Vita Damnata

Глава 28

Гроб из красного дерева. Приглушенный свет и еле слышная музыка органа. Гражданская церемония прощания для меня и Богдана с Катей. Его растрепанные черные волосы достающие до плеч, блестели в свете галогеновых точек на потолке. В зал зашла женщина, как сейчас говорят без возраста. И без лица. Увидь я ее хоть тысячу раз, не запомнила бы ее блеклые глаза, бледно-серую кожу и светлые брови. Она оглянула меня с Богданом и встала у гроба. Я поднялась с длинной скамьи и протянула раскрытую ладонь Иванову. Он посмотрел на меня с немым вопросом: “Уже пора” и обхватил мою руку. Женщина поправила короткий бордовый жакет и начала панихиду:

— Сегодня мы прощаемся с Екатериной. Молодой девушкой, чья жизнь оборвалась слишком рано. Жизнерадостная, веселая, добрая. Ее улыбку мы не забудем никогда и будем хранить в наших сердцах…

Тихий голос сливался с тихой, протяжной мелодией органа, а в моей голове была лишь одна мысль: кто пишет речь этим плакальщицам? Эта женщина не знала Катю, не знала почему сестра Богдана погибла, и почему ее гроб закрыт. Она говорила, что Катя была веселой и жизнерадостной. Но так ли это? Разве Катя не пыталась убежать от своих темных демонов, скрыться от разверзнувшейся в ее душе бездне в ложных учениях, принимая корыстную заботу сектантов за любовь?

— Любимая дочь, ласковая сестра, лучшая подруга. — женщина мельком взглянула на меня. Я с трудом сдержалась, чтобы не ухмыльнутся.

Иванов сжимал мою руку, я чувствовала как пульсирует кровь в его теле. Или это была моя?

— Покойся с миром, Екатерина. — закончила свою плаксивую, стандартную, произнесенную тысячу раз, речь женщина. Она отступила от гроба и дала нам несколько минут на последнее прощание. Иванов не сдвинулся с места. Я подтолкнула его плечом, он лишь кротко мотнул головой и отвернулся, уткнулся носом в мою шею.

Женщина нажала на скрытую кнопку и гроб медленно опустился вниз, ниже уровня пола.

— Всё. — прошептала я на ухо Богдану.

Две ночи назад, после разведки в церкви, Иванов вызвался меня подвезти до моей квартиры. Мы сели в его служебный автомобиль и наблюдали, как Роман с Петером отъезжают на машине “послушников” от разрисованного забора, что огораживал сгоревшие каменные стены.

Богдан сел за руль и прикрыл глаза.

— Ты как? — спросила я полицейского.

— Плохо. — горько ухмыльнулся Иванов. — У меня такое чувство, будто я попал под лед и не могу всплыть, найти полынью. Понимаешь, — Иванов развернулся ко мне, — я так долго стремился к тому чтобы найти убийц блондинок, прижать сектантов, найти Катю, что моя жизнь превратилась в погоню. За призраками, тенями, шепотками, слухами. Иногда я думал, что я сошел с ума, что Катя просто вышла встретиться с подругой, а я сижу один в квартире и жду когда она вернется, чтобы мы вместе стали обсуждать ее никчемного жениха и моих подружек. Что мама, опять придет с работы уставшей, и скажет, что сегодня будут на ужин макароны с сыром, извиниться за это, не зная, что это мое самое любимое блюдо. Я словно…Я словно не живу своей жизнью, понимаешь?

— Понимаю.

— Одно время у меня над кроватью висела фотография сестры, чтобы я знал, для чего встаю с постели каждый день. Найти ее. Живой. Я всегда хотел найти ее живой и невредимой. А теперь… — Иванов провел рукой по своим черным кудрям и надул щеки медленно выдыхая через сомкнутые губы. — А теперь, когда я нашел ее останки, а ночью в пятницу послушники будут “обезглавлены”, и их священная книга будет уничтожена, я… Я не знаю. Я будто растерян. Не собран. Хотя именно сейчас я должен быть во все оружии. Понимаешь? Я должен гореть местью, считать секунды. Но мне… Мне будто все равно.

— Находка останков сестры тебя подкосили.

— Да. Скорее всего. Я… — майор упер вытянутые руки в руль. — Когда я увидел кости, осознал что это она, ее одежда, ее счастливый браслет, неправильно сросшаяся кисть, я потерял часть себя тогда.

— Ты потерял надежду.

— Ты понимаешь. — Майор оглядел меня печальным взглядом. — Ложное чувство, которое меня толкало вперед, придавало сил. И сейчас остается последнее.

— Похороны.

— Самое страшное я уже видел. Ее останки. Гроб будет естественно закрытый, но мне кажется, что я не смогу… Я не смогу быть там. Один.

Я протянула руку и положила ладонь на колено Богдана.

— Если тебе надо, то…

— Пожалуйста, будь со мной на похоронах. — перебил меня Иванов.

— Конечно. — я улыбнулась уголками губ. Иванов положил свою ладонь на мою и сжал ее. Тепло и нежно.

Майор довез меня до дома, мы попрощались на подземной парковке и лифт поднял меня на мой этаж, к квартире номер пятьсот три.

Я приняла душ, вычистила из под ногтей землю аптекарского огорода, закуталась в халат и рухнула на свою кровать, плотно сомкнув края балдахинов.

Тихо. Воздух над Невой ещё хранил ночную свежесть, но уже чувствовалось лёгкое движение — предвестник утра. Я и Иван стояли на терраске мансарды, прижавшись плечом к плечу, и смотрели, как на востоке медленно разгорается восход.

Нева лежала тёмной обманчивой гладью, лишь кое-где подёрнутая лёгкой рябью. Отражения фонарей ещё горели в воде, но уже бледнели, сдаваясь наступающему свету. Где-то вдали, за силуэтами шпилей, небо стало менять цвет — из глубокого индиго оно превращалось в сизый, потом в перламутрово-розовый.

Желтый свет поверх белых, объемных облаков. Небо просыпалось вместе с величественной столицей. Петербург манил иностранцев и богатых купцов, корабли медленно качались на волнах огромной и своенравной Невы. Моряки и рабочий люд уже сновали на небольшом пяточке Васильевского острова, между двумя колоннами с фигурами ростр побежденных в боях кораблей.

— Смотри, огонь потух. — Иван указал мне на жаровни, что венчали колонны. — Не бойся, я с тобой.

Иван приобнял меня. Я дрожала от страха, боясь попасть под смертоносные лучи восходящего солнца.

— Ваня, я … — мой голос охрип от сухости во рту, — мне надо скорее спрятаться.

— Посмотри на меня. — Иван мягко схватил меня за плечи и посмотрел мне в глаза. — Ты не знаешь, почему ты бежишь от солнца, ты просто чувствуешь, что надо укрыться. Но это простой звериный инстинкт. А ты выше этого. Ты прежде всего человек. Посмотри на эти корабли, посмотри на эти воды. Любой зверь бы побоялся плыть при таком течении, но только не человек. Тебе надо знать, что с тобой может случиться во время рассвета. И, — Иван тронул меня за подбородок — я буду рядом.

Я неуверенно кивнула.

Терраска доходного дома на Петроградской стороне. Мы взяли в наём два этажа — бельэтаж и мансарду. Никого, в быстро растущей столице, не удивила такая эксцентричность и расточительность.

Я обернулась на раскрытые двери в мансарду. Там, внутри, Иван уже приготовил пустой платяной шкаф с толстыми резными дверями. Всего пара шагов меня отделяла от полной темноты.

— Хорошо. — я нахмурила брови. — Пора уже понять, что будет со мной в солнечных лучах.

Иван отпустил меня и подобрал с деревянного пола тулуп — экстренная мера, чтобы укрыть мое тело.

Небо быстро светлело, за горизонтом появились первые лучи, ещё робкие. Они скользили по крышам, целовали гранитные и деревянные набережные, зажигали золотые маковки Петропавловской крепости. Воздух наполнился мягким, размытым светом. Я чувствовала жар этих первых лучей, сильнее, чем когда была просто смертной. Внутри меня росла тревога. Я попятилась назад. Иван приобнял меня за талию.

— Все пока хорошо. — тихо сказал охотник.

Мы молчали. Где-то внизу, с улицы, стал доноситься шум ранних экипажей и торговых телег. Крик чаек заглушал утренние разговоры торговцев и цокот лошадей по булыжным дорогам.

Я не могла отвести взгляд от розовеющих облаков. Затряслась, словно лист на ветру, стала отталкивать от себя Ивана. Грубо, жестко.

Мой охотник встал позади меня и держал наизготове развернутый тулуп.

Солнце, наконец, показалось из-за горизонта, и весь город вдруг вспыхнул — вода, камни, стекла окон — всё залилось жидким золотом. Казалось, что в этот миг Нева не просто река, а зеркало, в котором отражается само время.

Я закричала и выставила руки перед собой. Кожа на предплечьях тут же покрылась черной горелой коркой. Охотник быстро накинул тулуп на меня, подхватил и занес меня в дом. Я всё кричала и кричала. Иван быстро положил меня на дно шкафа и резким движением закрыл дверцы. Я слышала, как он накидывает простыню поверх шкафа и быстро занавешивает окна. Опасность миновала. Для меня. Иван изошелся кашлем. Я слышала, как он набирает себе воды из графина в хрустальный бокал, жадно пьет, пытаясь заглушить очередной приступ.

— Анна. — задыхаясь, позвал меня мой охотник.

— Да. — отозвалась я, трогая ладонью изувеченную кожу на предплечьях.

— Я с тобой.

Иван рухнул подле дверей в обморок.

Я звала его, сквозь плотно сомкнутые двери, боясь вылезти из своего укромного уголка. Я стучала по стенкам шкафа, пытаясь дозваться своего охотника, пока мое тело не ослабло и не замерло в очередном анабиозе.

Я очнулась в слезах. Этот сон мне уже снился. Несколько раз. Но всегда обрывался на том, когда я пятилась назад от первых солнечных лучей. Я подспудно корила себя за то утро. Тогда, я настолько боялась боли, что не смогла помочь своему Ивану справится с приступом чахотки, уложить его в постель и накрыть одеялом. Я так и оставила его лежать на полу, даже на миг я не выглянула из шкафа, чтобы удостоверится, что Ивана не сразила болезнь.

Я устало поднялась с кровати, быстро омылась, побродила по своей квартире и села пить кофе. Звонок в дверь выдернул меня из темных мыслей.

— Анна. — за дверью стоял Богдан.

Я не ожидала его увидеть сегодня, быстро накинула на обнаженное тело платье и открыла дверь.

— Прости, что без приглашения, Но… — Иванов стоял на пороге, не решаясь войти. Его всего трясло. Я отошла от проема, пропуская Богдана в квартиру.

— Я только, что из отдела. Подкинул заявление Заики начальству. — осекся майор. — Боже, что мы натворили?

— Она тебя подставила. И была готова убивать, ради своей глупой веры. — я встала у единственного источника света в своей гостиной, невысокого торшера. — Не терзайся совестливыми мыслями.

Иванов потер дергающиеся веки.

Я подошла к нему и обняла за плечи.

Лампа в торшере мигнула раз, другой, прежде чем погаснуть совсем, оставив лишь серебристый свет луны, пробивающийся сквозь неплотно занавешенные шторы. Майор замер, притих.

— Анна, но как же так… — прошептал он в тишине. Его голос обволакивал, как бархат, заставляя сердце биться чаще.

Мы стояли так близко, что между нами не оставалось места даже для воздуха. Его пальцы осторожно коснулись моего локтя. Я смотрела на него, на эти тёмные ресницы, отбрасывающие тени на скулы, и думала: “Как же он красив.”

— Ты дрожишь… — прошептал Богдан.

— Просто еще не отошла ото сна, — сказала я, и погладила его щеку тыльной стороной ладони.

Он медленно перехватил мою ладонь у самых губ.

— Знаешь, что я сейчас чувствую? — спросил он, и голос его звучал глубже обычного.

Я покачала головой:

— То же, что и ты.

Я поцеловала его. Первый поцелуй был лёгким, как дуновение ветра, но он разжёг во мне огонь, который бежал по жилам, сжигал все страхи. Его руки обвили мою талию, притягивая ближе, и я чувствовала, как бьётся его сердце — часто, неровно, в унисон с моим собственным. Богдан аккуратно впился пальцами в мою спину. Холод и жар, опасность и желание — все смешалось в этом мгновении. Это было не просто влечение, не мимолётное волнение. Это было что-то большее и захватывающее.

Он наклонился надо мной, и в тот момент, когда наши губы вновь почти соприкоснулись, я закрыла глаза.

Когда мы наконец разомкнули губы, он прижал лоб к моему виску и прошептал:

— Я хотел этого с первой нашей встречи.

А я только улыбнулась, я желала этого двести лет. Луна скрылась за тучами, оставив нас вдвоем в темноте.