Время выбора 3

Глава 10

Искусство войны — это очень полезный инструмент, которым должен владеть любой государь. Это не только Макиавелли говорил, мой отец и брат понимали важность присутствия на поле брани царя. Война необходима для поддержания власти и монарх просто должен быть в рядах своей армии. Совсем не обязательно командовать, для этого есть генералы. Но поддерживать своих солдат государь обязан. В противном случае он рискует прослыть трусом. А вот ежели все тяготы военной компании государь поделил со своей армией — это залог поддержки с их стороны.

Первым открыл военную компанию датский король Фредерик III. Его армия вторглась в Гольштейн-Готторпское герцогство на юге страны, в ту его часть, которая поддерживала шведов. А те в ответ попытались высадиться под Копенгагеном, но их флот был разбит в морском сражении. Ян Казимир медлит, явно выжидает, чья возьмёт. А вот саксонец Иоганн Георг II вторгся в область Видземе (включала современную Ригу). Шведы называли Видземе хлебной провинцией и учитывая важность Риги, выслали свой флот с десантом.

А вот моя армия в это время чисто случайно проводила манёвры в районе севернее Новгорода.

Ингрия — район, исстари входивший в состав Новгородской вечевой республики. Позже вошёл в состав Московского Великого княжества. В настоящее время оккупирован шведами.

Я заблаговременно разместил там склады провианта и боеприпасов. В принципе у меня есть батареи осадных тяжёлых орудий. Но наша задумка иная. У меня нет никакого желания месяцами штурмовать крепкие стены Нарвы и Ивангорода. Я хочу заманить основные силы шведов в ловушку.

Подойдя к стенам Нарвы, мы начали вялый обстрел стен города. Ну так, чтобы не расслаблялись. Я ждал известий от моих лазутчиков. К началу июня стало ясно, что штурм Риги провалился окончательно. Как только шестнадцатитысячная шведская армия подошла к городу, саксонец снял осаду и отступил в Курляндию. Тогда шведский генерал Симон Грундель-Хельмфельт перебросил свою армию по морю в Пернов и направился к осаждённой Нарве.

Против 16 000 шведов у меня было стянуто около 24 000 русских, включая кавалерию и 4000 иррегулярной конницы. В пушках у нас относительный паритет, 37 у шведов и 54 наших. Но мои пушкари ещё не прошли испытание боем.

В моей армии на данный момент два рейтарских полка. Это элитная конница, состоящая из русских дворян. Полк драгун и гусар — эти смешанные с большой частью иноземцев.

Десять полков пехоты в среднем по 1200–1500 человек. Я много вкладывал в подготовку именно пехоты. Мои солдатушки единообразно вооружены, умеют совершать перестроения в полевых условиях, но только у офицеров есть опыт боевых действий. Ну и смешанная конница из казачков и татар играет роль догоняющего-заманивающего.

Как только мне доложили, что армия неприятеля подходит к Нарве, я дал команду сниматься. Тяжёлые орудие ещё с вечера снялись и пошли своим ходом на юг.

Вот чем лёгкая вспомогательная конница хороша, так тем, что умеют почистить вражеские тылы или показать пятки, стремительно убегая. Обстреляв подходящие части шведской армии, они кинулись тикать. Естественно, шведская кавалерия начала преследование. Хаккапелиты, лёгкая шведская конница, обгоняя тяжёлых рейтар, с улюлюканием бросились в погоню.

Верстах в трёх от города грунтовая дорога ныряет в хвойный лес. Она перепахана копытами и сапогами прошедших армейских частей. Через 800 метров грунтовка выныривает из леса и упирается в большой луг. А уж там выстроились стройными рядами мои пехотинцы. Восемь полков образовали полумесяц, ещё два в резерве.

Вот выметнулись казачки, эти стремительно проскочили нам за спину и растворились в берёзовой рощице. Время громко отсчитывает, как метрономом, мгновения. Будто определяя — кому жить, а кому умирать. Я вижу, как солдаты переминаются, в ожидании команды унтеров. Но надо ждать.

Наконец показалась лёгкая конница. Эти вылетели, горяча коней и стали притормаживать. Явно не ожидали увидеть превосходящие силы пехоты. Сотен пять скопились вдоль дороги, не решаясь напасть. Но тут их начали сзади подпирать рейтары. А когда давление увеличилось, конница начала разгон. Атака нескольких тысяч конников всегда страшна, но наши полковые ряды окутались дымом и место сражения скрылось с моих глаз. Мне только и осталось, что нервно тискать рукоять сабли. А когда дым развеялся, стали видны стройные ряды пехоты. Враг не смог добраться до них, сейчас там настоящий ад. Сотни лошадей бьются на земле, слышны крики и стоны раненных. Оставшиеся в живых бросились назад. Даже с нашего места слышны крики унтеров, понукающих быстрее производить перезарядку. Командующий моей армией Фридрих фон Балк посылает вестового, и пехота начинает рассредотачивать свои ряды, пропуская вперёд батарею полевых орудий. Сейчас пушкарям предстоит первыми встретить элитные части шведов.

Кроме Балка возле меня находится Григорий Ромодановский. Пётр Потемкин с кавалерией, скрывшейся в лесу. А Иоганн Вейсбах командует артиллеристами. От них зависит исход сражения.

Мы ждём, клюнет шведский генерал или останется прикрывать город.

Потянулись томительные минуты. Фон Балк дал команду пехоте расслабиться и перекусить сухим пайком. Солдаты просто сели, вытянув ноги. Им, возможно, ещё придётся повоевать.

— Идут, идут, — это полусотня казачков выметнулась на луг.

— Пехота идёт, — доложился хорунжий.

Всё, теперь дело серьёзное пойдёт. Мне не нравится, что Пахом начал оттеснять меня на задний план. Ещё немного и я не смогу увидеть сражение.

Под барабанную дробь шведы красиво выходят из леса. Тут же выстраиваются в боевые порядки, давая выйти другим частям. Так в течении двадцати минут огромный луг заполнился людьми. Между двумя армиями не более сотни метров. И никто не стремится начать первым. Если честно, я уже был готов на переговоры с их генералом. Возможно, удастся договориться полюбовно. Меня устроит, если они оставят Нарву, тогда я дам им уйти.

Но нет, зазвучал рожок, истерично забили барабанщики и шведы тронули свои полки.

— Ну давайте же, стреляйте, — торопил я мысленно пушкарей, до хилого ряда пушек осталось не более 30 метров. Когда фон Балк дал сигнал открыть огонь, передняя часть луга покрылась дымом. Дальше я уже не ориентировался. Звучали сигналы, кричали рядом люди. А я растерянно стоял, отмахиваясь от охраны. Те же пытались оттащить меня в сторону.

А когда развеялось, картинка разительно поменялась. Картечь проделала убийственные прорехи в стройных рядах шведской пехоты. Наши пушкари, бросив орудия, стремительно убегали под защиту своей пехоты. Сейчас ряды противника смешались, а вот наши быстрым шагом приближаются.

С обоих сторон раздались залпы и пехота пошла в штыковую. Сейчас уже непонятно, кто где. Такое ощущение, что столкнулись два поезда. Над полем стоит дикий ор, солдаты теряют человеческий облик, отбрасывая мушкеты и вцепляясь зубами в глотки врагу. А когда сражение распалось на отдельные островки, вперёд пошли наши резервы. Два полка грозно, сохраняя ряды, сходу ударили, опрокинув остатки армии шведов.

И те побежали, сначала робкий ручеек, я потом всё увеличивающийся втягивается на лесную дорогу. Но она узкая и не может вместить всех желающих, образовалась пробка. Тогда вражеские пехотинцы начали бросать оружие и сдаваться.

Пришло время нашей конницы. Она еще практически не учувствовала в сражении. Первыми полетели лихие казаки и татары. Вслед за ними устремились мои гусары. А вот рейтар мы придержали, будут в резерве.

Постепенно сражение приблизилось к городу. Тут шведскому генералу удалось организовать отпор. Теперь уже их пушки выстроились перед остатками войска. Вот только фон Балк не собирается атаковать в плотном строю. Наша легкая кавалерия осыпает пушкарей стрелами, а в ответ стрелять по ним из пушек — гиблое дело. Пушкари начали прятаться, пришло время больших батальонов. Двинулись наши части, судя по донесениям, у нас потери в пределах нормы. Костяк остался.

Пехотные ряды жадно заглотили вражеские батареи и вышли на оперативный простор. Отсюда отлично видны стены Нарвы. Судя по всему, её гарнизон присоединился к основному отряду. Но даже отсюда видно, что ряды шведов расстроены. А наша лёгкая кавалерия зашла в тыл шведам и теребит их. А на флангах накапливаются мои рейтары и гусары.

Не знаю, даже обидно как-то. Хотел ещё повоевать, но вдруг шведы прислали парламентёра. Вскоре мой Ромодановский с фон Балком встретились с главнокомандующим шведской стороны. Ну а когда тот в сопровождении ординарца потрусил на лошади в нашу сторону, стало ясно, что эту компанию мы выиграли. Шведы сдаются.

Дальше пошли политесы. Я грозно хмурил брови и делал вид, что с трудом поддаюсь переговорам. Мне жизнь моих солдат дорога. Поэтому я пошёл на условия, выторгованные у генерала Симона Грундель-Хельмфельта. Швед сдаёт нам город со всеми припасами и орудиями на стенах, но мы обязуемся не устраивать там резню протестантов. Они-то в своё время вырезали всех русских. Но я не кровожаден. Сам генерал остаётся у меня в гостях, впрочем, как и его солдаты. Когда гарнизон сдаст город в целости и сохранности, мы отпустим шведов. Без оружия, знамён и артиллерии.

Да, я понимаю, что с этими ребятами нам придётся ещё столкнуться. Но эта битва осталась за нами. А битый враг — пуганный враг, это уже не те солдаты, что были уверенны в своей непобедимости.

А пока шведы чухаются, мы оставили в городе сильный гарнизон под командованием Ромодановского и быстрым маршем отправились к Ивангороду.

В эту компанию нам ещё удалось освободить: Ям, Копорье и Орешек. Это русские крепости в Ингерманландии, захваченные шведами сорок два года назад. Практически, выход к Балтике завершён. Остались небольшие крепости вдоль побережья. Но на носу осень и мне важнее обустроить армию на зимние квартиры. А по весне продолжим. Моя задача, освободить всю Ингерманландию с выходом к Балтике. Если получится, то мы прорубим окно в Европу на добрых сорок лет раньше.

В целом летнюю компанию можно считать успешной. Понятно, что всё ещё впереди. На очереди Лифляндия и Эстляндия. Я уже не говорю о землях севернее и западнее Ладоги. Но начало положено. Мои солдаты и офицеры поняли, что шведов бить можно. Их нужно не бояться, а опасаться. Шведская армия остаётся самой сильной в нашем регионе. Мы неожиданно, без значительных потерь и долгого топтания вокруг крепостных стен смогли взять четыре не самых слабых крепости в районе будущего Санкт-Петербурга. Здесь сработали два фактора. Это наличие у нас больших осадных мортир, две батареи которых удалось закупить у французов. И тот факт, что мы смогли всего за неделю взять значительно более сильную крепость Нарву с её многочисленным гарнизоном. При этом заставив сдаться армию опытного шведского генерала. Известия об этом достигли осаждённых.

Вот о чём должен думать комендант осаждённого гарнизона? — «Эти русские взяли Нарву и разбили подошедшую армию. Взятых в плен отпустили, не допустив бесчинств среди населения в городах. Почему и мне тогда не сохранить для короля людей и их семьи. Помощь в ближайшее время точно не подойдёт. Шведская армия увязла в Ливонии и Польше. Кому нужны напрасные жертвы?»

Я не обольщаюсь, впереди долгая война. Тот же Пётр воевал больше двадцати лет, откусывая по кусочку земли у упрямых шведов. Те упорно не хотели терять свою репутацию гегемона, ну и континентальные богатые земли, разумеется, тоже терять не собирались.

На зимние квартиры армия встала не только в освобождённых крепостях. Здесь не хватает фуража и провианта для моих полков. Пришлось оттягивать части к Новгороду и Пскову. Последний стал моей военной опорной базой. А вот в Новгороде наместником сел мой ставленник Григорий Лопухин. Обвенчавшись в Москве, где мне пришлось играть роль посажённого отца в храме, он сразу засобирался на новое место службы. Если честно, смотреть на счастливое до неприличия лицо своего ближника мне было непросто. Мария тоже выглядела довольной. Но вот посетить Новгород по дороге домой я не пожелал. Не хочу мешать их счастью.

В Твери, где мы остановились на постой, меня нашёл гонец от Никиты Салтыкова. Он начальник царской канцелярии и действительно находится на своём месте. В моих делах всегда образцовый порядок. Письма от него регулярно приходили, но обычно с оказией. А тут гонец передал срочный пакет. В нём маленькая записка, — «Царица занемогла, совсем плоха. Приезжай.»

Несмотря на сумерки, я приказал запрягать коней. Передвигался я в специальной карете со всеми удобствами. Да какие уж тут удобства, гусарский эскадрон выметнулся из города. До Москвы 176 вёрст. Вскоре большая часть всадников отстала, лошади не выдерживали. А мы скакали одвуконь. На станциях меняли лошадей, на одной из них остановились, когда сил скакать больше не было. После непродолжительного отдыха опять дорога, благо дождей нет. На третий день грязные и смертельно уставшие мы подлетали к Москве. Комендант Шталькберг попытался отдать мне рапорт, но я оттолкнул его конём и поскакал ко дворцу.

Опочивальня царицы на верхнем этаже. В предбаннике много народу из её свитских. Я только ополоснул лицо, руки и прошёл в комнату.

Ввиду солнечного утра опочивальня хорошо освещена. Аня лежит неподвижно, рядом с нею суетятся две служанки. А вот вид стоящих рядом Тимофея с моим личным лекарем Егором не порадовал, на сердце стало тяжело. Третьим стоит Салтыков. Они как-бы отстранены и закрыты невидимым щитом от той части комнаты, где стоит кровать с больной. Будто она их не так и интересует. Будто им известно нечто, что исключает Аню из круга их интереса. Так выглядят посетители около постели умирающего, они всё для себя поняли. А вот я нет.

В три шага я очутился возле жены. Чёрт, лицо бледное, будто восковое. Я притронулся к её руке, прохладная и влажная.

Повернувшись к стоящим, бросил, — рассказывайте.

Рискнул Тимофей, — это началось неделю назад. Царице неожиданно стало плохо, она жаловалась на боли в животе. Мы пытались бороться, давали травяные отвары, мёд. Когда прикладывали нагретый лён или соль, становилось легче. А вот два дня назад стало совсем худо. Пошла кровавая рвота, боли стали невыносимыми, и я дал ей опиумную настойку. К утру царице стало легче и даже удалось накормить её бульоном. Но вскоре начался сильный жар и живот вздулся. Ночью она в последний раз пришла в себя, Вас спрашивала. С тех пор в сознание не приходит. Мы послали за батюшкой. Вчера тоже святой отец приходил исповедовать.

Я стою растерянный и не знаю, что делать. Это похоже на прободную язву. А впрочем, это может быть что угодно. Как без УЗИ определишь? Дёргаюсь и пытаюсь отдавать приказы, но тут же сам их отменяю. Какая нахрен полостная операция? Без антибиотиков и прочего.

— Всё, отошла, — служанки отпрянули в сторону, — вздохнула в последний раз и отошла, — пояснила старшая.

Дальнейшего я не помню, меня увели силой. Я только успел увидеть склонившегося над телом священника и как моей Ане подвязывали руки.

День, ночь — всё слилось. Забылся лишь под утро. С утра встал и попытался заниматься делами. Но вскоре понял, что не в состоянии. Мысли постоянно возвращались к ней.

Хоронили царицу в Вознесенском монастыре, а поминальные службы прошли в Успенском соборе Кремля. Так я остался вдовцом, а мои малые сиротами. Я их почти не видел всё это время. На отпевании присутствовали старшие. Наталье уже двенадцать, а наследнику Андрюхе девять. А вот семилетнюю Настёну я решил не травмировать. Она очень эмоциональна у меня.

Через неделю ничегонеделания вроде отпустило. Я взял детей и уехал в Саввино-Сторожевский монастырь. Здесь любил бывать ещё мой брат. Недалеко от Москвы и спокойно, он даже построил здесь свою резиденцию и часто приезжал с семьей на отдых и для духовного уединения. Вот здесь на лоне природы мы и провели несколько дней.

Всё произошло настолько стремительно. Ведь ещё десять дней тому назад я был вполне счастлив. У меня была любящая жена, в этом плане мне повезло. Ну кто из сильных мира сего может похвастаться тем, что любит и любим? Я вспоминал, как увидел её впервые из окна дворца. Как разглядывал вблизи во время венчания в церкви. Как мы трудно притирались друг к другу. Аня подарила мне трёх замечательных деток. А вот уберечь её я не сумел. Как ни торопился. Видимо там наверху решили, что мне обломилось чересчур много всего хорошего. Надо опустить на грешную землю, чтобы не загордился.

А когда боль притупилась, я решил возвращаться. Ко мне каждый день приезжали советники и забыть про дела никак не получалось.