Бокс-офис

Глава 18

С утра во вторник мы с Анастасией, сидя за столом вместе, работали с диалогами, перечитывали те реплики, что я уже набросал. Она помогала мне подобрать более выразительные англоязычные формулировки.

К нам заглянула Сон-Хи:

— Коллеги, зайдёте? Там у Розанны какое-то сообщение.

Вскоре мы все сошлись в одной комнате — пять соучредителей студии, а также Йенс, Рейчел и Мей-Лин.

— Давайте по-честному, — заговорила Розанна немного хмуро, но спокойно, без нервов. — Я в эти дни думала о том, что у нас выходит. Ну, с новым фильмом, с ролью, и всё такое. Да, признаю, я заистерила там, где не надо. Если кого обидела, извините. Я здесь не самая рассудительная, чего уж там… Но и вы, пожалуйста, гляньте на всё это моими глазами. Если я буду, даже не пискнув, слушаться вас на каждом шагу, то это тоже получится странновато…

Запнувшись, она обвела нас взглядом. Мы ждали продолжения.

— В общем, я вчера вечером встречалась с одним продюсером, — сообщила Розанна. — Я не напрашивалась, не думайте. Он меня сам позвал. Работает на Гарсию. Ну, на «Праймери Пикчерз». И вот они сейчас запускают масштабный фильм, очень дорогой. Уже в марте стартуют съёмки, через несколько дней. Но у них там заминка с кастингом, что-то не срослось в последний момент, и актриса выбыла, у которой главная роль… А фильм — костюмированный, про девятнадцатый век, когда в Нью-Пасифик ринулись толпами из Европы, из Азии…

— Роль отдают тебе? — спросила Сон-Хи.

— Ну, он предложил. Там про итальянку как раз, которая только-только с парохода сошла и в порту столкнулась с английским лордом, чисто случайно, а сама она из простой семьи… Будет выдуманный сюжет, но реальный исторический фон — так продюсер мне объяснил. И режиссёр был тоже, ко мне присматривался. Сказал, что я как раз подошла бы, если по первому впечатлению. Попросил приехать на пробы, сегодня после обеда…

— И тебе хочется? — спросил я.

— Там про любовь — яркие характеры, драма, плюс всякие интриги вокруг крупного бизнеса и политики. Вчера читала сценарий до самой ночи. Очень понравилось! И сценарий мне, кстати, полностью дали, там всё прописано от начала и до конца, а не отрывочки, как сейчас у тебя…

— Уела.

— Дмитрий, я не в упрёк, — смутилась Розанна. — Ну, просто разница видна сразу… Но дело ведь не в этом! Просто я именно о таких ролях и мечтала… И мы же не договаривались, что я буду сниматься только у вас…

— Всё правильно, Рози, — подтвердила Сон-Хи. — Я искренне рада, что тебе предложили такую роль. Надеюсь, ты в ней блеснёшь. Но вот насчёт графика… Если бы они чуть попозже начали…

— Не получится, — вздохнула Розанна. — В фильме события начинаются очень ранней весной, и это для сценария важно. Переделать нельзя. И если снимать, то буквально вот в эти дни. Но я постараюсь всё совмещать… Если надо, могу хоть ночью…

— Ну, в принципе, — сказал я, — у нас тут осталось уже немного. И паузы между съёмками у нас в любом случае возникают, Нет смысла держать тебя здесь безвылазно. Если всё правильно распланировать, то вопрос решаем, я думаю.

— Ой, это было бы очень здорово…

Розанна старалась говорить сдержанно, но было заметно — ей хочется то ли прыгать от радости, то ли плакать от облегчения. Сон-Хи улыбнулась:

— Рози, иди сюда.

Обняв Розанну, она добавила строго:

— Но здесь, у нас, больше не капризничать, поняла?

— Угу. Я больше не буду…

Мы ещё некоторое время обсуждали всю эту ситуацию, выспрашивали у Розанны подробности, а затем разошлись по своим местам.

— Я рада за девочку, — сказала Анастасия, когда мы с ней остались наедине. — Всё-таки кино — это не только съёмки как таковые, но и сопутствующая атмосфера. А в этом смысле большие студии дадут нам сотню очков вперёд.

— Это да, — согласился я. — А ещё они коварно достали из рукава кино про любовь. Такой козырь я не перешибу. И да, Розанна в первый же день знакомства признавалась нам с Джессикой, что хочет в костюмированную драму. Посмотрим, что у неё получится.

Отредактировав эпизод, мы перешли в павильон.

Сначала сняли короткую сцену-вставку про шпионов Концерна.

В кадре появилась городская окраина, небогатый район с малоэтажной застройкой. Редкие жилые дома здесь перемежались со складами, мастерскими и гаражами. Смотрелось всё довольно уныло, прохожих в кадре не наблюдалось.

Очкарик и блондинка вылезли из скромного глайдера (тоже угнанного, надо полагать), осмотрелись и подошли к бетонному ангару без окон. Тот совершенно не выделялся на фоне остальных сооружений в окрестностях.

Сняв навесной замок, очкарик распахнул железные створки.

Войдя, шпионы включили свет. В центре помещения стояла конструкция высотой чуть больше двух метров, укрытая брезентом.

Приблизившись к ней, очкарик сдёрнул покрывало. Что под ним было скрыто, мы пока не увидели — ракурс был выбран так, что сдёрнутый брезент как бы лёг на камеру, затемнив обзор и поставив визуальную точку в сцене.

Стоп-кадр.

И тут же мы сняли следующую сцену про Ребекку и Сьюзи.

В кадре появился железнодорожный путь. Он плавно огибал небольшую сопку, поросшую бурьяном и кустарником. Пейзаж был по-осеннему блёкл, на небе темнели тучи с бледно-голубыми просветами.

Товарный поезд на дуговом участке замедлил ход, и этим воспользовались беглянки. Ребекка отодвинула дверь и, почти насильно выпихнув Сьюзи, последовала за ней.

Они оказались на диком поле. Поезд уполз за сопку, а Ребекка, убедившись, что Сьюзи не пострадала, взмахом руки задала маршрут:

— Шагаем туда.

Местность понижалась едва заметно, и в паре километров виднелось море.

Сменился кадр, но сцена продолжилась.

Ребекка и Сьюзи вышли к асфальтированной дороге и двинулись по обочине, чтобы обойти пожухлую рощу.

Рядом с ними затормозил обшарпанный глайдер.

Приостановившись, Ребекка правой рукой взяла Сьюзи за плечо, а левой сделала почти незаметный жест, активируя свой имплант. Замерцали линии на ладони.

Из глайдера выбралась полноватая женщина лет пятидесяти в сером дождевике. Спросила сочувственно:

— Вы в посёлок, наверное? Залезайте, я подвезу.

— Спасибо, — вежливо сказала Ребекка, — мы доберёмся сами. Нам тут недалеко.

— Ой, ладно вам. Видно же — вы устали, а дочка ваша коленку, вон, рассадила. А мне нетрудно, я не спешу.

В глайдере больше никого не было. Внимательно присмотревшись к женщине, Ребекка кивнула:

— Ну, если до магазина подбросите, будем вам благодарны.

— Вот, другой разговор.

Водительница улыбнулась, села за руль. Ребекка и Сьюзи влезли назад.

— А вы городские ведь? — поинтересовалась тётка. — На электричке приехали? До станции-то далековато…

— Да, городские, — подтвердила Ребекка. — У нас тут пляжный домик. Сейчас, естественно, не сезон, но нам надо вещи кое-какие забрать оттуда.

— Ох, да, сейчас тут тоска зелёная. Как похолодало, курортники все разъехались, а мы вот кукуем. Я-то сама чуть дальше живу, в соседнем посёлке, а сейчас просто в город еду, внуков понянчить. Соскучилась по ним жутко…

Они обогнули рощу, и Ребекка сказала:

— Вон к тому магазинчику, если можно.

Выбравшись из машины с Сюзанной, Ребекка нагнулась и заглянула в салон:

— Огромное вам спасибо.

— Да не за что, ерунда. Вы, главное, отдохните нормально, перекусите. А дочка у вас красивая, похожа на вас.

Сюзанна фыркнула недовольно за спиной у Ребекки. Та захлопнула дверцу, и глайдер заскользил прочь.

— Тётя совсем ку-ку, — заметила Сьюзи, сплюнув. — Какая дочка? И каким местом я на тебя похожа? Аж интересно…

— Милым и деликатным характером, вероятно, — ответила Ребекка, не моргнув глазом. — А если пофантазировать… Перед тем, как я во всё это влезла, был у меня один ухажёр, который звал замуж. Лет двадцать назад примерно. И если бы я тогда повелась, то, может, сейчас и вправду была бы у меня вот такая, вроде тебя. Смешно…

В её взгляде не было и намёка на смех.

Покосившись на неё, Сьюзи промолчала.

Они приблизились к неприметному домику, стоящему на отшибе.

Стоп-кадр.

За терминал сел Йенс и вновь принялся за обработку погони. Те эпизоды, где Ребекка орудовала плетью, а шпионы Концерна стреляли иглами, тоже требовали внимания — приходилось чередовать замедленную съёмку с обычной, выхватывать что-либо крупным планом, имитировать движение камеры вокруг персонажей.

Короче говоря, чем меньше работы оставалось у меня, тем больше её становилось у Йенса. Но он не жаловался.

После обеда пришла машина с «Праймери Пикчерз», чтобы забрать Розанну на кинопробы. Мы же, оставшись в офисе, продолжали заниматься рутиной. В комнате, где сидели Мей-Лин и Джессика, стрекотала пишущая машинка. Я в черновике подступился к завершающим сценам фильма. Джеф, слоняясь по студии, маялся от безделья.

Вечером дома я снова взялся за черновик, но дело шло медленно. Я подыскивал оптимальную манеру подачи для финала. Хотелось преподнести его ярко и в то же время внятно, без лишней аффектации. Не то чтобы это были взаимоисключающие параграфы, но требовалось подумать.

Поэтому утром в среду мы не спешили с возобновлением съёмок. Я решил написать сразу две-три сцены, чтобы понять, насколько правильный тон я выбрал.

Рабочий процесс на студии из-за этого, впрочем, не буксовал. Технику в павильоне по-прежнему эксплуатировал Йенс.

А ближе к обеду я, взглянув на календарь, вспомнил, что пора снова навестить стриженую рокершу, обещавшую сочинить нам песни для фильма. Миновала как раз неделя с нашего разговора.

Я позвонил по номеру, который она оставила.

— Заезжай, — сказала мне Полли. — Не в гараж, а в квартиру. Запиши адрес.

Жила она, как выяснилось, в блочной многоэтажке неподалёку от гаражей. Поднявшись на лифте, я надавил на кнопку звонка. Мне открыл чувак с мутноватым взглядом. Он без интереса уставился на меня через порог.

— Привет, — сказал я. — Полли на месте?

Он молча ткнул большим пальцем через плечо, куда-то вглубь квартиры, а сам ушёл на кухню. За продолговатым кухонным столом сидели ещё два парня с двумя девицами. Они пили пиво, а над их головами висело облако сигаретного дыма, сизое и густое.

Полли я обнаружил в дальней комнатёнке. Она сидела на потёртом диване, отрешённо пощипывая струны электрогитары.

— А, это ты, капиталист, — произнесла она, подняв взгляд. — Ну, раз пришёл, то включи, послушай.

Она кивнула на катушечный магнитофон, стоящий на тумбочке.

— Значит, нашла-таки гитаристов, который не лажают? — полюбопытствовал я.

— Нашла двух более или менее. Понимают хотя бы, с какой стороны хвататься за гриф. Но буду ещё присматриваться.

Я нажал на кнопку, включая запись.

Первая песня представляла собой гитарный запил в ураганном темпе, почти без пауз. Мелодия скорее угадывалась, чем слышалась явно. Голос солистки перекрикивал всё это на звеняще-высокой ноте: «Город раздвинет челюсти с хрустом, вспыхнет в глазницах электрический свет…»

Дослушав, я почесал в затылке. Полли смотрела на меня с любопытством, чуть склонив голову.

— Ну, допустим, — сказал я. — Мы обговаривали, что первая песня может быть несколько утрированной. Давай глянем дальше.

Вторая композиция звучала чуть медленнее и более ритмично. Электрогитары по-прежнему были на первом плане, но уже не визжали, как сумасшедшие. Голос Полли звучал теперь несколько отстранённо: «Скоро проникнет дождь во дворы-колодцы. Глядя в окно, ты ждёшь, когда он начнётся…» Упоминался телевизор, покрытый в комнате пылью из-за того, что его давно не включали, и офисный квартал, куда надо ехать каждое утро, полчаса на автобусе. А в припеве лирическая героиня надеялась, что дождь размоет рутину.

— Вот, уже лучше, — констатировал я, поставив магнитофон на паузу. — И по содержанию подходит вполне. В той сцене, где эта песня начнёт играть, девчонка из фильма действительно ждёт и мается. Не в окно, правда, смотрит, но это уже детали.

Плёнка вновь закрутилась.

К моему удивлению, зазвучала обычная акустическая гитара. Полли запела, и лишь затем добавились электрические аккорды. Они постепенно становились мощнее, но не заглушали вокал, а подстраивались под него ненавязчиво.

Полли пела про осень, на фоне которой в фильме разворачивался сюжет.

Слова складывались во фразы с простыми рифмами. Настоящей поэзией я это не назвал бы, но голос Полли идеально ложился на незатейливую мелодию, и звучание становилось щемяще-грустным. В нём чудился шёпот моря и пряный дым осенних костров, в которых сгорают листья, стук вагонных колёс и крик перелётных птиц.

— Слушай, Полли, — сказал я, когда смолк последний аккорд, — третья песня реально классная. И звучание другое, более лаконичное.

— На электрогитаре играла я, — ответила Полли. — На акустической — девчонка знакомая. Она не из группы, но я её попросила. Ну, и наш барабанщик.

— Но почему ты всё время не сочиняешь в этой манере? Намного ведь интереснее, чем то, что вы в гараже мутили…

— Для разных тем — разное звучание. То, что уместно в одном контексте, неуместно в другом. Неужели для тебя этот принцип настолько сложен?

— Принцип хорош. Я просто не ожидал, что с тех гаражных запилов ты сможешь переключиться на что-нибудь другое. Рад, что ошибся. И ещё, честно говоря, слегка удивлён тем фактом, что ты меня внимательно слушала, когда я объяснял, что мне надо. Но гонорар за песни мы с тобой не обговорили…

— Да, я слушала внимательно, — чуть усмехнулась Полли. — А ты, похоже, ушами хлопал, капиталист. Я прямым текстом назвала сумму — двести сорок долларов. Это на ремонт нашей тачки и на аппаратуру для группы, по нижней планке.

— Знаешь, — сказал я, — моё капиталистическое нутро яростно бунтует против моей же следующей фразы, но всё-таки. Ты написала нам отличную финальную песню и вполне можешь запросить больше. Только без фанатизма, пожалуйста.

Полли ещё раз тронула струны и сказала спокойно:

— Капиталист из тебя паршивенький. Впрочем, только поэтому я с тобой вообще разговариваю. Попробую объяснить тебе по слогам. Мне не нужен навар от вашего фильма, который будет развлекать обывателей. Но есть шанс, что в кинотеатр забредёт человек, способный попасть со мной в резонанс. И, кроме того, фрагменты из саундтрека могут потом крутиться на приличных радиостанциях. Это и будет тот гонорар, что интересует меня в первую очередь. А названную сумму я рассматриваю как способ покрыть технические издержки, не более. Так понятнее?

— Ну, как хочешь, — сказал я, пожав плечами. — Но даже эту сумму надо оформить через контракт. Деньги не мои, а студийные, и я не могу просто взять и отслюнявить тебе купюры. Где тут у тебя телефон?

— В прихожей стоит, на тумбочке. Под куртками посмотри.

Я позвонил в офис. Сон-Хи ещё не ушла, и я рассказал ей новости. Попросил дождаться меня, чтобы сразу закрыть вопрос.

— Поехали, Полли, — позвал я, снова заглянув в комнату.

Мы с ней вышли на улицу, сели в «плимут». Ехали молча — Полли врубила радио на полную громкость, найдя какую-то рок-волну. Городские сумерки превратились в ночь.

Когда мы доехали, я сказал:

— С продюсером согласуешь время и дату, чтобы записать песни в студии. И бумажки подпишешь. Потом свистни мне — подброшу тебя до дома.

Я отвёл её в кабинет к Сон-Хи, а сам стал опять просматривать черновик сценария. Заглянула Джессика:

— Дмитрий, я с бритой девушкой всё уладила, можем ехать домой, если ты не против.

— А сама она где?

— Ушла. Я ей говорила, что мы её отвезём, но она только отмахнулась.

— Понятно. Почуяла в тебе капиталистическую мурену.

— Почему именно мурену?

— Акула у нас Сон-Хи, если ты не в курсе.

С Анастасией и Джессикой мы вышли во двор. Там пахло мокрым асфальтом и южным ветром. Мутная сырость уже разъела мороз.

Сменился сезон.

А нам в ближайшие дни предстояло закончить фильм.