Борьба за господство

Глава 4 Совет

Станция метро, выбранная для совещаний Внутреннего Круга, находилась глубоко под землей. Старые тоннели взорваны в начале пандемии, но центральный зал, заросший биомассой, сохранился в относительной целости. Сюда невозможно было пробиться ни радиоперехвату, ни разведывательным дронам Основателей.

За длинным столом собрались ключевые фигуры Единства. Вадим место во главе. Рядом сидел Артур Исаев, чуть дальше бывший полковник Росгвардии Эдуард Стасевич, которого до сих пор называли «„полковником“», и его заместитель Игнат, командовавший ульевыми воинами. Рядом на полу устроился Дружок, шестиметровой туши ни какое кресло не подойдет, а рядом с ним тихо расположилась Настя.

Совещание начал Исаев. Он говорил четко, размеренно, на научном языке, хотя остальные не всегда понимали каждое слово.

— Я изучил проблему с уязвимостью к химоружию нервно-паралитического класса, — начал он. — Классический механизм действия таких токсинов заключается в блокировке ацетилхолинэстеразы, фермента, отвечающего за разрушение нейромедиатора ацетилхолина в синаптической щели. Результат — неконтролируемое возбуждение мышечных волокон и остановка дыхания.

Он сделал паузу и посмотрел на Вадима.

— Я предлагаю модифицировать вирусный вектор Хронофага так, чтобы он менял электрофизиологию нейронов. Конкретно, повысить проводимость калиевых ионных каналов, ввести дополнительные белки-регуляторы, которые ускорят реполяризацию мембраны. Таким образом, даже при блокаде ацетилхолинэстеразы избыток ацетилхолина не вызовет тотального тетанического спазма. Смертельный исход будет предотвращен в большинстве случаев, хотя без информации о точной формуле вещества это довольно дырявый щит.

Вадим склонил голову набок.

— Сколько времени займет работа?

— Два дня, — ответил Исаев без колебаний. — Дальше мы используем птиц для первичного распространения. Зараженные особи понесут по всей агломерации Петербурга. А оттуда передача пойдет по цепочке, через кровь, через физический контакт. За неделю большинство наших людей получат защиту.

— Хорошо. Считай, что у тебя полный карт-бланш. Делай, что нужно.

Альфа только собрался перейти к следующему пункту, как в разговор вмешался Стасевич.

— Вопрос простой, Вадим, — сказал он. — Когда мы на Основателей выступаем?

— Не будем торопиться, — сказал он наконец. — Основатели ждут именно этого, что мы полезем в бой неподготовленными. Сначала будет защита от их химического оружия. Когда Артур закончит работу со штаммом, распространит среди наших, мы начнем действовать. Первая цель — Ломоносов. Там слабее гарнизон, меньше техники, зато удобная точка для выхода к Сосновому Бору. После захвата города я дам команду инфильтраторам начать диверсии на АЭС. Одновременно подтянем основные силы. Если защита станции окажется прочной, лбом о биться не станем. Возьмем их измором. Осадой. Они все равно не смогут держаться вечно без подвоза топлива и продовольствия.

Стасевич нахмурился, провел рукой по седым вискам.

— А если федералы ударят с севера в тот же момент?

Вадим перевел взгляд на него.

— Тогда будем действовать иначе. Если Странника в Карелии разгромят, мы отправим туда подкрепления. Но работаем не открыто, а партизанскими методами. У ВССР в регионе слишком много сил, в лоб с ними воевать бессмысленно. Наша задача — тянуть время, бить по коммуникациям, лишать их снабжения.

Исаев слегка улыбнулся.

— Значит, все-таки прислушался к моему совету.

Вадим коротко кивнул.

— Да, Артур. Лобовые атаки — удел дураков, а мы должны думать наперед.

Тут послышался голос Насти. Она сдвинула кресло ближе к столу, четыре глаза блеснули в полумраке зала.

— Я хочу предложить кое-что.

Развитая чувствовала на себе внимательные взгляды всех присутствующих и, чуть помедлив, заговорила:

— Мы слишком зациклились на России и ближайших фронтах. Но ведь мир не кончается на наших границах. По слухам, на Североамериканском континенте остатки правительства США работают над собственным вариантом омега-штамма. И, похоже, они уже начали активно его распространять.

— Хочешь сказать, — медленно произнес Стасевич. — Они пошли по нашему пути?

— Именно, — кивнула Настя. — И если это правда, то там у нас конкуренты. Основателей в Америке нет, значит, пространство свободно. Если они закрепятся первыми, через несколько лет мы можем получить противника, равного по возможностям. А если отправить экспедицию, пусть небольшую, но с достаточным количеством носителей, влияние нашего штамма можно распространить за океан. Тогда у Единства будет плацдарм в другом полушарии.

Вадим внимательно смотрел на нее, скрестив руки на груди. Остальные переглядывались, кто-то хмурился, кто-то явно пытался представить масштаб сказанного.

— И как ты предлагаешь это сделать? — спросил он наконец. — Балтику контролируют сторожевики и беспилотники Основателей. Даже если мегаящеров пустим вплавь, они вряд ли доплывут дальше Скагеррака.

— Я понимаю, — Настя чуть опустила голову. — Но нужно хотя бы начать планировать, подготовить носителей, отработать маршруты. Найти транспорт, который сможет уйти в океан. Если не сейчас, то после того, как мы разберемся с Основателями.

Дружок тихо фыркнул.

— Ты думаешь слишком широко. Но, может быть, в этом и есть смысл.

Вадим наконец заговорил:

— Мы вернемся к этой идее позже. Сначала Петербург, Ломоносов и Сосновый Бор с АЭС, потом посмотрим, что будет с Америкой.

Полковник Стасевич сдвинул папку со снимками с БПЛА на край стола и наклонился вперед.

— Допустим, мы там справимся с Основателями. Но что, если федералы ударят в тот же момент? Мы окажемся между молотом и наковальней.

Игнат, сидевший рядом, тихо кивнул.

— С севера у них действительно сил больше. Даже если половина — мобилизованные беженцы, артиллерии и бронетехники у них достаточно, чтобы снести все на пути.

Вадим, не меняя позы, ответил:

— Потому мы и не будем воевать в лоб. Я уже говорил: против федералов только партизанские действия. Засады на колонны, диверсии на коммуникациях. Их снабжение и так будет на пределе, а без топлива и запчастей их техника превратится в металлолом.

Стасевич поспешил возразить.

— Партизанщина — это хорошо, когда у тебя ограниченные силы. Но у нас орды ходоков, развитые, прыгуны! Мы можем давить числом.

Вмешался Исаев, его голос прозвучал резче обычного:

— Число не всегда сила. Если мы потеряем половину орды в лобовой атаке, то на что останемся дальше? Федералы только и ждут, чтобы мы пошли тупо давить в лоб. Они и так вечно недооценивают нас, надо использовать их самоуверенность и бить там, где не ожидают.

Дружок хрипло усмехнулся:

— Значит, вместо войны будет охота и мы станем охотниками.

Стасевич помолчал, но спора больше не продолжал. Вадим перевел взгляд на всех присутствующих.

— Поэтому стратегия такова: Основателей давим в первую очередь, не забываем про северное направление.

Исаев поднял руку, будто преподаватель на кафедре, требующий тишины.

— Я считаю, — сказал он, — что Ломоносов там штурмовать не нужно, пусть Основатели занимаются этим вместо нас. Там десятки тысяч «„чистых“», собранных Основателями в карантинных секторах. Если мы спровоцируем вспышку заражения внутри города, они будут вынуждены бросить все силы на локализацию эпидемии. Паника, пожары, хаос и вот тогда мы ударим.

Вадим прищурился.

— Ты предлагаешь…

— У меня есть особый штамм в загашнике, разработан еще зимой. Он способен обходить блокаторы, которыми пользуются Основатели. Они уверены, будто полностью контролируют заражение. Но этот вариант проскользнет мимо их барьеров. Сначала тихая вспышка, потом лавина обращений и беспорядки.

В этот момент Стасевич резко встал, ударив ладонью по столу.

— Да я скорее скормлю тебя прыгунам, чем позволю превратить десятки тысяч гражданских в зомби!

Исаев не повел бровью, лишь посмотрел на Вадима.

— Вадим, предлагаю наиболее разумное решение.

Все взгляды обратились к Соколовскому. Тот помедлил, потом тихо сказал:

— Артур, палку не перегибай. Мы не мясники.

Иммунолог оживился, голос его стал жестким, почти криком:

— Мясники⁈ Те, кто ушел к Основателям, сделали выбор сами. Их никто не тащил за шиворот. Они предпочли «„чистоту“» под надзором Директора, а теперь пусть хлебают, что выбрали! Мы на войне, Вадим. Тут не игра в честность и справедливость. Здесь воюют до уничтожения, капитуляций не будет! Или мы действуем рационально, или нас сотрут в порошок! Директор жалости не знает. Он готов газами перетравить всех омег, включая женщин и детей. А я предлагаю альтернативу! Влияние штамма обратимо! Он не разрушает фронтальные доли мозга, не сжигает синапсы до конца. Разум можно вернуть… как то случилось с Настей. Вспышка неизбежно приведет к потерям, кто-то погибнет от пуль Основателей, но большинство выживет.

Настя, Стасевич и Игнат молчали, наблюдая за реакцией Вадима. Даже Дружок перестал ворочать массивной головой. Вадим хотел сорваться, но слова застряли в горле. Он чувствовал, как все взгляды впились в него. В этом подземном зале его слово значило все. Если он поддержит Исаева, Единство двинется по этому пути. Если отвергнет, план похоронят.

Секунды тянулись. Вадим наконец выдохнул и кивнул.

— Тогда расскажи подробнее, Артур. Что за штамм?

Настя отвела взгляд. Стасевич тяжело опустился обратно на стул, но промолчал. А Исаев впервые за вечер позволил себе улыбку.

— Я назвал его зета-штамм. Работу начал еще в январе, когда понял неизбежность войны с Основателеями. Принципиальное отличие от исходного вируса такое: он не разрушает мозг, а временно отключает отдельные участки, отвечающие за когнитивные функции. Человек утрачивает способность к когнитивному мышлению, но при этом не превращается в классического ходока. Мы блокируем префронтальную кору, это снимает способность задаваться вопросами, сомневаться. Но центры памяти и моторики остаются нетронутыми. Человек подчиняется коллективному сознанию, но в глубине сохраняет базовую личность и навыки. Вероятность тяжелых мутаций в сторону развитых сведена к минимуму. Физиологически это почти обычный омега, только пускающий слюни и пытающийся заразить окружающих. Без каннибализма.

Вадим внимательно слушал и потом вздохнул:

— Скажи честно, у тебя штаммы на все случаи жизни припасены?

Исаев оживленно кивнул.

— Почти на все. Я просчитал возможные сценарии развития войны еще полгода назад и подготовил заготовки. Разные векторы: под новые барьеры Основателей, под возможные иммунные адаптации. Это как шахматы, Вадим. Надо думать на несколько ходов вперед.

Внутри Соколовского боролись отвращение и понимание: Исаев действительно готовил Единство к будущим войнам лучше, чем кто-либо еще. Прибавка к интеллекту выкрутила бывшему иммунологу цинизм до космических масштабов, с другой стороны иметь на своей стороне холодный, предельно расчетливый ум бесценно.

— Как тебе вообще удается предвидеть все эти неприятности?

Исаев откинулся в кресле, переплел пальцы и на несколько секунд задумался. Его лицо стало серьезным, почти отрешенным.

— Я с самого начала после перерождения чувствую, как ускорилась работа аналитических центров. Информация не идет последовательно, как раньше, а накладывается слоями. Я могу держать в голове десятки вариантов сразу и просчитывать их параллельно. В обычной жизни такой мозг был бы перегружен. Человек бы свихнулся. Но вирус изменил фильтрацию сигналов. Я получаю больше данных и автоматически отбрасываю лишнее. Это как видеть несколько возможных будущих одновременно и выбирать наиболее вероятное. Иногда это выглядит, будто я что-то предсказываю, но на самом деле я просто вижу закономерности, которые другим не заметны. Повторяющиеся ошибки, слабые места, вероятность событий. Когда складываешь картину целиком, выводы напрашиваются сами собой. Я как Директор Основателей в миниатюре на органической платформе.

— И это не утомляет?

— Иногда, но чаще наоборот, — ответил Исаев. — Я чувствую удовольствие, когда система сходится. Когда реальность подтверждает расчет.

— Рассчитай, что сделает Директор, если мы действительно добьем Основателей здесь и возьмем АЭС под контроль?

— У него три варианта. Первый и самый жесткий — ядерное оружие. Но вероятность применения мала: Директор слишком дорожит объектами инфраструктуры. Сжечь атомную станцию в Сосновом Бору или радиоактивной пылью накрыть весь регион нерационально. Это будет восприниматься как поражение его собственной стратегии сохранения «„чистых людей“».

Исаев сделал паузу и продолжил:

— Второй вариант — переброска подкреплений из других регионов. У Основателей, насколько можно судить, еще достаточно резервов в Центральной России и на Урале. Но у них нет бесконечного ресурса, а логистика в нынешних условиях крайне нестабильна. Поставки топлива, запчастей и продовольствия растянуты, а мы, другие зараженные можем их перерезать. Третий вариант, и самый вероятный, временно оставить регион. Зафиксировать ситуацию и сконцентрироваться на более уязвимых направлениях. Директор мыслит глобально, а не локально. Если потери перевесят выгоды, он предпочтет вернуться позже, когда мы ослабнем после боев с федералами.

Вадим медленно кивнул.

— То есть у нас появится окно, если мы ударим быстро и захватим АЭС.

— Именно, — подтвердил Исаев. — Вопрос только в том, насколько мы сможем удержать захваченное.

— Но есть еще один фактор. Основатели сильно завязли в конфликте с Северной Кореей. Там, после пандемии, страна почти не пострадала. Закрытость, дисциплина, сплоченность, такого единства у нас и близко не было.

Настя тихо добавила:

— Вроде у них получилось удержать границы.

— Да, — ответил Вадим. — Но ужасной ценой. У них нет ни вакцины, ни блокаторов, ни омега-штамма. Они просто убивают всех зараженных. Всех, без исключения.

Исаев, скрестив руки на груди, с легкой иронией заметил:

— Никогда не думал, что моя жизнь сложится так. Еще пару лет назад я занимался лекциями и лабораторной работой, а теперь обсуждаю глобальную геополитику и сижу в роли ближайшего советника темного властелина.

Он бросил взгляд на Вадима, ожидая хоть тени улыбки. Но тот не отреагировал. Лицо Соколовского оставалось холодным. Пауза затянулась, и ее прервал Дружок. Его грубый голос прозвучал неожиданно уверенно:

— Есть мысль. Почему мы ограничиваемся только омегами и развитыми в пределах области? В мире хватает диких орд. У многих из них есть вожаки. Их можно привлечь на нашу сторону.

Вадим тут же поднял голову.

— Ты? Привлечь? Я помню, как ты в прошлом году дрожал при встрече со своим диким собратом.

Дружок недовольно фыркнул.

— Это не дрожь была. Хитрый маневр. Я просто усыплял его бдительность.

— Как скажешь, — с сарказмом отозвался Вадим, ухмыльнувшись.

Но Дружок не отступал.

— Послушай. Москва за год превратилась в гигантский очаг заражения. Плотность ульев там зашкаливает. Сверхпрыгуны, которые возглавляют орды, не тупые. Они агрессивные, но понимают силу и выгоду. Я мог бы отправиться туда и попробовать уговорить их присоединиться. Пообещать новые территории, доступ к ресурсам. Вместе мы стали бы намного сильнее.

Вадим резко покачал головой.

— Нет! Я не собираюсь рисковать тобой. У нас всего два полноценных альфы, которые способны не контролировать держать орды, но и полноценно использовать биоконструктор. Если ты погибнешь или попадешь под чужое влияние, мы потеряем слишком много.

Вечером Вадим и Дружок направились к Таврическому дворцу. Здание, давно покинутое теперь стало одним из крупнейших наземных ульев в Питере. У парадной лестницы, на посту стояли прыгуны и развитые. Их силуэты в полумраке смотрелись особенно угрожающе, но перед альфами они беспрекословно расступились.

— Зачем весь этот зверинец? — недовольно пробормотал Вадим, когда они поднимались по лестнице.

— Чтобы никто лишний не шарился, — спокойно ответил Дружок. — Ты же знаешь Исаева и его «„коллег“» из числа Основателей. Иногда их допускают сюда для полевых исследований. Мне не нравится, когда они лазят без присмотра по моим испытательным площадкам.

Вадим усмехнулся и пожал плечами. Они вошли в парадный зал. Внутри было душно и влажно. Стены и потолки сплошь заросли вирусной монокультурой, серые пленки биомассы переливались в голубоватых отблесках, изредка пульсируя. Света почти не было, полумрак разгоняли лишь скопления фотофор в мясистых нарывах.

Вадим шел первым, внимательно оглядываясь и вдруг заметил, как часть светящихся точек на потолке ожила. Сначала они замерцали, потом отделились от поверхности и начали двигаться, собравшись в рой. Ментальный фон заполонило множество импульсов радости, восхищения и обожания.

— Что за… — пробормотал он.

Одна из фигур стремительно спикировала вниз и зависла прямо перед его лицом. Существо было странным, почти нереальным: гротескно худой гуманоид ростом не больше двадцати сантиметров, с женскими пропорциями и длинными тонкими конечностями. За спиной быстро трепетали два крыла, похожих одновременно на крылья стрекозы и колибри.

На груди светилось яркое скопление фотофор, а на круглой лысой голове красовалась крошечная мордашка с красными бусинами-глазами, миловидными женскими чертами и улыбалась. Вадим ощутил импульс, содержащий в себе нечто наподобие приветствия и… имени. Быстрое Крыло. Вадим непроизвольно отшатнулся.

— Дичь несусветная!

Дружок радостно вскинул лапы.

— Это мои новые детища! Феи!

На вытянутую Соколовским ладонь крошечное создание аккуратно село, продолжая улыбаться.

— Тебе, значит, минотавров с единорогами мало? — язвительно бросил он.

Дружок начал оправдываться.

— Это не игрушка и не развлечение. Я трудился над ними четыре месяца. Выращиваемые в ульях реплики птиц слишком тупые, ими невозможно управлять на расстоянии, автономности ноль, а феи — не просто биодроны. Это новые члены Единства. Они могут стать диверсантами, воздушными разведчиками, помощниками в самых разных областях.

— Ты меня заинтересовал, — чуть успокоился Вадим. — Какие у них характеристики?

В этот момент Дружка прорвало:

— Крутяк же! — он заговорил быстро и с азартом, как будто боялся, что Вадим его оборвет. — За основу я взял человеческий геном, но внутренняя анатомия сильно переработана. У фей полые кости, как у птиц. Это снижает массу почти на треть и позволяет поддерживать длительный полет при относительно небольшой мышечной массе.

Дружок ткнул когтистой лапой в существо, сидящее на ладони Вадима. Фея трепетала крыльями, но не пыталась улететь.

— Крылья проектировал с нуля. Мышцы спины усиленные, крепятся как у насекомых, а не птиц. Взял гены стрекозы и мух, встроил в структуру мышечных белков дополнительные митохондриальные кластеры, чтобы обеспечить бешеный метаболизм. За счет этого они могут держаться в воздухе дольше, чем любая птица сопоставимого размера.

— А мозг? — скептически уточнил Вадим.

— Мозг — отдельная история, — оживился Дружок. — Я взял архитектуру врановых. У тех мозг очень компактен и при этом обладает высоким уровнем абстрактного мышления. Добавил несколько фрагментов из человеческого генома, чтобы укрепить лобные доли и центры памяти. Интеллект у них примерно на уровне подростка лет двенадцати — пятнадцати. Они понимают сложные команды, могут импровизировать и даже проявляют зачатки креативности.

Фея наклонила голову, словно подтверждая сказанное, и тоненьким голосом издала что-то вроде короткого щебета.

— Разговаривать пока нельзя, — пояснил Дружок. — Связки слишком малы для человеческой речи. Но понимают язык, жесты и простые символы. А через фотофоры способны обмениваться короткими сигналами между собой.

Вадим перевел взгляд на фею, которая все еще сидела у него на руке.

— Серьезно? И ты утверждаешь, что это полноценные разумные создания?

— Да, — твердо сказал Дружок. — Не просто дроны. Они могут принимать решения. Они — новые члены Единства. И самое главное: они размножаются как люди, их репродуктивный цикл идентичен человеческому.

— Могут плодиться сами по себе?

Дружок кивнул.

— Да. Но процесс зачатия отличается. Мужская и женская особь не используют привычный способ. Вместо этого они обмениваются псевдовирионами с наследственной информацией, как развитые.

Вадим медленно опустил ладонь, позволяя фее взлететь и присоединиться к рою под потолком.

— Ну и фантазию же ты себе отрастил, — сказал он наконец. — Но я все равно сомневаюсь, что от этого будет толк. Подростки не всегда способны четко выполнять приказы.

— А я не сомневаюсь, — упрямо ответил Дружок. — И могу доказать.

Он взмахнул лапой, будто загоняя рой обратно под потолок. Феи послушно разлетелись и начали кружить в полумраке, словно светляки.

— Питаются любой органикой, могут переваривать и растительные, и животные белки. Метаболизм гибкий, ближе к человеческому, чем к птичьему. Это значит, что они не зависят от узкой пищевой ниши. В случае нужды проживут хоть на падали, хоть на каше из грибов.

Вадим хмыкнул:

— С этим ясно. Как насчет выносливости?

— Летают часами, — Дружок тут же отрапортовал. — Могут зависать на месте, резко менять направление. Температурный диапазон — от минус тридцати до плюс пятидесяти. Я заложил в их ткани антифризные белки, как у арктических лягушек, и добавил пигментацию, чтобы выдерживали ультрафиолет, они куда живучее любой реплики птиц.

— Я даже спорил с Исаевым. Он говорил: раз биоконструктор позволяет, лепи что угодно, хоть эльфов. Мол, людям будет проще принять старые мифы в новой реальности. Но я решил: эльфы скучны и банальны, мы не детский сад. А вот феи уже интереснее, не просто копия старых мифов для прикола, а полноценная разработка с практическим применением.

Вадим усмехнулся.

— То есть у вас там еще и споры о художественной ценности?

— Я думал о будущем. Нам не нужны сказочные декорации, нам нужны новые инструменты.

Он заговорил быстрее, снова набирая обороты:

— Феи могут быть диверсантами. Они пролезут туда, где человек не пройдет. Они могут подкрадываться незаметно, использовать ядовитые железы, которые я встроил в их челюсти. Укус слабый, но действует как парализатор — против врага достаточно, чтобы вывести из строя.

Фея, словно подтверждая слова, зависла рядом и щелкнула крошечными зубами, излучая мягкий голубой свет.

— Кроме того, — продолжил Дружок. — Они разведчики. Их зрение многоспектральное. Видят в ультрафиолете и инфракрасном диапазоне. Могут обнаружить источник тепла за сотни метров.

— Хорошо, — медленно сказал Вадим. — Но с управлением как?

Дружок довольно оскалился.

— А вот тут самое интересное. Они связаны с роем, как развитые, но при этом обладают индивидуальным мышлением. Им можно ставить задачи напрямую, а можно задать общее направление, и они сами придумают, как все выполнить. Я создал не инструмент, а союзников. Они не для того, чтобы лезть в окопы под пули. Феи — глаза, уши и руки Единства там, где никто другой пройти не сможет.

Он выдержал паузу, потом добавил с особым нажимом:

— И еще, компаньоны. Я специально настроил их на взаимодействие с людьми. Взял за основу когнитивные паттерны, которые есть у собак. Верность, привязанность, умение читать эмоции хозяина. Феи способны на то же самое, только в гораздо более гибкой форме.

Вадим нахмурился.

— Ты хочешь сказать, что они заменят собак?

— Заменят и превзойдут, — уверенно заявил Дружок. — Собаки не умеют летать, не видят теплового спектра, не могут обмениваться информацией напрямую через фотофоры и обмен радиосигналами. Фея будет рядом всегда, поможет, разведает, принесет нужное, отвлечет врага. Это лучший помощник, чем любая овчарка.

Фея, сидевшая на его плече, будто почувствовала смысл сказанного, она наклонила голову, вытянула руку и коснулась коготком пальца Вадима. Тот инстинктивно отдернул ладонь, но потом все же позволил крошечному существу ухватиться за него.

— Компаньон, значит, — пробормотал Вадим, разглядывая красные бусины-глаза. — Дружок, ты не перестаешь меня удивлять.

— Кстати, знакомься, — сказал Дружок с довольной ухмылкой. — Ее зовут Быстрое Крыло, эксклюзивный подгон для тебя, Вадим. Для тест-драйва. Пусть сама покажет, чего стоят мои феи.

Фея-самка взлетела с руки и приземлилась на край его плеча. Тонкие лапки вцепились в хитиновую пластину брони на плече, фотофоры на груди мягко светились. Существо явно излучало что-то вроде радости — крошечная мордашка буквально светилась улыбкой.

— Подгон, говоришь… — Вадим прищурился. — И чем же она мне поможет?

— Всем понемногу, — уверенно сказал Дружок. — По мелочам, но постоянно. Феи именно так и настроены. Для них помогать — удовольствие. Принести, подсказать, подлететь куда не дотянешься, заметить то, что ты проглядел. Они чувствуют себя нужными, когда делают что-то для хозяина.

Вадим ткнул пальцем в плечо, на котором сидела Быстрое Крыло.

— А как насчет усидчивости? Не разбегутся ли, как дети, когда заскучают?

Дружок фыркнул.

— Тут все продумано. Если надо, могут концентрироваться часами или сутками. Я уже начал дрессировать стаи на диверсионную миссию в Ломоносове. Показал карты, фотографии, схемы объектов.

— Карты? — не поверил Вадим. — Ты серьезно? Они что, понимают концепцию карт?

— А почему нет? — Дружок пожал плечами. — С абстрактным мышлением у них все в порядке. Да и роевое сознание работает на ускорение обучения. То, что усвоит одна фея, распространяется на всех. За три месяца с момента появления первых полноценных особей они уже научились читать, понимать человеческий язык, азы математики и механики.

— Быстро, блин…

— Быстрое Крыло, — с гордостью поправил Дружок. — Она одна из первых «„серийных“» экземпляров и самая смышленая. Я выращивал ее специально под тебя.

Фея поняла, о чем речь. Она снова перебралась с плеча на ладонь Вадима и легонько коснулась его пальца. Потом приподняла крошечную ладошку и показала какой-то жест, то ли приветствие, то ли попытку имитировать человеческое «„дай пять“».

Вадим молча смотрел на нее, и впервые за все время его скепсис начал заметно таять.

— Хорошо, — сказал он. — Проверим на простом. Скажи, сколько будет два плюс два?

Фея вскинула голову, ее фотофоры мигнули четырежды, и тонкий писк прозвучал в унисон с телепатическим импульсом в сознание Вадима. Образ цифры «„4“».

— Быстро, — признал он. — А тринадцать плюс десять?

На этот раз задержка была чуть длиннее, но через пару секунд в голове возникла «„23“», на этот раз с радостным оттенком, существо гордилось, что справилось. Дружок не упустил шанса вставить свое:

— А ты как думал? Если они не умеют складывать числа, то как, по-твоему, будут считать численность вражеских солдат, техники?

Вадим хмыкнул, но молча протянул фее палец, и та ухватилась за него, будто соглашаясь продолжать.

— Теперь другое, — сказал он уже вслух, одновременно лучше подстраиваясь на телепатический контакт. — Покажи мне танк.

В ответ в голове вспыхнул ясный образ Т-72: силуэт башни, пушка, даже характерные детали ходовой части.

— Хорошо. А теперь самолет.

Появился четкий силуэт Су-34 с заостренным носом, испускающими огонь соплами двигателей.

— Молодец, — пробормотал Вадим. — Теперь посмотрим… холодильник.

Фея замерла, фотофоры на груди замигали сбивчиво, словно в сомнении. В сознании Вадима вспыхнул неясный образ то ли ящика, то ли какой-то белой коробки без деталей. В итоге фея откинулась назад и издала жалобный писк, признавая поражение.

— Ага, — Вадим усмехнулся. — Холодильник она смутно представляет.

— И не обязана, — вмешался Дружок. — Я их учил всякому бытовому хламу по остаточному принципу. Важно, чтобы они понимали технику, оружие, схемы. Все, что может пригодиться в бою или в разведке.

Фея виновато наклонила голову, но Вадим погладил ее кончиком пальца, и фотофоры снова загорелись мягким светом.

— За экзамен пять баллов тебе, Быстрое Крыло, — сказал он вслух. — Незнание — не преступление.

Дружок, с явным азартом в голосе, продолжал:

— Ты думаешь о них, как о временной игрушке, но со временем они станут полноценной расой. Я это уже вижу. Старые особи, появившиеся первыми, обучают молодняк. Это не просто инстинкт. Они сознательно транслируют опыт через роевое взаимодействие. И что еще важнее, сами придумывают имена. Уже появляются зачатки иерархии, распределение ролей, ритуалы при встречах. По сути, формируются культурные паттерны.

Вадим скептически поднял бровь:

— Культура у кукол размером с ладонь?

— Не недооценивай, — возразил Дружок. — Если у них уже сейчас есть элементы условного языка, символы, зачатки традиций, значит, процесс пошел. Это не дрессировка, это спонтанная социальная динамика.

Он на секунду замолчал, словно собирая мысли, потом продолжил:

— А дальше еще интереснее. Как только численность вырастет до определенного уровня, феи смогут обходиться без ульев. Они перейдут на самостоятельное размножение. Для меня это критически важно, я не смогу их научить правильному воспитанию потомства. Это процесс, который должен идти изнутри, в их собственной культуре.

Вадим задумчиво провел пальцем по ладони, где еще недавно сидела Быстрое Крыло:

— Хорошо. Тогда уточни. Сколько занимает беременность?

— Три месяца, — спокойно ответил Дружок. — Причем я адаптировал систему эмбриогенеза к ускоренному развитию: закладка органов идет в том же порядке, что у человека, но временные рамки сжаты почти в три раза.

— А зрелость?

— Полтора года до полной физиологической и когнитивной зрелости, — отчеканил Дружок. — За это время формируется устойчивая миелинизация аксонов, оканчивается стабилизация синаптической пластичности. Их мозг выходит на стабильный уровень работы.

— Все это звучит красиво, но меня беспокоит одно. Ты не боишься, что из твоих фей получится новый инвазивный вид? Они начнут плодиться, распространяться… и все, контроль потерян.

Дружок покачал массивной головой:

— Это исключено. Я встроил в их физиологию репродуктивный ограничитель. Механизм простой и подчиняется альфе, то есть тебе и мне. Стоит дать команду «„не рожать“», и их гипоталамо-гипофизарная ось блокирует выработку гонадотропинов. У самок тут же угнетается овуляция, у самцов выработка спермоподобных псевдовирионов. Все управляется на уровне гормональной регуляции, без всякой грубой кастрации.

— То есть они могут отключить функцию размножения по приказу? — уточнил Вадим.

— Именно. Причем обратимо. При необходимости цикл запускается снова. Это встроенный биоконтроль, аналог стерильных популяций в генной инженерии, но с динамическим управлением.

Вадим выдохнул, но в глазах все еще мелькала тень сомнения:

— А как долго они вообще живут?

— Средняя продолжительность жизни около пятидесяти лет, — ответил Дружок. — Я встроил механизмы замедленной деградации теломер, насколько смог при столь быстром метаболизме.

Вадим вскинул бровь:

— Почему? Мы-то вроде считаемся биологически бессмертными.

Дружок посмотрел на него внимательно, потом ухмыльнулся:

— А тебе Исаев ничего не объяснял?

— Нет.

— Тогда слушай. Изначальные представления о нашем бессмертии были преувеличены. Даже Хронофаг не способен полностью остановить естественный ход вещей. Да, регенерация и контроль над клеточным циклом почти идеальны. Но мутационный дрейф генома никто не отменял каждым делением клеток накапливаются ошибки, хоть и сильно меньше, чем у незараженных. И в какой-то момент организм вынужден снижать активность обновления тканей, иначе все уйдет в разнос. Тогда и включается старение.

Вадим хмуро спросил:

— Сколько нам остается?

— Намного больше, чем обычным людям, — уверенно ответил Дружок. — Шестьсот лет, может, тысяча. Альфы вроде тебя или меня протянут дольше. Первая стадия выработает ресурс за сто-двести лет, а мы… намного долговечнее.

Вадим медленно кивнул, явно удовлетворенный услышанным.

— Даже триста лет выглядят почти вечностью. А тысяча…

Фея Быстрое Крыло, сидевшая у него на плече, вдруг прижала ладонь к его щеке и тихо пискнула, будто выражая преданность. Дружок усмехнулся:

— Кстати, для них ты не просто хозяин. Они воспринимают тебя как бога-прародителя. Первого, кто дал им жизнь через меня. Уже сейчас у них формируется что-то вроде культа.

— Культа? — Вадим нахмурился.

— Возможно, со временем это станет квазирелигией. И знаешь, что? Это может сыграть нам на руку.

Вадим нахмурился и недовольно фыркнул:

— Еще одного культа мне не хватало. Омеги и так зовут меня Пророком, и этого за глаза… Я не собираюсь становиться посмешищем для истории, каким-нибудь самопровозглашенным мессией.

Дружок не обиделся, только покачал головой и чуть прищурился, словно преподаватель, который собирается прочитать лекцию упрямому студенту:

— Видишь ли, дружище. Религиозное обожествление — не просто выдумка и не случайность. Видимо, это глубинный механизм, встроенный в саму структуру сознания разумных существ. Люди всегда искали что-то выше себя: духов, богов, идеалы. Теперь ту же тенденцию мы наблюдаем у фей. Они воспринимают тебя не как «„командира“„, “„вожака“», а как источник их происхождения, прародителя. И с этим ничего не поделаешь. Это не ошибка, а четко просматриваемая закономерность.

Вадим нахмурился еще сильнее:

— Закономерность, говоришь… Мне от этого не легче.

— Тогда используем это, — уверенно сказал Дружок. — Не можешь победить — возглавь. Пусть их вера в тебя работает на Единство. Пусть служит инструментом. Со временем у них появятся ритуалы, традиции, моральные нормы, направим в нужное русло.

Фея Быстрое Крыло, будто подтверждая слова, снова пискнула и обвила своими тонкими руками палец Вадима. Он посмотрел на нее, потом на Дружка, и тяжело вздохнул.

— Твоя взяла! — сказал он после паузы. — Но если из этого действительно вырастет религия, отвечать за нее будешь ты. Я не хочу быть священником, пророком или богом. У меня война на носу.

Дружок ухмыльнулся, но кивнул.