Отдельный Радиопеленгаторный Центр ВМФ СССР
Лурдес, Куба.
Снаружи здание, скрытое среди эвкалиптовых деревьев, выглядело спокойно, почти по-дачному. Внутри — строгая военная тишина и предельная концентрация. На центральном пульте мигал зелёный огонёк — сигнал принят.
Начальник центра, капитан 1-го ранга Павел Тимофеевич Громов, стоял, скрестив руки за спиной, у карты региона. Возле него находился его заместитель капитан 2-го ранга Савчук, и офицер-шифровальщик — старший лейтенант Ивлиев.
— Товарищ командир, подтверждаю — передача прервана ровно на девятой секунде. Зафиксировано только название лодки и координаты. Повторов или автосигнала не последовало, — доложил Савчук.
— И кто, кроме нас, принял?
— Ни мы, ни армейцы, ни кубинцы, и даже наш пункт в Сьерра-Маэстре — никто, кроме Ольгино. Возможно, параметры передачи были рассчитаны строго под их приёмник.
— Ловко, — усмехнулся Громов. — Так, а что Москва?
В это время вошёл связист и молча передал зашифрованный ответ. Громов разорвал пломбу, быстро пробежал глазами по строкам. Его лицо чуть потемнело, затем он кивнул:
— Главный штаб ВМФ дал приказ усилить наблюдение за всем регионом. Самостоятельные действия, без союзников, с полной маскировкой. Всю информацию только в центр.
— Это что все? Ни слова благодарности? — Сразу возмутился зам.
— Дурак ты Коля, хоть и кавторанг… Это значит, что подъём — разрешён, если подтверждение аварии будет надёжным. Скорее всего объект оценён как потенциально враждебный. И судя по всему, лодка не просто так там легла.
Он подошёл к стене, коснулся указкой банки Кальдерон:
— Глубины опасные, но не запредельные. Наверняка задействовуют подводную разведку. Даю рупь за сто, что уже связались с «Жемчугом», и дали приказ: отхойти от обычного маршрута и взять курс на этот квадрат. Официально — океанографические исследования. Не дай бог, там реально какой-нибудь английский или американский корпус — информация будет на вес золота.
— А если это всё спектакль? — спросил Савчук.
— Тогда разыгрывают для нас. И это тоже важно. Но пока — у нас есть приказ, изо всех сил наблюдать за всем в зоне нашей ответственности.
«Адмирал Нахимов»
Ранний вечер
Я стоял у ограждения на корме, вглядываясь в закат. На горизонте, где синева воды растворялась в оранжевом небе, плескались летучие рыбы. Лёгкий ветерок пах морской солью и чем-то неуловимо тревожным.
— «Контакт», — раздался в голове спокойный голос «Друга».
— Слушаю.
— Главный Штаб санкционировал операцию по поиску и подъём корпуса субмарины. Все работы будут осуществляться силами ВМФ СССР. Кодовое название операции — «Метель».
— Быстро сработали. Кто именно займётся подъёмом?
— Задействовано научно-исследовательское судно «Жемчуг». Официальная версия — океанографическая экспедиция. Судно уже скорректировало курс и держит его на точку бедствия. На борту имеются глубоководные средства, способные зафиксировать, осмотреть и подготовить к подъёму объект водоизмещением до трёх тысяч тонн.
Я медленно кивнул, мой взгляд был всё ещё устремлён на горизонт.
— «Друг», есть понимание, что там внутри лодки может быть?
— По частичной телеметрии от «Помощника» — вероятны остатки электронной аппаратуры, элементы навигации и система внешнего наблюдения. Также фиксировалось наличие контейнера цилиндрической формы — возможен автономный зонд или капсула. Уцелевшие узлы могут дать косвенное подтверждение тому, что лодка была задействована в миссии плана «Кальмар-Б».
— Что думает «Помощник»?
— Прогноз: вероятность физического присутствия в лодке интересующих фрагментов — 64%. Вероятность утери объекта в случае промедления — 38% в сутки. «Помощник» рекомендует не только обеспечить скрытую охрану точки подъёма, но и провести маскировочную операцию в районе учений с кубинским флотом.
Этому я усмехнулся, слегка устало:
— Профессионалы. В моё время всё было проще: видел врага — дал в лоб. Сейчас — коды, маскировки, ложные сигналы…
Мой взгляд был снова направлен на небо.
— А мы… а мы плывём дальше. Как ни в чём не бывало.
Видимость была никакая — туман стелился над водой, будто кто-то вылил в океан ведро молока. Волны лениво катились по глади, и сквозь едва рассеивающееся марево судно шло самым малым ходом, регулярно давая гудок и держась точно по координатам, принятым с радиограммы.
На капитанском мостике было тихо. Даже машина работала как-то осторожнее, будто стараясь не потревожить это серое утро.
— Район обследован по прямому и обратному курсу. Обломков нет, следов аварии не обнаружено, — доложил старпом.
— А что с радиосигналом? — спросил капитан, глядя в бинокль на водную гладь.
Радист пожал плечами.
— Сигнал был чистый, с коротковолнового передатчика, мощность низкая — как будто знали, что не должны быть услышаны кем-то ещё. Позывной не идентифицирован, но похоже на англичан.
— Ну а откуда передавали? — настаивал капитан.
— Примерно отсюда. С разбросом в две мили максимум.
На палубе готовили шлюпку. Моряки с тревогой переговаривались:
— Говорят, балкер утонул.
— Точно?
— А как же. Наш радист и принял сигнал — «бедствие», «взрыв», «координаты»… потом — тишина.
Шлюпку спустили аккуратно, словно боялись потревожить спящих духов моря. Двое в спасательных жилетах вглядывались в воду, перехватывая весла.
— Помощник, — негромко сказал капитан, обращаясь к офицеру у иллюминатора. — Вам не кажется, что нас просто водят за нос?
— Похоже на постановку. Ни масляных пятен, ни мусора… Даже чайки в стороне держатся, — отозвался тот, вглядываясь в море. — Но раз приказ есть, обязаны проверить.
Капитан отвёл взгляд от воды и взглянул на флаги сигналов на мачте.
— После возвращения шлюпки держим курс на Кубу. Пусть «наши» разбираются.
Он ещё раз посмотрел на пустой горизонт.
Потом тихо, почти про себя добавил:
— С самого начала в этом рейсе всё не так.
Я стоял у борта, глядя в бесконечную даль, где горизонт сливался с морем. Волны лениво катились, словно дразня — здесь, мол, ничего не было и нет.
В голове приятно прозвучал сигнал от «Друга».
— Контакт!
— Медик-инженер второго ранга, — голос у него всегда был спокоен, а сейчас еще и немного ироничен. — Все поисковые дроны прочесали свои квадраты. Поверхность обследована полностью. Ни обломков, ни пятен ГСМ. Ни одного живого или мёртвого.
Я коротко выдохнул и отступил в тень надстройки.
— То есть — совсем ничего?
— Всё, что можно было заметить — три небольших расхождения температуры на поверхности воды. Но они уже исчезли. Я проверил — аномалий по гидроакустике тоже нет.
Я на пару мгновений задумался, правильно ли поступил, приказав обследовать квадрат фейкового бедствия. И пришел к выводу что «да». Во-первых капитан нашего судна доложит в Москву что квадрат чист, во-вторых я сообщу Измайлову, что квадрат ТОЧНО чист, и он сделает вывод что корпуса «Олимпа» здесь нет, если он уже в курсе этого. Ведь ВМФ может и не поделиться этим сундуком…
— Значит мы сделали все правильно «Друг»! Если бы я был на месте противника, я бы сейчас придумал запасной план. Или вообще ушел бы в тень.
— Или ждал бы, пока ты расслабишься.
Я усмехнулся.
— Напоминай мне это каждый день.
День был спокойный. Море — как залитый светом ковёр, ни качки, ни шума. Даже чайки исчезли куда-то. Инна спала, и я вышел прогуляться, когда меня перехватил замполит нашего судна, с короткой стрижкой и привычкой говорить на полтона громче, чем надо. Он окликнул меня у буфета.
— Товарищ Борисенок! Есть минутка?
— А? Что? Мобилизация? — Улыбнулся я.
— Почти, — оценив мою шутку, ухмыльнулся он. — Шахматный турнир замутил…
— Замутил и замполит… Однокоренные?
— Не будем отвлекаться, дело серьезное.
— Можно сказать политическое…
— Можно… Пассажиры против команды. Народ рвётся в бой. Говорят, вы неплохо играете?
— Когда есть с кем, — ответил я уклончиво.
— Будет с кем! У нас в экипаже два разрядника и один мастер спорта по переписке. А ещё, — он понизил голос, — полковник в гражданке, тот самый… Упрямый, но играть умеет. А народ требует зрелищ. Турнир — на открытой палубе, под тентом. Приз — коробка конфет и личная слава!
— Слава, говорите? — я прищурился. — Ладно, иду. Только не жребий — посади меня напротив полковника сразу. Проверим, кто у нас стратег.
Шахматные доски стояли в два ряда на длинных столах, над ними — тент и флаги. Рядом — таблички с фамилиями, бутылки с лимонадом и откуда-то извлечённый магнитофон, игравший марши и «Песню о тревожной молодости».
Полковник сидел ровно, с прямой спиной, в белой рубашке и тёмных очках. На мое приветствие, кивнул мне сухо.
— Вы — Борисенок?
— А то вы не в курсе полковник… И да, я продаю славянский шкаф…
От моей шутки полкан дернулся…
— Давно играете?
— А с какой целью вы проявляете свой интерес, полковник?
— А я — с первого курса. Правда, тогда мы учились, чтобы побеждать врага, а не пешками двигать.
— Что вы говорите, а сейчас? — спросил я, усаживаясь напротив.
Он прищурился, и ответил почти не слышно:
— Сейчас — тренируюсь. Вдруг снова придётся победить.
— Как я посмотрю, вы настроены крайне решительно.
Мы играли почти полчаса. Сначала — осторожно, разведкой боем. Потом он начал активнее, пошёл в атаку — но я развернул фланг и заставил его отступить. Несколько ходов — и у меня перевес. Через пятнадцать минут он ошибся — оставил слона без защиты, и это стало началом конца. Я поймал ферзя, и дальше — техника. Когда он протянул руку, я понял, что всё — он сдался.
— Крепко играете, — сказал он без злобы. — Жаль, не на стороне партии.
— А вы уверены, что на её стороне? — спросил я, вставая.
Он не ответил. Только хмыкнул, и, сдержанно улыбнувшись, отошел.
Поскольку система была не «олимпийская», а «каждый с каждым», то через пару часов мне вручили коробку конфет и нарисованный фломастером диплом «Чемпиона шахматного турнира», а ему бутылку «Пепси-Колы» в качестве поощрительного приза. Инна, раскрасневшись, прибежала с флягой лимонада:
— Ну ты и молодец! Наш семейный мозговой штурм.
— Я не ради награды, — сказал я, пожимая плечами.
— А ради чего?
Я посмотрел ей в глаза и тихо ответил:
— Чтобы понять, как думает полковник.
— И как?
— Он не чувствует игру, он ее видит на только доске, значит не умеет играть вслепую. А это иногда нужно.
Инна не стала уточнять. Просто молча села рядом, и мы долго вдвоём смотрели, как тень от флага с серпом и молотом колышется на тенте, словно сама партия ещё продолжается… где-то в других масштабах.