— По здраву и тебе, наместник дружины смотрящих Князя Центральных земель Главомысла из Рода Ястреба. Да, к тебе я дело имею. Примешь ли?
Прозвучал мощный голос Никодима.
— Ты ж не на приёме Божественных сущностей, Никодим, к чему такой официоз? Проходи, есть о чём поговорить.
Никодим тяжко вздохнул и прошёл в след за Лексой. Знал он того давно, но вот по неприятным делам общаться не приходилось. Да делать нечего. Глава всегда впереди. Решать вопросы надо, это он понимал хорошо, иначе Род пойдёт по — миру с сумой бедуина.
Они прошли в избу резиденцию. Лекса предложил Никодиму присаживаться, а сам, по обыкновению, остался в более свободной позе, готовый к любой развязке. Но, как радушный хозяин не забыл предложить чай и угощение. Никодим отказался, да и понятно было, неприятные разговоры лучше говорить в рабочей обстановке, а не столуясь.
— Начинай своё дело, Никодим.
— Прознал я от приезжих, что прибыл де в город мой сродственник из Рода Барсука. Знаю, что зовут его Остап, что путешествовал с девушкой, чей Род не знаком мне. Знаю и про то, при каких обстоятельствах и как он приехал. Не уточнишь мне остальное, Лекса, если не помешает то делам Княжеским?
Никодим всегда был человеком Князя, супротив его воли Род не пойдёт, в том Лекса был теперь уверен. Вот и сейчас Глава Рода был напряжен в разговоре, но черты не переходил.
— Урону в том Княжеским делам нет, кроме самого события. Давай так, Никодим. Я сейчас тебе расскажу всё, что могу и в чём уверен сам, и попрошу тебя, очень попрошу, — особенно выделил последние слова Лекса, чуть расслабившись, и позволив себе сесть напротив визитёра, — не обсуждать это пока больше ни с кем. Даже в Роду, даже под одеялом.
— Не изволь сомневаться, всё исполню по воле твоей.
— Верю, и потому ещё расскажу тебе чуть больше, чтобы ты не стал наводить справок, и привлекать не нужное внимание к деталям. Приехавший считает себя отроком Рода Барсука. Подчеркну именно — считает. Далее сам будешь думать, но не теперь. Пока предлагаю в том ему верить и верить тем, кто ему о том обсказал. А были это знающие. Обмана и я в нём не углядел. Идём по нашим крошкам истины далее… Знаешь ли ты что о сородиче своём Акиме Барсуке?
— Акимке? Племяш мой, семь лет ему, а что сей-то отрок сотворил?
— Не он, старое поминай, времен деда — прадеда твоего.
— Брат у матери был с Леснянске…
— Не то, тут жил, старше был, отец Грив у него.
— Грив… Аким… Был! Был такой у деда в дружине, он… Там история такая… Словно водило его что-то, непокойный был, всё рвался кудась. Вот в Велесову ночь однажды и сгинул он. Так тому и не удивились. Но искали честно. Вражды и немира тогда не было, потому и вины ни на кого не думали. Но с той поры вестей не было от него. Я ж потому об нём и знал, что та его история другим наука на все времена.
— Вот и я только такую информацию нашёл. А вот далее мне Остап и поведал про потеряшку вашего неугомонного. Аким был его прадедом. Заплутав тогда в Велесову ночь на перекрёстке дорог, куда его не иначе, маята завела в такую-то ночь, он долго плутая всё же нашёл выход на Землю, но не на нашу, а в другой Мир. В Мире том он и доживал век свой. Род там свой обосновал, сыновей родил, начал им свою науку передавать, а устои там в Миру другие! Нет там Богов наших, да и никаких нет, как Остап мне поведал, и ворожбы там тоже отродясь не знали, потому и живут там только людским родом простым.
— Это ж как?
— Вот так! Ни Кона, ни заветов, ни веры. И не сумел супротив системы Аким маятный воспитать чад своих. Не поверили ему они, предъявить то неча. Потому и прослыл он у них Акимкой юродивым, с клеймом на весь Род.
— Да как же то?
Вскочил Никодим, кувыркнув стул назад себя, но и не заметил то, грудь его вздымалась от неверия и боли за родича своего, да Род их. Кулаки сжались, а лицо аж побагровело, да духом животным стало смердеть.
— Охолони, — прошипел на выдохе Лекса, — Никодим, тому уж не помочь и ничего не поправить. Ни Кона, ни покона. Жить по Кону надобно, а не маяться головой и душой! То ты и без меня знать должен. Охолони! А то водичкой отлить могу. Я же держу себя, плащ не скидаю.
Упоминание про плащ подействовало на Барсука отрезвляюще. Он повинился в несдержанности и подняв стул сел уже почти спокойно, только дрожащие руки и дергающийся глаз выдавали его состояние.
— Воды принесть?
Участливо поинтересовался Лекса, понимая чувства собеседника, ведь он и сам тогда был ошеломлён, хоть то не касалось его Рода.
— Благодарствую хозяин, не откажусь.
Лекса крикнул помощника и тот споро принёс ключевой воды. Лекса всё это время молчал и ждал того, когда Никодим окончательно примет случившееся много лет тому, как данность и успокоится. Ожидая он раскрыл два окна, создавая тяговую свежесть ветерка с улицы, но потом снова накрепко закрыл окна, ибо разговору не нужны были лишние уши. После этого он продолжил:
— Так и наказал он себя сам. Пути — дорожки назад сыскать не смог, потомков так там и оставил, не принявшими правду и Род свой. Но если ты не знаешь, Сварог то про нас помнит про каждого, да ищет, как может и возвращает своих, по крови, детей на Родину. Так и появился в нашем Мире Остап, да и, что теперь от тебя скрывать, та девушка тоже. Но она из Рода Сойки, что из Славинска. Про неё опосля, не то важно. Важнее, что знаний Кона, реалий, Мира у них никаких, словно дети малые. Но они справные. Не увидал гнильцы в них.
— Так хозяина дорожного дома не они…
— Чую, что нет. Так и знай, о том тебе тоже говорю, но выпустить я их пока, сам понимаешь, не могу. Надо найти виновника. А про то говорить тебе не хочу. То дело моё. Про них будем говорить.
— Как решишь, так и будет, на всё воля Богов.
— Да нам, живущим, на понимание.
Закончил Лекса ритуальную фразу, давая тем понять, что всё по Кону и воле Князя будет.
— Теперь ждать?
— Ждать, Никодим. Дать вам поговорить я не могу, отпустить его — не могу, надо ждать. Его и девушку перевели из допросных в обычные камеры. На том пока всё. Помни уговор, держи себя и уста свои на замке.
— Благодарствую, Лекса из Рода Волка, так и будет.
— Ступай с Богами.
Проводив Никодима, Лекса стал обдумывать дальнейшие шаги, а время поджимало, уже вскоре должен прибыть Князь, а дела не решались, снова пошла волна непонятных донесений о немирье меж Родами в Порвинге. Рода будоражило. Но с чего?
Ничего не складывалось.
«Придётся, как бестолковому Влею, работать ногами, если голова тупит».
И Лекса, поправив свой плащ, вышел из резиденции. Пора было проявить, не уходят ли нити к Роду Сойки, не с той ли стороны дело Трофима раскрутилось. Кто был тогда в доме Трофима, за столом ли ребят, за другими ли, всех Лекса помнил поимённо, но в каких отношениях они с Сойками? То предстояло узнать. Хоть и очень смутно в то верилось, ведь, как уточнил Остап, про Род Сойки они там не говорили, но… Дорога была долгая, можа и раньше оговорились, а кому надо то услыхал, да кому надобно обсказал.