Амулет мертвеца

Глава 40. Наши мертвые нас не оставят

Они проскочили без единого выстрела. Сайха никогда не делала дело наполовину. Остались обгорелые клочки по обочинам, пара некрупных теней метнулись с дороги, похоже, последние.

Даша постаралась о ней сейчас не думать. Не очень получалось.

Их героический экипаж встретил высокий, метра четыре, забор из колючей проволоки с табличками «Не подходить! Военная зона. По нарушителям ОГОНЬ БЕЗ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ!»

Предупреждать и стрелять было некому, пара вышек в поле зрения стояли пустыми. Что не означало доброго пути. Они увидели и всем известный купол над древней антенной, великанский мячик для гольфа, рядом торчала зеленая ячеистая антенна локатора ЗРК, похожая на раскрытую книжку, кажется, «Панциря», но — не вращалась, как должна бы. Еще на пилонах возвышалась пара небольших оливковых антенн-шаров, по виду почти новых.

«Зеро» очень тихо покатил вдоль ограды, а вот и вход. Ворота, закрытые, красно-белый шлагбаум и грязная бетонная будочка блокпоста с амбразурой. Серьезный подход. «Стоп. Только по пропускам». Никого.

Даша сняла осточертевший шлем, нащупала пальцами глубокий рубец на пластике и ей захотелось треснуть упыря по спине. Ничего ведь не скажет, великий немой. На шлем села оранжево-черная крапивница, вот кому все трын-трава. Пока птичка не увидит. И даже тогда бяк-бяк и все, финис. Без горя и печали. Бабочкой быть хорошо, тупо и весело, подумала Даша.

— Дань, мне кажется… ну, может и глючу, но она там. Где та здоровенная круглая хреновина над антенной. Оттуда неладным тянет, я так не объясню.

— Да в общем не спорю я. На нашу ведьму похоже, все самое большое, самое заметное.

Из травы за блок-постом поднялась громадная серо-зеленая змеиная башка в мелкой чешуе, повела плоской мордой, глаза темные, знакомые с виду. Змеи же глухи, вспомнила Даша, они чуют вибрации, вряд ли мы так уже потрясли землю, расстояние все же приличное.

Данил поднял палец: прислушайся.

Где-то там, по дороге из города, ударили выстрелы, кажется, пулемет. Потом пара хлопков: ахх, ахх. И даже Даша теперь услышала рев мотора.

Данил обернулся с улыбкой, злой и радостной.

— Я этот мотор узнаю из тысячи. Ждем, пять, четыре, три…

На «один» на шлагбаум налетел громадный черный пикап Джи Эм Си, полосатая труба отлетела с веселым звоном, угловатым бампером вездеход высадил ворота, сделал пируэт, вздымая пыль, и налетел на змею.

Тварь, привыкшая в своем жарком гнилом прошлом охотиться на неспешных мастодонтов, не успела вывернуться, внедорожное гребнистое колесо раздавило ее за головой, хвост забил в агонии. Пикап расплющил ее окончательно задними колесами и рванул туда, в глубину, к куполу.

— Дашка, шлем!

Она послушалась, грязно ругаясь шепотом, и они покатили следом.

Пикап встал, взрыв землю всеми четырьмя шинами, метрах в двадцати от большого шара. Дизель утробно ворчал, и Данил невольно вспомнил медведя. Покойного дважды медведя.

Вблизи стали видны на куполе потеки ржавчины, побитые градом, а может, и метеоритами ячейки обшивки, никто не знает сколько лет защищавшей антенну дальнего обнаружения, со времен Брежнева и Рейгана, наверное. Немного поодаль стоял восьмиколесный серо-зеленый Камаз с огромной башней «Панциря С-1», ракетные трубы и пушечные стволы задраны, но антенна неподвижна, а дверь водительской кабины распахнута. Ни души.

С подножки пикапа спрыгнул Ольгер, белокурый вечно молодой бог, в джинсе, высоких берцах и кожаной куртке с улыбающимся черепом на спине. На поясе верная короткая секира с полукруглым лезвием.

Он вскинул метровую зеленую трубу на плечо. Свист, шипение, оттуда рванул снаряд, похожий на дротик, его отчетливо разглядел Данил, Даше показалось, из трубы ударило дымное копье, ушло к куполу, взорвалось пламенным грибом.

Берсерк бросил использованный гранатомет и побежал туда.

Они со скрежетом затормозили возле пикапа. Даша спрыгнула, наконец-то сорвала и отфутболила чертов шлем: вся голова сопрела.

— Даш, солнце, лезь в кабину и закройся. Я за ним. Быстрее, там ты ничем не поможешь.

Она запрыгнула за руль, ключ в замке, ну да. Данил захлопнул дверцу, отдал честь, балбес, пустоголовый, и, перехватив дробовик, помчался за другом.

— Дебилы несчастные, — прошептала Даша и вытерла слезы.

Ракета проделала в боку купола рваную, неаккуратную дыру в рост человека, против такой артилерии ее не рассчитывали. Данил перешел на шаг, оглянулся в последний раз на пикап и мотоцикл, успел увидеть светлые волосы за лобовым стеклом. Сжал зубы и шагнул в полумрак.

Внутри никакой антенны не оказалось. Только стальной круговой рельс на бетонном полу, да ржавые шестерни посередине. Кое-где в куполе образовались маленькие треугольные дырки, теперь солнечные лучи словно прокалывали внутренность полушария. И пентаграмма была там. Размером, пожалуй, с циферблат башенных часов. Огнем горела на дальней стороне, огнем неестественно алым, словно смотришь сквозь красную бленду.

Ольгер уже стоял там, расставив ноги. Шагнул ближе. Данилу показалось, линии вспыхнули ярче, а от чертежа прошла волна жара, какой он никогда не ощущал и при жизни. Ольгер протянул левую руку и коснулся нижнего луча. Громко сказал:

— Эй,Grendles mōðor[108], выходи, сука. Нравится жених?

И заговорил, произнося знакомое наизусть заклинание. Данил не успел ни сказать ничего, ни вмешаться. Его словно окатило тугой волной ненависти и придавило к полу. По линиям побежали алые огоньки, вся быстрее, купол наполнил откуда-то из подземных глубин низкий, навязчивый гул.

Хлоп.

Перед Ольгером стояла девчонка в черном. Смотрела багровыми глазами, но теперь без насмешки, Данил увидел на худом личике отвращение… а пожалуй, и тревогу, если не страх.

— Явился, северный олень, — сказала она красивым баритоном, — так точно, диагноз идиот. Готов подохнуть только чтоб испортить нам отпуск? Навсегда? Ты ж на свете привык, у тебя тут и зазноба, друзья, домик, я знаю, неплохой. Время передумать кончается.

Ольгер ухмыльнулся и продолжал читать, Данил увидел, как огоньки с пентаграммы сбегаются к его лучу… собираются в единый пламенный сполох… огонь иного мира перепрыгнул на рукав его куртки, точно принюхался… и вырос, охватил сначала руку, следом левую половину тела, прекрасные волосы вспыхнули и сгорели.

Викинг продолжал стоять, пока кожа на левой щеке вздувалась и лопалась. В правой он все так же сжимал рукоять топора, подобало войти в Вальхаллу с оружием.

Жар достиг даже Данила, он прищурился от боли, раздирающей нервы, по каждому, самому тончайшему окончанию бежал незримый огонь. В голову ему точно накачивали горячий газ под давлением, вот-вот и череп лопнет, разлетится серебряной шрапнелью. Тяжкий гул, звук злобы наполнил свод, и старый металл задребезжал в резонансе.

Девушка покачнулась, оперлась тонкой белой рукой на чертеж. Вскинула голову.

Громовой удар. Ее точно дернуло током, и от руки в пентаграмму, Данил мог поклясться, ушел багровый, нематериальный, но живой сгусток.

Еще раскат.

Темно-оранжевый за ним.

Ольгер стоял, уже обугливаясь, качнулся, но руки не оторвал.

Снова гром.

Желтый, ядовитого оттенка желчи. Девушка упала на колени, все еще держась за стену.

Алые, оранжевые, желтые сполохи побежали по чертежу, купол содрогнулся и пентаграмма погасла, почернела, металл под ней начал трескаться и с шелестом осыпаться. Из головы и нервов Данила пропала давящая боль, и растаял гнусный страх.

Ольгер медленно повернул горящее, жуткое лицо, наполовину череп: Данил крикнул едва не порвав связки:

— Топор, Оле! Топооор!

Викинг услышал.

Взмахнул еще зажатым в правой оружием, привычным, отработанным тысячей ударов и сотнями лет движением.

И отрубил себе левую руку по плечо.

Рухнул, огонь вокруг него пропал, как задуло.

Девушка перед ними упала тоже, снова поднялась на колени, качаясь, тонкая, как подрубленное деревце. Бывшая пентаграмма на рассыпающейся стене рядом уже ни на что не походила, на ее месте проглянула дыра, раскрылась вширь, туда ворвался солнечный свет и вызолотил стройную фигурку.

Данил увидел ее улыбку.

— Всё, освободилась, — сказала она и дрогнула лицом, с ужасом и жалостью поглядела на изувеченную фигуру с топором, потом на Данила.

— Это я? Простите.

Данил побежал к Ольгеру, склонился, не зная, как лучше его поднять, левую сторону лица покрывала черная корка в трещинах, там виднелось розовое, влажное, левый глаз выжгло, во впадине белела кость, от левого уха остался обугленный хрящ, кожаная куртка пошла волдырями… черная культя, правда, не нуждалась в жгуте.

«Если это может утешить».

— Вы правда вернули бы мою Бушку?

— Вернули бы, ясно же, — сказал Данил, вместо ненависти он почувствовал жалость… мертвое сердце, а поди ты.

— Вы добрее ваших богов…

Серафима протянула руку.

Рука осыпалась черным пеплом. Она еще несколько секунд смотрела живыми, карими глазами, но чернота охватила ее всю, и помпейская статуя с шорохом рассыпалась по грязному бетону, теряя всякое человекоподобие.

Ругаясь вслух, Данил поднял Ольгера под мышки, безуспешно стараясь не делать больно, и поволок к свету, в живой мир снаружи.

Даша подогнала вездеход ближе, умничка.

Он уложил викинга так, чтобы тот опирался на переднее колесо. Даша выскочила, со стоном сочувствия присела рядом. Ольгер пошевелился, наконец выпустил топор с оплавленным лезвием. Повернул голову так, чтобы видеть их одним глазом.

— Не похожи на Одина и Фригг, ребята, дохловаты… — просипел обожженной гортанью.

— Лежи, балда, и не чирикай, — ответил Данил. — Выискался рубака, Джон Барбекю[109].

— Вот именно, выискался! — голос, услышав который, Даша взвизгнула радостно и совсем несолидно.

Рядом стояла Сайха.

Но в каком виде!

Мокрая как мышь под ведром, кожаная куртка и дорогие джинсы похожи на половые тряпки, роскошные волосы сбились в колтун, в них застряли водоросли и теперь воняли тиной.

Одно осталось неизменным: прекрасное и гневное лицо.

— Тrollägg, тащилась с такой глубины, хлебая вонючую воду, а потом восемьсот ступенек наверх! Восемьсот, Фенрирово дерьмо!

Даша хотела ее обнять, но Сайха уже осматривала Ольгера, быстро и осторожно касалась ожогов и ран, качала головой. Наконец сказала:

— Я не верю, но он выживет. Ну, то что от него осталось.

Ольгер попытался улыбнуться почти безгубым ртом:

— Отдрыгался…Забудь горелую корягу. Тебе не пара.

— Одину подобный, Тюру брат отвагой, белый хрен сражений, — нараспев сказала Сайха, и закончила: — господин мой, ты придурок. Ничего, — сообщила она Даше, — все что нужно осталось, я проверила.

Данил запрыгнул в кузов пикапа, томительно долго рылся там в ящиках и сумках, наконец нашел кургузую ракетницу. Вскинул, выстрелил: алая звезда вспыхнула в небесах, упала с дымным следом. Потом поднял короткую картонную трубку, выдернул шнурок, и над базой, над морем потянулся красный густой дым.

Треск винтов они услышали минут через пять.

«Хьюз», темно-красное, словно пасхальное, подумала Даша, «летающее яйцо» снизился, оставляя сизый дымный шлейф, двигатель работал с перебоями, но он все же точно и чисто сел рядом, обдал компанию едким керосиновым ветром. Припал на погнутый полоз шасси и выключил зажигание.

Ракетные пилоны пусты, вороненые стволы шестиствольных пулеметов облезли от перегрева, боковое окно кабины выбито, а дверь выпачкана гадкой жижей. Двое выскочили из кабины, в голубых летных костюмах. Сорвали шлемы, красный и зеленый.

Впервые Даша видела Майю растрепанной и грязной. Но гонор, гонор остался при ней.

— Кого я вижу! — она сразу же поняла. — Выживет?

— Если нас назвать живыми, да, — сказал Данил.

Василь потоптался и виновато развел руками.

— Если б мы знали.

— Ясно, вас не предупредили, — сказала Сайха. — Зверолюдки летать не умеют. Много хоть настреляли?

— Морпорт спасли, и прибрежную полосу, — ответил Василь, — если б еще не поганые птерозавры. Мега, кстати, вашего любимца, мы того. Выпотрошили.

Натужный свист со стороны ворот, и на пятачок вкатил вишневый Тесла Эс.

Уже никто не назвал бы его шикарным. Фара выбита, бампер расколот, и трещина на все лобовое стекло наискось, капот вспорот словно тремя стамесками. Дверь распахнулась, и оттуда вылетела немецкая штурмовая винтовка без магазина. Потом выбрался индеец. Шикарный серый костюм, вишневая рубашка, все в измочаленном и печальном виде. В руке он держал «Беретту АРХ» с оттянутым задержкой затвором. Бросил ее под ноги, пнул неповинное оружие штиблетом крокодиловой кожи.

— Коллеги, я пустой. Кабы твари не стали пеплом на финише, кетцалев хрен бы я к вам доехал. Кто?

Подошел ближе. И плюхнулся прямо в пыль изящным задом рядом с Ольгером и Сайхой.

— Ага. Вытянет?

— Вытянет, — кивнула Сайха, — я его знаю. За шкирку вытащу, он мне новую машину должен. С гранатометом сверх всего.

— Глас валькирии! Медведь ты недожаренный. Чертова перешница. Вальхаллы захотел? Хель тебя дожидается, постель греть.

— Акулу Хель получит в постель, — сказала Сайха.

— Погодите. Выходит, прорвались? — Аренк оглядел их торжествующе, — ведь без потерь? Я не думал.

— Аре, прости… нет, — Даша присела на корточки рядом. Она только теперь поняла, как устала, голова разламывалась, из тела словно кости убрали. Хотелось лечь прямо тут на землю и не шевелиться. Никогда.

— Эля погибла. Она в городе, в моей машине.

Вот. Сказала.

Бессердечный ацтек окаменел лицом, рванул мятый ворот рубашки.

— Так. Мне нужен будет амулет.

— Не вопрос, — ответила Майя, — получишь.