Борьба за господство

Глава 27 Джинн в бутылке

Конвой Единства, состоявший из десятков грузовиков и бронетранспортеров, въехал в Мурманск беспрепятственно. Гостей с юга никто не останавливал, не досматривал. Большинство ключевых позиций в армии и гражданских структурах уже были заняты омегами.

Агитация Единства сработала, люди шли и массово принимали омега-штаммы. Они боялись Хронофага, но еще больше хотели исцеления от болезней, хотели жить дольше. Для многих доступность мыслей взамен на безопасность и здоровье казался приемлемой ценой.

Вадим задействовал ТКТ и коснулся местного роя. Синхронизация заняла секунды, каждый омега ощутил прошедший через коллективное поле ободряющий импульс.

Контакт с альфой изменил настроение людей: сомнения ушли, цели понятны. Все сработало ровно и предсказуемо. Мурманск оказался под полным контролем, необращенные больше не имеют решающего перевеса…

Дальше Пророка ждал Североморск. Там другая картина, омег почти нет. Военный гарнизон крепко окопался и не пускал за периметр кого попало, люди тут не спешили прививаться, атмосфера была напряженной и унылой.

Отделившийся от основного конвой с Вадимом долго мурыжили на внешнем КПП, досматривали, потом долго согласовывали проезд с вышестоящим начальством. Намек на то, что терпение Пророка не безгранично от одного из ульевых воинов заставил военных шевелиться активнее и допуск был получен.

Соколовский потребовал личной встречи с новым главой остатков правительства. Его провели через коридоры к кабинету с табличкой «„командующий ВССР“». С момента переговоров в Нижней Ладоге устроивший переворот министр изменился, в худшую сторону. Усталое лицо, покрасневшие от недосыпа глаза, трехдневная щетина.

— Степан Олегович, — бодро сказал Вадим. — Как вы тут поживаете?

— Могло быть и лучше, — ворчливо ответил Сорокин, не предложив ни присесть, ни чаю. — Народ массово заражает себя вирусом, побежали сами, едва поняли, что ваша зараза может омолодить, избавить от прочих болезней.

— Мы выполняем свои обещания. Никого не принуждаем.

— Да, — признал Сорокин. — Но человечеству в прежнем виде конец.

— Я прибыл сюда не просто на экскурсию. Мы пытались перепрограммировать Директора, — сменил Вадим тему. — Не получилось.

Сорокин сразу понял, о чем речь, и лицо его стало напряженным.

— Что вы предлагаете? — спросил он.

— Пришло время нанести удар, — ответил Вадим прямо. — Удар, который серьезно ослабит Основателей.

В глазах Сорокина побледнело. Он спросил прямо:

— Ядерный?

— Да, — сказал Вадим.

— Это безумие, — сказал Сорокин. — Вы понимаете последствия? Ответные удары? Жертвы среди гражданского населения?

— Это не просьба, — сказал Вадим. — Решение принято.

— Кем именно принято? — переспросил Сорокин.

— Мною и теми, кто со мной, — ответил Вадим. — Никаких голосований. План есть. И ни одна боеголовка не взорвется на поверхности Земли.

— Как вы это собираетесь сделать? — спросил Сорокин, стараясь сохранить спокойный тон.

— Три-четыре десятка боевых блоков, взорванных над Евразией, Австралией и Африкой. Зона покрытия рассчитана так, чтобы минимально затронуть европейскую часть России. Электромагнитный импульс выведет из строя спутники и сожжет незащищенную электронику. Мощь Основателей окажется подорвана, ДИРЕКТОР наверняка не будет до конца уничтожен, у него найдется пара-тройка защищенных бункеров с запасными серверами, но их глобальная структура нарушится.

Сорокину, кажется, стало реально плохо от услышанного

— Но это может вызвать ответный удар не только со стороны Основателей, — прошептал он. — США, другие державы…

— Я все продумал, — сказал Вадим. — Залп не будет произведен прямо завтра. Сначала рассредоточение населения, чтобы минимизировать потери. Ракетоносцы выйдут в автономное плавание в разные дни. Пуски синхронизируем из разных точек планеты. Системы предупреждения о ракетном нападении вряд ли работают в прежнем режиме… Если вообще работают. Если часть стартов пойдет из района Антарктиды, а другая из Индийского океана, никто не поймет вовремя. Можно списать на китайцев или американцев, которые имеют резон разобраться с ДИРЕКТОРом не меньше нашего.

— Это безумие, — повторил Сорокин.

— Либо вы помогаете, либо отойдете в сторону и не мешаете, — сказал Вадим. — Решать вам.

Сорокин молчал, перебирая варианты.

— Я хочу увидеть бывшего президента Казакова, — добавил Вадим. — Его еще не поставили к стенке?

— Держат на гауптвахте под охраной, — проворчал Сорокин. — Могу организовать встречу.

— Хорошо.

Гарнизонная гауптвахта напоминала следственный изолятор, виденные Вадимом только на экране телевизора. Неуютные бетонные коридоры, решетки, охрана на дежурстве. Никаких показательных условий даже для бывших генералов и президентов. Местные солдаты не спорили, просто проводили. Один из них открыл дверь камеры, отступил в сторону.

Внутри, на обычной койке, сидел мужчина лет шестидесяти с небольшим. Залысина, чуть заметные морщины на лице, живот выдавался вперед — не жир, а возрастная дряблость. Одет в черную робу, словно зек из колонии строгого режима. Это был бывший глава государства. Он поднял взгляд, не узнав гостя. Вадим остановился у двери, присмотрелся, криво усмехнулся.

— А я ведь за вас голосовал когда-то, Николай Петрович, — сказал он. — Что ж вы электорат обманываете?

Казаков скривился.

— Ты еще кто? — спросил он, не вставая.

Вадим вытянул руку в комичном подобии парадного жеста, чуть склонил голову.

— Так называемый Пророк, — сказал он. — Если по титулу.

Казаков смотрел на него так, будто пытается решить, шутка это или угроза.

— То есть… ты за всем стоишь изначально?

— Я именно или нет, вопрос философский. Но в целом да. Единство подчиняется мне от самого тупого зомби до субальф высшего ранга.

— Громкую кличку себе придумал.

— Не я, — возразил Вадим. — А сектанты околохристианского толка, ставшие моими первыми сподвижниками. Так и прижилось.

Казаков развел руками.

— Ты победил. Доволен?

— Я пришел посмотреть в глаза тому, кто хотел на пару с генералом Ждановым сжечь Питер и Великий Новгород с трехсоттысячным населением.

— Поди, Сорокин уже сам жалеет, что помешал нам, — протянул бывший глава государства. — Верно? Или вы его обратили?

— Не обратили. Я стараюсь держать слово и никого не принуждаю… Знаете, никогда бы не подумал, что когда-нибудь окажусь на самом верху властной пирамиды, а вы будете сидеть передо мной, лишенный власти, в тюремной камере.

— Это гауптвахта.

— Ой, да какая разница? — отмахнулся Соколовский.

— Что со мной будет?

— Сперва я хотел устроить показательный суд, но народ уже и так все решил. Вас на днях повесят вместе со Ждановым и несколькими офицерами Генштаба.

Казаков опустил глаза, но ни один мускул на его лице не дрогнул.

— Понятно.

— И все? Даже не попытаетесь оправдаться?

— Это бессмысленно. Я понимаю твою злобу и злобу тех, кто мы оставили на произвол судьбы в начале эпидемии, кого по приказу Жданова списали в расход.

— Я не злюсь на вас, — ответил Пророк. — Уже нет. Вы — отживший свое реликт прошлого, не в смысле индивид, а как символ, олицетворяющий высшую власть павшего государства с ее атрибутами.

— Хочешь построить свое княжество?

— Я мыслю категориями куда более обширными. Меня не интересуют жалкие клочки суши, которые назывались государствами, отдельные нации. Есть только человечество… и производные от него виды. Вы до последнего тряслись за свою власть, полномочия, президентское кресло, меня же волнует выживание людей в целом, наше будущее через сто или двести лет. Вы и вам подобные — коррумпированные временщики, работавшие в интересах олигархии.

— А ты… — криво усмехнулся Казаков. — Весь такой из себя святой бессребреник?

— Просто повезло, выиграл в генетическую лотерею, Хронофаг наделил меня властью над зараженными, новые способности, которых вы и представить не можете. Полагаю, окажись на моем месте другой адекватный человек, он бы сделал тоже самое.

— Король в царстве безвольных марионеток, — слова бывшего президента слегка зацепили Вадима. — Я даже рад, что уйду и не увижу превращения остатков человечества в муравейник.

— Единство — не муравейник. Возможно, воля и немного подавлена, но люди остаются людьми.

— Видели мы твоих «„людей“». Японские камикадзе по сравнению с ними просто милые благоразумные люди.

— Я никого не заставлял животом на амбразуры бросаться. Приказ был строго противоположным — не рисковать без необходимости.

— Значит, они не понимают, когда нужно рисковать, а когда нет, — рассудил Казаков. — Инициативный дурачок хуже самого подлого саботажника. Поверь, я знаю, о чем говорю.

— Эти «„инициативные дурачки“» в итоге разбили остатки государственной машины, а я получил, что давно хотел. Ядерный арсенал.

Тут Казакова заметно пробрало.

— Ты хочешь…

— Ничего я не хочу, — Вадим не собирался рассказывать о своих планах никому лишнему. — Просто констатирую факт… Будет последнее желание?

— Можно виселицу заменить расстрелом? Так быстрее отмучаюсь.

— Нет. Военных преступников вешаем как собак. А вздумаете вскрыться раньше, воскресим вас, сунув в ближайший улей и сделаем все как полагается.

— Воскресите?

— А что вы так удивленно смотрите, Николай Петрович? Перед вами стоит уже дважды покойник. И хочу заверить: никаких райских кущ по ту сторону нет, вообще ничего нет.

После этих слов Вадим развернулся и вышел из камеры, оставив Казакова доживать последние дни в одиночестве.

Сорокин несколько дней отказывался передать Вадиму коды доступа к ядерным боеголовкам и чемоданчик. Он ссылался на некие процедуры, просил времени, тянул с ответами. Вадим ждал, но терпение кончилось. Приказ на штурм Североморска был отдан без дополнительных предупреждений.

Кольцо вокруг города сомкнули за несколько часов. С суши город окружили ударные группы Единства. С моря подошли корабли Северного и Балтийского флотов. Численное превосходство было полным. В Североморске оставалось пять-семь тысяч вооруженных защитников, Вадима собрал больше сорока тысяч бывших военных и ополченцев.

Для зачисток подвалов, бункеров и укрытий предполагалось использовать развитых с органическими генераторами плазмы.

Штурм начался на рассвете последнего июльского дня. Основные удары пришлись с юга и запада. Сначала вывели из строя большинство камер наблюдения и линии связи, заглушили радиоэфир и осложнили гарнизону координацию, затем омеги осуществили серию бросков, зацепившись за жилую застройку на окраинах. После была нанесена серия точечных артиллерийских ударов по порту, комендатуре и казармам.

Военные Сорокина организовали сопротивление. Они удерживали административные здания и ряд построек, превращенных в укрепленные опорные пункты. Оттуда били пулеметы, снайперы, гранатометчики. Перестрелки шли без остановки и ко второму часу стало понятно, что Североморск с наскока не взять.

У защитников хватало боеприпасов, они использовали все, даже устаревшее вооружение вековой давности, розданное гражданским ополченцам. Видимо изначально рассчитывали дать последний бой…

К полудню омеги продвинулись вглубь города на километр. Улицы зачищали последовательно: штурмовая группа входила в дом и проверяла комнату за комнатой. Гражданских выводили, вооруженных лиц ликвидировали на месте — Вадим не собирался давать второй шанс тем, кто отказался вливаться в Единство. В связке с штурмовиками активно работали развитые с выращенными плазмометами, что изрядно экономило жизни людей.

С моря огонь вел крейсер «„Североморск“». Его артиллерия, корректируемая с БПЛА точечно накрывала позиции противника, здания складывались как карточные домики.

К вечеру основная часть города была взята. Войска Единства заняли почти все жилые кварталы, прижав противника к воде. Потери были небольшими. Основная сложность — наличие гражданских, из-за чего приходилось продвигаться медленно и проверять каждый дом.

Сорокин не выходил на связь. Его местоположение оставалось неизвестным, хотя наверняка засел в бункере под штабом Северного флота. Больше некуда отступать.

К ночи оборона Североморска пала. Остатки сил Сорокина отошли к зданию штаба Северного флота. Там сосредоточились основные очаги сопротивления. Вадим отдал приказ не затягивать операцию и взять штаб любой ценой.

Омеги подтянули бронетехнику, танки начали методично бить по огневым точкам в окнах и на крыше. Несколько залпов и верхние этажи заглохли. После этого штурмовые группы пошли внутрь.

Защитников зажали в угол без шансов на сдачу в плен. В каждом помещении после коротких стычек оставались тела — солдаты, офицеры, обслуживающий персона. Через полтора часа надземную часть штаба взять под контроль.

Следующая цель — подземный бункер. Вход туда блокировала тяжелая гермодверь. Омеги пошли вниз сразу после зачистки здания. Бой в подземельях затянулся. Полегло значительное количество развитых, но Вадима потери низших форм не интересовали,

Сорокина нашли в одном из кабинетов. Он лежал в луже крови у стены с пистолетом в руке. Рядом стоял ядерный чемоданчик. Устройство было повреждено — перед самоубийством он расстрелял устройство из табельного оружия. Операция на этом завершилась. Североморск полностью перешел под контроль Единства, а Вадим решил, что никакой «„зоны безопасности“» для необращенных не будет. Не понимают они по-хорошему…

После штурма ядерный чемоданчик доставили квалифицированным специалистам для осмотра. При вскрытии сразу стало ясно: электроника необратимо повреждена, несколько плат полностью разбиты.

Главный из команды инженеров коротко доложил Вадиму: восстановлению не подлежит. Штатный запуск невозможен, устройство отключено от сети боевого управления. Все резервные цепи тоже разрушены.

— Можно починить? — спросил Вадим.

— Нет, — ответил инженер. — Это не простая радиостанция. Тут все завязано на защищенные модули, изготовленные в штучных экземплярах. Без оригинальных кодов и заводских ключей не заработает. Сорокин бил не наугад. Один выстрел произвел в центральный процессорный модуль, один в блок энергонезависимой памяти с ключами. Третью пулю всадил в интерфейсный контроллер. Он не просто уничтожил систему. Он хирургически удалил ей мозг, память и язык. Восстановлению не подлежит.

Вадим молчал, потом приказал:

— Если совсем ничего нельзя придумать, найдите способ обойти ограничение

Инженер кивнул. Они понимал, что речь не о ремонте, а о поиске альтернативного пути запуска баллистических ракет. Уже через несколько часов начали проверять архивы и старые базы данных, искать возможные аналоги систем управления и передачи команд.

Работа шла без лишних разговоров. Никто не строил иллюзий — чемоданчик окончательно выведен из строя. Но технари Единства не собирались останавливаться. Специалисты уверяли, что смогут создать собственный механизм передачи команд пуска, не связанный с поврежденным оборудованием.

Команда действовала как единый механизм. Их первой задачей стал поиск точки входа — любого интерфейса, физически связанного с системой управления пуском, но не защищенного так же тщательно, как основной канал.

Они обнаружили функционирующий инженерный порт на серверах управления КП в штабе флота. Этот порт, предназначенный для диагностики и низкоуровневого программирования, стал их лазейкой. Через него можно было получить прямой доступ к логике системы, минуя внешние системы аутентификации.

Следующим шагом стала реверс-инженерия протокола обмена. Инженеры подключились к порту и, подавая тестовые сигналы, начали прощупывать систему. Они считывали ее отклики, анализируя осциллографом временные задержки и формы сигналов. Их целью было понять, как система отличает штатную команду от постороннего шума. Методом проб и ошибок они выявили критически важный параметр — жесткую временную синхронизацию всех сигналов с внутренними тактовыми генераторами системы.

На основе этих данных началась сборка аппаратного эмулятора, который команда условно назвала «„Отмычкой“». Это было устройство, собранное из доступных компонентов. Его ядром стала программируемая микросхема, задачей которой была генерация строгой последовательности управляющих сигналов, идеально синхронизированных с ритмом целевой системы.

Финальной и самой рискованной фазой стало прямое вмешательство в логику блокировки. Инженеры поняли, что система перед пуском опрашивает все внешние источники команд. Их «„Отмычка“» должна была не просто подать команду, а сначала сымитировать штатный опрос, а затем подменить ответ одного из критических компонентов, заставив систему поверить в легитимность приказа. Это была операция на стыке аппаратного вмешательства и программной логики, где один неверный импульс означал бы немедленную блокировку всего комплекса системы авторизации и передачи команд на запуск…

А пока инженеры Единства трудились Вадим приступил к осуществлению своего плана, которому уже никто не смог бы помешать.

Четыре атомные субмарины проекта 955 «„Борей“» с разницей в несколько дней отправились в автономное плавание. Один ракетоносец взял курс в Северный-Ледовитый океан, второй в южную Атлантику, третий в Индийский океан, четвертый аж к берегам Филиппин.

Скопившихся под Мурманском беженцев начали расселять по опустевшим городам и поселкам, многих отправили на юг проводить повторную колонизацию страны. Для Основателей и ДИРЕКТОРа это выглядело бы как попытка Единства расширить сферу влияния, собственно, отчасти оно так и было, но попутно снижалась концентрация населения. В случае контрудара больше людей уцелеет. Радиоактивных осадков зараженные не боялись, уже проверено на практике. От лучевой болезни погибали лишь те, кто работал в активной зоне реактора…

Две недели спустя перед Вадимом лежало неказистое на вид устройство. Армейский ноутбук, в его был грубо вмонтирован в разбитый титановый короб, некогда бывший частью командного терминала. Экран мерцал тусклым синим светом, выводя окно командной строки.

Пророк получил в свои руки не просто устройство. Он держал точку бифуркации. Момент, где история человечества окончательно разделяется на «„до“» и «„после“».

Один щелчок и половина планеты погрузится во тьму. Спутники будут выведены из строя, связь, навигация исчезнут, тонкая электронная начинка в незащищенных приборах, технике перегорит. Основатели окажутся обезглавлены, но вместе с тем Пророк обрекал на гибель или как минимум серьезно осложнял жизнь миллионам людей в оставшихся городах, анклавах. Непростой выбор.