Выбор

Глава 10. Карантин

Весь день я провалялась с дикими спазмами. Все тело разрывало адской болью. Но видимо было не так плохо, ведь на уговоры вызвать скорую я не сдалась. Антон заботился обо мне. Отпаивал крепким сладким чаем, следил за температурой и количеством выпитой жидкости.

Гордей куда-то исчез и я не видела его до вечера. И это слава богу, не хотелось мне чтобы он находился рядом со мной. Перед врагом слабость не показывают. Хватило утреннего унижения.

— Слушай, может спустимся вниз, прогуляемся по саду? Тебе нужен свежий воздух.

— А яблочко?

— Ты хочешь яблочко?

— Да. Меня уже три часа не тошнит. Нужен натуральный сахар организму.

— Хорошо, будет тебе яблочко.

Вообще я болеть не умею, сразу внутри меня просыпается ребенок. И я рада, что сегодня прихоти этого самого ребенка принимают. Собрав силы я вышла. Потоки свежего воздуха ударили в нос и тело начало просыпаться. Ломка все еще была сильной, но передвигаться могла самостоятельно.

Ветер бил по щекам, заставляя проснуться, Антон любезно сбегал за пледом и укутал меня, дабы я не простудилась. А еще чай и горсть таблеток. Через пол часа стало легче, не знаю что именно помогло.

Сегодня я не способна к конструктивному диалогу про план по разоблачению Гордея. Антон это понимает и не давит. Болтаем о прошлом, как складывалась наша жизнь после расставания и прочей ерунде. Даже не замечаю как солнце начало заходить.

— Камилла, — шагает ко мне навстречу Гордей, потирая шею.

— Камилла, — преклоняю голову и закатываю глаза. Без него было так душевно, ну зачем?

— Думаю тебе пора в постель, свежий воздух это хорошо, но всему своя мера.

Не стала спорить, лишь бросила виноватый взгляд на Антона. Тот одобрительно кивнул и наградил прощальной улыбкой. Хотела подойти и поцеловать его в щеку, но в таком случае одному из них пришлось бы нести меня в комнату на руках. Сил практически не осталось.

Бреду на третий этаж за Гордеем. Он подстроился под мой ритм и не торопит. У двери тормозит, открывает ее и приглашает меня внутрь.

Захожу и не сразу понимаю, что изменилось. Только через пару секунд обращаю внимание, что кроме света настенных ламп других источников нет.

Две бархатных плотных шторы закрывают окно. Так плотно, что у солнечного света нет ни одной лазейки.

В голове сразу столько вопросов, слов и эмоций. Но вместо трансляции этого безумия, просто перевожу взгляд на Гордея, который явно ждет моей реакции.

Немой вопрос не услышан. Он ждет какой-то речи, сам не готов начать диалог.

— Я хочу лечь, — прерываю переглядки и бреду в кровать. Плюхаюсь всем телом в сбившееся одеяло и формирую кокон.

Какая-то часть меня в ужасе от происходящего. Он сделал это ради меня? Так вот где он был весь день. В чем подвох? Чтобы расправиться со мной без свидетелей? А что, вдруг он боится, что кто-то может подглядывать.

По-хорошему бы позвонить Шефу. Выложить все что нарыла и пусть он разбирается. Это все может плачевно закончится. Еще одно таинственное исчезновение. И даже после смерти буду костью в горле у начальства, снова подставила отдел!

— Спасибо, — зачем-то говорю я.

Он молчит. Смотрит на меня стоя у края кровати, а потом стягивает футболку и ползет ко мне. Не рядом, не к стене, а ко мне. Не разрываем контакта взглядов, даже не моргаем. Теряем ощущение реальности и кровь просто закипает. В моем теле точно. И уже без понятия страх это или желание или просто температура на фоне отравления.

— Спокойной ночи, Лиса, — шепчет в губы он и падает на спину чуть левее от моего кокона.

Чувствую как он пялится. Даже не пытается этот как-то скрыть. Боже, может слюна потекла, или сопля. Что-то явно не так. Закатываю глаза, пытаюсь как бы намекнуть ему на то, что я не довольна таким присталтьным изучением меня, словно я старый ковер, на котором высматривают узоры перед сном.

Он лишь скалится, как всегда в своей манере хищника. Двигается ближе. Я даже через толщу одеяла ощущаю жар, что от него исходит. Печка блин!

Пытаюсь плавненько и незаметно отдалиться, но ловушка из одеяла, что я сама себе поставила, не позволяет сдвинуться и на сантиметр.

Не знаю как мне удалось уснуть и сколько на это потребовалось времени. Хоть все тело и затекло, но шевелиться я не рисковала.

Проснулась глубокой ночью. Не нужны были часы, что бы понять, что природа погрузилась в сон не так давно.

Гордей тоже спал, но беспокойно. Что-то тихо бормотал, иногда срывался на крик и стоны. В кулаки сжимал простынь, а руки имели практический белый цвет, такая вот бешеная сила сжатия. Слюны было слишком много, он так громко сглатывал. Он злиться или это паничка?

Пару минут смотрю на это сумасшествие, а потом сдаюсь и касаюсь ладонью его груди. Ему просто надо проснуться. Я не хочу снова этой неловкости, но оставить его в лапах собственных кашмаров как-то не по человечески совсем.

Он вздрагивает и открыв глаза, как под гипнозом смотрит на меня. Но взгляд другой. Пустой, холодный. Стеклянный! Как у лунатика! Его рука касается груди, словно пытается нашупать мое касание, благодаря которому проснулся. Кожа красная, особенно место шрама.

Я сама не поняла как он переключился на меня. Гордей навалился всем телом. Откинул на край кровати, опутывая шею краем одеяла. Он молчал, даже не пыталс говорить. Просто бурил меня взглядом. Я лишь извиваясь змейкой, пытаюсь оттолкнуть его ледяное тело, но все тщетно. Силы просто несопоставимы. Мои 167 см против его 195 см.

Сердце колотилось на адреналине. Но чувство аромат смерти, что наполнил комнату начал дурманить голову. Его лицо уже видела не так отчетливо. Все начало расплываться. Кислородное голодание. Не хочу вот так…

— Гордей, — обращаюсь к его сознанию, в момент когда хватка слабеет и удается достучаться до его сознания. Не знаю как смогла выдавить из себя его имя, слава небесам поолучилось.

Его веки опускаются, он делает глубокий вздох и давление на кусок ткани, что чуть не лишим меня жизни, ослабевает в край. Кислород врывается в мои легкие, и начинается кашель, разрывающий горло. Я так жадно хватаю его, боюсь что снова лишат самого важного. Запасаюсь впрок.

Он ничего не говорит. Подрывается с места и устремляется к окну. Откидывает портьеру и вываливается в окно. На секунду я подумала, что он решил спрыгнуть. Но паника отступает, когда вижу его ноги, что торчат из-за лоскута ткани. Слышу как он тяжело дышит, словно это его душили.

Столько всего ощущаю даже описать не возможно. Встать бы и бежать, бежать не оглядываясь. Но чувство самосохранения идет нахрен. Поднимаюсь с кровати и медленно двигаюсь к окну, но стараюсь громко дышать, дабы мое приближение не стало для него неожиданностью. Еще одного приступа паники я не выдержу.

— Я сделал тебе больно? — Выдыхает глухо, вызывая армию мурашек. Ну что же, зато он в сознании и не навредит мне. Пока не навредит.

— Ерунда, просто испугалась, — зачем-то вру я. Ведь шея болит, скорее всего будет синяк.

Только я выравниваю пульс и новая волна. Гордей поворачивается так резко, оказавшись ко мне лицом, что я не успеваю отступить.

Опутывает своей паутиной. Накидывается губами на мою шею, плечи. А я лишь отвечаю на его прилив нежности. Внутри что-то взрывается, я не могу сопротивляться. Может это жалость, плевать. Сейчас он выглядит так, словно без этого ему не жить.

— Моя. Настоящая. Не отпущу. Прости, — шепчет он снова и снова, не останавливаясь. А потом замирает, отстраняется и отпускает руки.

А я чуть ли не плачу, ведь все тело дрожит и требует продолжения. Господи, какого хрена? Он такой сильный, такой властный грубый и нежный одновременно.

Камилла, не смей влюбляться в психа. Это очередная насмешка судьбы, проверка на прочность и благоразумие.

Пока я стою и пытаюсь прийти в себя, Гордей исчезает. Меня возвращает в реальность лишь хлопок двери в ванную, чем я решаюсь воспользоваться. Собираю волосы в пучок и выбегаю из комнаты. На этот раз не заперта.

Плевать на все! Я должна выяснить кто причастен исчезновению девушек. Может быть Гордей и вовсе не причем, а Антону только кажется. Ну вот, Камилла, ты уже стала его выгораживать. Чем быстрее я все выясню, тем легче будет это пережить. Ох, пережить бы вообще!

Оказавшись на втором этаже не рискую включить свет. Пробираюсь ближе к картине с животными. Что-то в стиле сафари, только в мрачных тонах. Львы и зебры взбунтовались. Не хотела бы встретиться со зверушками, когда они в гневе. Из кармана достаю зажигалку и аккуратно подставив ее к краю полотна чиркаю. В нос сразу же ударяет неприятный запах. Краска мгновенно темнеет и становится более податливой.

Только это все крайне медленно, я дергаюсь на любой звук и оборачиваюсь. Словно школьница, что тянет сигарету за углом.

— Не надо этого делать, — врезается мне в спину. Я от неожиданности даже выронила зажигалку, и не торопилась ее поднять. Лишь прижала пальцы к мочке уха, ведь обожгла подушечки.

— Тебе что-то известно про особенности данных полотен? — Вырывается из меня претензия, гораздо громче чем предполагалось. Я знала ответ на этот вопрос, но зачем-то спросила.

— Больше чем ты можешь представить, — нагибается Гордей и поднимает зажигалку. Более развернутого ответа не ожидала. Это его максимум.

Он поворачивает корпус на 90 градусов и приглашает меня обратно в опочивальню, без лишних слов. Это фиаско. Не удивлюсь если завтра тут не окажется картин вовсе. Или сигналку поставит, от сумасшедших вандалов, в лице меня.

Оказавшись в одной кровати так близко и так далеко не разговариваем. Каждый погружается так глубоко в свои мысли, что ни один спасатель не полезет вытаскивать. Его появление, реакция, лишь еще одно доказательство причастности к исчезновению. Надо бы устроить обыск, поискать еще улики. Но как его сплавить из комнаты?

Гордей засыпает первый. Я поворачиваюсь на бок и ловлю луч восходящего солнца на его щеке. Штора так и осталась не задернута. Пусть так, это возможность изучить его.

Он красивый, когда спит зубами к стенке. Прогоняю в голове и хихикаю. Щетина превращается в бороду. А еще… Шрам. Такой глубокий и похабно зашитый. Неужели нельзя было сделать красивее. Очевидно, что свежий. Не последствия штамповки Союза, когда всем без наркоза цыганской иглой.

Грудь вздымается от каждого вздоха. Я слежу за этими плавными движениями и не замечаю как сама проваливаюсь в сон.

Сплю спокойно. Никаких кошмаров. Тело расслабляется, а боль уходит. К утру не остается и следа от пыток прошедшего дня. Только легкая боль в желудке.

— Ты долго спишь, — бросает мне буквально в лицо футболку и шорты, что уже подсохли.

— А мы куда-то торопимся?

— Сегодня зарядка у воды. Поднимайся, — так сухо и безразлично, словно не он меня обжигал своей страстью ночью.

Остаюсь одна и решаю воспользоваться моментом. Прохожусь по ящикам стола, перебирая кипу бумажек. Копошусь в паре шкатулок, что стоят на полочке. Но кроме горы хлама ничего не нахожу. Какие-то пуговки, камушки, словно тайник пятиклассницы.

Так, Ками! Это все слишком логично! Смотри под другим углом. Где?

Окидываю комнату взглядом и замираю на стене с фотографиями. Та самая, что подсвечена прожекторами. Прощупываю каждую рамку с обратной стороны и на одной замечаю выпуклость. Значит кроме фото там еще что-то есть.

Снимаю ее со стены, отгибаю язычки и отчего-то не тороплюсь. Небольшое фото рыжеволосой девушки. Фотограф запечатлел ее душу, она чистата, невинна и невероятно нежна. Кудрявые локоны у лица, белая как мел кожа и глаза. Они зеленые, как два изумруда. На щеках румянец, не естественный, но так хорошо подобран в тон волосам. И стрелочки на глазах, подчеркивают некую дьяволинку. Она похожа на лисичку.

Вглядываюсь в нее, даже любуюсь. Потом переворачиваю снимок и вижу как в левом нижнем углу черной гелевой ручкой написано: Моя Лера.

e94964f1-a235-416f-9f3e-05bde1c16137.jpg

Вставляю фото в рамку, вешаю на предназначавшийся для фоторамки гвоздь и отхожу к столу. Столько вопросов и ни одного ответа. Беру зеркальце, что лежало в сумке, ставлю его перед собой и вглядываюсь. Пытаюсь отрицать, стараюсь, ищу различия… Но сука! Очевидно ведь, что мы похожи! Я не просто его типаж, я ее копия. Ну ладно, не копия, но мы очень похожи, даже слишком.

Антон знал? Он что решил припрятать пару фактов в рукаве? Чего еще я не знаю? Эта Лера его первая жертва? Может он и труп ее нашел?

Сердце как-то болезненно поднывает. Обида переполняет пока мчусь на всех порах вниз. Меня начинают утомлять эти качели. Я словно между двух огней. И оба причиняют мне боль. Мне нужна свобода. Нейтралитет!

Натыкаюсь на толпу за завтраком. Мерзкая блондиночка уже льнет к Гордею. Касается его плеча, руки. С трудом сдерживаюсь чтобы не вылететь на улицу, но не хочу расспросов и погони. Усаживаюсь на свободный стул, и хоть один был рядом с Антоном, упала я слева от Кира.

Отвлекаюсь на разговоры с Кириллом и Нютой, они планируют на вечер устроить кино-просмотр. Название фильма держат в секрете. Увлекаюсь предложением, но взгляд то и дело падает на звонкий смех Гордея и пристальный, даже пронзающий взгляд Антона.

— Выйдем, — ледяная рука Тохи касается моей талии и вытягивает из-за стола. Я даже возразить ничего не успеваю.

Как только оказываемся на улице, Антон ослабляет хватку и позволяет мне отстраниться. Чем я, конечно, пользуюсь.

— Что произошло? — Пытается поймать мой взгляд протягивая сигарету. Чиркает зажигалкой и подносит к моему лицу. Затягиваюсь… После пары вздохов я кажется готова к диалогу.

— Кто такая Лера? — Без хождений вокруг да около.

— Не знаю, — не секунды не мешкая отвечает Антон. Его выдает лишь палец, что промахивается с кнопки зажигалки. Трижды!

— Начинать со лжи не лучшая идея. Особенно в таком деле.

— Вранье по твоей части! — Выдает Антон, чем загоняет Меня в тупик.

— Что прости?

— Камилла, я не хочу выяснять отношения. Ты здесь не для этого! Зачем усложнять?

— Ты прав, ни к чему!

Кидаю окурок на землю и втаптываю его носком. Сказать мне ему нечего. Наше прошлое будет тащиться непосильным грузом за нами, обременяя. А может я не испытываю к нему никаких чувств кроме вины? Плюс одиночество. Та стадия, когда пойти по второму кругу легче чем найти кого-то нового.

— Ками, детка, прости, — хватает за запястье в тот момент, когда я уже развернулась и устремилась к дому. Я не хочу чтоб он держал. Не сейчас. Возможно отпустит, со временем. Но сейчас обижена. Бог словно слышит мои молитвы, но почему-то отправляет на помощь Сатану.

Гогочущая толпа высыпается на улицу. Мы с Гордеем сталкиваемся взглядом сразу же. Выражение его лица меняется, и мне кажется это ревность. До того момента как не вижу истинную причину.

Блондиночка растелившаяся у крыльца, драматично хныкает и тянет ручки к Гордею. Тот как истинный джентльмен бросается ей на помощь.

— Больно? — Мацает ее лодыжку, так нежно и медленно, словно предварительные ласки блин.

— Да, очень, взвизгивает симулянтка.

Я знаю, что врет. При вывихе и повреждении болят другие точки. Ну серьезно.

— Я принесу лед, — беру инициативу в свои руки и сваливаю лишь бы не видеть этого представления.

Меня так потряхивает от ее поведения. Нет, ну нравится тебе мужик, ну скажи прямо. К чему это все? Неужели Гордей поведется на это? Будет забавно если он купится. А вообще-то нет, ничего забавного.