Я – Товарищ Сталин 6

Глава 18

Утро было тёплым и солнечным, золотые лучи заливали столицу, отражаясь в окнах кремлёвских башен и на брусчатке Красной площади. В кабинете Сергея царила строгая тишина, нарушаемая лишь тиканьем массивных настенных часов. Полированный письменный стол был завален папками, картами и отчётами. На стене висела большая карта Европы, утыканная булавками с красными и чёрными флажками, обозначавшими зоны влияния и конфликтов. Испания, выделенная красными стрелками, притягивала взгляд, словно центр стратегической игры.

Сергей читал документы. Его лицо выражало холодную сосредоточенность. Дверь кабинета тихо скрипнула, и вошёл Павел Судоплатов. В руках он держал тонкую папку.

— Товарищ Сталин, — произнёс Судоплатов.

— Садитесь, Павел Анатольевич, — ответил Сергей, указав на кресло напротив. — Докладывайте.

Судоплатов опустился в кресло, положив папку перед собой.

— Товарищ Сталин, ночью мы получили срочную шифровку из Европы, — начал он, открывая папку. — Наш агент, внедрённый в Берлине, сообщает о планах Германии по активизации в Испании. Немцы готовят полномасштабную поддержку мятежникам: поставки авиации, танков и тысяч солдат. Финансирование уже подтверждено. Действия планируются в ближайшие недели, возможно, даже дни.

Сергей молчал, его пальцы слегка постукивали по столу. Он взял у Судоплатова шифровку и пробежал глазами текст: «Немцы готовят активизацию в Испании. Полная поддержка мятежникам. Авиация, танки, тысячи солдат. Уже скоро. Финансирование подтверждено». Каждое слово было словно ход в шахматной партии, где ставкой была судьба Европы. Он знал, что немцы не просто поддерживали мятежников — они создавали плацдарм для дальнейшей экспансии.

— Насколько надёжен источник, Павел Анатольевич? — спросил Сергей, чуть прищурившись.

Судоплатов был готов к этому вопросу. Он знал, что Сталин никогда не принимал информацию без тщательной проверки.

— Источник — наш человек в окружении немецкого генерального штаба. Его информация подтверждалась ранее: он сообщал о манёврах в Рейнской области, о переговорах с Италией, о поставках оружия в Австрию. Мы проверяли его данные через другие каналы — всё сходится. Это достоверная информация, товарищ Сталин, подкреплённая перехватами немецких сообщений и косвенными данными из дипломатических источников.

Сергей откинулся в кресле, его пальцы сомкнулись на подлокотниках. Он смотрел на карту, где Испания была словно шахматная доска, на которой разыгрывалась судьба мира. СССР уже отправил в Испанию сотни танков, самолётов, солдат и военных советников, но этого было недостаточно. Абиссиния, где советские силы помогли нанести удар по итальянцам, оттягивала значительные ресурсы.

— Необходимо обсудить это с наркомом обороны, — сказал Сергей. — Борис Михайлович Шапошников должен оценить, сколько ещё солдат и техники мы можем выделить на оба фронта. Испания и Абиссиния — это не просто локальные конфликты. Это война, которая может перекинуться к нашим границам, если мы не будем действовать.

Судоплатов кивнул, делая пометку в блокноте. Он знал, что Шапошников, нарком обороны, способен дать точную оценку возможностей Красной армии.

— Павел Анатольевич, — продолжил Сергей. — Ваша задача — следить за каждым изменением. Я должен знать всё: кто, где, когда и как. Если немцы двинут хоть один танк в Испанию, вы докладываете немедленно. Если их агенты начнут вербовку в Париже, Лондоне или где-либо ещё, я должен знать. Это ясно?

— Так точно, товарищ Сталин, — ответил Судоплатов, чувствуя, как тяжесть ответственности ложится на его плечи. Он знал, что Сталин не терпит промахов, и каждая ошибка могла стать фатальной.

Сергей встал и подошёл к окну. Тёплый утренний свет лился в комнату, отражаясь на полированном дереве стола. Москва просыпалась: по Красной площади шли люди, а солнце поднималось всё выше, освещая купола соборов. Но мысли Сергея были далеко — в Испании, где мятежники Франко набирали силу, в Абиссинии, где итальянцы зализывали раны, в Берлине, где Гитлер строил свои планы.

— Испания — это только начало, Павел Анатольевич, — сказал он, не поворачиваясь. — Если мы не остановим их там, они придут к нам. Вы это понимаете?

— Да, товарищ Сталин, — ответил Судоплатов. Он чувствовал, что от его действий зависит не только судьба Испании, но и будущее Советского Союза.

Сергей вернулся к столу и взял шифровку. Его пальцы сжали тонкий листок, словно пытаясь выжать из него больше информации. Он знал, что этот клочок бумаги — лишь верхушка айсберга, за которым скрываются планы врагов, готовых ударить в любой момент.

— Я требую, чтобы вы лично контролировали этот вопрос, — сказал он, глядя Судоплатову в глаза. — Вербовка новых агентов, диверсии на немецких заводах — всё это на вас. Но действуйте осторожно. Открытая война нам пока не нужна.

Судоплатов кивнул, записывая указания в блокнот. Он уже представлял, как будет координировать агентов в Европе, разрабатывать планы саботажа на немецких заводах, усиливать разведку в Испании. Это была игра на грани, где каждый шаг мог привести либо к грандиозному успеху, либо к провалу.

— Я подготовлю план действий, товарищ Сталин, — сказал он.

Сергей кивнул, его взгляд смягчился, но лишь на мгновение. Он ценил точность и инициативу, но требовал результатов.

— Хорошо, Павел Анатольевич, — сказал он. — Но помните: я жду не просто планов, а результатов. Ошибки недопустимы.

Судоплатов кивнул, чувствуя, как адреналин пульсирует в венах. Он знал, что впереди его ждут недели, а то и месяцы напряжённой работы. Шифровки, тайные встречи, агентурные сети — всё это должно было работать как часы. Он уже мысленно прикидывал, как организовать диверсии на немецких заводах, как усилить наблюдение за портами, через которые могли идти поставки в Испанию, как завербовать новых агентов в окружении Франко. Но это была лишь часть задачи. Нужно было также учитывать действия итальянцев в Абиссинии, где они, несмотря на поражение, могли готовить новые удары. Кроме того, необходимо было координировать работу с советскими советниками в Испании, чтобы обеспечить эффективное использование поставляемого оружия.

— Я понимаю, товарищ Сталин, — сказал он. — Мы сделаем всё возможное.

Сергей кивнул.

— Идите, Павел Анатольевич, — сказал он. — Работайте.

Судоплатов встал и направился к двери. Его шаги гулко отдавались в тишине кабинета. Он знал, что впереди его ждут бессонные ночи, шифровки, тайные встречи и постоянный риск. Но отступать было нельзя. Испания была только началом, и он должен был сделать всё, чтобы СССР вышел победителем в этой игре. Он уже мысленно составлял списки агентов, которых можно задействовать, прикидывал, какие немецкие заводы станут первыми целями для диверсий, и размышлял, как усилить поставки в Испанию, не вызывая подозрений у западных держав.

Когда дверь за Судоплатовым закрылась, Сергей вернулся к столу. Он взял шифровку и ещё раз перечитал её, словно пытаясь найти в ней скрытый смысл. Затем он подошёл к окну, глядя на залитую солнцем Москву. Сергей закурил трубку, дым заклубился в тёплом утреннем свете. Впереди был долгий день, полный решений, от которых зависело будущее страны.

Долина Рура была пропитана едким запахом угольной пыли и расплавленной стали, который въедался в одежду и кожу каждого рабочего на заводе Круппа в Эссене. Огромный промышленный комплекс, лабиринт дымовых труб, складов и ревущих печей, оставался сердцем индустриальной мощи Германии. Его кузницы выплавляли сталь для танков, артиллерии и военной техники.

В главном сборочном цехе стук металла отдавался неумолимым пульсом. Рабочие двигались в отточенном ритме, их руки загрубели от многолетнего труда. Цех был огромен, его потолок терялся в дымке пара и дыма, поддерживаемый железными балками, которые скрипели под собственной тяжестью. Конвейерные ленты гудели, перевозя недоделанные шасси «Панцеров II», а краны поднимали тяжёлые стальные плиты над головами. Шум оглушал — симфония дрелей, молотов и выкрикиваемых приказов заглушала любые мысли.

Ганс Мюллер, худощавый мужчина тридцати восьми лет с вечно нахмуренным лицом, вытер пот со лба, затягивая болты на шасси танка. Его руки двигались с механической точностью, но мысли были далеко. Квоты снова повысили, уже третий раз за месяц, а слухи о войне витали над заводом, словно дым, который никогда не рассеивался. Ганс проработал на Круппе пятнадцать лет и знал, когда начальство нервничает. В последнее время оно было на взводе постоянно.

— Быстрее, Мюллер! — рявкнул мастер Карл Фогель, коренастый мужчина с голосом, способным перекрыть шум цеха. Он стоял на возвышении, сжимая планшет, его глаза, как у ястреба, обшаривали рабочих. — Мы отстаём от графика, а Берлин дышит нам в затылок. Хочешь объяснять им, почему их танки не готовы?

Ганс что-то пробормотал себе под нос, не поднимая головы. Фогель ему не нравился, но работа была нужна. Его жена, Грета, ждала третьего ребёнка, и дополнительные смены означали больше денег. Он взглянул на друга Отто, который приваривал шов на шасси неподалёку. Лицо Отто скрывал сварочный щиток, но по сгорбленным плечам Ганс понял, что тот вымотан не меньше.

— Пускай Берлин подождёт, — сказал Отто, подняв щиток в короткой паузе. Его голос был тихим, чтобы услышал только Ганс. — Они всегда торопятся кого-нибудь убить, правда? Говорят, дело в Испании. Как будто нам тут проблем мало.

Ганс хмыкнул, бросив взгляд на Фогеля, чтобы убедиться, что тот не слышит.

— Тише, Отто. Ты знаешь, что бывает с теми, кто так говорит.

Отто ухмыльнулся, его голубые глаза сверкнули дерзостью.

— Что, думаешь, Фогель меня сдаст? Он слишком занят, угождая берлинским шишкам.

Ганс не улыбнулся. Отто был молод, едва ли двадцать пять, и его бравада тревожила Ганса. В последнее время завод кишел доносчиками. Ганс это уже видел: неосторожное слово, шёпот о недовольстве — и на следующий день чьё-то место пустовало, а семья гадала, куда пропал человек. Он затянул ещё один болт.

На другом конце цеха группа новичков, едва вышедших из подросткового возраста, с трудом поспевала за темпом. Это были новые рабочие, набранные для удовлетворения растущих потребностей рейха. Большинство — деревенские парни, непривычные к заводскому жару и шуму. Один из них, долговязый парень по имени Фриц, уронил стальную плиту, и она с грохотом, похожим на гром, рухнула на пол. Рабочие замерли, а голова Фогеля резко повернулась на звук.

— Фриц, чёртов идиот! — взревел Фогель, шагая к нему. — Это вычтут из твоей зарплаты! Думаешь, сталь на деревьях растёт?

Лицо Фрица покраснело, руки дрожали, пока он пытался поднять плиту.

— Простите, герр Фогель, она выскользнула…

— Выскользнула? — голос Фогеля сочился презрением. — Делай как надо или вылетишь!

Фриц лихорадочно кивнул, его глаза метались к другим рабочим в поисках поддержки, но никто не смотрел в его сторону. Все знали, что лучше не привлекать внимание Фогеля. Ганс почувствовал жалость к Фрицу, но продолжал работать. У него своих проблем хватало.

Утро тянулось медленно, жара становилась невыносимой по мере того, как солнце поднималось выше. Рабочих отпустили на короткий перерыв в полдень, и они собрались в столовой — огромном помещении с длинными деревянными столами и скамьями, которые скрипели под их весом. Еда была скудной — жидкий суп и чёрствый хлеб, — но это был шанс передохнуть. Ганс сел с Отто и ещё несколькими рабочими, их разговор был приглушённым, несмотря на звон жестяных тарелок.

— Слышал про прошлую неделю? — сказал Отто, отрывая кусок хлеба. — Они отправили целый поезд танков на юг. Говорят, в Испанию. Франко нужна помощь, а мы платим по счетам.

Ганс нахмурился, помешивая суп.

— Кто тебе сказал?

— Старик Вильгельм с погрузки, — ответил Отто. — Он видел накладные. Сказал, что и самолёты отправляют: юнкерсы, хейнкели, всё такое.

Ганс огляделся, проверяя, не подслушивают ли.

— Ты ему веришь?

Отто пожал плечами.

— Вильгельм здесь дольше тебя. Не треплется, если не знает.

Ганс промолчал. Ему не нравилось, как свободно Отто говорит о вещах, которые могли навлечь беду. Завод был машиной, а они — её шестерёнками, заменимыми и расходуемыми. Он хлебнул супа, скривившись от вкуса.

Перерыв закончился слишком быстро, и рабочие поплелись обратно в цех. Послеобеденная смена была ещё тяжелее, Фогель подгонял их, потому что сроки поджимали. Воздух стал гуще, запах масла и металла смешивался с резким духом пота. Руки Ганса ныли, пальцы сводило вокруг ключа, но он продолжал двигаться.

К середине дня завод гудел, как улей. Краны раскачивались над головой, искры летели от сварки, а конвейеры скрипели под тяжестью стали. Напряжение росло с каждой минутой. Новые партии стали прибывали с опозданием, вызывая раздражение у рабочих и гнев у Фогеля, который метался по цеху, раздавая приказы. Ганс заметил, что Отто то и дело оглядывается, словно ожидая чего-то.

— Что с тобой? — спросил Ганс, понизив голос. — Ты какой-то нервный.

Отто пожал плечами, но его глаза выдали тревогу.

— Просто… слухи, Ганс. Говорят, в Берлине не просто так давят на нас. Они готовят что-то большое. Испания — это только начало.

Ганс нахмурился.

— Слухи — это опасно, Отто. Не лезь в это.

— Я не лезу, — огрызнулся Отто, но его тон был неубедительным. — Просто… Вильгельм говорил, что видел какие-то странные ящики на складе. Не для танков, не для орудий. Что-то другое. Химическое, может быть.

Ганс замер. Химическое оружие? Он слышал о таких вещах, но никогда не думал, что их завод может быть замешан.

— Не болтай ерунды, — сказал он, но голос его дрожал. Он знал, что Крупп производит не только танки, но мысль о чём-то более зловещем вызывала холод в груди.

Рабочий день тянулся, и напряжение только нарастало. Новички, такие как Фриц, путались под ногами, вызывая раздражение у старших рабочих. Один из них, пожилой Карл, проработавший на заводе больше тридцати лет, подошёл к Гансу во время очередной паузы. Его лицо было морщинистым, глаза усталыми, и в них читалась тревога.

— Ты заметил, Ганс? — спросил Карл, понизив голос. — Они что-то скрывают. Эти новые поставки… они не для Испании. Я видел маркировку на ящиках. Это не для Франко. Это для чего-то другого.

Ганс покачал головой.

— Не начинай, Карл. Ты знаешь, что любопытство до добра не доводит.

— Я не любопытствую, — ответил Карл, его голос стал резче. — Я просто не хочу, чтобы нас всех подставили. Ты знаешь, что случилось на заводе в Дюссельдорфе? Взрыв, три года назад. Официально — авария. Но я слышал от брата, что там было нечисто. Кто-то подложил заряд.

Ганс почувствовал, как по спине пробежал холод. Он слышал о том взрыве, но тогда всё списали на неисправность оборудования. Мысль о диверсии казалась дикой, но в глубине души он не мог её отмахнуться.

— Хватит, Карл, — сказал Ганс, стараясь говорить спокойно. — Работай и не думай об этом.

Карл хмыкнул, но вернулся к своему станку. Ганс смотрел ему вслед, чувствуя, как его собственные мысли начинают путаться. Слухи, подозрения, странные ящики — всё это складывалось в мозаику, от которой становилось не по себе.

К трём часам дня цех достиг пика активности. Рабочие трудились, как автоматы, но усталость брала своё. Ганс чувствовал, как его руки дрожат от напряжения, а спина ноет от долгого стояния. Он посмотрел на часы — до конца смены оставалось ещё несколько часов. Он мечтал о кружке пива в таверне и о том, как вернётся домой к Грете, но эти мысли казались далёкими, почти нереальными.

И тут он снова почувствовал вибрацию. Она была слабее, чем раньше, но отчётливее. Ганс остановился, прислушиваясь. Пол дрожал, словно под ним работала какая-то невидимая машина. Он посмотрел на Отто, который, кажется, тоже что-то заметил.

— Это не прессы, — сказал Ганс, его голос был почти шёпотом. — Это что-то другое.

Отто нахмурился, но не успел ответить. Внезапно воздух разорвал оглушительный рёв, словно сама земля раскололась. Взрывная волна ударила с такой силой, что Ганс рухнул на пол, его плечо врезалось в стальной ящик, а в ушах зазвенело, как от удара колокола. Пол под ним вздыбился, бетон треснул, словно стекло, и куски его разлетелись во все стороны, врезаясь в станки и людей. Огромная печь в центре цеха, массивный стальной монстр, разорвалась с ужасающим грохотом. Её стенки, толщиной в полметра, лопнули, как бумага, выбрасывая фонтаны раскалённого шлака и пламени. Огонь взметнулся к потолку, лизнув железные балки, которые заскрипели и начали гнуться под немыслимым жаром.

Конвейерные ленты, ещё мгновение назад двигавшиеся в размеренном ритме, были смяты, их стальные каркасы изогнулись, как прутья под ударом молота. Один из кранов, подвешенный над цехом, сорвался с тросов и рухнул вниз, пробив пол и подняв облако пыли и искр. Осколки металла, раскалённые до белого свечения, разлетались, впиваясь в стены, станки и тела рабочих. Стёкла в окнах цеха лопнули, осыпая пол градом осколков, которые хрустели под ногами тех, кто ещё мог двигаться.

Дым, густой и едкий, заполнил цех, словно чёрное облако, застилая свет. Ганс кашлял, его лёгкие горели, глаза слезились, но он заставил себя подняться на колени. Он ощупывал пол, пытаясь найти опору среди обломков. Его руки наткнулись на что-то липкое — кровь, понял он, и его желудок сжался. Рядом лежал Фриц, его лицо было неузнаваемо, покрыто кровью и сажей, глаза пусто смотрели в потолок. Ганс сдержался, подавляя тошноту, и пополз дальше, выкрикивая имя друга.

— Отто! — его голос тонул в хаосе криков, треска огня и скрежета ломающегося металла. Он нашёл Отто в нескольких метрах, придавленного массивной балкой, упавшей с потолка. Лицо друга было бледным, дыхание слабым, но он был жив.

— Ганс… — прошептал Отто, его голос был едва слышен. — Что… что это было?

— Не знаю, — ответил Ганс, хватаясь за балку. Она была тяжёлой, раскалённой, и его руки обожгло. — Держись, я тебя вытащу.

Второй взрыв, менее мощный, но ближе, сотряс цех. Он пришёл откуда-то из глубины завода, возможно, из склада горючего или химического цеха. Пол снова задрожал, и Ганс пригнулся, когда волна жара пронеслась над ним. Искры сыпались сверху, словно огненный дождь, поджигая деревянные ящики и пропитанные маслом тряпки, разбросанные по полу. Пламя распространялось с ужасающей скоростью, пожирая всё на своём пути. Балки потолка начали рушиться, одна из них с грохотом упала в нескольких метрах, подняв облако пыли и искр.

Ганс огляделся, пытаясь оценить масштабы разрушения. Цех превратился в ад: стены, ещё недавно крепкие, теперь были покрыты трещинами, местами обрушивались целыми секциями. Огромные стальные плиты, предназначенные для танков, валялись искорёженными, словно смятая фольга. Конвейеры остановились, их механизмы были раздавлены обломками. Пламя ревело, поднимаясь всё выше, и дым становился таким густым, что дышать было почти невозможно. Крики рабочих, некоторые полные боли, другие — паники, смешивались с треском огня и грохотом падающих конструкций.

— Оставь меня, — сказал Отто, его голос был слабым, почти умоляющим. — Спасайся, Ганс.

— Нет, — отрезал Ганс, стиснув зубы. Он нашёл лом среди обломков и с яростью засунул его под балку, используя все силы, чтобы приподнять её. Его мышцы горели, пот заливал глаза, но он не сдавался. Балка медленно поддалась, и Отто, превозмогая боль, смог выбраться. Ганс подхватил его, перекинув руку друга через плечо.

— Пойдём, — сказал он, таща Отто к выходу. Путь был завален обломками: искорёженные куски металла, разбитый бетон, горящие ящики. Ганс спотыкался, но продолжал двигаться, прикрывая лицо рукавом от жара и дыма. Они миновали тело ещё одного рабочего — Ганс не знал, кто это, и не хотел смотреть. Его разум был сосредоточен на одном: выбраться.

Они добрались до стальной двери, которая висела на одной петле, покорёженная взрывом. Ганс ударил по ней плечом, и она с треском распахнулась. Свежий воздух ударил в лицо, холодный и чистый после удушливого дыма цеха. Они рухнули на землю, задыхаясь, их лёгкие жадно хватали воздух. Ганс оглянулся: завод превратился в пылающий ад. Дымовые трубы, некогда гордо возвышавшиеся над Эссеном, рушились одна за другой, их кирпичные основания крошились, словно песочные замки. Стены главного цеха были чёрными от копоти, местами полностью обрушились, открывая внутренности завода.

Другие выжившие выбирались наружу, их лица были масками ужаса и боли. Некоторые хромали, другие тащили товарищей, крича о помощи. Ганс видел, как пожилой Карл, которого он знал много лет, сидел на земле, прижимая к себе окровавленную руку. Его глаза были пустыми, словно он не мог осознать, что произошло.

— Что это было? — прошептал Отто, его голос дрожал. — Что могло такое сделать?

Ганс не ответил. Он смотрел на руины завода, чувствуя, как холод пробирает его, несмотря на жар, всё ещё исходящий от пожара. Вибрация, которую он почувствовал перед взрывом, его внезапность и разрушительная сила — это не было аварией. Кто-то нанёс удар, и этот удар был рассчитан на уничтожение. Завод Круппа, гордость рейха, обратился в пепел за считанные минуты. Месяцы работы, сотни танков, тысячи деталей — всё это превратилось в искорёженный металл и дым.

Сирены скорых и пожарных машин разрывали воздух, их красные и синие огни мелькали в наступающих сумерках. Солдаты в серой форме появились, выкрикивая приказы, оцепляя территорию. Ганс заметил человека в чёрной униформе СС, его лицо было мрачным, он говорил по рации, жестикулируя. Партия захочет ответов, и они будут искать виновных с беспощадной решимостью. Ганс знал, что начнутся допросы, обыски, аресты. Каждый рабочий, каждый мастер станет подозреваемым, пока не найдут козла отпущения — или настоящего виновника.

Он помог Отто подняться, ведя его к медикам, которые разворачивали пункт первой помощи среди обломков. Молодой врач, с лицом, покрытым сажей, осматривал раненых, его руки двигались быстро, но в глазах был шок. Ганс опустил Отто на землю рядом с другими пострадавшими, и врач тут же начал осматривать его. Ганс отступил, его взгляд снова вернулся к заводу. Огонь всё ещё бушевал, но его ярость начала стихать, оставляя за собой только дым и разрушение.

Последствия были ужасающими. Главный цех, где производились шасси для «Панцеров», был уничтожен полностью. Склады, где хранились готовые детали, превратились в груды искорёженного металла. Химический цех, о котором упоминал Отто, был охвачен огнём, и чёрный дым, поднимавшийся оттуда, имел странный, едкий запах, от которого кружилась голова. Ганс знал, что восстановление займёт месяцы, если не годы. Производство танков для Испании, о котором шептались в цехах, теперь было под вопросом. Рейх лишился одного из своих главных арсеналов, и кто-то, где-то, добился своей цели.

Ганс почувствовал, как тяжесть легла ему на грудь. Он не знал, кто это сделал, но мысль о диверсии не покидала его. Это был не несчастный случай, не поломка оборудования. Кто-то проник в самое сердце завода и нанёс удар, от которого рейх будет оправляться долго. Война, о которой говорили шёпотом, пришла в Эссен, и Ганс чувствовал, что это только начало.

Солнце опустилось за горизонт, отбрасывая длинные тени на руины. Долина Рура, ещё недавно полная жизни, теперь была окутана дымом и тишиной, нарушаемой лишь треском угасающего огня и стонами раненых. Ганс смотрел на разрушенный завод, его мысли путались. Он думал о Грете, о детях, о том, что будет дальше. Но в глубине души он знал: этот взрыв изменит всё, и не только для него, но и для всей страны.