку и дали в неё лепешку и воду. На этом кормёжка была закончена, хотя не торопили, но глаз не спускали. Ехали они споро и уже поздним вечером въехали в Порвинг, как поняли ребята, по оживлению охранников, никаких указателей то не было и в помине. Подвезли их к серому зданию, что было из камня, и огорожено частоколом с массивными воротами. Этому дому — крепости и осада была не очень страшна. Ворота имели смотровое окошко, в которое приехавшие назвали себя и причину приезда. Как только прозвучали имена этапируемых, так от забора словно отделилась серая тень и метнулась вместе с заезжавшей внутрь двора, телегой. Только когда закрыли ворота охрана заметила лазутчика, но было ясно, что он был тут не в первый раз, сразу зашептался с конвоирами., показывая им какие то бумаги, вынув из-за пазухи, и сделав кивок с сторону задержанных. Конвоиры сразу прониклись серьёзностью момента. Если бы могли, то и вытянулись бы во фрунт. Остапа и Олесю вынули из телеги и отнесли, не развязывая в разные допросные комнаты. Там каждого из них развязав, усадили на стул, и пристегнули к нему ремнями.

Серый человек, что пришёл в тюрьму по их души, зашел сначала к Олесе. Здесь в камере он был, как дома. Свободно зашёл, поставил себе стул и сел, закинув ногу на ногу. То, что он тут очень важная шишка было видно по тому, как расторопно действовали охранники, тут же вбежал ещё один мужичок со свечами. Их он поставил на стол со стороны Олеси. Уточнив у Серого человека, хорошо ли он выполнил поручение. И по кивку головы выскочил за дверь, закрыв её снаружи. Во всех действиях служителей и охранников тюрьмы перед этим Серым чувствовался некий страх и почтение. А чего было больше, даже и не понять. Серый же так и не подумал скинуть свой плащ, или хотя бы снять капюшон или представиться. Он просто достал из кармана нечто, что после его хитрой манипуляции засветилось и полетело по воздуху, зависнув над головой Олеси, чутко реагирую на её движения. Она так и не смогла посмотреть на эту светящуюся субстанцию, ведь, задирая голову наверх, она тем самым провоцировала «фонарик» на смещение за движениями головой. Серый сидел и какое-то время просто наблюдал за действиями и реакциями девушки. Потом, наигравшись с ней, как с котенком и лазерной указкой, он сел удобнее и произнёс:

— Меня зовут Лекса из Рода Волка.

Голос его был бархатно — глубокий, звучал приглушенно и немного с шелестом.

— Санитар леса прямо… — забывшись и наверное от удивления, проговорила Олеся, и тут же спохватилась, ведь её и Остапа жизнь скорее всего зависит именно от этого человека. — Простите, я не хотела сказать ничего дурного. Я…

— Санитар? Это кто?

Решил этот Лекса сначала уточнить, а потом обижаться, странные это были задержанные, Чем от них несло, Лекса всё никак не мог разобраться, потому, холка его не сразу реагировала на слова девушки, он хотел понять. На расправу он успеет.

— Так в далёких краях называют тех, кто не даёт разрастаться болезням, опасным для других. Санитар убирает слабых и больных разной заразой, из сообщества, тогда сильные и здоровые смогут выжить и станут ещё сильнее, а среда их обитания будет более здоровой и полезной для жизни. А Волк ведь всегда лёгок на подъём, выносливый, и их стая чрезвычайно собрана и сплочённая, и никакому опасному больному или слабому от преследования не уйти, загонят.

— Очень метко подмечено!

Кивнул капюшон и было слышно, как довольно ухмыльнулся Лекса. И хоть он не снял свой капюшое, но Олесе хватило и этого зрелища, глаза его блеснули алым во тьме капюшона, а оскал девушка дорисовала и сама, благодаря своему богатому воображению землянки, воспитанной современным кинематографом. А дознаватель, меж тем, продолжил, как ни в чём не бывало:

— Но почему же — леса? Тогда уж княжества. Я один из дружины смотрящих Князя Центральных земель Главомысла из Рода Ястреба. Здесь я по его воле и по Кону, веду дело о разногласиях в Родах Барсука и Куницы, что сейчас усугубилось делом о владетеле дорожного дома Трофиме Домове. Хочу узнать твою версию случившегося.

— Мы его не убивали!

Невольно повысила голос Олеся, словно, если кричать громче, то её уж точно услышат и поймут.

Серый же только поморщился от громких слов Олеси, и это она словно «прочла» по колыханию тьмы из-под капюшона, смотрящей на неё.

— Говори тише. У меня идеальный слух и зрение. Я слышу и вижу намного больше, чем ты себе даже можешь представить. Например, я вижу биение твоей жилки на горле, и слышу трепыхание сердечка, что заходится от страха. Вижу, как сжимаются твои зрачки и встают дыбом волосинки на твоих руках.

При словах о жилке на горле, Олеся невольно вжала голову в плечи, и сердечко зашлось от ужаса. Но она постаралась взять себя в руки. Правду, получалось это у неё из рук вон плохо.

— Что над моей головой?

Нашла в себе силы пискнуть она.

— Это Сфера истины. Она поможет мне в моём расследовании. Представься для начала.

— Олеся из Рода Сойки.

— Так ты не из Рода Барсука?

— Нет. Мой Род живёт в Славинске.

— В Славинске? И кто глава твоего Рода?

— Гнат.

— И кто ты ему?

— Родня.

— Ты лжёшь мне!

Прошипел внезапно приблизившись тьмой своего капюшона, дознаватель Лекса, для Олеси он за миг заполонил весь мир, ведь она-то была привязана, и отстраниться возможности не имела, благодаря сильным путам и спинке стула в этом каземате. Всё, что она смогла, зажмуриться и вжаться ещё сильнее в сиденье стула.

— Я говорю правду. Мой Род прервался очень давно, главой Рода был Евсей, он погиб, а я дитя его и Пелагеи, внучка их дочки, что жила все эти годы очень далеко отсюда. Потом я пойду к Гнату, представиться и познакомиться.

После слов Олеси воцарилась тишина. Посидев так, Олеся решилась открыть глаза, Лекса сидел на своём месте, как ни в чём не бывало и смотрел на неё, словно и не сдвигался с места. Он молчал. Думал.

— Допустим.

Протянул он спустя пару минут.

— А Остап…

— Говори за себя и о себе. Если ты идёшь в Славинск, то почему двигаешься в эту сторону, ведь он совсем в другой стороне.

— Сейчас мы шли с Остапом в его Род.

— Вы пара? Семья?

— Нет, мы друзья. Нас объединило наше общее прошлое.

— Допустим. А зачем вы задумали убийство Трофима?

— Ничего мы против него не замышляли и не хотели. Он хороший! Он нам помог!

— И за это вы его…

— Нет! Мы с ним…

— Давай по-порядку. Вы были знакомы с ним раньше?

— Нет! Мы…

— Зачем вы пришли в дорожный дом?

— Мы были долго в дороге…

— Откуда вы шли?

— Из земель Берендея и Аглаи Дормидонтовны Ягвишны.

— Вы жили в Берендеевке?

— Нет.

— Так… Вы из волкодлаков? — Втянул воздух Алекса и словно ощерился.

И Олесе показалось, что пространство камеры уменьшилось до критических размеров, и она поторопилась ответить:

— Нет же! Мы только видели их трупы висящие у Берендеевке, и ушли дальше, там встретили Аглаю Дормидонтовну, она нам и объяснила, про волкодлаков, мы пожили в её избушке несколько дней.

— Ага, украли её книгу и мазь?

— Ничего подобного! Это она нам сама дала.

— И зачем вам сейчас книга?

И в голосе дознавателя впервые прозвучало отчётливое удивление и словно смешок.

— Мы жили далеко от этих мест и не были обучены грамоте. Вот нас бабушка Глаша и учила буквице и чтению. Книгу дала для тренировки. А мазь нам дала в дорогу, чтобы мы смогли где-то остановиться на ночлег и выменять себе еду, когда закончатся данные ею припасы. Так мы и сделали. Устав и проголодавшись хотели испросили Трофима о мене на мазь. Он всю крынку взять не смог, сказал, ему не по карману. Но выменял себе пол чайной ложечки, чему были рады мы все. За это мы получили еду, ночлег и немного припасов, а остальное он дал деньгами, они были у Остапа. А отдохнув, мы спустились поесть, а там нас усадили за стол к другим постояльцам. Когда мы представились, оказалось, что там был Свей Куница. Он сразу ушёл, как услыхал имя Рода Остапа. А остальные сказали, что в Роду Барсука и Куницы разлад. А Инай Куропатка предложил нам дальше путешествовать с ним, у него на телеге было место для нас. Предложил подвести и к Главе Рода доставить. Мы сначала отказались. А когда закончили есть, пришёл Трофим и вызвал нас на двор для разговора. Сказал, что его знакомый был бы не прочь тоже выменять ложечку снадобья по той же цене. Мы попросили, чтобы мена была без нас, а через него. Он согласился, Остап отдал ему крынку, а он нас ещё предупредил, чтобы мы сторожились Свея Куницу, и посоветовал нам отправиться лучше с обозом Куропатки. Ну мы погуляли недалеко от двора, потом вернулись, и не увидев ждущего нас Трофима, решили подождать его не светясь у дверей, а отойдя в другой конец двора. Там мы и увидели что-то белесое, что и оказалось телом, я наклонилась, думала, может отдыхает, или выпил лишку, но увидев темные потёки, поняла, что это кровь. Сказала Остапу, тогда наклонился он и стал пытаться нащупать биение сердца, но наткнулся на какой-то камень что ли, и выпачкался в крови убирая его от бедняги. Мы даже не смогли понять, кто это был, как уже раздался визглявый крик от сарая, что «убили, убийцы, держите убийц». На нас тут же и накинулись, а мы и не поняли, что это про нас кричат! Мы то никого не убивали! Потом смекнули, что тот, кто кричал, наверное и есть убийца, ведь на дворе было темно! Мы то только сблизи увидели тело, а чтобы понять, что там убивают кого-то надо знать, что там кто-то лежит! Может это был тот самый Свей Куницын, чтобы нас подставить и отомстить Трофиму он и убил его? Больше ничего в голову не лезет, но голос кричавшего был хоть и мужской, но явно не нормально звучал! Это не голос мужчины, а словно изменённый, чтобы не узнали. Да и о том, что это Трофим, мы поняли только, когда поразмыслили почему всё время плачут женщины. Что хотели прорваться сквозь охрану к нам, и забить там нас за содеянное. Догадались, когда уже приехал Козьма.

Весь этот монолог Лекса просидел молча и только глядя серой статуей из-под капюшона в сторону говорящей. В конце рассказа он вздохнул каким-то своим мыслям, видно досадуя, что она не призналась с ходу, и придётся нарушать тишину и снова разговаривать с этой глупышкой.

— Так вы ошиблись?

Произнёс он наконец, прерывая тишину.

— Ну, не то чтобы ошиблись, мы вообще не поняли, что это Трофим.

— А кого хотели убить?

— Да никого мы не хотели убить! Мы просто нашли кого-то, а оказалось, что это Трофим.

— А кто бил?

Продолжал давить своё Алекса.

— Не знаю, мы никого не видели и никого не слыхали. Тихо было вокруг, и когда гуляли и когда обратно шли. Но Лун не было и было темновато.

— Значит, ты говоришь, что вы там оказались случайно, нашли случайно, кто убить хотел не видели?

— Да, так и было.

— Допустим.

Задумчиво проговорил Алекса, вытянул вперёд руку, в которую сразу же влетела яркая сфера от головы Олеси. Сфера погасла, повинуясь жестам хозяина а тот не говоря больше ни слова встал, намереваясь молча выйти, но его остановил голос Олеси:

— И что с нами теперь будет?

— По Кону будет.

И больше ничего не объясняя, Серый покинул её «светлицу».

Тут же вбежал служитель, забравший свечи и не сделав попытки развязать девушку или хоть как-то ослабит её путы. За ним дверь лязгнула засовом и Олеся осталась одна в темноте и тишине… А о чём начинает думать девушка в темноте и тишине? Правильно, о грызунах.

Загрузка...