Вадбольский – 3

Глава 10

Сюзанну довез до городского совета, сам успел в лавку, а когда закупился зельем, у моего дома на Невском уже увидел автомобиль Горчакова.

Сам княжич, едва завидел меня, поспешно выбрался наружу, быстро пожал руку и сказал на ходу:

— Я всё рассказал отцу. Как ни странно, он согласился, в нашем правительстве слишком много утечек.

— Слишком, — сказал я с сарказмом. — А их не должно быть вовсе. Одна-единственная уже рушит всю систему безопасности!

Мы быстро взбежали по ступенькам, он буркнул, не глядя в мою сторону:

— Юрий, не всё так просто. Мир в Европе держится и на том, что все правительства знают, что происходит у соседей. И, если какая страна вдруг начнет увеличивать армию, все настораживаются, шлют запросы, а потом объединяются против общей угрозы.

— А сами спешно развивают научно-техническую базу, — напомнил я. — Поверь моим словам, та страна, которая первой вооружит армию скорострельными винтовками на пять патронов, тут же начнет войну в Европе и… победит!

Он скептически улыбнулся.

— Так уверенно говоришь, словно знаешь, кто начнет и кто победит!

— Знаю, — ответил я.

— Кто победит?

— Да.

— Кто же?

Я ответил медленно, уже понимаю, что он меня подловил на «слабо»:

— Лучший друг твоего отца. С которым по субботам пьют коньяк и играют в шахматы. И с кем вместе на охоте убили двух медведёв.

Он посмотрел удивленно, расхохотался:

— Ну, Юра, у тебя был такой серьёзный вид!..Мой отец играет в шахматы… кстати, откуда это знаешь?.. с послом Пруссии герцогом Лауэнбургом.

Я прервал:

— Он же Отто Эдуард Леопольд, граф фон Бисмарк-Шёнхаузен. Да, он друг России и всячески противился союзу Англии и Франции, когда те запланировали Крымскую войну…

Он в великом и чуть преувеличенном изумлении вскинул брови.

— Какую-какую войну?

Я нехотя улыбнулся.

— Которая уже началась. Её сейчас называют «Восточной войной», потом назовут «Турецкой». И в которой нам зададут жару, уж поверь… Ну ладно, не верь, сам всё узнаешь. А винтовку всё-таки не отдам. Разве что услышу нечто очень положительное. А то покажу вам, а через месяц начнут выпускать в Англии сразу на трёх заводах. Или в Пруссии. Так и передай отцу. Но не Бисмарку. Хотя он всё же наладит выпуск этих или подобных винтовок… Но, думаю, Франция успеет раньше.

Он нахмурился, видимо и сам знает, что не всё слажено в нашем правительстве, слишком взаимосвязано с высшим обществом, в Европе вообще говорят, будто в России политику определяют в салонах.

— Вадбольский, — сказал он недовольно, — нужно больше доверия нашему правительству. Не все там глухи и слепы. Думаешь, только я один заметил, что ты получил баронство и огромный надел земли после того, как граф Басманов внезапно вернул себе прежнее зрение?

Я поморщился.

— Думаю, я не настолько крупная величина, чтобы меня замечали на таком высоком уровне.

Он усмехнулся.

— Верно, но на низком, где каждого берут на учет, тебя уже заметили. И кто-то порекомендовал обратить внимание. Вверху, конечно, люди другого ранга и возможностей, но… кто это говорил, что хороших мужчин разбирают ещё щенками?

Всё, сказал я себе с внутренним холодком. С врачеванием тоже надо завязывать. А если очень уж необходимо, то через Джамала. О нём ничего не известно, ни где живет, ни где служит.

Улыбнувшись как можно более простецки, я сказал без особого интереса:

— Я не лекарь, сам знаешь.

Он кивнул.

— Знаю. Может быть, только я один и заметил. Как и то, что графиня Кржижановская, по отзывам её знакомых, явно помолодела, выглядит прекрасно, дышит юностью…

— И чё?

— Ты с нею общаешься, — напомнил он и добавил значительно и с расстановкой, — как и с графом Басмановым.

— Ну ты и гад, — сказал я с сердцем, — обо мне сведения собираешь?

Он ухмыльнулся.

— Ничуть. У меня память хорошая, а мозг умеет раскладывать по полочкам. Но я твой друг, Юра. Хоть ты меня и не принимаешь.

Я буркнул:

— Я никого в друзья не принимаю, мог бы и заметить. Потому что всякий старается побыстрее набросить на меня хомут и поставить в стойло. А я пока такой вот мелкий, мне бы просто жить и никого не трогать.

В комнату заглянул дворецкий.

— Изволите кофий?

Я не успел ответить, Горчаков отмахнулся:

— Нет, уже убегаю. Дел много.

Дворецкий бесшумно исчез, я сказал с иронией:

— Ты же богатенький мальчик, какие у тебя дела?.. Пей, гуляй да графинь щупай. Это мне нельзя, а ты князь…

Он поморщился, спросил:

— Как с соседями?

— Напряжёнка, — ответил я честно. — Если нападут, я не виноват.

Он сказал серьёзно:

— Укрепляйся. Если продашь патент на изготовление спичек, появятся хорошие деньги. А потом каждый изготовитель будет перечислять тебе договоренный процент за использование технологии.

— Ну вот и посмотрим, — сказал я, — какой ты друг. Возьмешь на себя хлопоты насчёт заявки на патент и получение авторского, или как это называется, свидетельства?

— Сделаю всё, — ответил он очень серьёзно, — что могу. Тебе смешно, но даже производство таких спичек уже хорошо для Российской Империи. Это не я сказал, а отец, а потом их посмотрел дядя и подтвердил!

Я поёжился. Рановато ко мне проявляют интерес такие высокопоставленные люди, хотелось бы сперва укрепиться.

— Спасибо, — сказал я искренне. — Теперь уверен, всё получится!

Он улыбнулся, вид такой, словно не только ждал этих слов, но и сам подвел меня к ним.

— Конечно, но ты покажешь им свои берданки, договорились?

— Приезжайте в имение, — сказал я. — У меня всё под замком, государственная тайна. Ну, как я считаю.

Он посмотрел с интересом.

— Государственник? Интересный ты человек, Вадбольский.

Сюзанну дождался у здания биржи, выскочила с раскрасневшимися щёчками и блестящими глазками, в руках папка с документами, в дамскую сумочку не поместились.

Я поспешил навстречу, придержал за локоть, потом отворил заднюю дверцу, но своенравная графиня не возжелала на заднее, села рядом, я хоть и водитель, но всё же дворянин, да и болтать так удобнее.

— Всё получилось? — спросил я.

Она сказала с жаром:

— Всё!.. Ещё и комплиментов наговорили… да не мне, а моей работе!

— Обидно?

— Наоборот!..

Я вырулил на улицу и погнал автомобиль к выезду из города, сказал задумчиво:

— У нас в Сибири как-то слышал от одной женщины-бухгалтера, что когда сходится дéбет с крéдитом, то она испытывает такое чувственное удовольствие, что даже выше, чем окажись в постели с молодым и красивым императором!

Сюзанна чуть напряглась, но опять же приятное возбуждение после комплиментов располагает, ответила с небрежной улыбкой:

— Мне оценить трудно.

— Вы же дочь финансиста, — заметил я. — Ваше высочество!

Она чуть кивнула.

— Ту сторону радости понять могу. Когда помогала папе с его расчётами, то ликовала, когда у меня получалась. Даже на стол один раз вскочила!.. Стыдно вспомнить, но я орала и прыгала, как сумасшедшая.

— Ого, — сказал я. — Вы увидели, что есть радость выше близости?

Она покачала головой.

— Я увидела, что кроме близости есть и другие радости. Возможно, выше, возможно, ниже. Мне сравнивать не с чем.

Наши взгляды встретились, в её глазах был вопрос: чего остановился, барон? Давай, крепость почти-почти сдается. Ворота крепости полуураспахнуты, решетка донжона со скрипом ползет вверх, можешь врываться, как победитель.

Сдвиньте ножки, графиня, ответил я взглядом. Ворваться в захваченную упорной осадой крепость можно, но это часто оказывается ловушкой. А для меня там нет той добычи, ради которой стоило бы…

Она ещё не поняла моего телепатического сообщения, но ощутила, что я как-то затормозил процесс обольщения, как она понимает. Ну как же, мужчины только и думают, как обольстить и вдуть, а женщинам нужно держаться за свою девственность и не уступать ни в коем случае. Так надо. Кому-то. Роду, наверное.

Да и не было в моём случае процесса обольщения, хотя женщины полагают, что мужчина говорит и делает всё только для их соблазнения. В легендах даже великие войны начинаются из-за женщин, но это придумывается потом, все любим красивые истории, а в реальности все завоевания обычно двигает потребность в расширении кормового пространства. Ну и доминирования. Над всеми, а над женщинами вообще-то в последнюю очередь. Однако кто из нас хочет жить в реальности постоянно?

— Мы друзья, — сказал я, — ну, надеюсь, даже рассчитываю, что друзья. По крайней мере, соратники! Это точно. Потому я и позволяю в общении быть более откровенным, чем просто с красивой женщиной, что наверняка дура, раз красивая, даже очень красивая…

Она чуть улыбнулась одними краешками губ, уловила завуалированное признание, а это гораздо ценнее комплимента.

— Все мужчины, что крутятся вокруг вас, — продолжал я, глядя на быстро бегущую под колеса дорогу, — хотят поиметь вас, вам это льстит, но…

Она спросила насмешливо:

— Но вы не из их числа, так? Договаривайте, барон!

— Так, Сюзанна, — ответил я серьёзно, отбрасывая «графиня» и «Ваше сиятельство». — я не стремлюсь получить от вас то, что могу получить от любой служанки. На самом деле вас оскорбляют, когда хотят от вас лишь телесной близости, но вы этого почему-то не замечаете, такие вот константы в нашем обществе!. Вы же умная, мне ваш отец говорил, а потом я и сам убедился! И я хочу от вас большего, чем от служанки!

Она вскинула брови, на лице отразилось недоумение.

— Что-то недопонимаю вас, Вадбольский.

— У служанки, — пояснил я терпеливо, — нет ничего кроме её тела. У вас есть, Сюзанна. Вы умны, начитанны и великолепно разбираетесь в финансах, а с ними далеко не всякий специалист-мужчина управится. И я не хочу брать у вас то, что на самом деле стоит очень мало, но считается чем-то невероятно ценным!

Она сказала саркастически:

— Раз уж мы заговорили так откровенно, барон, то вы не хотите переплачивать?

— Я пользуюсь вашим умом, — сказал я, — вашими знаниями, вашим умением в финансовых вопросах!.. Это настоящие сокровища!.. Всё остальное стоит так мало…

Недовольство постепенно покидало её лицо, хотя в глазах и оставалось нечто, что да, хотела бы, чтобы я делал какие-то попытки прижать её где-то к стене, а она бы сурово меня отчитывала и говорила, что она не такая…

Спускаться легко всем, подумал я, подниматься трудно. Здесь так говорят Аскеты, какая-то тайная организация, то ли масоны, то ли что-то ещё. В любом обществе есть какие-то группы, кружки, объединения, даже движения, но у меня своя дорога.

Когда прибыли на Невский девяносто шесть, я подозвал Тадэуша, он примчался как огромный носорог, мало кто понимает, глядя на их фигуры, с какой дикой скоростью бегают и как ловко умеют драться!

— Ваше благородие?

— Отвезешь графиню в имение, и сразу же назад. Надо с Джамалом в Щель Дьявола, — велел я, — нам срочно нужны доспехи. Он будет вечером ждать тебя на соседней улице, я уже договорился.

Он вытянулся, просиял от ушей до пяток.

— В Щель? Это здорово!

— Всё, — сказал я коротко, — езжайте.

Он сел в автомобиль, покосился в мою сторону.

— А вы, ваше благородие?

— У меня еще в городе дела, — сказал я сурово.

Он молча вырулил со двора и погнал по проселочной в сторону правительственной трассы.

Я ещё тогда обратил внимание на те надкрылья псевдожуков, даже моим мечом только царапал, да и то в лучшем случае. Убивать удавалось либо снизу в пузо, либо ухитриться попасть в тонкую, как человеческий волос, щель между головой, закованной в ещё более прочный хитин, и спиной с этими надкрыльями.

А ещё очень хорошо укрывают грудь, как спереди, так и наполовину с боков. Надо попробовать, если удастся так же закрыть спину, получим идеальный доспех: лёгкий, как щепочка, и непробиваемый даже выстрелом в упор.

Ближе к ночи я уединился в своём кабинете, там сменил внешность, критически окинул взглядом в зеркале, всё точно, матрица уже готова, быстро выбрался из окна на другую сторону здания, под стелсом меня не увидят даже с двух шагов, спрыгнул и пошёл вдоль стены, разом сбрасывая покров незримости.

Тадэуш стоит у автомобиля, оглядывается по сторонам. Я подошел сразу, сказал громко:

— Дарагой, не мэня ждеш?..

Тадэуш подпрыгнул, оглянулся с дикими глазами.

— Фу, как напугал!.. Садись, поехали.

Я сел рядом, сказал довольно:

— Хароший телег!.. Гони, друг!..

Эта Щель Дьявола недалеко, я там с суфражистками бывал, всё знакомо, Тадэуш остался ждать, а я привычно шагнул через белесую стену, несколько мгновений обморока, пока организм перестраивается на новое восприятие, затем вот она земля цвета проржавевшего железа, новый мир и новые запахи.

Мата Хари сделала круг над головами, в прошлый раз прощупывала землю до трёх метров, а сейчас легко видит всё на глубину до десяти, даже чуть дальше, только не так четко.

— Веди к тем жукам, — велел я, потом, всё-таки зануда, уточнил, — что не жуки, а почти протожабы, хоть и жуки. Помнишь?

— Все маршруты у меня записаны, — ответила она чуточку обиженно, или это мне так кажется, — этозавров можно обойти слева, совсем небольшой крюк, дальше ещё какие-то архозавры, но мелкие листьеядные, можно не обращать внимание, если только не пинать по дороге…

— И не думаю, — ответил я. — Я зверей, как младших братьев, никогда не бил по голове, а по жопе не считается.

— Потому что по ней и вас тоже?

— Подсматривала?

— Нет, все методы воспитания человеков человеками у меня в большой папке. Наш общий электронный разум их сейчас рассматривает.

В голове высветилась красочная картинка местности, пунктир сперва пробежал прямо, потом дважды вильнул и остановился, показывая нужное место.

Я перешел на бег, времени у меня мало, враг не спит и даже не дремлет, англичанка гадит, лентяй — находка для врага…

Жуки все на том же месте, с хрустом жрут сочные стебли великанского хвоща размером с дуб Петра Первого, все блестящие, великолепные, сияющие безукоризненными надкрыльями, которые в народе считают крыльями, хотя тонкие и трепетные крылышки прячутся как раз под этими щитами.

Мелких нет совсем, явно тоже вылупляются из личинок, как муравьи, уже готовыми, все размером с кабана, только ближе к земле, как наши почвенники и народники.

— Ребята, — сказал я со вздохом, — я обеими руками защищаю животных, но что делать, верхушка пирамиды пока что важнее.

Они не обращали на меня внимания, я подошел вплотную, вытащил меч и быстро-быстро заработал им, помня, что всё тело таких псевдожуков покрыто прочнейшей кутикулой, но экзоскелет разделен на три части: голова, грудь и брюшко. В щель между ними попасть очень трудно, но если при ускорении, когда весь мир замедляется, а зеттафлопник подправляет мои движения, лезвие моего меча каждый, ну почти каждый раз входит точно в эту узкую щель, а там хитин более мягкий, и почти без усилий голова отделяется от тела и падает на землю.

Так я свалил четверых, но жуки сообразили, что без голов жрать уже не придётся, развернулись и ринулись на неожиданного врага.

Я отпрыгивал, рубил, снова прыгал, отступал, кувыркался. Сил за последние дни прибавилось, сейчас я с лёгкостью уходижу от нападения, разве что сзади пару раз сбивали с ног и даже поцарапали шею и щёку, но вскочил, рубанул по тергиту с переходом в плейрит.

Когда зарубил последнего на этой полянке, остановился, тяжело дыша, быстро подсчитал трофеи. Тридцать два чудовища, но некоторых в спешке вместо доргалиса рубанул по вентралису, зато надкрылья уцелели.

Быстро-быстро, пока сюда не явились другие жуки или даже диапсидники, что пасутся неподалеку, начал срезать, а то и просто обламывать надкрылья. Обычно можно рассмотреть отдельные склериты, что срослись в единый прочнейший панцирь, да ещё бывают заметны, если хорошо присмотреться, разного рода выросты, складки, шипы, чешуйки, щетинки, даже хетоиды, но у этих жуков надкрылья как отполированное зеркало в руках венецианских мастеров.

Я срубил десяток, опомнился, велел:

— Мата, хватай и тащи к выходу!..

Она возразила:

— Это входит в противоречие с моей обязанностью наблюдателя и телохранителя.

— Пока всё в порядке, — сказал я, — давай, не бурчи. Кто из нас царь творения?

— Я, — ответила она и посмотрела на меня с высоты, — разве не так?

— Пока нет, — сообщил я, — ты мой летающий тостер. Или вафельница.

— Фу, — сказала она, — как грубо. А еще дворянин!

— Как всех оттащишь, — уточнил я, — возвращайся к наблюдению и телохранению.

— Долой самодержавие, — ответила она гордо и умчалась.

Мне кажется, ещё что-то недовольно бурчала, когда подхватывала отрезанные надкрылья и утаскивала к краю, её манипуляторы захватывают только по два, зато летает быстро, так что когда я закончил, передо мной осталось только три этих блестящих и несокрушимых кирас, лёгких, как высохшие стебельки ромашек.

Мата Хари ухватила два, я выдрал у двух жуков крылья, мягкие и нежнейшие, перед которыми любая вуаль на женской шляпке покажется грубой рогожкой, вдруг да можно продать за большие деньги, тогда вернусь ещё раз, здесь этих жуков немеряно.

Тадэуш выскочил из автомобиля, едва я вышел из Щели, бегом метнулся навстречу.

— Джамал, помочь?

— Да, — сказал я, — складывай всё аккуратно. Там ещё много.

Я вернулся в Щель, повыбрасывал через край все надкрылья, и когда вылез, Тадэуш всё ещё бегом относил их в автомобиль.

Посчитал я верно, ещё бы чуть, пришлось бы вызывать грузовик.

Тадэуш, отсапываясь, поинтересовался:

— К Анрылу?

Я покачал головой.

— А тебе хозяин не говорил, что это на панцири вашим гвардейцам?.. Вообще можно такие доспехи сделать! И лёгкие, и никакой меч не пробьёт.

Он скупо улыбнулся.

— Говорил. Спасибо, Джамал!.. Где тебя высадить?

— В городе, — сказал я, — я скажу. Поехали. Высадишь меня, а потом гони, не останавливаясь, в имение.