Апотекарий

Глава 7

— Дыши, но не шевелись, — чуть слышно выдохнула Гия сквозь зубы, едва заметно шевеля губами. Я вцепился взглядом в еë лицо, силясь понять, что происходит. Разом рухнувшая на нас тишина давила на уши и говорила мне только о том, что бойкие общительные лисы в мгновение затихли и замерли так же, как и мы.

Лишённый движения, я попробовал направить своë внимание к внешним ощущениям, чтобы слухом и телом хотя бы почувствовать, что оказалось за мной; судя по общему оцепенению, крайне опасное. Закрыл глаза, позволяя остальному восприятию обостриться, и почувствовал, как за моей спиной, совсем рядом по правой стороне, между нами и древесной полостью, медленно и тяжело движется что-то большое.

От слепого нарастающего страха волосы на теле встали дыбом, я всеми мыслями превратился в камень, концентрируясь и обращая внутренние чувства на существо позади. Новые запахи отсутствовали, что мешало распознаванию, но были звуки. Тянущиеся, ползущие. Они звучали равномерно, начинаясь с корневого ребра, и стекали вниз, шурша сминаемой травой и мхом.

Неужели змея? Такая огромная?! Я затылком ощущал массивное присутствие, всеми силами борясь с собственным похолодевшим телом, которому от ощерившейся гусиной кожи необходимо было передёрнуться в попытке стряхнуть паническое напряжение.

Открыл глаза, глядя на побледневшую зáмершую. Она всё ещё держала в руках колбу с сердцем, пристально следя за тем, кто за мной.

Я, боясь пошевелиться или хоть чуть-чуть голову повернуть, сфокусировался на боковом зрении, стараясь углядеть источник звука. У меня получилось, но от вида стало только страшнее и тяжелее: из-за меня, стекая с корня, двигалась огромная змея. По моему предположению, её туловище было почти что в полный обхват моих рук, или больше, а чешуйчатая тёмная спина тускло отражала закатные отсветы.

Внутри всё задрожало, судорожно сжимаясь. Сердце заколотилось, как взбесившееся, дыхание стало прерываться. Мне не хватало воздуха, но я отказывал себе в полном наполнении лёгких.

Что это за змея? На что она среагирует? Почему она здесь?! И как нам теперь быть?

От мыслительного стука начала болеть голова, глаза вот-вот собирались заслезиться от концентрации на боковом зрении, но я просто-напросто боялся что-то изменить. Я чувствовал, как моя одежда мокнет от холодного пота и поджимаются конечности.

Через несколько бесконечно долгих мучительных мгновений между мной и Гией показалась тупоносая чешуйчатая голова с глубоким тёмным окрасом и невозможно синими глазами с горизонтальным зраком. Она пробовала воздух вокруг мощным тёмно-синим раздвоенным языком, приближаясь к вспоротой птице.

Мысли в голове заревели, что нужно было поспешить с убором внутренностей и чисткой запахов, тогда бы мы наверняка могли бы избежать столь ужасающей встречи. Пришлось понукать их многочисленным «бы» и затыкать признанием нашего довольно беспечного отношения к лесу, его порядкам и обитателям.

Змеиная голова, прощупав воздух над птичьими потрохами, наклонилась, раскрывая зубастую пасть — у меня в глазах потемнело: вдобавок к таким размерам, она ещё и плотоядна, может быть, ядовита (?!) — и, захватив кишечник, потащила его на себя, вместе со всей тушей и нами, окаменевшими на крыльях совсем недавно нашей добычи.

Мне захотелось плакать от безысходности и напряжения, потому как я уже представил, что сейчас и мы, и наши вещи начнут падать, что-нибудь обязательно привлечёт внимание, и всё — жизнь завершится в самом своём начале.

Взглянул на девушку: судя по её сосредоточенному виду, она справилась с собой и теперь больше походила на выжидающего охотника, чем на беспомощную жертву. Гия следила за каждым движением ползучего гостя, едва заметно шевеля бровями. У меня сложилось впечатление, что она не просто изучает это существо, но и пытается определить и понять. Я вспомнил её слова о том, что они долго жили в этом лесу. Возможно ли, что она знает, как совладать с этой напастью? От этих мыслей я внутренне приободрился, переставая прощаться с жизнью, и снова вцепился взглядом в девушку, чтобы заметить, отследить и, возможно, повторить её действия.

Зáмершая словно почувствовала мой ход мыслей и согласно кивнула, как мне показалось, одними глазами.

Змея, оттащив и раскурочив по траве часть оторванных птичьих потрохов и желудка, заглотила их, с силой смыкая челюсти.

От резкого «клац» её зубов, хлюпнувших желудочно-кишечных соков и их внутреннего смрада, меня повело, в глазах ещё сильнее потемнело, и я начал заваливаться набок, в другую сторону от этой громадины. В следующее мгновение мою голову заволокло густеющей чернотой и мне понадобились все силы, чтобы удержать себя в сознании.

Иначе, кричало сердце — смерть.

Я успел выставить руку, чтобы тело получило упор, и смог увидеть, как змея запрокидывает голову, проталкивая добычу грубыми сокращениями шейных мышц.

В это же мгновение ко мне молнией подскочила Гия, сбивая с птичьего крыла, схватила за плечи и с силой встряхнула, замирая у левого плеча:

— Очнись, Элей! — её шёпот просвистел возле моего уха, прорывая бессознательный туман в моей голове. Я захлопал глазами, резко вздыхая, и тут же с паникой впился взглядом в змею. Та продолжала глотать внутренности, освободив нас от своего внимания. Этим и воспользовалась зáмершая.

Я замычал, заставляя язык двигаться, чтобы хоть что-то произнести.

— Ч-что это? Лисы? — онемевшими губами едва слышно прошептал я, когда смог разомкнуть сжатые челюсти.

— Я поняла! Это — Скиталец, — волнительно шептала девушка, поддерживая моё окаменевшее тело. — Отдадим ему птицу. Он, наверное, приполз на запах. Лисят Морель увела, я знаю.

— К-к-как? — зубы предательски стучали. Тело отказывалось следовать примеру Гии и возвращаться в обычное состояние. Я попытался пошевелиться, но тщетно. Даже шея поворачивалась с трудом. Голова кружилась, мешая мне увидеть всё вокруг единой картиной.

— У тебя есть что-нибудь для храбрости? Или подвижности? Бесшумности? — нервный свистящий смешок в моё ухо заставил подключить затуманенную голову, чтобы ответить на эти вопросы.

«Готового ничего нет. Сделать можно, но нужно время», — отвечал я ей.

Девушка снова меня тряхнула, обращая на себя внимание и показывая вопросительным взглядом, что ждёт ответа. Я озадаченно на неё посмотрел — я же сказал. Но, прокрутив мысли, понял, что мои слова остались в моей голове. Я с трудом ею качнул. Она тихо цокнула, оставив меня в покое и взглянув внимательно на змею. После вновь обратилась ко мне, щекоча дыханием кожу на шее. Я поёжился, степенно собирая себя в движимое создание.

— Нам нужно дождаться, пока он уснёт. О Скитальцах я маленько знаю: они спят крепко, с последнего заката и до первого рассвета. Тогда мы сможем уйти, как сядет третье солнце. Только тихо — они чутко реагируют на звук.

Она говорила сбивчиво и спешно, заставляя меня кренить голову набок, чтобы хоть как-то защитить раздразнённую её дыханием кожу. Если она продолжит свистеть в том же духе, то мне, даже если погибнем, придётся думать уже о другой змее. Поменьше и породнее.

От таких мыслей я озлобился сам на себя и всё вокруг, хоть и понимал, что это только мои проблемы. И глупо винить и приплетать кого-то ещё.

«Звала тебя Анка на озеро несколько дней назад. Сходил бы, и проще было», — зашевелились мысли-задиры, смеясь над моей телесной слабостью.

Я думал, что откушу себе язык — настолько сильно сжал челюсти, острой болью освобождая голову от этого крайне лишнего и неуместного внимания.

«Снадобья», — упорно направлял сам себя, с трудом отводя взгляд от Скитальца и пытаясь повернуть себя к чемодану. Безуспешно. Моë оцепенение накрепко держало всë тело. Я попытался напрячь мышцы, брыкнуться, как-то стряхнуть с себя эту скованность, но Гия меня остановила, мëртвой хваткой сжимая плечи. Я внутренне взвыл от боли, зажмуриваясь и стиснув зубы, в уголках глаз скопились слëзы — откуда такая сила в девичьих руках?!

Девушка отреагировала на мои молчаливые страдания, расслабляя пальцы. Я, от боли забывший обо всëм на свете, открыл глаза, всё-таки повернул голову со смирением и отчаянием встречая направленный на нас спокойный, изучающий взгляд синих змеиных глаз.

И начал тонуть в этом взгляде, словно погружаясь в вязкое болото. Вновь на мгновение показался раздвоенный язык, чешуйчатая голова склонилась вбок, пока всë остальное необъятное тело собиралось на полянке, заслоняя собой древесную полость и сминая остатки костра, шелестя и укладываясь в плотные, ужасающие кольца.

Внутренние веки создания моргнули, и голова потянулась к нам медленно, неотвратимо. Гия вздрогнула, держа меня за плечи и прижимаясь всем телом. Я понял, что она хоть и зáмершая, хоть и охотница, хоть и нечеловечески сильна, но она всë же девушка. Девушка, пережившая многое, но не всë. И сейчас ей так же страшно, как и мне, или больше.

Я медленно вдохнул, наполняя воздухом оголодавший организм. Боковым зрением заметил, что лисы действительно ушли. От этого мне стало чуть спокойней, но не настолько, чтобы позволить себе расслабиться.

Я разогрел свою голову, целиком превращаясь в наблюдателя и как можно резвее соображая, что можно предпринять и что успеть перед сложившейся неотвратимостью. Глаза которой продолжали приближаться.

В голове пустота. Мысли, как испуганные мыши, замолчали все до единой. Мне даже показалось, что я слышу дробные стуки их сердец, но это звучали наши. И чем ближе к нам наклонялась змея, тем тише и реже они стучали.

Скиталец принюхивался — я видел, как раздуваются его ноздри-прорези, в отдалении полностью сливающиеся с чешуёй. Голова остановилась, замерла. Синий язык прощупал воздух возле моего лица, я почувствовал его дыхание. Напахнуло съеденными потрохами, всё моё нутро в судороге сжалось. К горлу подкатил густой, твёрдый ком. Во рту пересохло, и моё тело превратилось в туго натянутую нить: тронь — и она лопнет, раскидав уже мои внутренности вокруг.

Я ощутил, как начали сползать с плеч пальцы девушки, и услышал за спиной тихое падение, заглушённое травой и перьями. Я испугался ещё сильнее, хотя думал, что больше уже некуда. И безмерно удивился тому, что змей никак не отреагировал на это движение.

Мою мысленную пустоту разрушила память, слишком яркими картинами наполняя голову фрагментами воспоминаний…

«Глубокая синяя ночь Эрмара. Я кручусь в своей комнате, отказываясь спать. За ужином меня впечатлил рассказ бабули об удивительных существах Дэсата, и я всё ещё пребывал на пике эмоций. Я хотел притащить в постель книги, но пришедшая за мной Каша, стуча деревянной ногой, приструнивает мою безудержную энергию.

— Чё'та зашилился? А ну давай, расправляй одеяло!

— Расскажи ещё! — едва не умолял я её, послушно запрыгивая на кровать и, накинув на себя пуховое одеяло, ëрзал на месте, разглаживая ладонями мягкие складки. Бабка подошла, по своему обыкновению села на стул рядом и, достав трубку с кисетом, начала её забивать душистым табаком.

Великие Боги, как сладок и приятен был тот аромат. Он щекотал ноздри, успокаивал, а дымные струи обретали причудливые формы, растекаясь по комнате. Я пытался разглядеть в них зверей, рыб или птиц, но все мои мысли занимало другое.

— Ну расскажи, ба Каш! — канючил я, не согласный прощаться с минувшим днём, не узнав ещё что-нибудь.

Она мазнула по мне острым взглядом и, зажав мундштук губами, закинула здоровую ногу на деревянную. Достала трубку и криво ухмыльнулась:

— Ну'ча жути тебе нагоню, сам не рад будешь.

Я навострил уши, казалось бы, замирая во внимании, но гузном едва не подпрыгивая. Каша терпеливо ждала, пока я угомонюсь, плюхнувшись на подушку. Я видел, как греют её старческую душу мои горящие любопытством глаза, и улыбался ей так сильно, как только мог.

…

Она ещё молча покурила, и, ухватив поудобней трубку, заговорила удивительным для меня слогом:

— Скиталец заглянет в твою самую душу, испьёт её слёзы, испробует вкус. Подумай три раза, зачем ему нужен: свист ветра, дрожь неба, сердец чужих груз. Они бродят по миру, всё ищут кого-то, среди звёзд, не касаясь хвостами небес. Спокойствия взоры их глубины борóздят и бояться их будет только глупец.

Я сел, открывая рот в восхищении. Это песня-загадка, над которой я сразу же начал думать. Каша, завидев это, замолчала, вновь распаляя трубку.

…

Я с трудом успокоился, укладываясь обратно. Она продолжала мягким, убаюкивающим голосом:

— Так о Скитальцах поют путешественники, что никогда с ними не сталкивались. Встретившись с этим зверем, ты оцепенеешь от ужаса и будешь молить Богов о быстрой кончине, чтобы вырваться из хватки его глаз и колец. Но Боги отвернутся от тебя: потому как попавшись в немилость к Скитальцу, ты уже не жилец. Они жрут мёртвых и слабых. Сильный духом им самим по душе.

— Это змеи? — прошептал я, закутываясь в одеяло по самый нос и поджимая ноги.

…

Бабка хмыкнула, несколько раз кивнула:

— Они вылупляются совсем крошечными змеёнышами, — она отмерила от локтя до запястья, я ахнул, — потом спускаются из гнёзд в Океан. Живут и растут там до огромных размеров.

— А потом? — я затаил дыхание.

— Они возвращаются на континенты, расползаясь по всей земле. Встретить их можно где угодно и тогда, когда меньше всего будешь ждать этой встречи.

— А зачем они расползаются?

Бабка фыркнула, промолчав. Я понял, что ответ кроется в словах песни, которую она говорила. Я наморщил лоб, озвучивая её в своей голове и выискивая нужное, незаметно для себя засыпая.

…

— Они ищут!.. — пробормотал я, глядя на морщинки вокруг белёсых глаз, чей взгляд был для меня самым тëплым, обволакивающим, родным. — А кого они ищут?..

Она ответила, но бесшумно. Я увидел только, как шевелятся её губы, но не услышал звучащих слов. В голове шептались слова песни, порождая созвучную музыку, и я проваливался в подступающий сон…»

Я очнулся от ощутимого толчка в грудь, ошалело хлопая глазами, разглядывая тёмную чешую перед собой. Окоченевшее сердце устало бояться, возобновляя свой сбитый ход.

Это далëкое глубинное воспоминание меня как-то успокоило, но напряжение отказывалось отпускать тело. Я бессмысленным взглядом рассматривал плоскую голову, которая снова ткнулась мне в грудь, качнув словно висящую тряпку.

Я разглядел потëртости и тусклый, когда-то светлый рисунок, сбитые края крупной лобной чешуи и подумал о том, насколько же стара эта его кожа. Я вспоминал, как бабка рассказывала, что Скитальцы носят только одну, отличаясь этим от обычных змей.

Но зачем он тыкается в мою грудь? Мысли с трудом шевелились, думать оказалось очень трудно. Я начал перебирать детали в поисках причины.

"Камень! — едва не заорал я на весь лес от догадки. — Он знает камень!"

Он приполз не за птицей — от этого осознания слёзы навернулись на глаза — а поприветствовать того, кто носил этот Янтарник. Может быть, это была бабка Каша, может быть, кто-то ещë до неë… Она рассказывала, что Скитальцы всю свою жизнь помнят друзей. И тех, кого они встречали и любили. Тех, кто был им дорог.

«Сокровище Скитальца — так называют счастливчиков, которых принимает в своё сердце это хладное создание. У них крепкая память, свои сокровища они признáют даже через множество лет…», — звучал спокойный голос бабули в голове.

С моего левого глаза скатилась горячая слеза, я ощущал её своей кожей, а в душе словно нагнетался тихий печальный дождь.

Скиталец словно почувствовав моё принятие, ещё раз ткнулся мне в грудь и так и остался. Мои руки сами потянулись к тёмной чешуе, трясущимися пальцами касаясь её. Страх постепенно, как поднимаются рассветные солнца, рассеивался и отступал.

Я услышал, как изменилось дыхание зáмершей за моей спиной — она пришла в сознание. Мой взгляд блуждал поверху, цепляясь за сумеречную синеву среди высоких ветвей и густой, снизу темнеющей листвы.

— Гия, — прошептал я, глядя на шевеление теней под кроной ближнего дерева. — Кто-то ещё тут выполз к ночи.

Я попытался обернуть это шуткой, но взгляд схватился за сверкнувший блик чего-то, уже отметая от восприятия всё остальное и сосредотачиваясь на опознании. Это блеснувшее нечто располагалось на очень странной тёмной ветке своей прямотой и тонкостью выделяющейся от прочих. За ней густилось ещё более тёмное пятно, отличающееся от древесного окраса.

Моё тело среагировало раньше, чем мысли успели понять увиденное: рука метнулась к поясу, выхватив кристальные жеоды и с силой бросила к дальнему корню, в сторону чужеродного блика.

Раздался колотый треск и бледно-жёлтые почти метровые шипы в мгновение захватили широкую область, ограждая нас от направленной стрелы.

Тут же раздался свист и дребезг частично разбитых кристаллов.

Встрепенулись все.