Вадбольский – 3

Глава 4

Нет, она не направилась сразу в отведенную ей спальню, вернулась за стол и ещё долго шуршала бумагами. Я появлялся неслышимый, как тень и всячески изображал из себя покорнейшего и послушного слугу, готового использовать любой её каприз.

В конце концов такая демонстрация моей послушности и сверхпочтительности сперва вызвала у неё лёгкую улыбку, потом пару раз приподняла бровь в ответ на слишком уж явные мои пританцовывания, наконец обронила насмешливо:

— Барон… Скажите ещё, что ради моей прихоти даже из окна выпрыгните!

— Легко, — ответил я, распахнул окно и выпрыгнул.

Всего-то третий этаж, падал правильно, в замедленном режиме приземлился на чуть согнутые, распределяя вес наиболее рационально, перекатился и красиво вскочил, аугментированный организм не подвел, хоть и встревожился малость, он у меня всё ещё трусоват, я как был ботаником, так им и остался.

Испуганная Сюзанна появилась в проеме окна, я помахал ей рукой и крикнул весело:

— Закройте окно, ваше сиятельство, не лето!

Когда я бегом взбежал на третий этаж и распахнул двери, ничуть не запыхавшись, сказал виновато:

— Хотел было прыгнуть обратно, но так бы влетел в ваши объятия, ваше сиятельство, а я слишком застенчивый и робкий.

Она привычно фыркнула и нахмурилась, но в глазах всё ещё очень медленно тает тень страха и недоумения.

— Барон…

— Ваше сиятельство?

— Вы слишком эксцентричны.

— Стараюсь вам понравиться, — сказал я честно, — только не знаю, как. Козу купить, что ли?

Она сказала с кривой улыбкой:

— Вы уже… понравились. Настолько, что все четверо вас убить готовы. Но признаем вашу надежность и что за вашей спиной мы всегда в безопасности. Потому Глориана и настаивала, чтобы я помогла вам с документами… Хорошо, барон, на сегодня всё, а утром я кое-что посмотрю подробнее.

Я почтительно осведомился:

— В вашей спальне запустить вашу любимую музыку, чтобы спалось лучше?.. Что-нить медленное и сонное. Например, Баха? Знаете, был такой в древности Иоганн Себастьян, его музыка не даёт мне усомниться в существовании Бога…

Она улыбнулась насмешливо.

— Я знаю кто такой Бах и знаю его органную музыку. Но спать лучше в тишине, иначе буду всю ночь его слушать и мечтать.

Я проводил её до спальни, поклонился и пожелал спокойной ночи. Она поблагодарила едва заметным кивком и закрыла за собой дверь.

Дворецкий ждал в конце коридора, я шёпотом велел постучать к ней и предложить помощь. Если не может сама раздеться, кто знает что у неё за платье, вызовем приходящих служанок.

Рассвет осенью наступает поздно, я проснулся в темноте, только в камине тлеют багровые уголья, освещают ту часть комнаты. Так вот, мелькнула вялая мысль, как себя чувствует барин… или помещик, не знаю, кто из них главнее. Выспаться, кофе в постель, а я с чашкой в руке выхожу на террасу, что на втором этаже, вальяжно рассматриваю свои владения.

Хотя нет, так буду рассматривать в своем имении, там в самом деле лес, а с другой стороны озеро, а здесь со всех сторон серый гранит Санкт-Петербурга. Да и то, когда расправлюсь с соседями и вообще противниками.

Но всё равно это странное и сладостное чувство, что вот это всё моё, моё, моё, обволакивает сознание и вкрадчиво шепчет, что могу творить любой беспредел, я же полный хозяин, а все остальные всего лишь слуги, безропотно выполнят любую мою прихоть.

Дворецкий уже на ногах, как это ему удается, я и то поспал, пусть всего пару часов, а он уже идёт по коридору с веником в руке и ведром в другой, его ли это дело, вон какой осанистый… С другой стороны, если здесь гости появлялись один-два раза в год, то не переработается, а жалованье идёт.

— Стоять, — велел я, — бояться и дрожать!.. Как наша гостья?

— Спит, — ответил он шёпотом, — как убитая. Больно много страха натерпелась!

— Чего? — изумился я. — Какой страх? Откуда?

Он взглянул с укором.

— Благородная барышня в доме одинокого мужчины!.. Если кто узнает в свете, это же какой скандал, esclandre, даже bagarre!

Я задумался на мгновение.

— Да? А мы провернём всё так, чтобы ей завидовали!

Он вздохнул.

— Хорошо бы. Жалко её, она хорошая.

— Хорошая? — переспросил я в недоумении. — Ладно, займись завтраком, ты не прислуга, а всё на свете!

Завтрак удался на славу, во всяком случае, на столе. Еда доставлена из хорошего ресторана, сервировка отличная, бутылка шампанского от лучших виноделов, хотя для Сюзанны из графского рода Дроссельмейеров это привычно. Вполне возможно, завтракает и в более роскошной обстановке, а перед нею ещё и музыканты выделываются…

Ах да, хорошая мысль, дал команду отыскать и включить Вивальди, он лучше всех подходит для бодрого утра, но дверь распахнулась, вошла Сюзанна с сердитым лицом и пылающим взором.

— Что? «Времена года» великого Вивальди под завтрак?

Я поспешно выключил, вскочил и отодвинул для неё кресло за столом. Она села, прямая и надменная, как императрица, я задвинул кресло взад, смиренно отступил и поклонился.

— Доброе утро, ваше сиятельство!

Она буркнула:

— Доброе. Хотя какое оно доброе, мне то эти цифры снились, то что вы хитрым способом открыли дверь и приближаетесь к моей постели…

Я в ужасе отпрыгнул.

— Графиня!.. Да я ни за что! Ни за какие пряники!

Она нахмурилась, взглянула с суровым подозрением.

— Это что, завуалированное оскорбление… или… явное?

Стоя и раскланиваясь, я сказал дрожащим голосом:

— Ваше сиятельство, конечно же, мне хотелось и сейчас хочется вам вдуть, но я не даю воли своей животной сути, потому что преисполнен почтения к вам!.. Отказавшись от желания вжарить вам, хотя, признаюсь, и сейчас хочется, я проявил к вам глубочайшее уважение, как к человеку и, простите за грубое определение, женщине!.. Что ж, если решите всё бросить и уйти, передавайте мои заверения вашему батюшке, очень умный человек, и очень вам сочувствует.

Она насторожилась.

— Почему это сочувствует?

Я сказал с глубоким и вообще-то искренним вздохом:

— Он сам сказал, вы очень умная и прекрасно разбираетесь в финансовых операциях любой сложности. Но он понимает, что вам предстоит всю оставшуюся жизнь быть не настоящей женщиной, а квочкой с цыплятами. Ему жаль губить вас, как умнейшего специалиста, но условия в обществе ещё не созрели, чтобы признать женщину равной.

Она внимательно смотрела мне в глаза.

— Но вы признаёте?

Я развел верхними конечностями в понятном жесте.

— Умные всё признают, а я умный, знаете ли, хотя и здоровый, как сарай у бабки. Скоро женщины не только получат право голосовать, но и будут занимать любые должности и посты в обществе. Но не сегодня к обеду. И даже не вечером. Так, в исторической перспективе скоро. Но я вам эту возможность предоставляю уже сейчас!..

— Но мои родители…

Она запнулась, я сказал быстро:

— Ваш отец хотел бы, чтобы вы проявили себя, как финансист и управленец, но он человек старой закалки, против общества не пойдет. Но в тайных мечтах уже ломает.

Она взглянула на меня с вопросом в ясных чистых глазах, синих, как небо на берегу Чёрного моря.

— Договаривайте.

— Потому он не прочь, чтобы этот шанс показать себя дал вам я.

Она посмотрела с сомнением.

— Шутите?

— Ваш отец, — сказал я, — мудрый человек. Он понимает, что решение многих сегодняшних проблем придёт само со временем. И что женщины получат все права, понимает тоже. Не потому, что женщины такие настойчивые или мужчины вдруг подобреют… решайтесь, Сюзанна.

Она подумала, прямо взглянула мне в глаза.

— Мне нужно посмотреть ваше имение. А потом, возможно, посетить ваши предприятия и понять, почему не дают дохода.

Я поклонился.

— Всё будет сделано в точности, как прикажете. Но суп стынет, ваше сиятельство. А там на подходе осетр под шубой из сметаны…

Антуана хорошо покормили вместе с челядью, Басманов финансирует содержание гостевого дома, как и обещал, ему-то деньги идут широкими реками со всех его земель, заводов и предприятий, потому у меня ещё почти год, чтобы извернуться и начать получать прибыль хотя бы только на покрытие расходов по содержанию моих угодий.

Утром мы прекрасно позавтракали в полном молчании, после чего Сюзанна вернулась в свою спальню, чтобы собрать сумочку, хотя вообще-то прибыла с двумя сундуками.

Когда уже полностью в сборе, проходила мимо моей двери, из-за неё доносились звуки гитары и женский голос:

— Мне нравится ещё, что вы при мне

Спокойно обнимаете другую,

Не прочите мне в адовом огне

Гореть за то, что я не Вас целую…

Дальше замедлять шаг уже неприлично, она спустилась на первый этаж, я жду на крыльце. Антуан подогнал автомобиль к ступенькам, я сам распахнул для графини дверцу заднего сиденья, опередив телохранителя-шофёра.

Когда он вырулил на улицу и погнал, медленно наращивая скорость, мы уже сидели в разных углах салона, чтоб «…не краснеть удушливой волной, слегка соприкоснувшись рукавами».

Я объяснил шофёру какой дорогой лучше, где съехать с правительственной трассы, затем сказал Сюзанне светским голосом, то есть, небрежно любезным и нейтральным:

— Удивительно, Глориана вас отпустила. Тогда в доме поспешила увести, чтобы не слушали нечестивую музыку.

Она даже не повернула в мою сторону голову, это значило бы заинтересованность, а её нельзя выказывать, мужчин нужно держать на расстоянии, но не слишком уж расстоянии.

— Нечестивую? — уточнила она с надлежащим удивлением. — Она умеет танцевать даже вальс. Что, съели? Да-да, чего удивляетесь? На своих собраниях говорим о переменах. Уже идут, но слишком медленно.

— Тогда чего…

Она сдвинула плечиками.

— Не знаю. Наверное, не хотела, чтобы мы попали под ваше влияние.

— Но отпустила ко мне?

— Посчитала, что плюсы перевесят минусы. Дескать, если выкажу себя финансистом, это будет даже лучше, чем победный поход в Щель Дьявола.

— Умный у вас руководитель.

Она грустно улыбнулась.

— Повод был. Ещё не знаете? На второй и третий день после нашего триумфального возвращения из Синей Щели Дьявола, туда ломанулись одна за другой сразу три группы хорошо снаряженных бойцов! Мужчин, разумеется.

Я пробормотал чуточку встревожено:

— Представляю…

— Да? И что первые две группы исчезли в той Щели, а из третьей, куда пошли двенадцать прекрасно вооруженных бойцов, уцелели только трое? Потрепанные, израненные и перепуганные настолько, что от любого шороха падают в обморок. Сейчас все трое в военном госпитале. И никаких трофеев не вынесли.

Она перевела на меня печальный и вместе с тем ироничный взгляд. Я про себя ругнулся. И дело не только во мне, но все четыре суфражистки были увешаны амулетами, как новогодние елки игрушками, у них лучшее оружие в империи и лучшие доспехи, могут при слишком большой опасности успеть отступить и выйти живыми, хоть и потрёпанными, а на что рассчитывали те охотники быстрой наживы?

Ну да, если четверо молодых женщин при одном проводнике сумели набрать столько трофеев, то они загребут в сто раз больше!

— То была сложная и опасная Щель Дьявола, — произнесла она ровным голосом, — но мы все вышли целыми. Спасибо, Вадбольский.

— Надо с ними завязывать, — сказал я нервно. — Я не хочу сказать, что не женское это дело, упаси Господи, но махать мечами дело нехитрое. Вы все стоите больше. Особенно вы, Сюзанна. Кстати, это не комплимент.

Она нахмурилась,

— Хотите сказать, продали бы меня дороже?

— Да, — ответил я пылко. — И ещё бы долго торговался! Я такой.

— За сколько бы отдали?

Я задумался, поморщил лоб.

— Можно деньгами, конечно, но чем больше думаю, тем лучше вижу, что ваша ценность всё ещё растет. Потому подожду, когда остановится, тогда и подумаю насчёт продажи.

Она рассматривала меня пытливо, пытаясь нащупать линию раздела между ерничеством и серьезой.

— Значит, я должна стараться ещё больше?

Я вздохнул, развел руками.

— А разве мы не все так делаем? Стараемся повысить свою ценность и продаться подороже.

Она нахмурилась.

— Свинья! Когда же вы скажете, что я бесценна?

Я с самым печальным видом молча развел руками. А в самом деле, пора завязывать с этими рейдами по Щелям. По крайней мере, с суфражистками. Для меня это тупик, ничего полезного не даёт, а так называемые связи сами собой не завязываются, а самому что-то делать в этой области гадко и противно. И не в характере человека предсингулярного времени.

Чего ни Горчаков, ни кто-то другой не могут понять, я из мира, когда это проклятое понятие «связи» перестало работать. Ценность человека наконец-то начала определяться тем, что может делать, что делает, а не поддержкой знакомых, родных и прочих, в чем-то заинтересованных.

Понятие «взятка» исчезло в мире, где всё прозрачно, и никто не укроется от ИИ, ему поручили функцию, с которой плохо справляемся сами: чтить закон и не нарушать. О любом нарушении тут же становится известно, наказание неотвратимо, и наказание такое, что всю жизнь ходишь с меткой, однажды преступившего закон, и потому частично пораженного в правах.

Она поглядывала по сторонам без интереса, поинтересовалась ровным голосом:

— Ещё долго?

— Близко, — заверил я. — Кстати, справа и слева мои земли. Имею в виду этот лес и эту грязь.

Она невесело усмехнулась, дальше ехали молча. Я через Мату Хари окинул взглядом окрестности, везде пока тихо, чужих групп не видно, но в имении Гендриковых с каждым днём всё больше хорошо вооруженных и с нужной амуницией людей. Гораздо больше, чем надо для простой охраны.

Мои гвардейцы не дремлют, на вышке снайпер положил винтовку на край барьера и начал ловить в прицел наш автомобиль. Ясно, предосторожность не мешает, а вдруг за рулем уже враг, а все остальные места заняты вражеской группой?

Ворота распахнулись, Антуан сбросил скорость и остановил авто перед крыльцом. С двух сторон подбежали Василий и Бровкин, Василий распахнул дверь с моей стороны.

Я выбрался и подал руку Сюзанне. Она вышла, красивая, статная и величавая, я сказал громко:

— Её сиятельство графиня Сюзанна Дроссельмейер изволила милостиво посетить наше бедное логово. Относиться к ней со всем почтением и любезностью!

Василий, как чувствовал, моментально выстроил по обе стороны дорожки к крыльцу гвардейцев, а когда Сюзанна под руку со мной двинулась к лестнице, дружно рявкнули:

— Слава!!!

Она дернулась, в глазах на миг метнулся испуг, но тут же усмехнулась.

— Ну и глотки… Наверное, хорошо кормите? А говорите, бедный, бедный… Какие-то все они у вас… огромные.

— Преображенский полк, — пояснил я.

Она кивнула, но удивление в глазах осталось. Как и все в Петербурге знает, в Преображенский берут только самых рослых, но у меня не только рослые, но и широкие в плечах, сила и крепость чувствуется на расстоянии. Как таких отпустили со службы?

Зато видно, что особняк крайне запущен, а когда я распахнул перед нею двери в холл, даже вздрогнула от безрадостного зрелища. Ещё не догадываешься, подумал я хмуро, что и эту мебель перетащили из дома чертового управляющего, и еще привезли кое-что от Шершня, но хватило укомплектовать только четыре комнаты.

Я провел в свой кабинет, обвел убранство широким жестом.

— Вот место, откуда начнём завоевывать мир!