Я – Товарищ Сталин 6

Глава 17

Закат окрасил Рим в багряные тона, и мягкий свет проникал сквозь высокие окна Палаццо Венеция, отражаясь от полированного мраморного пола кабинета Бенито Муссолини. Тени дрожали на стенах, где висела огромная карта Абиссинии, усеянная красными стрелками, некогда символизировавшими триумф, а теперь ставшими горьким напоминанием о поражении. Воздух в кабинете был пропитан запахом старого дерева, сигарного дыма и воска, которым натирали массивный дубовый стол. Мраморные бюсты римских императоров — Цезаря, Августа, Траяна — стояли на полках, их холодные взгляды словно осуждали Муссолини за неудачу. Он стоял у стола, сжимая в руках телеграмму от генерала Родольфо Грациани. Тонкая бумага дрожала в его пальцах, каждое слово в ней било точно в сердце. Пятнадцать тысяч солдат, десятки танков Fiat 3000, почти вся авиация — всё потеряно в одном бою. Грациани сообщал о катастрофе в ущелье, о советских истребителях И-16, о тактике, превратившей итальянское наступление в кровавую бойню.

Муссолини швырнул телеграмму на стол, бумага смялась под его кулаком. Его лицо, обычно излучавшее властную уверенность, исказилось от ярости, вены на висках вздулись, глаза горели гневом. Он шагал по кабинету, шаги гулко отдавались на мраморном полу, эхом разносясь по высоким потолкам. Остановившись у карты, он ткнул пальцем в точку, где его армия попала в засаду. Ущелье, окружённое холмами, стало могилой для тысяч солдат. Он видел пыльные дороги Абиссинии, слышал рёв советских самолётов, чувствовал запах горелого металла от подбитых танков. Всё это было слишком неожиданно. Он рассчитывал на молниеносную победу, на триумф, который заставит мир признать Италию великой империей. Вместо этого он получил унижение, угрожавшее его репутации и мечте.

— Поражение! — прорычал он, его голос дрожал от гнева. — Как Грациани мог допустить это? Как Кальтаджироне и Париани провалили всё, что я им доверил? Я дал им армию, авиацию, танки, а они подарили мне позор!

Он повернулся к окну, за которым простиралась площадь Венеции. Толпы сторонников, собравшиеся внизу, скандировали его имя, их голоса доносились приглушённо, словно насмешка. Обычно эти крики вдохновляли его, наполняли силой, но сегодня они звучали как вызов, который он не мог игнорировать. Абиссиния должна была стать жемчужиной его империи, символом мощи, затмевающим все сомнения в его правлении. Теперь же она превратилась в болото, поглощающее его армию, ресурсы и надежды.

Дверь кабинета скрипнула, и вошёл Дино Гранди, один из старейших и наиболее доверенных советников Муссолини. В свои шестьдесят лет он был старше своего лидера, его виски покрывала седина, а лицо, изборождённое морщинами, выдавало годы, проведённые в дипломатических играх и политических интригах. Гранди, одетый в строгий тёмный костюм, держал в руках кожаную папку с грифом «секретно». Его осанка сохраняла достоинство, а внимательные, проницательные глаза внимательно следили за Муссолини. Он был одним из немногих, кто мог говорить с ним прямо, не боясь гнева, хотя и знал, что сегодня это будет испытанием.

— Дино, — резко бросил Муссолини, скрестив руки на груди и повернувшись к вошедшему. — Надеюсь, ты принёс что-то, кроме новых плохих новостей. Я сыт по горло провалами.

Гранди спокойно закрыл дверь, его движения были размеренными. Он подошёл к столу, положил папку перед Муссолини и посмотрел ему в глаза. В его взгляде не было страха, только холодная решимость.

— Сеньор, — начал он, — я получил срочное сообщение от Грациани. Он предлагает немедленную контратаку, чтобы восстановить позиции и отбить захваченную технику.

Муссолини выхватил телеграмму из папки, его пальцы дрожали от гнева. Он пробежал глазами текст. Грациани писал, что остатки армии — около пяти тысяч человек — перегруппировываются в двадцати километрах от ущелья. Он настаивал на атаке, утверждая, что абиссинцы ослаблены и не ожидают удара. Муссолини стиснул зубы, его лицо побагровело, вены на шее напряглись.

— Контратака? — рявкнул он, швырнув телеграмму обратно на стол. — После такого разгрома? Он потерял половину армии, всю авиацию, танки, а теперь хочет бросить остатки в новое побоище? Это не храбрость, Дино, это безумие! Безрассудство, которое погубит нас всех!

Гранди кивнул, его лицо осталось невозмутимым, словно он ожидал этой вспышки. Он привык к гневу Муссолини и знал, как направить его энергию в нужное русло. Он сделал шаг ближе к столу, его пальцы коснулись папки, но он не спешил её открывать.

— Я согласен, сеньор, — сказал он. — Контратака сейчас только ухудшит положение. Абиссинцы и их советские союзники ждут этого. Они заманили нас в ловушку раз, заманили бы и снова. Мы не можем позволить себе ещё одно поражение. Оно подорвёт не только нашу армию, но и веру народа в вас.

Муссолини сжал кулаки, его взгляд метался между картой и Гранди. Он ненавидел признавать слабость, но слова советника отражали его собственные мысли, которые он пытался заглушить гневом. Он подошёл к окну, его шаги были тяжёлыми, словно каждый из них нёс вес его разочарования. Толпа внизу продолжала скандировать, их голоса звучали всё громче, но для Муссолини они были лишь фоном, напоминанием о том, что он не может позволить себе слабость.

— Тогда что ты предлагаешь? — спросил он, повернувшись к Гранди. Его голос был холоден, но в нём чувствовалась тень отчаяния. — Сидеть и ждать, пока абиссинцы укрепят позиции? Пока Советы отправят ещё больше самолётов, миномётов, солдат? Я не могу стоять на месте, Дино. Народ ждёт победы, а я — триумфа! Я обещал им империю, а не позор!

Гранди выдержал его взгляд, его лицо оставалось спокойным. Он открыл папку и вытащил пачку документов на немецком языке, переведённых на итальянский. На первой странице стояла печать Третьего рейха, её чёрный орёл резко выделялся на белой бумаге. Муссолини прищурился, его гнев уступил место любопытству, хотя он всё ещё кипел.

— Это от наших друзей в Берлине, — начал Гранди, указывая на документы. — Немцы сообщают, что скоро начнут активные действия в Испании. Они планируют поддержать Франко в его борьбе против республиканцев. Это отвлечёт внимание Советов. Москва уже перебрасывает ресурсы и военных в Испанию, чтобы поддержать республиканцев. Их поддержка Абиссинии скоро ослабнет.

Муссолини взял документы, его пальцы медленно перебирали страницы. Он остановился на карте Испании, где красным карандашом были отмечены предполагаемые зоны немецкого вмешательства — Мадрид, Барселона, Андалусия. Его брови нахмурились, но в глазах загорелась искра расчёта. Он знал, что советская помощь была ключевым фактором в поражении его армии. Без И-16, без советских миномётчиков и снайперов абиссинцы не смогли бы организовать такую засаду. Если Советы действительно отвлекутся на Испанию, это изменит расклад сил.

— Продолжай, — сказал он.

Гранди кивнул.

— Без советской поддержки абиссинцы станут уязвимы, — продолжил он, указывая на карту Испании. — Если Москва увязнет в Испании, у них не хватит сил поддерживать Абиссинию. Их ресурсы ограничены, сеньор. Они не могут вести войну на два фронта. Мы можем использовать это время для подготовки. У нас есть резервы в Ливии и Сомали. Мы можем перебросить туда дополнительные дивизии, восстановить авиацию, закупить новые самолёты. Через несколько месяцев у нас будет новая армия, готовая к наступлению, которое сотрёт позор этого поражения.

Муссолини молчал, его пальцы замерли на карте Испании. Он обдумывал слова Гранди, его гнев медленно уступал место холодному расчёту. Он ненавидел ждать, ненавидел отступать, но идея о том, что Советы могут ослабить свою поддержку Абиссинии, давала надежду. Он видел новую армию, марширующую по пыльным дорогам Абиссинии, видел Аддис-Абебу, падающую к его ногам. Но сомнения всё ещё терзали его.

— Сколько времени нам нужно ждать? — спросил он, его взгляд был прикован к карте Абиссинии. — И как я могу быть уверен, что немцы не обманут нас? Гитлер — хитрый лис, Дино. Он может использовать нас для своих целей.

Гранди кивнул, понимая опасения Муссолини. Он знал, что доверие к немцам было хрупким, но разведданные, полученные из Берлина, внушали уверенность.

— Немцы говорят, что их операция в Испании начнётся в ближайшие месяцы, — ответил он. — К концу лета советская поддержка Абиссинии сократится. Мы можем использовать это время для укрепления позиций. У нас есть резервы в Ливии — три дивизии, готовые к переброске. В Сомали мы можем собрать ещё две. Мы можем закупить новые самолёты у немцев или французов, восстановить нашу авиацию. Но главное — избежать новых ошибок. Поражение в ущелье показало, что поспешность губительна. Мы должны ударить, когда будем готовы, а не когда нас вынуждают.

Муссолини кивнул, его пальцы скользили по контурам Африканского Рога на карте. Он ненавидел ждать, но слова Гранди имели смысл. Ещё одно поражение подорвёт его авторитет внутри страны и на международной арене. Лига Наций уже угрожала санкциями, и он знал, что каждый неверный шаг будет использован против него. Он повернулся к Гранди, его глаза сузились.

— Хорошо, Дино, — сказал он наконец. — Мы подождём. Но я хочу, чтобы ты лично следил за этим. Держи связь с немцами. Я хочу регулярные отчёты о их действиях в Испании. Если они обманут нас, если Советы не отвлекутся, ты ответишь за это. И не только ты — Грациани, Париани, все вы.

Гранди кивнул, его лицо осталось спокойным, но в глазах мелькнула тень тревоги. Он знал, что Муссолини не терпит неудач, особенно от тех, кому доверяет. Но он был уверен в информации от немцев. Гитлер, как и Муссолини, стремился к расширению влияния, и Испания была для него приоритетом. Если Советы увязнут там, Абиссиния станет лёгкой добычей.

— Я займусь этим, сеньор, — ответил Гранди. — Я установлю прямую связь с Берлином, буду следить за каждым шагом немцев. Мы также можем использовать это время для дипломатической игры. Лига Наций давит на нас, угрожает санкциями, но мы можем затянуть переговоры, отвлечь их внимание. Мы можем представить поражение в ущелье как временную неудачу, манёвр, чтобы заманить врага. Народ поверит, если мы правильно подадим это.

Муссолини усмехнулся, впервые за вечер. Дипломатия и пропаганда были сильными сторонами Гранди. Он знал, как манипулировать общественным мнением, как убедить мир в том, что Италия не побеждена. Это было то, что нужно Муссолини — время и вера народа.

— Действуй, — сказал он, его голос стал чуть мягче. — Но помни: Абиссиния будет нашей. Я не потерплю другого исхода. Я обещал народу империю, и я сдержу это обещание, чего бы мне это ни стоило.

Гранди кивнул и сделал шаг назад, но Муссолини остановил его, подняв руку.

— Ещё одно, — сказал он, его голос стал жёстче, почти угрожающим. — Я хочу, чтобы ты связался с Грациани. Передай ему мой приказ: отменить контратаку. Он должен укрепить Асмэру и ждать подкрепления. Никаких самостоятельных действий. Если он ослушается, если я услышу хоть слово о новом наступлении без моего приказа, я отправлю его под трибунал. И не только его — всех, кто посмеет нарушить мои указания.

— Будет исполнено, сеньор, — ответил Гранди. Он знал, что Муссолини не шутит, и Грациани, чья репутация уже пошатнулась, не сможет позволить себе ещё одну ошибку.

Муссолини вернулся к окну, его взгляд был прикован к площади, где толпа продолжала скандировать его имя. Их голоса теперь казались ему вызовом, напоминанием о том, что он должен оправдать их веру. Он сжал кулаки, представляя, как его армия возвращается в Абиссинию, сметая всё на своём пути. Поражение в ущелье оставило горький привкус, но он не собирался сдаваться. Он видел себя на балконе, провозглашающим победу, видел заголовки газет, воспевающих его триумф. Он повернулся к Гранди.

— Я даю тебе три месяца, Дино. К началу осени я хочу видеть новую армию, готовую к наступлению. Я хочу доказательства, что Советы ослабили поддержку Абиссинии. Я хочу отчёты, планы, цифры — всё, что гарантирует, что мы не повторим этот позор. Если этого не будет, Дино, ты знаешь, что будет.

Гранди кивнул, понимая, что его карьера, как и карьера Грациани, висит на волоске. Он собрал документы, аккуратно сложив их в папку, но Муссолини снова остановил его, подняв руку.

— И ещё, — сказал он почти шёпотом. — Я хочу, чтобы ты подготовил пропагандистскую кампанию. Народ должен верить, что мы не проиграли, что это лишь временная неудача. Мы должны держать их дух высоким, пока не вернёмся в Абиссинию. Я хочу видеть заголовки в газетах, слышать речи по радио, видеть плакаты, которые напомнят каждому итальянцу, что мы — нация победителей.

— Будет сделано, сеньор, — ответил Гранди. — Я начну работать над этим немедленно. Мы сделаем так, что народ будет гордиться вами, даже в этот трудный час.

Гранди направился к двери, но остановился, обернувшись. Он знал, что Муссолини нуждается в последнем слове, в подтверждении, что его доверие не напрасно. Он посмотрел на Муссолини, его глаза были полны решимости.

— Сеньор, — сказал он тихо. — Мы вернём Абиссинию. Это не конец, а лишь начало. Ваша империя будет построена, и я сделаю всё, чтобы это произошло.

Муссолини кивнул, его взгляд смягчился, но лишь на мгновение. Он вернулся к карте, его пальцы снова скользили по контурам Абиссинии. Гранди вышел из кабинета, закрыв за собой дверь. Тишина снова окутала комнату. Муссолини подошёл к столу и взял телеграмму Грациани. Он перечитал её, каждое слово разжигало в нём новый огонь. Он сжал телеграмму и бросил её в корзину. Его взгляд снова упал на карту, где красные стрелки всё ещё указывали на Аддис-Абебу. Он знал, что эти стрелки снова оживут, и он приведёт свою армию к победе.

Ночь опустилась на Рим, но свет в кабинете Муссолини горел до утра. Он перебирал документы от Гранди, обдумывая новый план. Ждать было тяжело, но он знал, что терпение может принести триумф. Абиссиния будет его, даже если для этого придётся пролить ещё больше крови. Его пальцы скользили по контурам Африканского Рога, и в его глазах горела решимость. Эта война станет его величайшим испытанием, и он был готов к нему.

Тусклый свет лампы с зелёным абажуром отбрасывал длинные тени на стены кабинета Павла Судоплатова, начальника Иностранного отдела ОГПУ. Массивный дубовый стол был завален стопками бумаг, шифровками и папками с грифом «секретно».

Дверь скрипнула, и вошёл курьер. Он молча положил на стол запечатанный конверт с красной сургучной печатью и надписью «Срочно. Из Европы». Судоплатов кивнул, не отрывая взгляда от бумаг. Курьер исчез так же бесшумно, как появился. Конверт лежал на столе. Судоплатов взял его, сломал печать и извлёк тонкий листок с напечатанным текстом. Это была шифрованная телеграмма от агента, внедрённого в сердце Европы. Текст был кратким: «Немцы готовят активизацию в Испании. Полная поддержка мятежникам. Авиация, танки, тысячи солдат. Уже скоро. Финансирование подтверждено».

Судоплатов отложил листок, его пальцы замерли на столе. Он чувствовал, как кровь стучит в висках. Германия готовилась к новому шагу. С немцами, вступающими в игру всерьёз, ставки возрастали.

Он встал и подошёл к окну. Москва спала под серым небом, лишь редкие фонари отбрасывали жёлтые пятна на мостовую. Вдалеке высились башни Кремля, напоминая о том, кто ждёт его доклада. Вождь не терпел промедлений, а ошибки в разведке карались безжалостно. Судоплатов перечитал телеграмму. Каждое слово подтверждало его худшие опасения. Немцы не просто посылали оружие — они отправляли эскадрильи, танки, солдат. Это была не помощь, а вторжение под чужим флагом.

Он закурил, дым от папиросы «Герцеговина Флор» заклубился в воздухе, смешиваясь с запахом чернил. В голове вихрились мысли. Если республиканцы падут, фашистский блок станет сильнее, а Советский Союз окажется в кольце врагов. Абиссиния, где советские советники помогли нанести итальянцам сокрушительный удар, уже оттягивала ресурсы. Два фронта — это роскошь, которую СССР не мог себе позволить.

Он должен был действовать быстро, но осторожно. Доклад наверх — к самому вождю — был неизбежен. Но сначала нужно было понять, что делать. Он встал, прошёлся по кабинету. Шаги гулко отдавались в тишине. Он остановился у карты, его пальцы скользили по контурам Испании. Барселона, Мадрид, Андалусия — все эти города теперь были полем битвы. Он знал, что СССР уже отправил сотни танков и самолётов, но этого было мало. Судоплатов вернулся к столу, взял чистый лист и начал писать доклад. Каждое слово выбиралось с осторожностью: слишком много энтузиазма — и его обвинят в авантюризме, слишком много осторожности — и сочтут трусом. Он писал о необходимости усилить поддержку Испании, о саботаже в Германии, о наблюдении за итальянцами в Абиссинии.

Ночь тянулась медленно. Свет лампы отбрасывал тени на карту, где красные и чёрные стрелки сплетались в смертельной игре. Он знал, что должен действовать быстро, но каждый шаг был как ход по минному полю. Один неверный — и всё рухнет.

Он закурил ещё одну папиросу, дым заклубился в воздухе. В голове крутились планы: вербовка новых агентов, диверсии на немецких заводах, усиление поставок в Испанию.

Рассвет пробивался сквозь щели в шторах, окрашивая комнату в бледно-розовый свет. Судоплатов сжал телеграмму в руке, его глаза горели решимостью. Он знал: Испания — это только начало.