Я, Великий И Ужасный

Глава тринадцатая

"Гнилая печёнка дохлого демона!" — воскликнул Кушма-Чика, вглядываясь куда-то по левому борту. Я проследил за его взглядом: ничего особенного вроде бы там нет. Ну, разве что лодка, а, нет, две лодки, на грани видимости. Капитан вперил взгляд вперёд и ругнулся ещё раз, причём куда позаковыристее первого, поминая неизвестных мне персонажей вохейской мифологии и их запутанные родственные и сексуальные связи. Ага, и по носу маячит что-то парусное. Вероятнее всего — выплыло из-за того мыса.

За два недели пути от Икутны по Внутреннему морю на север я так и не научился толком определять ни размеры, ни скорость попадающих в поле зрения кораблей, ни то, как их траектория соотносится с курсом "Жемчужной раковины". А посудин разного калибра встречалось немало: от рыбацких лодок до многопалубных громадин.

— В чём дело? — спрашиваю хозяина и попутно капитана судна.

— Пираты — отвечает тот, несколько раздражённо, оборачиваясь ко мне.

— Точно? — переспрашиваю — Откуда знаешь?

— Кому ещё нужно сидеть у нас на хвосте с утра? А теперь их дружки прямо по носу.

Я моментально отстаю от Кушмы-Чики и переключаюсь на своих орлов.

— Пираты — говорю Тагору.

— Ага. Уже знаю — соглашается тузтец — Плохо дело.

— Почему? — не понимаю.

— Ветер слабый. Вернее, вообще нет — поясняет мой ручной "дикий гусь" — До ночного "тикшала" ещё больше двух "страж". Эти почти догнать успеют. Те, что нам дорогу перерезают, и раньше доберутся. Но нападать не будут, пока все не подтянутся. Доводилось уже сталкиваться с "береговыми пастухами" — пояснил он, заметив некоторое сомнение у меня на лице.

— Отбиться сумеем? — спрашиваю.

— Сомневаюсь — вглядевшись в несколько приблизившиеся посудины, отвечает лучник — Там не меньше полусотни головорезов на каждой лодке. Числом задавят.

Теперь мне уже идея плыть как можно скорее на север, в Вохе не казалась такой уж удачной. А ведь, когда Чимрак-Шугой оповестил, что "Кыхылай" нуждается в ремонте, Шиншой-Тушха, узнавший об этом затруднении, предлагал оправиться на боевой галере — нужно было только подождать немного возвращения эскадры, патрулировавшей Южную гряду, а потом чуток потерпеть, пока проведут текущий ремонт да загрузят припасы в дорогу и полагающиеся к отправке в метрополию деньги с таможни.

Нет же, мне захотелось поскорее предстать пред очи Повелителя Четырёх Берегов, дабы завершить свою миссию и вернуться домой, к тэми. А тут как раз в Цхолтум зашёл на своём шухоне Кушма-Чика. Грех было не воспользоваться такой оказией.

Подумаешь, пришлось бы ещё лишние дней десять или пятнадцать пропьянствовать с наместником и его приближёнными да поучаствовать в паре-тройке охотничьих вылазок в предгорья. В конце концов, езду верхом на верблюдах с копьём наизготовку в компании вохейских друзей можно и потерпеть. Тем более что нам, учитывая малый всаднический стаж, подобрали животин попокладистей.

Да при виде идущих на перехват "Жемчужной раковины" пиратских шаланд даже Ктур-Тишва со своими постоянными подковыристыми вопросами уже казался вполне милым человеком: ну работа у мужика такая, подозревать всех и вся во всём на свете. Вот и в отношении вашего покорного слуги цхолтумский "особист" предполагал невесть что. От этого попытки Ктур-Тишвы говорить со мной на всех известных ему языках — вдруг я проколюсь и обнаружу знание какого-нибудь из них, и стремление поймать меня на "несоответствии показаний".

Моряки под аккомпанемент криков Кушмы-Чики и его заместителя по палубным делам возились с парусами, тщетно пытаясь поймать хоть какое-то дуновение воздуха. Увы, до вечернего бриза (или как там называется тот ветер, что меняет своё направление в течение суток) ещё несколько часов. Потому наш шухон практически стоял на месте.

Вообще, с местным климатом довольно интересно получается — на Южной гряде погода мало чем отличалась от Пеу — разве что осадков выпадает меньше, чем у нас. А после нескольких дней плавания на север как отрезало: дожди почти прекратились, ветра, возле Икутны норовящие перейти в шторма, считай, вовсе сошли на нет — иногда более суток приходилось довольствоваться только слабеньким вечерне-утренним бризом.

Вот и сейчас небо удивительно чистое — только впереди по курсу небольшое серое пятнышко случайной тучки, выглядывающей макушкой откуда-то из-за того самого мыса, за которым пряталась пиратская лодка.

Тагор принялся командовать "макаками". Те быстро и сноровисто нацепили доспехи и приготовили оружие. Десятидневное пребывание в Цхолтуме, когда шестёрке моих орлов приходилось постоянно таскать на себе панцири с наколенниками и налокотниками, не прошло даром, теперь они более-менее привыкли к защитному снаряжению и двигались в нём относительно свободно. Кушма-Чика вдруг подскочил к тузтцу и начал с ним спорить о чём-то на повышенных тонах. Мой ручной "дикий гусь", разозлено рявкнул на купца, замахнувшись обнажённым клинком. Тот сразу же ретировался на корму, к безнадёжно крутящему рулевое колесо шкиперу.

Наши лучники заканчивали цеплять на луки тетивы. Тонкетиру только что завершил процедуру приведения своего оружия в боеготовность и теперь пробовал, как оно себя ведёт, натягивая тетиву до уха, "по-укрийски".

Пиратские лодки приблизились настолько, что "джентльменов удачи" можно уже попробовать пересчитать по головам. Впрочем, особого смысла в точном их учёте не было: Тагор оказался прав в своей оценке численности "береговых пастухов" — не меньше пяти десятков в каждой лоханке. То есть полторы сотни мужиков против тридцати членов экипажа "Жемчужной раковины" и двенадцати пассажиров. Чем вооружены и защищены местные "флинты" ещё не разглядеть — оружия пока не видно, большая часть пиратов сейчас сосредоточенно, но без лишнего фанатизма работает вёслами. Гребут, как прокомментировал тузтец, вставший рядом со мной, грамотно: ровно с такой силой, чтобы успеть добраться до добычи прежде, чем задует "тикшал", но при этом не сильно вымотаться.

— Чего ругался с Кушмой? — интересуюсь у своего ручного "дикого гуся".

— Он вздумал требовать, чтобы твои люди не сопротивлялись "береговым пастухам" — усмехнулся одними губами Тагор.

— Его можно понять — говорю, а самого так и подмывает спросить: "Нам-то обязательно драться? Всё равно ведь не сдюжим против этой оравы".

Тузтец, словно прочитав мои мысли, добавил: "Я ответил ему, что позор для воинов и вождей сдаться без боя. Пусть берут в плен тех, кого пощадит судьба".

Я ничего не ответил, продолжая смотреть с тоской на приближающие пиратские лодки. Выбора особого нет: приказать сдаться своим людям — верная политическая смерть. А предстоящий бой с "береговыми пастухами" — с высокой вероятностью смерть физическая. Так, что извини, тэми, мне, кажется, придётся нарушить своё обещание вернуться….

До проклятых посудин с "работниками абордажной отрасли" всё меньше. Моряки, бросив бесполезную возню с парусным оснащением, попрятались кто куда. Не все впрочем — четверо прихватив топоры и клинки, присоединились к нашему посольству.

— Что они делают? — спрашиваю, заметив непонятный манёвр лодки по носу: гребцы вдруг начинают поворачиваться к нам бортом. Если таким образом готовятся к стрельбе, обеспечивая максимально широкий фронт своим лучикам, то несколько рановато — судно сейчас находится на самом пределе дальности полёта стрелы.

— Не знаю — Тагор тоже ничего не понимает. Меж тем экипаж, развернув лодку, стремительно гребёт в сторону берега. Причём делают это "джентльмены удачи" заметно шустрее, чем нас догоняли.

Впрочем, через пару минут все вопросы отпали. Я бы тоже на месте пиратов рванул что есть мочи. Да и на нашем собственном тоже. Если бы ветер позволил. А так только оставалось смотреть, как удаляются лоханки "береговых пастухов".

Странно, только теперь мой слух начал различать монотонный звук, который медленно нарастал невесть сколько времени. Ага, когда его источник стал видим. И одновременно причина того одинокого низко висящего облачка.

— Что это? — задаю, в общем-то, риторический вопрос тузтцу.

— Тюленеловы — отвечает тот.

Ну и правильно, чьим ещё может быть длинный и узкий корабль, оставляющий за собой полосу сизого дыма, вылетающего из двух низких труб. Идёт не так уж быстро — такое ощущение, что пираты, догонявшие нас недавно, двигались быстрее.

Я внимательно рассматриваю палеовийца: серого цвета борта и надстройки, две высокие мачты с убранными парусами, на корме и носу башни с торчащими орудийными стволами. Крейсер, броненосец, миноносец? Не знаю, подробности военно-морских дел никогда не были предметом моего интереса — так, десяток прочитанных в детстве книг про морские приключения, где я больше внимания уделял приключениям, нежели подробностям вроде правильной терминологии или тактико-технических характеристик кораблей.

— В Кабиршу идёт, наверное — прокомментировал Тагор, провожая взглядом проплывающую в нескольких "перестрелах" перед нашим носом громадину: Даже "Жемчужная раковина" перед ним сущая скорлупка, не говоря уже о пиратских лодках.

Палеовийский корабль медленно уходил на юго-восток, оставляя за собой клубы дыма и расходящиеся клином волны, от которых палуба под ногами начала ощутимо раскачиваться. "Береговые пастухи" уже исчезли из поля зрения — надеюсь, они достаточно напуганы, и у нас будет время до вечернего бриза.

Словно услышав мои мысли, местный Морской Владыка сжалился над бедными путешественниками с далёкого южного острова и послал ветер — не ту жалкую пародию, что дует обычно в это время года несколько часов в сутки, а настоящий, пусть и задувающий едва-едва. Но и этого хватило, чтобы наполнились паруса. Моряки Кушмы-Чики тут же принялись возиться с такелажем, стараясь придать ему наиболее удачную конфигурацию, чтобы корабль смог набрать максимальную скорость, сохраняя при этом направление близкое к нужному нам северному. Впрочем, здесь основная работа будет на стоящем за рулём штурмане, задача которого прокладывать курс галсами — если я правильно помню слово, означающее ломаный маршрут при ветре далёком от попутного. Благодарение духам покровителям, что сейчас задувает с юго-запада, а не как пару дней назад, почти с севера. Вот тогда Кутна-Чика помучался. А вместе с ним и вся команда.

Хозяин "Жемчужной раковины" закончил бормотать себе под нос благодарственную молитву (я чётко разобрал имена пары вохейских богов из числа ответственных за морские просторы и удачу) и, с завистью во взгляде проводив палеовийца, сказал вслух: "Хорошо тюленеловам, им ветер ловить не нужно".

— Как они так ходят? — изображая невежественного дикаря, интересуюсь у Кушмы.

— Не знаю — отмахнулся он — У своих друзей-тенхорабитов спроси. Они больше моего должны знать.

У тенхорабитов, так и тенхорабитов. И я, отловив Хиштту, начинаю ломать комедию о диком папуасе, только что слезшем с пальмы. Тот, выслушав мои вопросы, ответил коротко: "Машщини". Ладно, придётся довольствоваться и этим. Тем более что для меня главное не ответы, а сами вопросы, которыми вынужден мучить добрых людей ради конспирации.

Меж тем, ветер потихоньку усиливался, и наш шухон бежал всё быстрее. И моряки, и хозяин, и пассажиры повеселели — теперь уж "береговые пастухи" на своих лодках точно не сумеют догнать "Жемчужную раковину"

"Если так будем идти, то к утру в Шутир-Шуфу придём" — довольно сказал Кушма-Чика. Я понимающе кивнул. Карты Внутреннего моря мною были изучены довольно подробно — с многочисленными пояснениями хозяина корабля и его троюродного родственника-штурмана. Согласно им, столица Тоута находилась почти на самом севере острова. А от неё до стольного града Шущим-Вохе двое суток пути. А при таком ветре, как сейчас, и того меньше.

Я бы с превеликим удовольствием не заворачивал нынче на родину Шонека, отложив визит туда на обратную дорогу — как раз к тому времени достроят заказанные корабли. Но Хиштте нужно превратить в звонкую монету те расписки, которые не удалось обналичить в Цхолтуме — по каким-то причинам в Шутир-Шуфе делать это выгоднее, чем в Вохе. Кроме того, следует нанести пару визитов старым приятелям Вестника: знакомства с приближёнными тоутского царя лишними не будут. Да и Тшур-Хапоя не мешает повидать. Ему и Кушме-Чике, кстати, нужно ещё и долю в "Оловянной компании" выплатить.

Порт Шутир-Шуфы мало чем отличался от цхолтумского: те же каменные причалы, те же корабли, те же примитивные подъёмные краны. Кораблей разного типа и размера, конечно, куда больше, чем в гавани Икутны. Ну, оно и понятно — как-никак перекрёсток морских путей густо усеянной островами Шщукабы, а не окраина Внутреннего моря, куда только с десятка соседних клочков суши плавают обычно, да заглядывают не столь уж и частые транзитные купцы из Вохе в Тагиру и в наш крабовый угол.

На таможне особых проблем не было: длинная портянка с подписями и печатями Шиншой-Тушхи, в которой сообщалось, что податель сего является иноземным послом со своей свитой, направляющийся, разумеется, в Шущим-Вохе, дабы предстать пред очи Повелителя Четырёх Берегов, обеспечила достаточную почтительность портовых чиновников.

Толстый таможенник, чьё красное лицо в сочетании с густым перегаром выдавало любителя выпить, только поинтересовался вежливо, не нужны ли уважаемым гостям из далекой страны Пеу услуги знающих город людей. После ответа "нет" господину старшему писцу только и оставалось выдать стопку тряпичных квадратиков с именами участников посольства да пожелать нам приятного времяпровождения в славном Шутир-Шуфе. Ну и ответить на пару вопросов Тагора, как нашего официального переводчика: "Знает ли почтенный высокородных господ Тхушека и Халига и где их найти, а также, где постоялый двор некоего Чолота? И правда ли, что этот постоялый двор один из самых лучших в вашей столице?" Верный слуга тоутского царя с радостью удовлетворил любопытство гостя и подтвердил, что да, действительно, заведение почтенного Чолота место, достойное благородных заморских господ. А подаренная ему тузтцем серебряная монета в половину чинва исчезла с удивительной ловкостью, навевающей желание проверить сохранность кошельков и ценных предметов.

Поблагодарив от лица посланника Гокурегуя старшего писца, бывший наёмник повёл делегацию к выходу "для белых людей", то есть для чистой публики. Оказывается, в отличие от Цхолтума, здесь были ворота, выводящие в разные части Шутир-Шуфы — для простых моряков и путников "Коровьи", за которым лежали припортовые кварталы, местами переходящие в откровенные трущобы, а для благородной публики "Розовые", за которыми по одноимённой лестнице поднимались сразу в Верхний, он же Белый город.

Лестница была действительно из розового мрамора. Правда, от многих тысяч ног, прошедшихся по ней за двести с лишним лет, ступени приобрели грязноватый оттенок и вышоркались на пару сантиметров. Не то мифические, не то просто абстрактно изображённые звери по бокам пострадали от времени или человеческих рук, а может, и от совокупности этих факторов, несколько серьёзнее — у многих морды просто отсутствовали.

"Сколько лет они так стоят изуродованные?" — спрашиваю у Тагора.

Хиштты с нами нет: посоветовавшись в узком кругу, решили его не светить как причастного к нашему посольству. Потому подающий надежды тенхорабит в сопровождении нескольких моряков Кушмы-Чики прошёл через "Коровьи" ворота. Большую часть денег оставили пока на "Жемчужной раковине". Ученик Шонека взял несколько серебряных монет и немного медяков, ну и бумаги, то есть тряпки — никак не могу привыкнуть к тому, что здесь документы частенько на материи пишутся. На нужды посольства мы с тузтцем забрали два десятка "повелителей". На самом деле, вряд ли за двух — трёхдневную стоянку расходы в городе составят столько: три дня проживания с полным пансионом на самом дорогом постоялом дворе для одиннадцати человек обойдутся всего в пару портретов Тишпшок-Шшивоя, а какие иные траты нам предстоят, я даже не мог придумать. Пара комнат на всю нашу компанию во вполне приличной таверне в Нижнем городе обошлась бы и вовсе в четыре или пять чинвов. Но статус посланников иноземной самодержицы обязывает и влечёт дополнительные расходы. Так что придётся переплачивать ради никому из нас ненужных понтов.

"Не знаю" — отвечает бывший наёмник — "Шонек что-то говорил про эту лестницу и цалов, повреждённых во время войн с вохейцами. Будто бы сначала их не стали восстанавливать, потому что в казне тоутского царя не было денег, а потом Цекутишва решил, дескать, что победителям приятно смотреть на свидетельства прежних побед, а с него не убудет".

Да, уж, местный "младший и почтительный брат" Повелителя Четырёх Берегов жук ещё тот: мало-помалу ухитрился восстановить фактическую независимость острова от "старшего родственника", всячески демонстрируя лояльность в мелочах вроде этой.

В Белом городе оказалось на удивление мало всадников на своих безгорбых верблюдах: пока шли к выбранному по совету Вестника постоялому двору, встретились всего трое, причём ни один из них не лихачил, в отличие от Цхолтума. Большинство же чистой публики перемещалось в носилках. Я спросил тузтца насчёт этого различия. Тагор ответил несколько удивлённо: "Надо же, я даже внимания не обратил. Действительно, мало шхишкумов на улицах. Не знаю, может, тоутцы не так помешаны на них, как сами вохейцы".

Насколько я знал, Шутир-Шуфа была крупнее административного центра Икутны. Но увиденное пока что не дотягивало до монументальности Храмовой дороги. Бывший "дикий гусь" моё любопытство насчёт местных достопримечательностей удовлетворить не мог — сам он бывал здесь, служа наёмником, пару раз, но по понятным причинам дальше припортовых борделей их тогда не пускали.

Заведение Чолота оказалось двухэтажным зданием, несколько нетипичной для Внутриморья архитектуры: вместо обычного четырёхугольника, заключающего в себе внутренний двор, или чуэт, Пэ-образный корпус с внутренним пространством, отгороженным от улицы забором в человеческий рост. Ворота и калитки по бокам от них были гостеприимно открыты. Наша компания бодро протопала внутрь.

Охранник, топчущийся у центрального входа, несколько подозрительно посмотрел на пришедших пешком, но, оценив довольно дорогие доспехи "макак", не стал придираться — только внимательно проводил взглядом, пока мы шагали до дверей в собственно дом, мимо верблюжьих привязей и площадки для носилок знатных постояльцев.

А там, и места для "господина посла" со свитой нашлись, и угощение, дабы первый голод с дороги утолить — блеск "повелителя" вкупе с рычанием Тагора обеспечили должную расторопность персонала. Хозяин лично появился, дабы засвидетельствовать почтение: не каждый день у него останавливается иноземное посольство. Раньше он, правда, про страну Пеу не слышал, но так, тем более, интересно. Тузтец даже любезно согласился предъявить почтенному Чолоту написанную им самим ещё в Тенуке грамоту, заверенную невнятным автографом Солнцеликой и Духами Хранимой, а заодно и документы, выправленные канцелярией наместника Икутны. Удовлетворив любопытство и убедившись, что тёмнокожие, по преимуществу, господа действительно чужеземные посланцы, хозяин начал и сам погонять служек, хотя куда ещё быстрее.

После перекуса рыбой под красное вино (вроде на Земле это сочли бы грубым нарушением столового этикета), настроение улучшилось. Хотя и без того оно было неплохим — путь ко двору Повелителя Четырёх Берегов подходит к концу, недавно удачно избежали общения с пиратами, все живы-здоровы.

А там поспела стребованная через Тагора купальня. В отличие от дешёвых постоялых дворов Нижнего города, в заведении Чолота имелось, где помыться гостям. Конечно, не Большие бани, в коих клиентам на выбор предоставлялось семь отделений — от общего, в котором за пару медяков можно было наскоро сполоснуть дорожную грязь, до номеров люкс стоимостью в пару чинвов, с ароматными ваннами, услугами профессионального банщика, массажиста и рабынями, обязанными помыть посетителя с ног до головы, дабы тот не утруждал себя. Ну и ублажать гостя также входило в их обязанности — правда, за отдельную оплату.

У здешнего гостеприимного хозяина, впрочем, тоже нашлось, кому мылить спины намаявшимся в долгом морском плавании путешественникам. Стайка симпатичных служаночек, озорно стреляющих глазками, взяла нашу компанию в свои нежные ручки. Причём, как довёл Чолот до сведения уважаемых гостей через Тагора, девочек можно использовать не только для того, чтобы те шоркали части тела, до которых тебе самому трудно добраться, но и для снятия сексуального напряжения. "Их услуги входят в плату за постой" — пояснил тузтец, выслушав хозяина — "Но дополнительное вознаграждение девочкам только приветствуется". И, обращаясь ко мне: "Сонаваралингатаки, думаю, полчинва на всех их вполне хватит". И снова ко всей нашей компании: "Они обязаны выполнять требования гостей, но всё же пусть всё будет по согласию. Если какая заупрямится и не захочет, с кем-нибудь из "пану макаки", то лучше скажите мне, Гокурегую или Сонаваралинге-таки, мы выясним, в чём дело — может, просто не так поняла, что от неё требуют, может, другая согласится".

Я осторожно залез в большую глиняную бочку, полуутопленную в пол. Всего таких ёмкостей имелось пять. Первым одетые только в короткие фартуки служанки приняли официального главу нашей делегации. Вон он, справа от меня сидит в таком же чане. Ну а меня и бывшего "дикого гуся" во вторую очередь. Помещался я только по грудь. Вода была приятной — не холодной, не горячей, и пряно пахла какими-то травами. В голове тут же промелькнула мысль, возникшая впервые ещё на корабле, в ходе разговоров с Кушмой-Чикой про нелёгкую долю торговца. Среди прочего касались мы и тех товаров, кои доводилось возить нашему компаньону. Упоминал он и специи. Основными местами их произрастания была тагирийская "страна чёрных" и лесные земли к югу от неё. Вот я и задумался насчёт выращивания всяких ароматных растений у нас на Пеу: климат, вроде бы, мало чем отличается от мест их происхождения, и всё лишняя строка в экспорте.

Ну а потом мне стало не до государственных дум. Как-то плохо строятся экономические и политические планы, когда нежные женские руки сильно, но в то же время осторожно растирают твоё тело губкой с чем-то мыльным. Девушка, заботам которой меня препоручили, оказалась довольно симпатичная, ладненькая. Впрочем, среди прислуги, занимающейся гостями, у Чолота страшных не было.

Всё же приятно сидеть вот так, ни о чём не думать, а ласковые женские руки в это время мылят и растирают твоё тело, не стесняясь добираться до тех мест, что именуются интимными. Кажется, служанка успела меня пару раз пройти губкой по всему телу. И желания какие-то неподобающие появляются. Что и неудивительно — после двух с лишним месяцев воздержания.

НА "Кыхылае" и "Жемчужной раковине" использовали для сексуальной разрядки парочку матросиков помоложе. Не знаю, платили ли тем прибегающие к их услугами коллеги, или же это входило в должностные обязанности штатных "петушков" в соответствии с контрактом найма. Я лично не интересовался. Тагор, кстати, тоже.

Остальные же участники нашего посольства, пользовавшиеся данным сервисом на правах моих спутников, о деньгах и проституции имели весьма смутное представление, воспринимая, скорее всего, юнг как некий аналог подростков в Мужских домах, коим освящённым издревле обычаем положено ублажать взрослых воинов. И даже если "макакам" нужно было платить из своего кармана, Кушма-Чика и Тшур-Хапой, скорее всего, самолично предпочтут компенсировать подчинённым неполученные медяки: как-то неудобно выставлять счёт за такую ерунду пассажирам, уже оплатившим проезд, да к тому же ещё и людям партнёра по прибыльному бизнесу. Странным образом торгашество и почти еврейская хитрожопость вохейцев нисколько не мешали патриархальности в отношениях, в том числе и с коммерческими контрагентами.

На Икутне же в череде попоек, отягощённых профессиональной паранойей Ктур-Тишвы, который постоянно докапывался до меня на предмет моей национальной принадлежности, а также в условиях форсированного обучения верховой езде на верблюде с последующими выездами на охоту за одичавшими козами и ослами, о сексе как-то не думалось.

Не удивительно, что к середине банных процедур я уже слабо контролировал себя: силы воли хватило только, выскочив из бочки, ополоснуться в бассейне. Холодная вода, вместо того, чтобы сбить похоть, только взбодрила после тёплой купальной ёмкости и ещё больше раззадорила.

Способность воспринимать хотя бы что-то кроме дёргающегося в такт моим движениям податливого тела служанки, вернулась неожиданно резко, словно щёлкнул тумблер, включивший внешние раздражители: во влажном полумраке купальни шумно плескались и переговаривались друг с другом "макаки", между бочек на голом каменном полу Гокурегуй ожесточённо пыхтел на темноволосой толстушке с необычайно белой кожей.

"Всё. Иди" — раздражённо приказал я девушке на вохейском, для верности наподдав рукой по гладкой попке. "Иди" — повторяю тут же. Она исчезает из поля зрения, а я вновь споласкиваюсь в бассейне, размышляя о том, можно ли считать подобный вот дорожный секс, когда даже именем партнёрши не интересовался, изменой. А также о том, как отнесётся к этому Рами, если ей доложит кто-нибудь, конечно. Насчёт последнего были некоторые надежды, что специально никто доводить до сведения Солнцеликой и Духами Хранимой не станет — у папуасов несколько иные представления о морали и супружеской верности, чем в родном моём мире. Например, хотя сейчас мне казалось, что на меня направлены взгляды всех присутствующих, на самом деле, никто на наше с "омывательницей чресл" кувыркание особого внимания не обратил — дело житейское, девки для этого и предназначены. Разве что случайно кто-нибудь из участников посольства брякнет, а там по цепочке и до тэми дойдёт.

После банных и им сопутствующих процедур собрались всей компанией на открытой террасе, выходящей в чуэт. На низком длинном столике стояли блюда с сушёными и свежими фруктами и лежали лепёшки с наваленной по центру какой-то мясоовощной смесью.

Оказалось, и обычный внутренний двор в гостинице имелся. И как раз рядом с ним располагалась купальня с прачечной, обсуживающей, в том числе, и постояльцев — пара медяков и твою одежду постирают и приведут в порядок. Само здание имело форму буквы "Н" — внешняя сторона заднего двора образована была высоким каменным забором, к которому пристроен широкий навес, защищающий от дождя и солнца какие-то мешки и полки с кувшинами.

Тагор выдал монету в полчинва одной из девиц, выбранной им по непонятному мне критерию, а может, и просто методом тыка, сказав: "Поделите между собой сами, как сочтёте нужным". Служанки, выглядевшие после добросовестного выполнения своих обязанностей несколько замучено, сразу же повеселили и приободрились. Светлокожая, которая обслуживала Гокурегуя, поинтересовалась: "А можно ещё немного посидеть с благородными господами из далёкой страны?". Тузтец вопрошающе переглянулся со мной. Я, пребывая после бани в расслабленном и задумчивом состоянии, пожал плечами в знак согласия: в конце концов, ещё одна серебряная монета меня не разорит, а жмотиться и экономить на своих товарищах, не к лицу "пану олени" братства "пану макаки", а по совместительству таки Хона и Вэя, Глазам, Устам и Деснице Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками Раминаганивы.

Бывший наёмник сказал: "Оставайтесь, если есть желание". Из пяти служанок посидеть с нами изъявили желание три: "гокорегуева", "моя" и ещё одна, самая смугленькая, но при этом с рыжеватыми волосами. Две другие сослались на необходимость наведения порядка в купальне перед новыми посетителями. А оставшиеся скромненько примостились между моими орлами. Тагор, впрочем, не позволил им скучать, и после уточнения насчёт оплаты дальнейших услуг, принялся расспрашивать девочек о житье-бытье.

На вопрос о деньгах служанки дружно зафыркали: дескать, они готовы скрасить остаток нашего сегодняшнего вечера без всякой дополнительной платы. Видно, полчинва на всю бригаду достаточно щедрое вознаграждение, чтобы посидеть с экзотическими чужестранцами, а при желании со стороны кого-либо из гостей и уединиться в укромном уголке.

Что до жизни, не смотря на свой рабский статус, они были вполне довольны: хозяин с хозяйкой не злые, наказывают редко, только когда кто-нибудь из гостей останется сильно недовольным, но такое редко бывает, кормят хорошо, наряды покупают. Опять же, всё, что постояльцы заплатят лично девчонкам, им и остаётся, господин Чолот ни одного медяка не присваивает. Ну и в постель хозяин своих рабынь не тащит, как иные — жену побаивается. Впрочем, она ещё вполне ничего, моложе мужа на десять лет.

Будущее тоже особых опасений не вызывает: потеряют товарный вид для обслуживания гостей в купальне, будут на кухне помогать или бельё стирать. А если совсем повезёт, и удастся выкупиться или получить вольную, то можно замуж за какого-нибудь кузнеца или стражника в Нижнем городе выйти.

Просидели за разговорами "за жизнь" до полуночи — уже Луна взошла. Девушки разглядывали татуировки моих бойцов, через Тагора спрашивая об их значении. Вохейцы и прочие тоже частенько накалывают на себе всякую религиозно-магическую хрень, но с папуасами, которые разрисованы от щиколоток до ушей, никто не может потягаться. Не обошли вниманием и вашего покорного слугу: моя татуированность вкупе со светлой кожей сразу же вызвала кучу вопросов. Пришлось вкратце пересказать историю появления на свет Ралинги из Аки-Со. В подробности его дальнейшей посмертной биографии решил не вдаваться — скорее всего, бронзововековым рабыням история с чудесным спасением от морской стихии, потерей памяти, не говоря уж о любовной линии, в которой фигурирует целая правительница, будет интересна не менее, чем их российским сверстницам нехитрые повороты сюжета мексиканского сериала, но мне лишнее внимание здесь, на Тоуте, не нужно, а кто знает, с кем девчонки умудрятся поделиться историей о похождениях заморского полукровки, и до чьих ушей дойдут эти слухи. Так что ограничился тем, что сказал про мать-туземку и отца-вохейца, которого ни разу в жизни не видел….

Утром поднялись, едва только начало светать. В принципе, сегодня предстоит потопать только мне с Тагором: сначала до тенхорабитского района в Нижнем городе, где нужно найти Хиштту, который должен свести с местным руководством секты, потом искать место жительства Тшур-Хапоя у Южных ворот. Ну, к нашему партнёру по "Оловянной компании" проводят Люди Света и Истины. А вот их самих ещё поискать придётся. То есть, конечно, наш попутчик-тенхорабит как можно подробнее описал путь в ту часть Шутир-Шуфы, где обосновались его единоверцы — и от порта, и от Верхнего города. Но, чует мое сердце, поплутать мы с тузтцем поплутаем: до табличек с номерами домов и названиями улиц здесь ещё не додумались.

Самое простое, конечно, было бы попросить хозяина гостиницы выделить нам в проводники кого-нибудь из слуг, но ещё в море между Икутной и Тоутом всё обсудили и решили не "светить" слишком уж явно связи нашего посольства с тенхорабитами. Потому придётся обходиться своими силами. По тем же самым соображениям конспирации остаются на постоялом дворе "макаки" — слишком уж выделяются они на общем фоне. На улицах Шутир-Шуфы попадались иногда коричневокожие выходцы с Южного архипелага, но обычно они принадлежали к рабам или "сиротам", так что компания "макак", увешанных оружием будет выглядеть, мягко говоря, непривычно для этих мест.

Прежде чем выдвинуться на поиски, Тагор попросил Чолота принести бумагу и письменные принадлежности. Я с завистью смотрел, с какой обманчивой лёгкостью из-под пера в руке экс-наёмника выходят ровные строчки "высокого письма". Мне-то с трудом давались даже четыре сотни упрощенных слоговых "народных" знаков. Закончив и подсушив чернила, тузтец обратился к хозяину: "Почтенный, тебя не затруднит отправить письма указанным на них благородным господам?"

Чолот, взяв из рук бывшего "дикого гуся" три листа плотной бумаги, прочитал адресаты и пожал плечами: "Отправлю слугу. К третьей страже он должен всех обойти и вернуться с ответами. Уважаемых гостей устроит такой срок?" "Вполне" — Тагор изобразил лёгкую улыбку превосходства — "Мы с моим товарищем всё равно вернёмся только вечером. А господин посол не очень твёрдо владеет вохейским". О том, что наш зиц-председатель совсем не умеет читать, тузтец тактично умолчал.

Стена, отделяющая Шутир-Шуфу благородных от Шутир-Шуфы простонародья, находилась всего в паре сотен метров от гостиницы. В отличие от порта, где контраст с находящимся на "аристократическом" конце Розовой лестницы был просто разительным, дома, непосредственно примыкающие к Верхнему городу возле Пальмовых ворот, мало чем отличались от особняков знати. Почему ворота собственно называются Пальмовыми, Тагор, разумеется, не знал. Только согласился со мной, что никаких пальм поблизости не наблюдается. На арке и створках, по дневному времени распахнутых, тоже никаких изображений, оправдывающих название, при беглом осмотре мы не увидели.

Впрочем, едва мы пересекли пару улиц, поперечных той, по которой топали, как пошли менее роскошные кварталы. Вообще город поражал правильностью планировки: улицы делили его на ровные квадраты примерно одинакового размера, составленные зданиями с обычными "вохейскими" плоскими крышами и глухими стенами.

Метров через пятьсот Пальмовая улица вывела нас на квадратную площадь. "Рынок" — сказал Тагор, сверившись с инструкцией, написанной Хишттой — "Пальмовый". Мог бы и не говорить, и так видно, что здесь идёт торговля, вялая, видно, по раннему времени. Экс-наёмник обратился к оказавшемуся ближе всех к нам торговцу, разложившему свой нехитрый товар прямо на каменных плитах. Тот встрепенулся, отвлёкшись от созерцания лежащих под ногами кругляшей сыра, овалов масла и кувшинов с молоком.

Тоутский язык довольно близок к вохейскому — по крайней мере, я, в общем и целом, понял, о чём тузтец разговаривал с крестьянином, привёзшим в город на продажу продукцию собственного изготовления.

Тагор спросил, не подскажет ли уважаемый, как пройти к Южным воротам. Пейзанин задумался, потом начал объяснять, сопровождая для наглядности пояснения оживлённой жестикуляцией. Бывший "дикий гусь" добросовестно пробовал запомнить многочисленные местные топонимические обозначения и, куда где следует поворачивать. Мне лично, добрых три четверти названий не говорили ничего не только с точки зрения расположения улиц и площадей, но и значения слов оставались загадкой. Одни "направо-налево-вперёд" понимал. Тузтец, судя по всему, тоже вот-вот запутается окончательно. До продавца молочной продукции, это, кажется, дошло. Потому он вдруг пронзительно крикнул, обращаясь непонятно к кому. Откуда-то примчалась стайка мальчишек, загорелых чуть ли не до черна, в набедренных повязках, едва прикрывающих "срам". Крестьянин, буркнул: "Тяхиш, проводи господ к Южным воротам".

Мальчонка нагло и оценивающе посмотрел на нас с Тагором. Экс-наёмник тут же полез в висящий на груди кошелёк и вытащил мелкую монетку. "Доведёшь, получишь ещё столько же" — пообещал он нашему проводнику.

Повёл нас местный "Вергилий" сразу по прямой, срезая проулками, а временами и просто через кварталы. Лучше бы шкет держался широких улиц…. Минут через пятнадцать я сказал Тагору: "Тебе не кажется, что та компания идёт специально за нами?"

— Только сейчас заметил? — спросил мой ручной "дикий гусь", даже не оборачиваясь.

— Нет, несколько "перестрелов" назад — отвечаю.

— Они почти с самого рынка идут за нами — говорит тузтец — Видать, на самом рынке кто-то следит за покупателями. Решили, наверное, что если мы десяток тебиков провожатому даём, значит в кошельке намного больше. Да и оружие при нас довольно дорогое.

— Что делать будем? — интересуюсь.

— Что делать, что делать — усмехнулся Тагор — Когда дойдёт до веселья, спину мне прикрывай, да сам не лезь понапрасну.

И тут же резко остановился и, повернувшись к топающей вслед нам гоп-компании, крикнул: "Друзья, вы что-то желаете спросить?!" Незнакомцы от неожиданности сначала притормозили, но потом, наоборот, ускорили шаг, сокращая расстояние.

В шагах десяти главный оборванец с издёвкой в голосе поинтересовался: "Не может ли благородный господин поделиться тем, что позвякивает у него в кошельке?"

— Нет, не могу — с глумливым сожалением отвечает тузтец — Вроде бы здоровые мужики, могли бы заработать.

— Увы, работы нынче нет — корчит страдальческую рожу собеседник экс-наёмника.

— Так попробуйте милостыню на Храмовой площади просить — советует мой товарищ.

— Не подают — лицо оборванца сама боль — Говорят, не калеки же, можем заработать. А работы нет….

Дружки заговаривающего зубы тузтцу грабителя меж тем уже успели охватить нас полукругом и теперь начали заходить со спины. И в руках их уже маячит что-то металлическое. Причём не только клинки, но и какие-то цепи.

— Ну, это легко поправить — хищно улыбается Тагор, непринужденно выхватывая топорик из петли, в которой тот крепится, а меч из ножен.

Я следую его примеру, оборачиваясь назад. За спиной оружие экс-наёмника со звоном и грохотом начинает сталкиваться с колющими и режущими инструментами любителей чужого имущества. Как дела у тузтца, поглядеть некогда, ибо приходится отмахиваться от тройки голодранцев. Бойцы они не особо храбрые и умелые, по крайней мере, не лучше меня, да и ножи короче моего клинка. Наверное, с двумя бы я справился, но от троих, действующих вполне слаженно, приходилось потихоньку отступать, отмахиваясь. Благо, бывший "дикий гусь" орудует более успешно — краем глаза всё же вижу, как он движется вперёд, уверенно тесня грабителей. Двух "своих" противников, впрочем, я ухитрился задеть — раны не очень серьёзные, но напора им поубавили.

Наседающие на меня бандюганы вдруг дружно подали назад и в минуту скрылись за углом ближайшего дома. Я повернулся к Тагору. У него тоже всё было кончено: пара трупов под ногами, два шевелящихся тела близ стены дома, ещё один лежит с топором, торчащим в спине, метрах в десяти. Тузтец недовольно бормочет: "Зачем только метал топор. Этот ублюдок мог бы и убежать с ним".

— Ладно, не убежал же — успокаиваю друга — Что теперь делать с ними?

— Это забота стражи. Ага, вот и она — усмехнулся Тагор.

Действительно — пятёрка воинов в кожаных нагрудниках и ярких шапках топает по переулку с копьями и мечами наизготовку.

Разбирательство вышло коротким: старший над стражниками скользнул взглядом по предъявленным нами кускам материи с печатями местной таможни, выслушал скупое объяснение моего спутника: "Да, сопровождаем посла из далёкой страны в Вохе. Да, сошли с корабля на пару-тройку дней, от палубы корабельной отдохнуть, пока команда шухона пополняет запасы, а хозяин свои дела в Шутир-Шуфе делает. Остановились у Чолота. Решили прогуляться по вашему гостеприимному городу. Претензий к городской страже не имеем". Потом к начальнику подбежал один из подчинённых, осматривавших трупы и раненых, и коротко доложил.

— Оборванцы, что ещё живы, сознались, что хотели ограбить благородных господ — сказал старшой, выслушав стражника — Если у господина Главного Управителя Покоя и Благочиния возникнут по этому делу вопросы к уважаемым господам, то можно ли рассчитывать на то, что господа соблагоизволят ответить?

— Если не покинем до того времени Шутир-Шуфу — словно отрубает мечом Тагор, и тут же добавляет помягче — Мы не претендуем на оружие и содержимое кошельков. Только мой топор мне верните.

— Где? — начальник стражников начинает вертеть головой.

— Вот там — тузтец показывает пальцем.

— Да, точно — соглашается тот и командует — Шефот, принеси оружие благородного господина.

Молодой стражник срывается с места и бежит к трупу с торчащим из спины топором, резким движением выдёргивает оружие из тела, вытирает лезвие о лохмотья, служившие одеждой неудачливому грабителю, и возвращается, протягивая рукояткой вперёд.

— Благодарю — говорит Тагор, коротко кивая. Потом интересуется у командира патруля: "Ещё вопросы есть?"

— Нет — немного подумав, отвечает старшой.

— Тогда мы пойдём — утвердительно произносит экс-наёмник. И тут же с его губ срывается ругательство. Я понимаю, в чём дело, практически сразу же за своим ручным "диким гусём": наш провожатый исчез. "Уши оторву паршивцу" — добавляет мой спутник и спрашивает он у начальника стражников: "Где здесь Южные ворота?"

— Да вон там — тот показывает рукой — Видишь, крышу храма Куиры С Коровьим Выменем? Где два рога торчат. Это рядом совсем.

— Ага, рога вижу — подтвердил тузтец.

— Вот левее храма ворота и будут.

— Благодарю — отвечает Тагор, коротко кивает старшому, и направляется в сторону возвышающихся над округой загогулин, долженствующих изображать коровьи, как я понимаю, рога, коль богиня в явном родстве с бурёнками.

Идти оказалось действительно недалеко: зрение меня вначале немного подвело в сторону завышения размеров строения и расстояния до него. Через пару кварталов мы вышли на площадку перед святилищем богини с коровьими сиськами. Отсюда было видно, что не такие уж и большие эти рога. И довольно корявые, сделанные, судя по всему из дерева, обитого медью. Когда-то, наверное, обшивка ярко блестела на солнце, но теперь покрытая зеленоватой патиной, впечатление производила весьма убогое. Как и сам храм. Возможно, он знавал и лучшие времена, но если и так, то это уже в далёком прошлом.

Южные ворота действительно были рядом — метрах в ста, не больше. А возле самого святилища шумел небольшой базарчик, опять же с преобладанием крестьян, торгующих своими нехитрыми продуктами. Тагор вновь было принялся за набросанную Хишттой схему, но я толкнул его в бок, указывая на высокого и худого мужика с "солнечным" квадратом, болтающимся на веревочке. Тузтец сперва недоумённо покосился на меня, потом, проследив за направлением руки, увидел тенхорабитский символ, согласно пожал плечами и обратился к его носителю: "Почтенный, не подскажешь ли нам, где найти Тинчо Горшечника?"

Мужчина озадаченно посмотрел на чужаков, которым вдруг потребовался ремесленник-единоверец, и задал резонный вопрос: "А для чего он вам?"

— Нужен — коротко ответил бывший наёмник — У него наш друг остановился. Вчера приехал. Хишттой зовут.

— Хорошо — пожал плечами торговец и, внимательно оглядев нас с Тагором, обратился к соседу — Последи за товаром. Я быстро.

А тузтцу сказал: "Подождите. Пойду, спрошу". И исчез в переулке.

Вернулся тенхорабит скоро. Вместе с молодым парнем. Кивнув в нашу сторону, он встал на своё рабочее место, а пришедший с ним повёл нас вглубь квартала. Завернув за угол первого же дома, парень толкнул низкую дверь. Мне и тузтцу пришлось пригибаться, входя в неё.

Во дворе кипела работа: несколько человек замешивали глину в большом каменном чане, руки их по плечи были в липкой массе; под навесами на двух гончарных кругах формировали кувшины — я с профессиональным интересом и завистью наблюдал, как прямо на глазах из податливого бурого комка возникают изящные обводы высокой амфоры.

Среди работников, занятых перемешиванием глины, выделялся один — мощный тёмно-коричневый торс его был покрыт татуировками, напоминающими папуасские. С Южного архипелага, что ли? Глиномес разогнул спину, выпрямляясь для минутного отдыха, скользнул равнодушным взглядом по двору, заметив чужаков, остановился на миг на мне с Тагором. Лицо его тут же приняло озабоченное выражение, словно вспоминал, где он мог кого-то из нас видеть. Затем тёмнокожий крепыш сказал что-то своим коллегам и уверенно направился в нашу сторону. Между нами оставалось всего пара шагов, когда я, наконец, понял, кто передо мной. Имёна тех мятежников из болотного народа, кого продал за совершенно смешную цену тенхорабитам, в памяти не отложились, а вот лица их запомнились, оказывается. Отчаянно подумалось, что вряд ли успею выхватить меч или топор, а лось на меня идёт здоровый.

Однако бунса вроде бы не собирался нападать немедленно. Подойдя к нам, он спросил: "Сонаваралингатаки?"

— Да — только и оставалось ответить мне. И на "автопилоте" выдаю стандартное для Пеу приветствие — Как твоё здоровье? Как урожай баки и коя? Как приплод свиней?

От растерянности я, правда, выдал всю стандартную формулу, которую здоровающиеся папуасы произносят в несколько приёмов, выслушивая ответы собеседника и отвечая на такие же точно встречные вопросы. Зато сообразил, что спрашивать о родных и близких уж точно нелепо.

— Да неплохо живу — отвечает проданный мною в рабство — С местными лажу. А глину месить работа не тяжелее, чем кой с баки выращивать. Жену нашёл себе.

— Из местных? — спрашиваю просто, чтобы хоть что-нибудь сказать. Растерянность и испуг отступили, но неловкость никуда не делась: не каждый день сталкиваешься с человеком, которого лишил родины и свободы и словно вещь обменял на несколько серебряных монет.

— Нет, из наших — болотный житель улыбнулся — То есть, она из Кесу.

Не понял…. Откуда тут взялись уроженки нашего острова? На корабли нанимались исключительно мужчины. Женщин ни одной не было. Мысли в голове зароились очень нехорошие. Сразу же неловкость мою словно рукой сняло.

— Извини, не помню твоего имени — говорю после некоторого молчания.

— Ромеки — отвечает тинса.

— Ромеки, у меня сейчас беседа с хозяином дома и его гостями — продолжаю — Но потом мне нужно будет задать несколько вопросов тебе и твоей жене.

— Хорошо — пожимает плечами тот — Я сегодня никуда не должен отлучаться. Кимиу тоже.

— Когда будет нужно, тебя позовут — заканчиваю разговор.

Наш провожатый стоявший рядом, переминаясь с ноги на ногу, вопросительно посмотрел на меня.

— Веди к Тинчо — говорю.

На веранде, слегка возвышающейся над внутренним двором с занятыми разнообразными делами работниками, сидело трое: Хиштта и парочка незнакомых мужчин в возрасте. Внешность типично вохейская: тёмноволосые, смуглые, у одного седина только пробивается, второй полностью седой. Заметив нас, ученик и соратник донека поднялся со своей скамеечки и радостно объявил: "Сонаваралингатаки, друг Идущих Путём Света и Истины с далёкого острова на юге! Шагор-тузтец!" И тут же представил хозяев: "Тинчо-горшечник, Ищущий, опекающий наших братьев в Шутир-Шуфе. Тикишва-Ткач, Внимающий".

Тенхорабиты привстали, церемониально сгибаясь в лёгком поклоне. Я и Тагор в ответ также поклонились.

— Присаживаетесь, друзья — приглашающе указал рукой Тинчо на свободные места за столиком. Мы с моим спутником с удовольствием плюхнулись на низкие сидения, вытянув ноги.

— Рад видеть друзей Идущих Путём Света и Истины — сказал хозяин дома, махнув в сторону вина и лепёшек с сыром и зеленью — Угощайтесь.

Я отхлебнул небольшой глоток из стоявшей на столе чаши. Вино как вино: не вижу особой разницы между элитным алкоголем из запасов икутнского наместника и простым питьём, которое доводилось пробовать в компании торговцев или вот сейчас. Никогда не нравился вкус спиртного — и в прошлой своей жизни, и в этом мире пил исключительно, чтобы стресс снять, да за компанию. Сегодня, как раз обе причины в одном флаконе: после общения с любителями чужого добра, и последующей встречи с проданным в рабство мятежником-тинса, нервы были на взводе.

— Вестник Шонек очень хорошо отзывался о Сонаваралинге, советнике правительницы острова Пеу — говорит Тинчо — Отрадно, что в нынешние тяжёлые времена есть место, где наши братья могут получить прибежище.

— Увы, мы в силах помочь очень немногим — дипломатично отвечаю — А каково живётся Людям Света и Истины здесь, на Тоуте?

— Благодарению нашему повелителю Цекутишве, большие беды обходят нас стороной. В отличие от Вохе, здесь за веру гонений не было. Однако творящееся в других землях бьёт и по общине Шутир-Шуфы: за последние два года сюда прибыло больше тысячи наших собратьев, которым нужно помогать. А в предместьях уже пошли разговоры, что чужаки с других островов отнимают работу у местных. Причина плохого положения дел вовсе не в беженцах, но пришлых нигде не любят. И на них проще всего свалить все свои беды и несчастья.

— А в Вохе что творится?

— Там тоже вроде бы пока всё утихло. Надолго ли, не знаю — хозяин керамической мастерской тяжело вздохнул.

— Моя правительница готова и дальше принимать Людей Света и Истины — говорю — Скоро будут готовы два корабля на верфях Шутир-Шуфы, они кроме груза могут взять и пассажирами ваших братьев. Ну и в команды люди будут нужны.

— Хиштта уже говорил об этом. Кстати, один из шухонов спустят на воду в ближайшие несколько дней. Ты даже можешь лично присутствовать — сказал Тинчо, отщипывая кусок лепёшки — А второй доделают через полтора или два месяца.

— Не знаю, дождусь ли — качаю головой — Нам каждый день дорог. Не известно, сколько придётся прождать, пока нас примут при дворе Повелителя Четырёх Берегов.

— Теперь понятно, что те несчастные, которые обратились к нам с просьбой поделиться содержимым кошелька, говорили чистую правду — подал голос Тагор.

— Какие такие "несчастные"? — интересуется Ищущий.

— Да по пути сюда свора оборванцев немного ошиблась и хотела освободить нас от лишних денег — охотно поясняет тузтец.

— И чем всё закончилось?

— Разбежались при появлении стражников — не стал вдаваться в подробности бывший "дикий гусь".

— Вам повезло. Стража в нашей части города редко появляется.

— Да, повезло — соглашается экс-наёмник — Они тоже что-то говорили о тяжёлых временах и отсутствии работы.

— И тоже обвиняли во всём Идущих Путём Света и Истины? — спрашивает Тикишва-Ткач.

— Нет — усмехнулся Тагор и добавил — Хорошее вино.

— Я во дворе встретил человека с нашего острова — меняю тему разговора.

— Я знаю со слов Вестника Шонека обстоятельства, при каких они попали сюда — произносит Тинчо.

— Ромеки из них здесь один?

— Ещё двое в Шутир-Шуфе и двое в других местах Тоута.

— Они считаются рабами? — задаю мучающий меня вопрос.

— Нет — с некоторым возмущением, даже, отвечает тенхорабит — Если Люди Света и Истины и покупают невольников, их всегда освобождают. Ибо в Данном Первому Вестнику Писании сказано, что рабство противно воле Единого, Всемогущего и Бесконечно Милостивого. Твоих соплеменников определили к нашим братьям.

— А жена Ромеки? — спрашиваю дальше — Она откуда взялась?

— Её привезли в Тултут, это на другом конце острова, три года назад.

— Кто привёз?

— Не знаю. Человек, купивший Кимиу, продал её в прошлом году в столицу. А уже здесь Ромеки случайно столкнулся с ней. Три года назад она совершенно не знала языка и не понимала, куда попала.

— Вы могли бы узнать, кто её привёз в этот Тултут?

— Зачем? — искренне не понимает Тинчо.

— Доселе я не слышал, чтобы с Пеу вывозили невольников — поясняю — Те тридцать предводителей мятежа, которых продали при посредничестве Шонека, единственные, кто вообще должен попасть в пределы Шщукабы в качестве рабов. Потому я и хочу узнать, продали ли эту женщину соплеменники или же похитили торговцы. И часто ли такое происходит.

— Ну, насчёт того, продали или похитили, это мы сейчас выясним — предложил хозяин дома и крикнул во двор — Найдите Кимиу Тёмную и скажите, чтобы явилась ко мне!

Ждать пришлось недолго: молодая тёмнокожая женщина появилась спустя несколько минут, на ходу вытирая руки о фартук.

— Кимиу, Сонаваралинге нужно задать тебе несколько вопросов — произнёс тенхорабит строгим голосом.

Жена Ромеки посмотрела на меня враждебно. В дела кесу я влез совсем недавно, когда она уже оказалась здесь, ненавидеть лично меня Кимиу вроде бы не за что. Значит, из-за мужа волком глядит.

Благодарение духам-покровителям, мои самые худшие опасения не подтвердились: никто из папуасских "сильных мужей" к работорговле не причастен, девушку похитили торговцы, на обратном пути остановившиеся в селении на самом севере Кесу. Точнее, это я предположил. Сама она толком не понимала, каким образом оказалась на вохейском корабле: просто шла по берегу, собирая разную морскую живность, оставшуюся на песке и в мелких лужах после отлива, потом темнота, а очнулась уже запертой в тесном закутке. Имени капитана или хотя бы какие-либо его приметы Кимиу тоже не смогла назвать.

Неудивительно, что по мере выяснения полной неясности дела я всё больше мрачнел. Тинчо, дождавшись окончания расспроса, приказал женщине-кесу: "Иди, работай". А когда она спустилась во двор, обратился ко мне: "Наши братья постараются выяснить, кто же привёз Кимиу на Тоут. Первый её хозяин из Тултута нам известен. Через него узнаем продавца".

— Если только тот не ещё один посредник.

— Ничего, мы сумеем потянуть за этот канат и добраться до противоположного конца — заверил меня тенхорабит.

— Поищите других рабов с Пеу — предложил я — Вдруг, Кимиу не первая и не последняя. Может, через других удастся выйти на похитителей.

— Хорошо — соглашается хозяин дома — Я распоряжусь, чтобы наши братья искали твоих земляков. На Тоуте не так уж много людей с такой тёмной кожей. Мы проверим всех.

— Хиштта, а ты озаботишься этим в Шущим-Вохе — добавляю — У меня может не оказаться времени на общение с твоими братьями там. Слишком много разговоров предстоит с большими людьми из окружения Повелителя Четырёх Берегов.

— Хорошо, Сонаваралинга — пожимает плечами молодой тенхорабит.

Потом, немного помолчав, говорит: "Я уже обменял все расписки на деньги. Как с ними поступать будем?"

Не хочется, если честно, обсуждать дела "Оловянной компании" при посторонних. Конечно, от Людей Света и Истины можно не ожидать подлянок, но мало ли кто где и при ком сболтнёт лишнее. Потому говорю: "Это с нашими друзьями-торговцами решать будем. Кума-Тика и Туру-Хапу здесь. А с Буку-Микой в Вохе встретимся".

Хотя и так понятно, чего мы нарешаем в итоге: какую-то часть прибыли пустим на дивиденды, но в первую очередь оплата строительства кораблей, а во вторую — большую часть выручки вновь потратим на закупку чибаллы. Теперь, когда наши махинации получают покровительство на самом верху, уже нет сомнений: продолжать или нет перепродажу олова.

— Хорошо — отвечает Хиштта — Можно сегодня встретиться будет. Они в порту рядом живут.

— Мы успеем сегодня? — обернулся я к Тагору.

— Почему бы не успеть — прикинул тот — До порта менее чем за половину стражи доберёмся. А оттуда до Верхнего города близко.

— Я выделю вам людей в сопровождение — сказал Тинчо — Чтобы добрались до порта без происшествий.