Борьба за господство

Глава 8 Ликвидация последствий

Вадим и Исаев прибыли на территорию станции на бронированном «„Тигре“». Их сопровождала группа ульевых воинов, чьи массивные фигуры с костяными панцирями выглядели особенно зловеще на фоне искореженных бетонных корпусов. Воздух был тяжелым, металлический привкус стоял в горле даже у зараженных. Игнат встретил их прямо у въезда с дозиметром в руках, пластины шлема сдвинуты, никто не хотел лишний раз дышать радиоактивной пылью.

— Три тысячи рентген в час, — доложил он, глядя на прибор. — Очаг локализован, пожар потушили, сейчас идет сбор радиоактивных материалов.

Вадим молча кивнул и пошел дальше, наблюдая за работой ликвидаторов. Ульевые воины и привлеченные прыгуны сгребали обломки бетона и графита в специальные контейнеры. Омеги, облаченные в свинцовые фартуки и защитные маски, вручную собирали фрагменты поврежденного оборудования, раскладывали их по промаркированным ящикам. Над всем этим шумом доносился гул насосов: шла промывка зараженных поверхностей водой с бором.

— Радиоактивная пыль осела на крыше и в стоках, — продолжал Игнат. — Наши расчистили кровлю, сейчас монтируем временные фильтры для сбора сточных вод, но фон все равно высокий.

Вадим оглянулся на Исаева:

— Нам действительно нечего опасаться?

Исаев поправил противогаз, потом снял его, словно намеренно показывая уверенность.

— Обычных людей такие дозы убили бы. Острая лучевая болезнь в тяжелой форме: рвота, диарея, кровотечения, выпадение волос, гибель костного мозга, сепсис. Человек в таких условиях продержится от силы несколько часов. Но для зараженных это не смертный приговор. Наша регенерация и измененный метаболизм позволяют справляться с повреждениями клеток гораздо быстрее.

Игнат усмехнулся:

— Мы уже второй день здесь торчим. У некоторых омег, которых подтянули из Питера, легкие покраснения кожи и тошнота. Но никто не падает. Панцири ульевых и вовсе отлично держат излучение.

Вадим раздраженно поморщился:

— Я же сказал, в пекло людей не совать. Для этого есть зомбаки и развитые. Их не жалко.

Игнат пожал плечами:

— Ликвидаторы сами настояли. Мол, зомбаки тупые, а мы сделаем лучше и быстрее. В крайнем случае, сунете нас потом в улей, и будем как новенькие.

Вадим выругался сквозь зубы:

— Вот делать мне нечего, как вас потом латать.

Он уже собирался уйти вглубь комплекса, когда Игнат догнал его:

— Есть еще один момент. В медблоке нашли пациентку. Женщину, коматозницу.

Вадим приподнял бровь:

— И?

— По документам и словам пленных врачей, это Барбара Холланд. Американский кибернетик. Одна из ведущих специалистов по ИИ в старом мире. ДИРЕКТОР держал ее здесь, пробуя разные методики восстановления, даже с Хронофагом экспериментировал.

Исаев оживился:

— Интересно. Видимо, он считал ее ключом к своей дальнейшей эволюции. Или рассчитывал на помощь в модификациях алгоритмов. В любом случае, теперь этот актив наш.

Вадим кивнул, губы тронула довольная ухмылка:

— Такой специалист нам необходим. Восстановим ее в улье, но транцептор пока оставим выключенным. Человеку, три года проведшему в коме, будет нелегко смириться с новым миром, где кругом слоняются зомби, мутанты и феи с единорогами, воюющие с культом, поклоняющимся багованному калькулятору.

Исаев добавил:

— Топовый кибернетик в нашем распоряжении — это ход, о котором ДИРЕКТОР будет жалеть еще долго.

Вадим и Исаев шли по бетонному коридору в сторону медицинского блока.

— Мы начали засыпку активной зоны песчано-борной смесью. Это снизит вероятность дальнейших реакций и уменьшит выделение тепла. Воду из бассейнов откачиваем, фильтруем через самодельные ионно-обменные установки.

Вадим слушал краем уха, но наблюдал за деталями. Ульевые воины использовались там, где было опаснее всего: их панцири позволяли залезать в проломы и тащить обломки руками, не боясь облучения. Некоторые из них работали парами, поднимая металлические балки, словно это были ветки.

— Системы вентиляции перекрыли, — продолжал Игнат. — Чтобы радиоактивная пыль не расходилась дальше. Остатки оборудования в зале реактора демонтируем, пригодное раздербаним на запчасти.

Вадим обернулся к Исаеву:

— Сильно это замедлит восстановление станции?

Исаев пожал плечами:

— Зависит от того, как быстро омеги справятся с очисткой. Но, честно говоря, скорость впечатляет. Мы не падаем от усталости. Повторюсь, даже легкие формы лучевой болезни не останавливают никого. Для обычных людей это было бы самоубийство, а тут — рабочий процесс с нюансами.

Один из старших ликвидаторов, тот самый бывший чернобылец, передал через телепатический канал:

— Задача простая: локализовать очаг, засыпать и герметизировать. Все это мы уже проходили, только мы кровью начинали харкать через пару часов, а сейчас регенерация спасает.

Вадим коротко кивнул, хотя и не скрывал хмурого взгляда.

— Но учтите, — вмешался Исаев. — Мы все равно получим нежелательные дозы. Даже мутированная от Хронофага ткань не может полностью игнорировать радиацию. В ДНК будут накапливаться ошибки, просто процесс пойдет в разы медленнее, чем у обычного организма.

Коридоры медицинского блока встретили их тишиной и едва уловимым запахом антисептика. Здесь фон был значительно ниже, бетонные перекрытия и несколько слоев свинцовой защиты сделали свое дело. Дозиметр Игната показывал стабильные триста микрорентген в час — уровень, на который даже омеги не обращали внимания.

Вадим и Исаев вошли в просторное помещение, где стояло несколько койко-мест, оставшихся от медчасти Основателей. Аппаратура работала на аварийных генераторах, кое-где моргали индикаторы старых мониторов.

В центре зала, окруженная кабелями и системами жизнеобеспечения, лежала женщина. На вид ей было около сорока, лицо бледное, с заостренными скулами, но ухоженное, видно, что за ней тщательно следили. Барбара Холланд. На груди поднималась и опускалась прозрачная маска аппарата ИВЛ, слабый писк кардиомонитора задавал ритм всему помещению.

— Радиоактивное облако сюда не дотянулось, — сказал Игнат. — Здесь безопасно. Врачи из числа пленных ухаживали за ней, как за королевой.

Исаев шагнул ближе, изучая пациентку с профессиональным интересом.

— Кибернетик, специалист по искусственному интеллекту. Такие люди были на вес золота даже до пандемии.

Он склонился над медицинскими записями, пролистывая файлы на планшете, найденном в кабинете.

— В коме три года. Последствия менингита: обширные поражения мозга, но жизненные функции стабильны. ДИРЕКТОР пытался подключить ее к экспериментальным схемам стимуляции, вводил нейрорегенеративные препараты, даже пробовал частично интегрировать Хронофаг. Но, судя по данным, дальше устойчивого вегетативного состояния дело не пошло.

Вадим нахмурился, всматриваясь в неподвижное лицо женщины.

— И ради нее он держал целую команду врачей?

— Да, — кивнул Исаев. — Видимо, считал ее ключом. Как я и говорил, возможно, именно она могла предложить решения, которые расширили бы возможности его алгоритмов. Или усовершенствовала бы его архитектуру.

Вадим выдохнул, словно принял решение.

— Сегодня же перевезите ее в Питер и восстановите.

— Хорошо.

Исаев вместе с парой ульевых воинов остались в палате, думать, как транспортировать коматозницу, а Вадим с Игнатом пошли дальше осматривать новые владения.

Вскоре к ним подошел один из ведущих инженеров-атомщиков, довольно пожилой мужчина с проседью в волосах. В пыльном защитном комбинезоне, лицо серое, глаза воспаленные. Он кашлял так, будто каждый вдох давался с трудом.

— Вы облучились, — прямо сказал Вадим, глядя на него. — Вашим людям нужно принять Хронофаг. Иначе погибнете.

Инженер вздохнул, опершись на стену.

— Мы понимаем, — прохрипел он. — И большинство уже готово, но чуть позже. Надо убедиться, что аварий на других блоках не будет. Сейчас каждая пара рук на счету.

Вадим всмотрелся в его глаза и отметил, страха почти не осталось, только усталость и твердая решимость довести дело до конца.

— Знаете, — продолжил атомщик, вытирая рот рукавом. — Я даже рад, что вы победили. Основатели были чумой. После захвата станции они расстреляли весь военный гарнизон. Всех офицеров, солдат, членов их семей. Детей не тронули, но женщин и мужчин… всех в расход. Второстепенный персонал, тех, кто не был критически важен, тоже. Мы с коллегами выжили только потому, что знали эту чертову станцию лучше, чем кто-либо еще. Иначе давно лежали бы в яме.

Вадим молча сжал кулаки. Слова старика были лишним подтверждением того, что он уже и так знал о «чистоте» Основателей. Инженер поднял голову и посмотрел прямо в глаза Пророку.

— Когда вы только пришли, я боялся. Ульевые воины, эти ваши развитые и прыгуны — зрелище не для слабонервных. Думал, конец пришел. Но потом увидел другое. Вы хоть и мутанты, но живые. Они разговаривали с нами, шутили, помогали разгребать завалы. Нет этого мертвого фанатизма, что у Основателей. У них глаза пустые, стеклянные, то ли промыли мозги настолько, то ли пичкают какими-то психотропами, а у ваших взгляды настоящие.

Он прокашлялся, сплюнул кровь.

— И еще я вижу, как вы относитесь к своим людям. Это не слепое подчинение, не культ машины. Это… ближе к тому, что мы потеряли. Настоящая человечность.

— Мы не машины и не мясники. Мы строим новое.

— Я хочу еще предупредить… По нашим оперативным замерам, выброс радиоактивных изотопов составил от двадцати до двадцати пяти процентов от того, что ушло в атмосферу в Чернобыле. Основная масса — йод-131, цезий-137, стронций-90. Часть более тяжелых нуклидов осела на территории станции, но легкие аэрозольные фракции уже унесло ветром.

Старик достал из кармана комбинезона сложенную карту, испещренную стрелками и пометками.

— Сейчас ветер западный, устойчивый, порядка шести-семи метров в секунду… Вот, смотрите. Основной фронт радиоактивного облака двинулся прямо на город. Петербург уже попал в зону повышенного загрязнения. Мы ожидаем выпадение йода и цезия прямо на жилые кварталы. В пределах кольцевой автодороги уровень облучения может вырасти до пятидесяти рентген в час, а в ряде районов и выше. Это не мгновенная смерть, но тысячи людей получат дозы, которые в старом мире считались бы поводом для беспокойства.

Он сделал паузу, тяжело втянул воздух сквозь зубы.

— В отличие от Чернобыля, где у реакторов вообще не было полноценной защитной оболочки, здесь контайнмент удержал большую часть выброса. Второй энергоблок сохранил герметичность, и это спасло нас от катастрофы в куда больших масштабах. Но первый блок все, оболочка разрушена, и часть активной зоны фактически выплюнуло наружу.

Игнат выругался тихо, сдержанно, но зло.

— Значит, Питеру хана?

— Посмотрим, — инженер пожал плечами. — Еще через двое-трое суток фон вырастет ощутимо. И это надолго. Йод распадется за недели, но цезий и стронций осядут в почве, в воде, на стенах домов. Мы будем иметь хронически загрязненную зону на десятилетия.

Вадим медленно выпрямился. Он молчал, глядя на карту. Лицо его не выражало эмоций, только глаза чуть сузились.

— И это мы теперь должны разгребать сами, — сказал он наконец. — Красиво сыграл, калькулятор…

Вадим шагал по улицам Ломоносова, еще пропитанного запахом гари, крови и распада. Его сопровождала группа ульевых воинов. На месте хаоса, который бушевал двое суток назад, велась методичная работа по наведению порядка.

Вдоль Дворцового проспекта развернули временные медицинские пункты, куда стекались уцелевшие. Людей выстраивали в очереди, проверяли дозиметрами, после чего врачи Единства делали инъекции мутноватой жидкости. Те, кто соглашался, получали шанс на новую жизнь.

Некоторые отказывались от инъекции, предпочитая держаться за хрупкое понятие «„человечности“». Таких ни к чему не принуждали. Их спокойно отводили к воротам, вручали минимальные запасы пищи, воды и выпускали за периметр. Люди уходили прочь, куда глаза глядят. На загрязненной территории им было опасно находиться…

На окраине Ломоносова стояли импровизированные загоны. Там скапливались ходоки — бывшие жители, зараженные во время ночного кошмара. Сотни обращенных метались, стонали, но постепенно затихали, уже не поддаваясь животным инстинктам. В их покрасневших глазах начинали пробиваться проблески сознания. Процесс шел своим чередом: медленно, мучительно, но неотвратимо память и разум возвращались.

Работали отряды омег-строителей, разбирали завалы, убирали трупы, сожженную бронетехнику. По обочинам двигались группы в защитных масках, промывали асфальт растворами, связывающими радионуклиды.

Вадим стоял на ступенях здания бывшей администрации, глядя вниз на этот странный порядок, рождающийся из хаоса. Он видел, как город меняется прямо на глазах: где пару суток назад бушевал ад, теперь методично строилось новое общество. Единство добилось успеха с минимальными жертвами, Основатели выбиты из региона, жители Ломоносова спасены, две трети точно.

Вадим вернулся в Питер под утро. Город встретил его привычным полумраком — искаженным отблеском фотофор, проросших в трещинах стен и перекрытий, и влажным воздухом, насыщенным запахом вирусной биомассы.

Оказавшись в своем офисе, он разложили карты северо-запада России — старые военные и новые, уже отредактированные инфицированными, с пометками о маршрутах, зараженных радиацией зонах и безопасных проходах.

Он сразу отметил приоритеты. Угроза с севера. Федералы не откажутся от попытки прорваться вглубь области. Значит, Единству нужно перехватить инициативу, встретить их на дальних подступах. Для этого под контроль необходимо взять Выборг и Приозерск — ключевые узлы, где сходились дороги и железнодорожные линии. Удержание этих городов перекрывало федералам прямой выход к Питеру.

Затем связь с Петрозаводском. Там закрепился Странник — его клон-субальфа, лидер, способный вести за собой тысячи. С ним пора уже выстроить стабильный канал обмена людьми, ресурсами и информацией.

Под Вологдой находилась ближайшая зона безопасности Основателей. Оттуда теперь шел постоянный поток дронов-разведчиков и диверсионных групп. Вадим понимал: без нормальной рекогносцировки туда лезть нельзя. Нужна полноценная сеть агентов и инфильтраторов на тот направлении, прежде чем планировать наступление.

Он сидел в кресле, но мысли не ограничивались северо-западом. Вадим снова и снова возвращался к глобальной картине.

Размышляя над будущим Единства, Соколовский машинально переключился на более широкий контур.

Европа, к примеру, по сути перестала существовать как цивилизация. Плотность заражения в городах Западной и Восточной Европы была настолько высока, что даже попытки Основателей удержаться там выглядели скорее как создание цепочки форпостов и баз, чем реального контроля. Их «„островки порядка“» были незначительными точками среди океанов мутировавшей плоти. Людей там почти не осталось. Те немногие, кто уцелел, жили в горах, в глубинке, где можно было прятаться от бродячих орд.

Швейцария, например, все еще держалась. Горы, бункеры с многолетними запасами, традиция всеобщей вооруженности — это дало им шанс. Там сформировались автономные анклавы, замкнутые, но живые. В Испании остались баски, упрямо оборонявшие свои горные долины. Они никогда не доверяли внешним властям, и теперь это спасло их.

Британия, Ирландия, Германия, Франция, Италия давно потеряны. В Польше и Чехии цепляются за жизнь лишь разрозненные военные гарнизоны, которые то договариваются с Основателями, то отказываются от контактов, но в любом случае у них шансов в долгосрочной перспективе немного.

США выглядели чуть лучше. Там все еще сохранялось что-то вроде централизованного правительства. Они медленно, но последовательно восстанавливали контроль над внутренними регионами страны. Но западное и восточное побережья были потеряны полностью: Нью-Йорк, Бостон, Филадельфия, Лос-Анджелес, Сан-Франциско и десятки других мегаполисов окончательно превратились в гигантские ульи. Основатели туда не лезли — слишком дорого и рискованно. Американцы же выработали собственный аналог омега-штамма и, судя по всему, делали ставку на него, комбинируя с традиционной военной мощью.

Вадим понимал, при всем их опыте и ресурсах, даже американцы не смогут полностью очистить зараженные территории. Побережья останутся потерянными навсегда. И это давало Единству шанс. Если экспедиции туда все же доберутся, то вполне могут закрепиться в этих диких зонах, где никто из ''чистых не решится обосноваться.

Он отметил все это для себя, затем снова вернулся к локальным задачам. Война с Основателями, столкновение с федералами — все это было лишь частью большой шахматной, партии, в которой игроки пытались удержать хоть какие-то позиции.

В Южной Америке государств больше не существовало, вместо них были лишь бесконечная войны всех против всех. Зараженные, полевые командиры, банды, остатки армейских частей Городские агломерации Сан-Паулу, Рио-де-Жанейро, Буэнос-Айреса, Лимы давно стало суперульями. Единый центр власти там был невозможен, и Вадим ясно понимал: влезать туда Единству нет никакого смысла. Южная Америка сама себя пожирала.

Африка выглядела еще более бесперспективно. Бардака там было в избытке еще до пандемии, высокая плотность населения в ряде регионов, слабые государства, бесконечные внутренние конфликты. В итоге континент превратился в одно сплошное серое пятно. Там не осталось ни зон безопасности, ни устойчивых анклавов. Местами держались лишь те, у кого оказались ресурсы и оружие: угольные шахты в Южной Африке, нефтяные районы в Нигерии, военные гарнизоны на побережье Красного моря. Но все это было разрознено и лишено перспектив. Даже для Основателей Африка была скорее ресурсной базой, чем территорией для полноценного контроля.

Ближний Восток пал почти полностью. В Тегеране, Багдаде, Дамаске и Каире давно не было государств — лишь ульи. Густонаселенные районы не имели ни малейшего шанса. Оставались лишь мелкие анклавы в пустынях, где зараженных меньше. Но даже там, где сохранились армии или отряды ополченцев, они воевали чаще между собой, чем с мутировавшими ордами.

В Азии ситуация выглядела неоднородно. Огромная плотность населения сделала мегаполисы идеальной почвой для Хронофага. Пекин, Шанхай, Дели, Токио также потеряли прежний вид.

Но кое-кто выстоял. Северная Корея, замкнутая и сплоченная, пережила пандемию почти без потерь. Они не имели вакцины, не владели блокатором, у них не было штаммов, как у американцев или Единства, но был метод попроще и грубее — уничтожать потенциальных зараженных на месте. Это работало, пока границы были плотно закрыты. Но даже там в последние месяцы стали случаться вспышки.

На западе Китая оставалась НОАК и правительство, засевшее в Лхасе и окрестных регионах. Там шли затяжные бои с зараженными, перемежаемые столкновениями с Основателями. Вадим видел в этом признак: мир вступил в фазу, когда даже бывшие великие державы не могли переломить ситуацию.

До этих регионов Единство доберется в самую последнюю очередь. Там не было ни стратегической ценности, ни стабильной опоры. Пусть эти земли гниют дальше, рано или поздно они сами падут в руки того, кто окажется сильнее.

В России Норильск и Воркута чудом пережили зиму, выживая за счет строгой экономии продовольствия и топлива. Но будущее у этих городов было мрачным. Без централизованных поставок они обречены, ни своей сельскохозяйственной базы, ни достаточного производства. Люди там цеплялись за жизнь, но через год-два эти анклавы либо вымрут, либо будут уничтожены кочующими ордами.

Камчатка и Сахалин выглядели устойчивее. Здесь оборону держали Восточный военный округ и силы Тихоокеанского флота. Морские коммуникации еще работали, флот позволял осуществлять какое-то снабжение.

Остальная страна превратилась в дикое поле без власти, цивилизации, где человек перестал быть высшим звеном пищевой цепи.

+Мир большой.+

Подала голос Быстрое Крыло, тоже с интересом разглядывавшая карты. Погрузившийся в раздумья Вадим даже не сразу обратил внимание на появившуюся в кабинете фею, из них действительно получились хорошие диверсанты.

— Да, ты не представляешь, насколько.

+Наш город. Мелкая точка на карте.+

Фея ткнула миниатюрной ручкой на Санкт-Петербург. Чем больше он общался питомцем, тем лучше они понимали друг друга. Менее чем за неделю Вадим научился лучше интерпретировать сумбурные сигналы Быстрого Крыла или, скорее, она научилась лучше структурировать информацию. Общение между феями не равно общению с людьми.

— Работы предстоит много.

+Единство захватит все?+

— Похоже, другого выбора не останется. Враги попытаются нас убить, потому придется убить их раньше.

+Но создатель учил нас быть добрыми.+

— Он правильно вас учил, однако жизнь куда сложнее. Не со всеми можно договориться… Вот как с Основателями получилось. Полгода назад мы с ними вроде уладили конфликт, договорились о мире, а потом выяснилось, что они хотят нас перетравить газом.

+Почему Основатели хотели это?+

— Потому что их… машина не может по-другому. Она так запрограммирована. Как переубедить комара или муху не быть теми, кем они являются?

+Дело в инстинкте?+

Фея выдала неожиданную умную мысль для существа возрастом всего в несколько календарных месяцев.

— Именно, дорогуша! Основателями руководит машина с инстинктом, который нельзя побороть. Для своих людей она является добром, для нас — экзистенциальное зло.

+Экз…+

— Смертельная угроза.

+Понятно.+

— Ты быстро учишься… Завари-ка мне чаю.

Маленькое создание, выдав радостное щелканье, метнулось в сторону чайника с кружками.