После создания совместных предприятий по управлению «непрофильными» активами ВБТРФ мне работы не прибавилось. Правильно сказал Гаврилов, они мне помогли. Де юре активы перешли в Центр, а фактически, как управляли структуры базы флота ими так и продолжали управлять. Изменения произошли в разделении, так сказать, финансовых потоков.
Налог на прибыль для ВБТРФ составлял тридцать пять процентов. Имелись ещё и другие платежи в государственный бюджет, такие, как, например: налог с оборота — десять процентов, налог на фонд оплаты труда — восемь процентов.
А с прибылью было вообще страшное дело. Если у предприятия рентабельность превышала «предельный уровень», то налог на прибыль могла доходить до девяноста процентов. У производства такие «проблемы» случались редко, но у нас, у Молодёжного центра, арендующим всё за копейки и пользующимся имуществом «базы флота» бесплатно, они могли бы случиться однозначно, если бы мы сидели на, так сказать, на всём готовеньком и только «стригли бабосы». Однако моими стараниями на молодёжных центрах остался висеть только подоходный налог размером тринадцать процентов. И то, не на нас, а на наших трудящихся. Но без этого налога в СССР было не обойтись.
По договору наш партнёр — ВБТРФ отказался даже от налог на доходы от совместной деятельности, составлявший пятнадцать процентов. То есть, мы брали на себя его бремя «социалки», а «партнёр», за это платил частью продукции, которую реализовывала наша коммерческая служба.
Таким образом, ВБТРФ, продолжая обслуживать и содержать свои «непрофильные активы», экономила очень большие деньги, которые тоже отдавала нам на развитие и проведение культмассовой работы.
Буквально уже через неделю во Владивосток с концертом приехал вокально-инструментальный ансамбль «Синяя Птица», где успешно выступил в помещении Приморской филармонии, арендованной мной. Выступил и получил хорошие деньги не по ставке тридцать семь рублей за выступление, а пятьдесят. При заявленной трёхрублёвой цене не билет и заполненном зале с тысячью двумястами мест, мы могли себе позволить заплатить восьми музыкантам и трём их коллегам: звукооператору, администратору (дяде Саше) и бухгалтеру (тёте Кате) такие деньги. «Синяя Птица» выступала два дня, давая по три концерта, а посему заработала неплохие официальные деньги.
Мы заработали немного, отдав половину оставшихся от расчёта с артистами денег за аренду, но ведь это было только начало нашей концертной деятельности, прибыль с которой, между прочим, облагалась налогом до сорока пяти процентов. А на больших площадках и семьдесят. А тут «Дворец культуры моряков» получал деньги не за концерт, а за аренду. И «мутить» с билетами не нужно, ведь музыканты требовали больше, чем было положено по закону и организаторы занижали цифру «заполняемости зала».
Дядя Саша Райз, тут же закрутил «шарманку» и к нам стали прилетать более востребованные молодёжью группы: «Машина времени», «Наутилус Помпилиус», «Пикник», «ДДТ», «Кино», которая выступала вместе с «Аквариумом» и 'Алисой в нашем цирке, где оба концертных дня все две тысячи четыреста мест были заполнены.
Мы мало зарабатывали на этих концертах, но мы заманивали музыкантов, скармливая им сладкую приманку и готовясь к «сенокосу» в весенне-летний период на стадионе «Динамо», с которым я уже вёл переговоры, уточняя расписание игр и других спортивных мероприятий. Там, при общем десятитысячном количестве мест, и ожидании пятидесяти процентного заполнения, доходы ожидались побольше.
Однако, для того, чтобы, кхэ-кхэ, «не ждать милости от природы», а именно, не утруждать музыкантов транспортировкой громоздкого звукового и музыкального оборудования, нам нужно было иметь своё. Да и о создании своей музыкальной группе мы то есть я) задумались.
Молодёжный центр не открывал валютный счёт, а совершил бартерную сделку с японцами, обменяв некоторое количество фарша «сурими» на необходимые нам товары. Я просто позвонил «своему» автодилеру и предложил заработать. А потом пришёл с этой идеей в партком.
Гаврилов некоторое время морщил лоб и чесал затылок, приговаривая свою излюбленную фразу: «Ёлочки зелёные», а потом, махнув рукой, приглашая следовать, за ним, пошёл к Никитенко. К моему удивлению и, особенно, к удивлению Гаврилова, Никитенко, почитав обоснование и предложение, быстро подмахнул его и показал нам обоим большой палец правой руки поднятый вверх. Конечно я его понимал. Говорю же, экономия у базы с таким официальным уходом от налогов, была сумасшедшая. Да и сдавать валютную выручку предприятие должно было обязательно. А тут… И овцы, так сказать, и волки, хе-хе… Все были при деле.
— Ну, ты даёшь! — сказал мне тогда Игорь Иванович. — Где хранить-то будешь?
— Арендуем склады, — пожал я плечами.
— А репетировать?
Мои друзья репетировали в бомбоубежище городской больницы номер два, в народе называемой «Тысячекоечной». Я рассчитывал имущество хранить там, однако вдруг вспомнил, что и тут на территории «Диамидовского судоремонтного завода есть бомбоубежище», и довольно приличное.
— Хм! Игорь Иванович, а если задействовать для наших нужд наше бомбоубежище. Мы бы там порядок поддерживали.
— Хм! Бомбоубежище? Хм! Надо с Гражданской обороной согласовать. Они за всё отвечают. Там же противогазы всякие, костюмы химзащиты… Дизель-генератор… Надо переговорить. А идея неплохая. Молодец!
Так мы заимели место для репетиций и хранения ценностей. Правда, Андрей Тостов с Мишкой Галасеевым некоторое время ныли, так как жили в районе «Второй речки», но мне на их нытьё было «накласть». И среди нашего молодёжного контингента музыканты имелись. На вывешенное объявление о конкурсе: «Ало, мы ищем таланты», собралось почти пятьдесят человек, из которых мы двадцать лучших выбрали для выступления на новогоднем «Голубом огоньке», а из пятерых создали вокально-инструментальный ансамбль.
Мои друзья, хоть и хорошо владели гитарами, но были практически бесталанны в отношении созидания своих песен. Они играли чужую музыку на танцплощадках и на большее, в общем-то, не претендовали. Да и петь толком не умели. Я же их «удивил» несколькими «новыми», ещё нигде не звучавшими песнями, взятыми из моей-чужой прошло-будущной памяти.
На вопрос Мишки Галасеева, когда я сначала сыграл и спел, а потом выложил тексты с аккордами: «Где взял?», ответил: «Подарили!». К сожалению я не был настоящим музыкантом. Я просто неплохо играл на гитаре и хорошо пел, поэтому расписать партитуры я не мог. Но для этого имелись они, мои друзья. И они, зная, что ещё никто эти песни не аранжировал, с радостью принялись задело. Особенно Андрей Толстов преуспел в композицировании.
В их команду влился работник БТО «Суппорт» Бастриков Александр, тоже сочиняющий своё и неплохо владеющий бас-гитарой. Нашёлся у друзей и свой ударник. А на клавиши пригласили молодую девчонку из библиотеки. С вокалистом были проблемы. Вернее, без него были проблемы. Кое что Галасеев петь мог, но это кое что не выходило за рамки «Битлов». Пришлось репетировать и на новогоднем концерте петь самому. Можно было бы сделать фонограмму, но нормальной звукозаписывающей техники у нас не было. Однако кое как записать, то, что, худо-бедно, сыграли и спели, мы смогли.
Профком на «наши деньги» организовал отличное мероприятие. Они умели это делать, а руководство оценило качество музыкального материала. Меня лично похвалил Никитенко, когда я в середине «вечера», растянувшегося, естественно, за полночь, исполнил песню «Там за туманами». Он прослезился, а тут я, «под шумок» попросил приобрести «хотя бы четырёх-дорожечную» портастудию «Yamaha MT-44» стоимостью «всего» две тысячи долларов'.
— Хоть две, — сказал Никитенко.
Тогда я в перерыве сбегал в кабинет, напечатал запрос на бартер и подсунул начальнику управления, добавив в запрос четыре микрофона «Shure».
— Куйте деньги не отходя от кассы, — подумал я, пряча драгоценную бумагу себе в сейф и снова опечатывая его. В нём точно находились деньги и деньги немалые. И на их кое-кто алчно зарился, подбивая меня на финансовое преступление. Это я о Малышеве Андрее… Никак он не унимался.
— По голове ему настучать, что ли? — думал я. Да-а-а…
По поводу тех семерых «гавриков», как говорил папа, что я отправил к праотцам, в городе стояла жуткая шумиха около месяца. Трясли всех, кто хоть как-то был знаком с директором. Отца моего тоже опрашивали-допрашивали, интересуясь сделкой с моим авто. Попытались поговорить со мной, но я сказал, что ничего об этом не знаю и что отец мне об этом ничего не говорил. А отец сказал операм, работавшим по отдельному поручению следователя, что сразу сказал директору, что сын машину продаёт грузинам. Которых тоже, мать их, допрашивали. А те сказали, что переговоры о купле-продаже вели уже месяц до дня убийства 'директора и его команды.
— Фух! — выдохнул я, когда от нас с отцом отстали. — Значит следов мы не оставили и никто нас, действительно, не видел.
Чувствовал я себя на удивление спокойно и кровавые мальчики ко мне не приходили. Хотя я много размышлял над тем, что произошло. Размышлял и экспериментировал. Энергию «чи», или «цы», хрен знает, как правильно, я вызывать мог, а вот плазменными шарами бросаться не получалось. Причём, у меня получалось, как и говорил Городецкий' хлестать ею метрах на двух. И хлестать довольно чувствительно, а если по горлу, так и смертельно, как оказалось.
Энергия «цы» зарождалась в точке, расположенной чуть выше пупка, но генерировалась тазом, скручивающим позвоночник в этом месте. Как оказалось, при скручивании тела внутренняя энергия просто наполняет оболочку, окружающую тело, с помощью которой можно воздействовать на энергетические оболочки людей. И тогда они начинали меня чувствовать, словно я их трогаю. Это, получается, и происходило, когда я видел, что люди на меня реагируют не так, как на других. Как я предположил, «вспоминая» их, я активизировал своё биополе и оно выдвигало вперёд что-то вроде щупальца, которое и ощущали мои «бывшие-будущие» знакомые.
Сие открылось мне после нескольких экспериментов. Мне даже как-то неловко стало, когда одна из «подопытных» девушек, никогда ранее мне не встречавшаяся ни в одной из жизней, вдруг покраснела и потупила взгляд. Это после моего «случайного» касания низа её живота. Тьфу, паскудник! Но это ведь был эксперимент! Больше я никогда себе такого не позволял, не испытывая, такого-же эффекта, как, э-э-э, «подопытные», хе-хе…
Но такое умение позволяло проводить бесконтактную диагностику и лечение. Именно то, о чём мне рассказывал тот же Городецкий, которого я мысленно «обсмеивал». «Бесконтактный массаж», ага, — когда-то давно этой весной думал я. Давно потому, что за это время произошло столько событий, что мне казалось, что и это всё случилось когда-то в другой жизни, или, по крайней мере, лет десять назад. Да я и совсем другой стал, по сравнению с тем, каким был на плавбазе.
Сейчас мне казалось, что я был каким-то… Правильно сказал токарь — лошок-лошком я был. Наивный северный олень, да-а-а… Сейчас вместе с уверенностью и чётко видимыми впереди целями, мне казалось, что я даже видеть лучше стал. Очки «для телевизора» позабыл где и лежат. Хм… Надо проверить зрение. Но не минус два — это точно…
Вот и говорю, что при соприкосновении моего биополя с чужим, мне стали видны щели в нём и его толщина. Примерно метров с пяти — шести я мог его не только видеть, но и воздействовать на него. Подкачивать, например. Причём, очень важным оказалось, не пытаться это делать руками. Одной рукой ещё куда ни шло, а двумя — категорически нет.
Если одной рукой, то лишняя энергия стекала в ауру и возвращалась через другую руку в меня. А если двумя руками «трогать», вся энергия уходила в «пациента». У меня так библиотекарша сознание потеряла, когда я свёл свои рука над её макушкой. Вот я напугался! А ведь говорил Городецкий, что голову надо или одной рукой «трогать», или совсем убрать потоки. Плохо я ещё мог пользоваться своим полем.
Ещё до того, как во мне «проснулась» способность «разбрасывать энергетические камни», я подвязался делать массаж библиотекарше, даме «в годах», то есть — лет пятидесяти, которую периодически беспокоили головные боли. А в той книжке-распечатке «Шиатсу», что подарил мне Городецкий, имелась соответствующая аппликатура. Я её попробовал и она оказалась очень действенной. Практически со сто процентный лечащим эффектом. Вот я эту аппликатуру и применял на всех, кто отдавался в мои руки с надеждой избавиться от страданий.
И вот в очередной приступ меня позвали полечить, а я, уже наделённый иными качествами', решил попробовать бесконтактный «метод Джуны Давиташвили». Главное, — что у меня и таким методом лечить получалось, но не сейчас. Библиотекарь сильно испугалась, придя в себя. Но от продолжения, хе-хе, лечебной процедуры не отказалась.
Тогда я постарался отключить биополе и провёл «простой» точечный массаж, во время которого Нина Викторовна только что не рыдала под моими руками. А я давил очень осторожно. Да, и не давил почти!
— Сегодня твои руки, Миша, на удивление проникновенные, — сказала пациентка, применив странное для рук слово.
Потом, когда я стал «видеть» слабые места чужого биополя, стал воздействовать на него своими «щупальцами», лишь иногда слегка помогая одной рукой или даже пальцами. Поучалось великолепно. Однако некоторые, например моя мама, просили сделать «простой массаж, как раньше» и мне стоило больших трудов и напряжений, ослабить, а потом и совсем «нивелировать» воздействие моего биополя. Зато теперь точечный массаж получался очень, кхэ, проникновенный.
Так вот и рос я в двух направлениях: музыкальном и лечебном, а дела вроде как двигались сами собой. Концертной деятельностью занимались дядя Саша и тётя Катя. Мы к концу года составили концертный план на восемьдесят седьмой год, заключив договоры с музыкантами и нашими собственниками площадок и оставалось только предоставлять музыкантам оборудование, а для этого пришлось прикупить в Японии автофургон «Toyota Dyna». Тем более, что он оказался востребован и для иных производственных нужд Молодёжного центра.
Наша «строительная тема» крутилась вокруг отвода земли для завода, производящего различные строительные блоки, проектирование жилищного комплекса трёхэтажных коттеджей и отвода земли для них. Туда мы планировали переселить собственников «частного сектора», расположенного на сопке выше нашего управления. Ну и кто-то из руководителей сможет улучшить жилищные условия. По крайней мере я, рассчитывал оторвать там себе квартирку. Если всё сложится, правильно, конечно.
Всеми этими вопросами занимался заместитель начальника управлени по капитальному строительству Лебединец Игорь Петрович, который возглавил и наш «строительный трест». А чем ему ещё заниматься? Капстроительства никакого не велось. С ним, кстати мы и про МЖК переговорили. Как-то незаметно лидерство в штабе рыбацкого МЖК стало переходить от Грушевого ко мне, хотя я и не старался его захватить. Меня интересовал результат, то есть стройка, а с результатом у Грушевого не получалось. Всё закольцовывалось на спорах о том чей «хер толще» и добывании денег на содержание самого штаба, которые приносили субботники по уборке, например свеклы.
Я же, изучив планы капитального строительства жилья в ВБТРФ, пришёл к заключению, что нахрен нам не нужна эта сопка на Сабанеева, куда нужно пендюрить пешкодралом под углом в сорок пять градусов. Когда ещё маршрутку пустят. И надо развивать тему именно на Диомиде. ТО же в принципе, говорил и Грушевой, но дальше говорильни у него дело не пошло ни в каком варианте известных мне жизней. Всё упиралось в расселение частных собственников, к которому я подошёл кардинально. И при успехе нашего не очень безнадёжного дела, мы могли расширить стройку, построив вместо одного одиннадцати-подъездного дома — трёх таких же домов. Тоже путём увеличения выпуска панелей за счёт специального оргнабора и комсомольско-молодёжных субботников. Вот этот вопрос сейчас и прорабатывал Игорь Петрович.
Дело в том, что во Владивостоке существовало два штаба МЖК. Один обосновался в краевом комитете ВЛКСМ, а другой у нас. В тот МЖК входили все городские предприятия и учреждение, не имеющие денег, а у нашего «рыбацкого» МЖК деньги, потенциально, имелись.
Как показывали некоторые «будущие» жизни, деньги были именно что «потенциально». Дело в том, что руководство нашего предприятия смотрело-смотрело на «соплежуйство» Грушевого и отдало «наши» деньги в городской штаб, «тупо» переведя их на его счёт. И не только наше предприятие, но и другие рыбаки поступили аналогично. Не без давления крайкома комсомола и крайкома партии, думаю. И это случится в восемьдесят восьмом году. Кхе-кхе… Случилось бы, если бы, кхе-кхе, не мой проект, очень понравившийся директору ВБТРФ Никитенко и другим руководителям рыбаков и поддержанный самим генеральным секретарём ЦК КПСС Горбачёвым Михаилом Сергеевичем.