Петер пришел чуть позже двух часов ночи. Он кинул на книжный стол ключи от машины и уселся на диван. От него пахло огнем, тем самым, что вырывался из смотрового окна домны крематория. Я сразу поняла, что Петер сегодня ночью избавлялся от трупа.
Иванов встал с кресла и всем своим видом выказывал нетерпение. Германец не спешил удовлетворить интерес полицейского, медленно оглядел гостинную Романа, попросил хирурга "сварганить чайку", стянул с себя шерстяной кардиган и достал из кармана джинс мобильный телефон.
— Ну что? — заговорил первым майор.
Германец продолжал сидеть в телефоне.
— Подожди, сейчас. Да где же это… — блондин тыкал пальцем в яркий экран. — А вот. Знаешь где это? — Петер развернул телефон в сторону Иванова.
— Платная перехваточная парковка на окраине города. — ответил полицейский с непонимающим видом. — Но зачем тебе…
— Да не мне, — перебил Петер. — Здесь твоя проходка на следующее жертвоприношение.
— ЧТО?! — Иванов подскочил к Петеру.
Роман налил горячий чай в кружку и протянул германцу. Петер кивнул хирургу в знак благодарности и отдал телефон в руки полицейского.
— Твоя Заика… Ты был абсолютно прав. Она из “послушников”. Пришлось с ней немного “поработать”, прежде чем она начала говорить. — германец отхлебнул горячий напиток и поморщился.
Я сидела напротив Петера на стуле, подогнув колени к подбородку. Германец чуть улыбнулся. Я знала эту ухмылку, он смаковал в своих мыслях разговор с засланной сектанткой. И я знала, чем этот разговор закончился.
— Непростая девчонка, скажу я вам. С убеждениями. Люблю таких. — Петер откинулся на спинку дивана и широко расставил ноги. — Она подбросила нашему майору наркотики. Она же указала тем придуркам из фургона на тебя, Анна. Все ради бессмертия, все ради того, чтобы пройти выше в этой странной иерархии послушников.
— Расскажи подробнее, что ты узнал. — Роман выключил телевизор, который последний час работал с нулевым уровнем громкости, и хирург иногда поглядывал на экран, боясь пропустить перипетии сюжета романтической дорамы.
— Заика, родилась и выросла в Новых городках. Отличница, "зубрила", такая серая мышка, жизнь которой крутилась только вокруг чьего-то одобрения. Училась на медсестру. Проходила учебную практику на станции скорой помощи. Однажды узнала о секте “Послушников времени”. Все закрутилось, она оказалась очень рьяной верующей в идею бессмертия. Недавно ей поручили внедриться в полицию, чтобы быть глазами и ушами внутри государственных органов.
— Ты был прав. — обратилась я к Иванову.
Майор кивнул и спросил германца:
— Еще кто-то из “послушников” есть в полиции?
— Не знаю, ей об этом не было известно.
— Продолжай. — сказал Роман.
— Она следила за тем, чтобы на месте преступлений не было ни одной улики против послушников, хотя они сами неплохо справлялись, но их “безалаберность”, как она это назвала, с актрисой, и твое, Богдан, маниакальное стремление разузнать что случилось с сестрой, всё осложняли. Тогда она решила действовать. У нее были наркотики для следующей жертвы. Их она подбросила тебе в кабинет… — Петер отставил кружку чая на журнальный столик, звякнув дном чашки о стеклянную столешницу.
— Она поспешила, ведь тебе все равно не хватало улик, чтобы до них дотянутся. — покачал головой Роман.
Петер пожал плечами:
— Так или иначе. Заика была в секте, пила кровь животных, до клятвы ей оставался один лишь ритуал. Совсем скоро в городе должна исчезнуть еще одна блондинка. Заика связалась с одним типом, что только вышел из тюрьмы, и оплатила ему похищение определенной девушки. Ну как обычно, возраст от двадцати до тридцати, длинные белые волосы, голубые глаза.
Петер смотрел на меня, улыбаясь, когда описывал типаж жертвы.
— Вот, держи, — германец кинул в руки Иванова связку ключей, что лежали на стеклянном столике, — ключи от машины на парковке. В ее навигатор вбиты координаты, а в бардачке лежит карточка с изображением песочных часов. Остается дело за малым. — Петер взглянул на меня. — Привезти им блондинку.
— А что с Заикой? — майор теребил в руках кольцо от ключей.
— Считай, что она уехала обратно домой, в Новые Городки. — германец достал из заднего кармана джинс свернутый листок. — Вот ее заявление об уходе.
— Как уехала? — осоловевшим взглядом посмотрел на германца майор.
Я закатила глаза и спросила Богдана:
— Ты точно хочешь знать?
Иванов быстро читал, написанное рукой Заики, заявление об увольнении из органов.
— Да. — отрезал майор.
— Ее тело недавно сгорело в моей домне. — буднично ответил Петер.
— Господи… — прошептал Иванов.
— А чего ты хотел? — развел руками германец.
— Я не знаю… — заметался по гостиной полицейский. — Но… Ты убил ее!
Багровое лицо Иванова, казалось сейчас взорвется. Он навис над германцем и вылупился в него безумным взглядом. Петер пожал плечами и ухмыльнувшись ответил:
— Совершенный поступок в советах не нуждается. Посмотри на меня! Я убиваю уже сто лет. И начал я это делать задолго до своего обращения.
Иванов махнул рукой, пнул кресло, достал полупустую пачку сигарет, нервно поднес сигарету к губам и прикурил ее.
— Твоя задача, завтра подкинуть этот листок начальству. — тихо произнес Роман. — Пропажа полицейской — ненужная суета.
Иванов неуверенно кивнул и не моргая смотрел в открытое окно.
— Очнись, Богдан! — заговорила я, когда пауза стала нестерпимо долгой. — Она тебя подставила, навела на меня похитителей из фургона! Она была по уши в сектантской мути.
— Это не оправдывает убийство. — Иванов потер веки пальцами.
Германец покачал головой и обратился ко мне.
— Ну что, мы теперь вместо того мужика — уголовника. — Петер подмигнул мне и я поняла, что германец сегодня плотно перекусил, — Заказ надо выполнить к пятнице. У нас есть несколько ночей чтобы подготовиться.
— Я готова хоть сейчас.
— Анна, они сливают с девушек кровь. — Иванов посмотрел на меня глазами полными печали.
— Я знаю.
— Когда они еще живы. — продолжил полицейский.
— Не проблема.
— А твой “зверь”? — спросил Роман.
— Он спасет меня. Главное, чтобы вы были рядом. — Я поднялась со стула и оглядела хирурга, германца и майора.
— Мы будем. — уверенно ответил Петер и переглянулся с Романом.
— А ты? — обратилась я к Иванову.
— Я тоже. — майор кивнул, потупил взгляд и продолжил. — Я похороню Катю послезавтра. Теперь меня ничто не держит.
Роман сел рядом с Петером и положил ладонь ему на колено:
— Ты выяснил, кто такой “Т.”?
Германец чуть отстранился от своего “отца” и улыбнулся мне:
— О, это самое интересное. Некий Леонид Турский. Они его называют первым бессмертным.
— Но… — Иванов округлил глаза, — Турский мертв. Он погиб одиннадцать лет назад.
— Все так думали, а он живехонький.
— Но как это возможно? — замотал головой полицейский.
— А вот это самое интересное. — Петер поднялся с дивана и поправил ремень на джинсах. — Либо он подстроил собственную автокатастрофу, либо в нем живет, так же как и в нас, “зверь”. Анна, Роман, вы никого больше не обращали?
— Что? — поморщилась я, вспоминая насильное обращение обезображенного проказой Романа. — Нет!
— Все мои попытки обратить кого — либо, кроме тебя провались. — развел руками хирург.
— Уверен? — Петер жестом попросил у майора сигарету. — Хорошо, значит он просто фанатик. — Петер выдохнул дым в потолок. — Но есть одно “но”. Заика видела собственными глазами, как Турский разрезал свои руки ритуальным кинжалом и кожа стянулась обратно, едва успевала выступить кровь. Ничего не напоминает?
Хирург молча поднялся и на несколько минут вышел из гостиной. Вернулся с желтой старой тетрадью в руках и кинул ее на стеклянный стол:
— Вот все мои эксперименты до Петера. Задокументированы.
Петер зажал зубами тлеющую сигарету и стал читать записи на немецком языке. На истлевших страницах, исписанных чернилами не было ни одного русского имени.
Иванов показал Роману фотографию на телефоне.
— Вот, это его фото.
С экрана телефона на нас смотрел немолодой мужчина лет пятидесяти, с темными короткими волосами, разделенными косым пробором, высокими скулами и впалыми щеками. Его глаза были светлые, словно волчьи, глубоко посажены, тень от надбровных дуг скрывала их наполовину, делая их узкими словно две черные прямые линии. На одной брови почти не было волос, а по виску рядом с голой бровью проходил толстый старый шрам.
— Кем он был до основания секты? — спросил Роман.
— Работал в егерем на севере страны.
— Егерь? То есть охотник? — отозвалась я.
— Не совсем, он следил за численностью волков, отстреливал тех, кто выходил к людям и разорял хозяйства.
Я взглянула на свой шрам на руке. След от укуса моего пса. Я задумалась, о том, а что если существуют все-таки еще бессмертные. Те самые, из преданий и книг?
— Нет, это точно не мой объект. — замотал головой хирург и закрыл старую тетрадь. — Я никогда не видел этого человека.
— Нам надо подготовиться, съездить по тем координатам, что указаны в навигаторе машины на парковке. — Петер затушил сигарету в кружке не допитого чая.
Заброшенная церковь на окраине города, окруженная мертвыми деревьями и ржавой оградой. Когда-то здесь был приход, но после пожара пять лет назад, в котором погибли несколько прихожан, здание будто прокляли и забыли. Теперь его стены были покрыты черными подтеками, словно кровь впиталась в камень, а вместо креста на крыше — перевернутый символ, выкованный из тёмного металла.
Мы вышли из машины и огляделись. Строительный забор, вокруг церкви, был поставлен сразу после пожара, покосился от ветра и проржавел, выцветшие граффити кричали о том, что место это было в полном запустении слишком долго. Вокруг ни души, ни звука. Будто все живое отступило, чувствуя опасность этого проклятого места.
Мы перемахнули через забор и вошли в церковь.
Внутри — холодный, сырой зал с разбитыми витражами, сквозь которые лунный свет лился кровавыми бликами. В центре — каменный алтарь, наполированный до блеска, слишком чистый, слишком яркий. Иванов включил на фонарике ультрафиолетовую лампу и обошел алтарь кругом.
— Это происходит здесь. Смотрите. — майор указал на подсвеченные капли. — Жертва лежит на алтаре, в ее шею вводится дренажная игла и они наполняют кубок.
— Давление слишком большое. — ответил Роман.
— Может тогда ведро? — размышляла я. — На ферме было ведро наполненное кровью.
— Значит у них есть какой-то большой сосуд и из него они черпают кровь. — Иванов присел на корточки и провел пальцем по полу. — Да, судя по всему, кровь сливается в общий сосуд. Вот круглый след, отпечаток дна слишком маленький для ведра.
— Сектанты. — процедил Петер и пнул носком ботинка выцарапанный мелом сложный оккультный круг, внутри которого был знак бесконечности, окруженный потухшими черными свечами.
Иванов щелкнул фонариком, и церковь снова погрузилась во мрак.
— Полночь. В церковь входят фигуры в черных и красных балахонах. — голос полицейского эхом отдавался в темноте. — Десять послушников, высших чинов. Блондинка уже лежит на алтаре, обездвижена наркотиком. Но ее глаза полны ужаса.
Я поежилась от слов майора.
— Они привязывают её к алтарю, — Роман встал над алтарем и продолжил за Ивановым. — Один из них зачитывает строки из моего дневника, другой вводит ей в шею дренажную иглу, третий подставляет сосуд. Девушка стонет от боли и недомогания, а после умолкает, закрывает глаза и тихо умирает.
— Кровь течет по дренажу, наполняя чашу. Потом главный, Турский, достает ритуальный кубок и наполняет его кровью блондинки. — майор тронул алтарь кончиками пальцев.
— Они передают кубок из рук в руки. — Роман подался вперед.
— Подождите, а наркотик? — вклинилась я.
— Значит наркотик уже был на дне кубка. — Иванов оперся ладонями о наполированный камень. — Они пьют кровь и их разум сходит с ума. Они истинно веруют в то, что обретают бессмертие.
— Клятва? Когда происходит клятва? — Петер прижался поясницей к алтарю и рассматривал былое убранство церкви.
— Турский вновь и вновь наполняет кубок, пока все десять послушников не совершили обряд. Те кто готовится произнести клятву, подняться на новый уровень, стоят и ждут. Вон тут. — Богдан махнул головой в сторону свечей. — Сколько их может быть? Два, три, пять человек?
— Может только двое? Как Катя и Мария? — я все еще не решалась дотронутся до алтарного камня.
— Их двое. Они в нетерпении. Те кто уже испил кровь, начинают сходить с ума, видят галлюцинации. В это время Турский дает сделать по глотку крови тем. Кто жаждет принести клятву. — Роман прошептал последнее слово, но оно долго звучало среди высоких стен.
— Подучается, всего, здесь будет двенадцать человек. По четыре на каждого? — германец сощурился и закусил губу. — Не сложно.
— По три три на каждого. — Иванов постучал по кабуре своего пистолета под курткой.
— У тебя не забрали оружие? — удивилась я.
— Мой личный пистолет. — сухо ответил майор.
Петер повернулся и пробарабанил ладонями по камню.
— Что ж, в пятницу здесь будет горячо. Unser Kohl schmeckt wohl!(1) — улыбнулся германец Роману.
Хирург раздосадовано покачал головой:
— Главное, чтобы мой дневник вернулся к его хозяину.
— А что если Турский действительно один из нас? — я скрестила руки на груди, пытаясь унять волнение от сказанных слов.
— Вот и проверим. — подмигнул мне Петер.
Иванов снова включил фонарик и обвел желтым кругом стены церкви.
— Я спрячусь здесь, за старым иконостасом. — тыкнул пальцем майор в высокую алтарную перегородку.
Роман оглянулся и недовольно повел плечами.
— Мне ничего не остается, как спрятаться в тени колонны.
Петер хмыкнул.
— Я тут подумал, может мне прикинутся одним из послушников?
— Нет! — хором ответили мы с Романом.
— Ладно. Буду снаружи, наблюдать за тобой Анна через разбитые витражи.
— Надеюсь вы не оплошаете, и эти сектанты не сольют с меня всю кровь. Иначе “зверь” проснется раньше времени и… — я мельком взглянула на майора. — Я не смогу собой управлять.
План был прост, но что-то внутри меня, отнюдь не “зверь”, молило этого не делать, не ложиться добровольно на холодный камень, не давать смертным меня ранить. Я будто предчувствовала, что все пойдет не так, как мы задумали.
— Значит в пятницу. — тихо сказал Иванов.
— Угу. — ухмыльнулся Петер.
— Мой дневник будет уничтожен. — закончил Роман.
(1) Наша капуста вкусна. (немецкая пословица)