Глава 17. Живые, мертвые и чудовища

Даша подумала — вот бы сюда телеоператора с парой софитов. Ох, тот же Андрюша голову бы вихрастую заложил за такой волнительный сужет. Тишина стояла полная, космическая. И да, страха она не испытывала. Чудище не то чтобы не казалось опасным — такими клыками руку отхватить пара секунд, оно было разумным, разумнее многих, у кого она брала интервью.

Вперед шагнул викинг и сказал:

— Ну давай свои условия. Кого-то надо ухлопать, а у вас лапки?

— Нет, — сказало чудище, сэкка, вспомнила Даша, Данил называл их сэкка. Будто на японском. — Кого-то надо спасти. Одна из наших в беде. Ее поймали люди, но рулит ими такой как вы.

Еще не легче.

— Зачем поймали? — Олес не отводил взгляд. — А вы сами ее освободить не пробовали? Страшно?

— Отвечу по порядку (Даше показалось, баритон наполнился сарказмом). Мы почти уверены, они хотят узнать про наши дороги, мы-то бродим где хотим. И попадаем в когда хотим.

Он так и сказал.

— То есть вы прыгаете не только в пространстве? И во времени? — не выдержала Даша. Все взгляды обратились на нее, но ей было плевать.

— И во времени. И между реальностями. Как вам объяснить? Мир довольно сложное место, чуднее унылой квантовой физики. Параллельные миры, так проще вашим траченым разложением мозгам, не твоим, смелая Дарья. Веер миров. Великий кристалл. Гиперфрактал. Ханойская хрустальная башня. Мандала. Мы знаем как аккуратно с этим обращаться. Хотя у нас лапки, да.

Ольгер промолчал.

— Кстати, сэкка можно понимать как «странник». Мы могли бы сами, — продолжал сэкка, — устроить ночной налет, и всех там пустить клочьями, но тогда нашей спокойной жизни тут конец. Слухи, паника, чудовища вида ужасного растерзали десяток вооруженных сироток.

— Ага, с пушками, то есть госконтора? И мы должны за вас с ними зарубиться? — сказал индеец. — Мило. Губа не дура.

— Вряд ли госконтора. Хотя связи у него там должны быть, как без того, — сэкка почесал задней лапой за ухом, как огромный кот. Даше было жуть как любопытно.

— Так почему она не сбежит, раз вы такие вольные звери? И откуда вы знаете, будто их шеф из наших?

— А давайте я вам покажу вместо часу болтовни? Она смогла с нами связаться ненадолго. Теперь, думаю, ей отрубили сознание гадостью вроде наркотика. Кто тут посмелее, мертвые герои, положите мне руку на голову.

Даша шагнула вперед и вытянула руку. Данил было дрогнул, но сэкка (чудовищем ей больше не хотелось его звать даже мысленно) подмигнул, встал и подошел, оказавшись ей выше пояса в холке, хоть на рост Даша не жаловалась.

Даша положила ладонь на спутанную шевелюру, обоняя не такой и неприятный канифольный запах, волосы были чистые и немного жесткие, как у терьера.

— Другое дело. Живая девочка самая храбрая, я гляжу, — сказал сэкка. — Только с вами зря связалась. Эдак таким же чудовищем станет. Еще кто?

Ольгер подошел и положил широкую белую ладонь рядом с узкой Дашиной. Потом Данил и остальные. Странное зрелище — словно обряд, могилы, ограды, и посреди пятеро стояли полукругом, их руки лежали на лохматой голове человекозверя.

— Смотрите, — сказал он, — это просто память, бояться нечего.

— Напугал, челмедведосвин, ведь обмочусь, — шепот индейца.


Когда-то давно молодая и глупая девочка Даша прыгнула с «тарзанки» в парке. Примерно те же ощущения, вплоть до завязавшегося узлом желудка она получила и теперь. Но дурнотное падение замедлилось, и теперь она стояла… стояла на четырех лапах. Прикованных к скобам в бетонном полу. А вокруг решетка клетки, вертикальные прутья, как в зверинце.

Еще воспоминания об ударах и боли от укусов дротиков с одуряющей дрянью, и едкий карболовый запах чего-то брызнутого в нос, занемевший теперь и почти потерявший чувствительность.

Голые стены в бетонной «шубе», лампы дневного света на потолке. Признаков «где» нет, но казалось, под землей. Стальная дверь вроде бункерной напротив, крашеная серой краской. Она открылась, без скрипа толстых петель, и вошли трое.

Двое здоровых мужиков в камуфляже без знаков различия, в берцах, с дубинками на поясах. Один темный с небольшой бородой, второй белобрысый, но оба с неприятными тяжелыми взглядами, делавшими их похожими не меньше костюмов.

Третий иной.

Холодный. Бледный. Неживой. С темно-багровыми глазными яблоками. От него не доносилось пульса и звука дыхания, и чесночного запаха пота тех двоих.

Совсем не страшный. Приятный моложавый мужчина, темно-русый, гладко выбритый, похожий на Штирлица из кино. Бежевая замшевая куртка, джинсы с высокими трекинговыми ботинками. От него для нечеловеческого обоняния сэкка отдавало легким запахом свежей крови, гуще — оружейной смазки и цитрусом — туалетной воды. Денди на охоте. Тем более, на бедре висел хороший лапландский нож в глубоких кожаных ножнах. Ростом пониже своих человекопсов и посубтильнее. Но не плюгавый, о нет.

Даша ощутила горячую тугую злобу, тоску и скрытый страх женщины-сэкка. Или сэкка-девушки? Слово «самка» ей уже на ум не пришло.

Труп подошел к прутьям, мановением холеной ладони оставив на месте охрану, но остался в разумном отдалении. Покачал головой, как кроткий ветеринар перед злой собакой.


— Девочка, перестань скалиться. Никого ты не напугаешь.

— А ты подойди ближе, падаль! — раздался в ушах Даши низкий, несомненно женский голос, мелодичный, напряженный, но без нот истерики. — Придвинься, шепну на ушко пару секретов.

— Секреты ваши мы и так узнаем. А дергаться бесполезно. На оковах серебро, и место тут не очень обычное. Прыгнуть в вашу нору не сможешь. Зря воюешь, кстати. Ну да, неприятно вышло, так ты бы в гости сама не пошла.

— К упырю? У меня-то голова здорова.

— Говорит зверь с человечьей головой на песьем тулове… — он улыбнулся без улыбки в глазах. — Чем раньше перестанешь буянить, тем скорее мы тебя отпустим. Отпустим. На черта нам ссора с вашим племенем? Поможешь узнать про ваши фокусы с прыжками через мировую изнанку, я тебя лично раскую и золотом осыплю. Не хочешь золота? Грузовик фуагры устроит? Новорожденные человечьи младенцы с трюфелями?

— По себе судишь, кровосос. Твоя голова, пожалуй, устроит, но без туловища.

— Я ядовитый и тухлый, — сказал он почти весело, — кровосос же, но ты пока повыбирай награду. Да, воды и еды принесут, морить голодом не моя метода.

— А нет то что? Снова палкой по загривку? Или иголкой в жо…

— За иголки извини, без палок тоже постараемся. Про вашу живучесть наслышан. Но разве палки да иголки боль? Дитя ты наивное, из дикого леса. Не представляешь, как будет скверно. Может, всю оставшуюся тебе жизнь, пока не поумнеешь. Опыты над вами еще не ставили? Инквизиция не ловила? Щенки они перед нынешней наукой.

Он скривил губы и лицо на миг стало безумным, а кровавый взгляд — пустым.

— Никуда не денешься. Кстати, твои сюда не попадут. Мы позаботились. Как думаешь, откуда узнали как вас ловить? Припомни, не терялся кто из вашей стаи? Пораздумай ты путем, ага.

Собакевна моя подопытная.


От шагнул назад.

От подавленной ярости и отвращения пленницы Даша стало дурно.

Картина гасла и плыла, Даша попыталась дотянуться до разума сэкка и хотя бы позвать, ободрить «мы с тобой, мы придем», но так и не поняла, получилось ли.


Она снова стояла на земле, и горячий широкий и шершавый язык лизнул ее ладонь.

— Спасибо за попытку, — сказал человекозверь, — ты умница. Может, она и слышала.

— Как ее зовут хотя бы? — спросила Даша, пошатнувшись. Данил подхватил ее под локоть. — Все нормально, Дань!

— Для вас примерно как «Паутинка путей». Ну, грубо, «Находящая дорогу в тумане и мраке».

— Следопытка.

— Пусть. Из нашей… стаи два года назад пропал… одинец. Думали, сбежал подальше, надоело все, закрыл разум, так бывает.

— Люди, — сказала Даша, — надо ее вытащить.

— Мы не люди уже, — сказал Данил, осторожно беря ее руку, так чтобы палец лег на его прохладное запястье без пульса, — но этот зоопарк надо прекращать. Урод с глузда съехал.

— Вы как хотите, а вариантов у меня нет, — ответил викинг, — и мне он тоже не понравился. Конкурент-прозектор, тролль задери. Где они прячутся?

— Все что знаем расскажу… и покажу, — сказал сэкка и облизнулся. — Нечто типа санатория для непростых двуногих. Не так уж далеко. Я буду к тебе в гости, северянин, в твоем гараже к трем после полудня. А пока кое с кем кое-что решу.

Он махнул хвостом и растаял у них на глазах — шерстистая туша стала силуэтом, мутной тенью, пропала с дуновением ледяного ветра.


У ворот кладбища устроили малый суглан. Небо уже мутно, слепо светлело. Мимо пронеслась полицейская машина, вякнула сиреной и блеснула синими вспышками. И ночью городу нет покоя.

Индеец хлопнул по плечу берсерка:

— Куда тебя отпускать одного. Спалишь все, кровавых орлов из них наделаешь, скандал, вонь на весь свет. Ресторатор с бензопилой выпилил санаторий и навертел из охраны котлет.

— Я с вами, — сказал Данил. — Не люблю сволочей, мучающих зверушек. Да и Оле я обязан.

— Да и я бы… — Даша не успела договорить, как, кажется, все четверо хором сказали: «нет!»

— Еще чего, — ответил Оле, — вот тебя в тех краях только и ждали. С надписью «пресса» на лбу, вместо мишени.

— Даш, не валяй дурочку, — попросил Данил. — И ты с глузда съехала? Никто тебя на выстрел к тому чертову лепрозорию не пустит. На пушечный. О нас не волнуйся.

— Да убережем мы твоего милого… ягуара, — пожал плечами индеец. — Нас троих на банду задохликов за глаза. Даже с их командиром. Много за все годы было проколов?

— Пару-тройку я помню, но там и дела были серьезнее. Чай, тут не с кемпейтай[40] рубиться, — сказала Майя, достав зеркальце и озирая себя в темноте, ее глазам света хватает, подумала Даша, вот тебе еще выгода, — для кладбища сойдет, мальчики, я помогу чем смогу, и прикрою сверху, связями. Но сама с вами не поеду, уж простите. Даша, если ты не забыла помощи старой ведьмы, у меня просьба — поддержи в моем деле. Мне это важно.

«Берет на благородство, кобра, у Дашки ни шанса», подумал Данил.

— Можно попросить Дарью поехать со мной поговорить? В городе есть симпатичное кафе, для меня всегда открыто, заодно перекусим. Данил, ты не против похищения? Я лично привезу ее в целости. И ремень ей пристегну.

— Даш, ты как? — Данил пожал плечами, копируя друга.

— Ладно, — Даша чмокнула его в прохладную щеку, и они с Майей сели в синий БМВ. Майя демонстративно подождала, пока та пристегнется.

БМВ рыкнул и унесся, оставляя слабую бензиновую гарь.

— Фу, — сказал экологичный Аренк, — ну и воняет. Убожество. Колымага самоходная, век девятнадцатый, фатер и муттер Бенцы. — Его красное экочудо мигнуло белым светом фар на другой стороне дороги.

— Так… к двум после полудня жду у себя, дома. Адрес помнишь? — сказал Ольгер.

— Само собой, — Данил включил свой электроцикл и снял с ручки газа-ускорителя черный с золотом шлем, получше закрепил белый на задней подушке. И что Майя задумала? Но с ней о Даше он не беспокоился, это точно.


В маленькой незнакомой кофейне пахло корицей и кардамоном. Никого больше не было в интерьере с расставленными по полочкам на беленых стенах тонконосыми бронзовыми кофейниками и медными турецкими джезвами. Они присели по сторонам круглого черного столика в низкие бархатные креслица. Майю бородатый смуглый бариста солидных лет, в белом бурнусе, обслуживал как правоверный туг богиню смерти, молчаливо и истово.

Она взяла крепкий арабский со стаканом воды, Даша — какао с зефиркой, ей захотелось себя полакомить, бедняжку. Из бардачка машины Майя захватила усыпанный чем-то похожим на алмазную пыль клатч с эмблемой Гуччи. Настоящий, конечно же.

Достала из безумно дорогой сумочки красивую коробочку бежевой кожи, похожую на портсигар. Сперва Даша подумала, угостит сигарой, и изумилась — уж вредные привычки и Майя не вязались никак. Но рыжая ведьма отщелкнула крышку — там тускло блестел знакомый предмет.

— Забрала таки? — Даша подняла взгляд и встретилась с черно-вишневым взглядом. — И для кого же? Ох, прости, если секрет.

— Секрет. Но не от ближайшей подруги.

— Спасибо.

— Не за что, со мной та еще морока, — она улыбнулась, — мне тоже есть за кого бороться и искать. Не сдаваться и не отпускать. Такая я сука, сосуд греха и эгоцентризма.

— Мужчина?

— Не долюбив, не долетев до цели… долгая история. И невеселая. Он звал меня Майкой, Маюшей и даже Маевкой. Меня!

Загрузка...