Воин-Врач IV

Глава 7 Операция «Лужа». Развязка

— Хорошо идут! — с издёвкой похвалил окружавшую нас тьму врагов Рысь.

— Не говори-ка, — согласился Чародей. — Лягут ровно, удобно. Главное, чтоб не побежали.

Наш отряд стоял кольцом, вокруг самой высокой точки ледяного холма. В центре князь с сотниками и Звоном, который, несмотря на старую травму, и в седле держался отлично, и двумя мечами на утренних разминках орудовал с пугающей сноровкой. Вокруг стояли тремя кругами нетопыри вперемежку с Яновыми. У тех, помимо привычных луков, были и обновки от Свена, самострелы. Не у всех из полусотни, но десятка полтора набралось, те «первые блины» тоже взяли, после того, как кузнец доработал их под обычную руку, а не лапы Ждановых. И то ли фронтом, то ли тыловым заслоном — дождавшиеся наконец дела северяне. Они всё не могли понять, с какой стороны нашего кружка выстроиться, а оцепить его полностью не выходило. Поэтому столпились-построились с той стороны, где врагов было побольше, с той, откуда мы пришли. Там уже сошлись обе тысячных рати, меняя расстановку, готовясь не то ускоряться, не то просто охватить нас по флангам и смять.

Когда до ближних рядов пехоты оставалось примерно четыре перестрела, Буран вдруг качнулся влево, будто оступился, и Всеслав наклонился в седле, едва успев приметить, как мелькнуло что-то прямо перед лицом и звякнуло справа.

— Ты глянь, какой меткий, сука! — со злым удивлением бросил Гнат. Держа в руке меч, которым и отбил арбалетный болт, долетевший явно на излёте. — Янко!

— Уже-е, — протянул латгал после отчётливого щелчка мощной тетивы. — Не на-адо торопи-иться.

А в рядах противника послышались удивлённые возгласы. Там обступили кого-то, упавшего в середине строя, видно было плохо. А сочные, звонкие щелчки с нашей стороны начали звучать мерно, один за другим. Видимо, стрелки́ выполняли приказ: «стрелять по готовности». А они, с их подготовкой и навыками, готовы были всегда. И к удивлению в голосах с той стороны начали добавляться злоба. И паника. То, что через триста метров, что отделяли их строй от нашего, что-то могло долететь в принципе — уже было чудом. А то, что это что-то успешно убивало их лучших стрелков-арбалетчиков одного за другим, не могло быть правдой. Но первые покойники с той стороны говорили об обратном. Вернее, молчали. Убедительно вполне.

— Ян, первую! — скомандовал Чародей. И через полмига в голубое небо взвилась, оставляя серый след, будто за самолётом из далёкого будущего, стрела.

На высоте метров сорока над задравшимися вверх головами латинян полыхнуло и раздался гром, неожиданный и очень напугавший их коней. А на месте вспышки повисло густое серое облако. Формой вполне похожее на череп. И князь снова поблагодарил Богов. Ясно, что сделать такое обычной сигнальной стрелой нарочно было невозможно. И что похожесть эта была вызвана скорее богатой фантазией. Но крики со стороны врага усилились, а от задних рядов начали отделяться первые «передумавшие». Но поздно было и для них.

— Помогай, батька-Днепр! Помогай, Дед Речной! Мара-Марьяна, помогай и ты! — выкрикнул отрывисто князь, вскочив обеими ногами на седло, выпрямившись над ледяным полем во весь рост. И хлопнул ладонями первый раз.

Северяне озирались, не понимая, что происходит. И больше странного поведения вождя русов их пугало то, что все его воины разинули рты так, будто орали что-то изо всех сил. Но звука не было.

— Помогайте, Боги! Не дайте силе вражьей гулять по земле нашей! Не дайте уйти от наказания тварям иноземным! — второй хлопо́к заставил первые ряды крестоносцев перейти на бег. Конные начинали отрываться от пехоты, грозя длинными остриями копий.

— Пропадите пропадом, паскуды! — с третьим хлопко́м разинул пасть и сам Чародей-оборотень, точно собираясь и впрямь превратиться в огромного волка и рвануться навстречу врагу.

Повезло. Снова просто повезло. Два основных заряда из трёх сработали так, как и было задумано. Лёд в руслах ручьёв и в середине Днепра позади вражьей толпы взлетел в небо вместе со столбами воды. Громовика мы не пожалели. И почти вся латинская кодла, в богатых доспехах, в шлемах, со щитами, начала тонуть. Треск льдин, что рушились и расползались под ногами и копытами, был слышен отчётливо. Всем, кроме викингов, что таращились на творившийся перед ними ужас, орали, но не слышали даже сами себя. Хотя, вой умиравших тысяч почти перекрывал звук ломавшегося льда.

А вот ниже по течению что-то пошло не так. Отсечь взрывом и утопить те восемь сотен не удалось. То ли отсырело что-то, то ли контакты где-то отошли — уже было неважно. Единственным важным для князя сейчас было то, что эти восемьсот душегубов сейчас разворачивались и собирались набрать скорость. В обратную от нас сторону.

— Янко, третью! — заорал Всеслав. И снова раздался знакомый щелчок.

На этот раз дым был белым, густым. И рванул сигнальный заряд, указывавший цель, гораздо ниже. Но тот, кому этот знак был предназначен, его не пропустил. И начал разбег с Княжьей Горы, самой высокой точки правого берега.

Крики ужаса, плач, вой и молитвы раздавались между льдин. И доносились от убегавшего к заросшему острову отряда. И усилились значительно, когда на небе, по-прежнему ослепительно голубом, блеснули крылья ангела. Не знаю, был ли среди латинян кто-то, видевший или слышавший историю Люблина. Но им и так хватило.

Огромные белые крыла́, пролетев на высоте, куда, наверное, не всякая птица поднималась, заложили вираж над островком и начали снижение. Рассчитанное, правильное, никак не похожее на падение. И я от души порадовался за Лешко, что так ловко навострился управляться с доисторическим дельтапланом.

Скачущие и бегущие с криками крестоносцы разворачивались. Всадники рвали поводья и губы коням, которые падали и визжали от боли, не понимая, что происходит. Как и их хозяева. А белоснежные крылья ангела смерти приближались.

Я видел, как отделился от силуэта фигуры первый бочонок и полетел вниз. Нос дельтаплана резко поднялся, и наш Икай явно приложил много сил для того, чтобы удержать «машину» на правильном курсе. Но справился.

Заряд, меньше того, что развалил костёл в Люблине, оказался достаточным. Он угодил в «хвост» сбившейся, смешавшейся толпы орущих от ужаса людей и животных. И рванул.

«Ох, мать моя…», — ужаснулся Всеслав. Даже он, пусть примерно, но знавший чего стоило ожидать.

На месте почти всей бежавшей и скакавшей кучи народу, как только развеялся дым, была видна огромная полынья. С красной водой. И краями, заляпанными красным. А вокруг валялись и продолжали падать с неба вражьи воины. Кусками.

— Янко, вторую! — уже гораздо спокойнее скомандовал Всеслав. Хоть по севшему голосу было понятно, что произошедшее вполне впечатлило и его, бесстрашного Чародея и оборотня. До того, как взмыла стрела, чтобы вскоре полыхнуть ярко и оставить в небе скорбное чёрное облако, прошло аж три удара сердца. Проняло, видать, и невозмутимого старшину стрелков.

На чёрную кляксу в небе отреагировали так, как и было задумано. Рухнули плетёные щиты, такие же, как тогда, под Вышгородом, только, пожалуй, побольше. Где-то быстрее, где-то медленнее. За трое суток, что провели в вырытых подземных убежищах ратники, снегу навалило, как и сказал Гнат, прилично, поэтому некоторые «ставни» с намороженным поверх веток льдом пришлось толкать дольше. Но открылись все «норы», под обоими берегами, и из них повалили Ждановы пополам со Звоновыми. Для того, чтобы не дать остаткам бесчисленной рати латинян ни единого шанса. Для этого же на срезах правого и левого берегов появлялись фигуры Яновых стрелков, которые начали «подметать» бежавших и скакавших в разные стороны обезумевших от ужаса крестоносцев и наёмников. И это тоже было страшно. Но, конечно, не так страшно, как картина, что осталась после первой в Средневековье бомбардировки по живой силе противника. Ставшей мёртвой так, как никто и никогда ещё не видел и даже представить себе не мог.

— Янко, третью туда! — указал Всеслав на участок, где сбивалась в кучу большая группа оставшихся в живых. Ими явно командовал кто-то, умудрившийся не растерять остатки ума и хладнокровия даже в этой невероятной ситуации. Стратег или тактик — теперь уже не важно. Он выбрал не ту сторону.

Раздался щелчок, и белый дым указал нашей «легчайшей авиации» нужное направление. Он наверняка и сам видел сверху, что противник собирался в одном месте, но, как и было условлено и не один раз повторено, инициативы не проявлял. После той истории в корчме, после того, как я отчитал его, вправляя выбитые пальцы, Икай зарёкся делать что-то против княжьей воли. И если был получен твёрдый приказ — выполнял его в точности. Как сейчас.

Второй и последний бочонок отделился от рамы и полетел вниз, а взмывший уже без поправки курса вверх «полегчавший» бомбардировщик ушёл дальше прямо по руслу. Вытоптанная нами полоса была отлично видна ему сверху, а ширина и плотность её позволяли надеяться, что и на этот раз он и сам не убьётся, и «птичку» посадит целиком.

Вторая бомба сработала ровно так же, как и первая. Но расстояние до неё было значительно меньше, поэтому и эффект удалось разглядеть во всех неприятных подробностях. А куски льда и врагов почти долетели до викингов. Которые, кажется на ногах стояли редким чудом и на одном непробиваемом северном упрямстве. Того, что творилось вокруг, невозможно было и в самом страшном сне представить.

Ударный кулак, гордость и великая, неодолимая сила Святого Престола, направленная на Русь волей папы римского, перестала существовать.

Дружинные, Звоновы и примкнувшие викинги зачистили периметр ещё до темноты. На привычные всем битвы, когда одна толпа с железками бежит на другую, когда развеваются стяги над головами, свистят в небе тучи стрел, это не было похоже совершенно. Это было грязно, кроваво и рутинно. Но это была важная и нужная работа, сделать которую кроме нас было некому. Защита родной земли, своего народа и своей Правды не всегда бывает похожа на романтические истории и фильмы моего времени или те легенды, что были древними даже здесь, в которых выходили перед строем двух противоборствующих сторон два богатыря-поединщика, и их честным боем один на один решался исход всей войны. В старых сказках много того, что отличается от настоящей жизни. Война же всегда была и оставалась войной, и красивого, романтичного и возвышенного в ней не было ровным счётом ничего. Я знал это совершенно точно, побывав не на одной из них, будучи врачом в прошлой, и воином в этой жизни. Менялись способы и устройства для убийств себе подобных, для уничтожения живой силы противника, но смысл и суть оставались неизменными. Убей ты — или убьют тебя.

По пути к Переяславлю попалась навстречу вереница саней. Возницы, ехавшие на них, спешно выгоняли коней на снежную целину, давая дорогу Всеславовой рати. Которая возвращалась с небывалой битвы в полном составе, не потеряв ни убитым, ни раненым ни одного бойца. Это тоже было невероятно.

Мужики, сидевшие в розвальнях, с разинутыми ртами смотрели на молчаливых и хмурых воинов, что двигались в полной тишине. Не было ни привычных шуток, ни песен, ни счастливой похвальбы победителей. Даже гордые викинги, обагрившие кровью мечи и топоры, шли молча. Алесь задержался, отдавая указания своим и обозным, догнав нас чуть позже. Занял место в первой пятёрке и продолжил путь так же, в тишине. Говорить ни у кого не было никакого желания. А во взглядах, что время от времени бросали воины на вождя, покачивавшегося в седле с таким же как у каждого из них хмурым выражением на лице, проскальзывал какой-то почтительный трепет. Они и раньше были уверены в том, что их князь не просто так зовётся Чародеем, пусть он и объяснял те или иные подвиги удачей и случайным везением. Теперь же в том, что Всеслав Полоцкий — сильнейший в мире колдун, сомнений не было никаких. Как и в том, что врагов у Руси больше не будет. А если и появятся — то очень быстро кончатся. Стоит ему трижды хлопнуть в ладоши.

Переяславль встречал победителей, высыпав на берег Трубежа, кажется, в полном составе, несмотря на позднее время. Горожане не сводили глаз с великокняжеской дружины, которая, кажется, только сейчас начинала приходить в себя. И то не вся. Факелы, что горели вдоль дороги к воротам, озаряли лица воинов, отражались в их глазах. И никто из встречавших не рвался подбегать и поздравлять с победой. Потому что в том, что вернулись именно те, кто выходил засветло поутру, не было никакой уверенности. Весь город слышал далёкий гром. Глазастые со стен видели дымы́, что поднимались над Днепром в том месте, где должны были сойтись две рати. Хотя, какие там две рати — малый отряд ближней дружины Чародея и бесчисленное воинство папы римского, где, как известно, служили лютые звери-наёмники со всего мира. И вот теперь две сотни Всеславовых входили в город. Молча. Почти каждый покрытый кровью, плохо оттёртой, а у многих и вовсе не тронутой. Мало ли, чего учудил Чародей? А ну, как среди них и людей-то живых не осталось, одни демоны да навьи, нарочно принявшие человеческий облик? То, что доносила молва с севера, от Киева и Чернигова, вполне позволяло думать об этом.

— Отче Василий, отслужи молебен. Помяни всех и каждого из невинно убиенных людей русских, мужчин, женщин, стариков и детей. И трёх ратников, Ивана, Андрея и Николая. Старые Боги говорили, что душа отмщённого вольна́ вернуться в мир в новом теле, народиться дитём и прожить ещё одну жизнь, честно и праведно. Мы неотмщённых душ не оставили, — тяжело, весомо, с заметным трудом выговаривая слова, обратился Всеслав к митрополиту. Помня о том, что назначен тот был не так давно волей патриарха Всея Руси, а, значит, дурных вопросов по поводу того, причём тут Старые Боги, задавать не стал бы.

Старец не подвёл, склонив голову.

— Слушай же люд русский! Отстоял ныне землю нашу от супостатов, кои пришли на нас ратями бессчётными, великий князь Всеслав Брячиславич! Он и дружина его верная с именем Господа на устах повергли врагов. Осенял их с небес крылами архангел Михаил, архистратиг воинства Божьего, то мне известно доподлинно. Все мы причастились чуда небывалого, о коих память в веках храниться будет! О том, что нет ни места, ни ходу на зе́мли наши ворогу, пока чтим мы Честь и Правду! А молиться мы станем не только за помин души усопших воинов и безвинно убиенных, но и за здравие великого князя, из каждого ратника из дружины его. Потому что настолько же, насколько важно чтить память покойных, важно помнить и о живых. Нам с вами жить на этом свете, нам почитать Честь и Правду. И за то поклон низкий и благодарность безмерная Всеславу и дружине его. Честь им и хвала, и вечная слава!

Голос митрополита набирал силу с каждой фразой. Чародей, готовый было проехать дальше после слов про имя Господа на устах, при которых Рысь фыркнул вовсе уж непочтительно, решил дать святому отцу шанс. И не прогадал. Дед, вероятно, учился у тех же, кто преподавал и самому патриарху. Не исключено, что они и до той учёбы пересекались не раз, в пору, когда о духовном сане Иван и не помышлял. Но из воинов часто выходили хорошие вожди и хорошие священники. Как и на этот раз. И лаконичная прововедь-экспромт завершилась так, что и князь, и дружина его разом посветлели лицами.

— Слава! — пронеслось над Переяславлем. Голоса, мужские, женские и детские, отражались от стен и крыш, улетая в самое небо. Голоса людей, которых не было бы в живых, если бы не эти вот хмурые воины.

Трижды повторился клич. И с неба пошёл крупными хлопьями белый снег. Укрывая пятна на льду Днепра позади. Давая понять, что Богам по-прежнему было интересно наблюдать за тем, что происходило здесь, на земле.