Камень-1. Часть 4. Чистота — залог здоровья. Зачистка, баня и прочая гигиена.

Глава 1

Глава 1, в которой в которой герой по-прежнему отсутствует, но зато наконец начинается зачистка и все неприятности, с ней связанные.

Все разом задвигались и заспешили по своим позициям, к подчинённым. По пути Фабий нагнал колдуна-подпоручика и пыхтящего за ним Федулова. Тополя всего перекосило в сторону оттягивающего плечо брезентового чехла со сложенной в нём почти пудовой треногой-штативом для амулета подавителя порталов. Насколько Фабию было известно (довелось как-то очень ушлого бандюка, маскировавшегося под вампира, ловить с колдуном-некромантом), существовали и совсем маленькие негаторы порталов, нечто вроде коротенького посоха с чёрным, как сама тьма, камнем на оголовке. Снизу у такого посоха торчал заострённый стальной штырь, всё просто и без затей, и никаких тебе могучих треног. Но только работать с таким амулетом должен был исключительно некромант, а их мало среди пришлых вообще и в контрразведке в частности. Ну, и второе — даже в руках некроманта чёрный камешек может искривить и испортить любой портал в радиусе ста метров, но не больше. Сейчас же от них требовалось «закрыть» для перемещения целый город, пусть даже и такой небольшой, как Пограничный. И не силами некромантов, а обычными колдунами из контрразведки, вовсе не Бэраховой мощи. По этой причине выход был только один, в использовании амулетов, увязанных в одну сеть, друг на друга заранее настроенных и по конкретному месту установки отъюстированных и на всю остальную сеть точнейше наведённых. Для этого наведения треногу венчал координатный стол из латуни, бронзы и меди, поскольку сталь и железо вносили какие-то помехи в работу сети. Он позволял исключительно точно настроить положение амулета по трём осям, да ещё, с помощью карданов, по всем этим осям поворачиваться. В него же был встроен и накопитель большой ёмкости, поскольку, из-за работы в сети и преобразования маны в некромантскую энергию, амулет жрал эту самую ману, как свинья помои. Вещь была бешеной стимпанковской красы и такой же бешеной цены, и по-армейски неубиваемая. Были, впрочем, у красоты и минусы. Из-за ограничений по железу амулет на этой штуковине не работал с машины, и даже ближе метров так пятнадцати-двадцати от грузовика его не рекомендовалось включать. Поэтому таскать её приходилось, в основном, на горбу. А штука получилась весьма увесистая, так как тренога должна была обеспечить амулету полный покой и отсутствие колебаний. Да и ту же армейскую монументальность не надо забывать.

Тем не менее, Федулов, потный и красный, горделиво посмотрел на Фабия. Мол, вон как, у меня спецзадание, не то, что у всех остальных! Он что-то хотел сказать, и даже раскрыл рот, но именно в эту секунду, выплюнув из выхлопной трубы клуб сизого сладко-горького выхлопа, завёлся БТР, мимо которого они как раз проходили, и Тополь оглушительно чихнул. Колонна целиком вдруг в одночасье ожила. Механизм войны проснулся, и теперь весь пришёл в движение. Со стороны оно могло показаться суетливым и бестолковым, но Игорь видел соответствие этого кажущегося хаоса общему плану. Первой двинулась бронегруппа из четырёх БТР-4. Улица, которая, собственно, и являлась первым из секторов досмотра, была неширокой, и в два ряда, да ещё и прикрывая собой с боков АТЛ-ОП, как это виделось Воробьёву на инструктаже, на месте представлялось совершенно невозможным. Впрочем, заминка длилась недолго, Поздняков по радио всех отмодерировал и отматерил, коробочки и АТЛ-ки судорожно вытянулись в колонну. Первыми шли, один за другим, два БТР, затем АТЛ-ОП, и потом снова два БТР. Последняя АТЛ даже не стала втягиваться в узость и осталась на въезде, чуть приняв в сторону и заняв позицию на пустыре. Тем временем и блокирующая группа закончила свой манёвр, застыв на местах, предписанных диспозицией. Снайперов Фабий не видел, но не сомневался, что и они позиции уже тоже заняли. Досмотровые группы, в колонну по одному, чуть приотстав, тоже подтянулись к створу улицы и встали, прикрываясь АТЛ. Грузовики конвоя, наоборот, чуть оттянулись назад, ближе к воротам форта, из которых к ним выехала обещаная на инструктаже комендантом форта пожарная машина, а часть спешенной конвойной группы, во главе с Хабибуллиным, рассредоточиваясь цепью, встали чуть позади, за досмотровыми группами. Движения и перемещения людей и техники происходили одновременно, всё и вся стремилось к своим пунктам промежуточного назначения и двигалось по своим маршрутам, поэтому наверняка могло казаться несведующему человеку бессмысленной суетой. На самом же деле суетился и не мог найти себе места только один человек, колдун-подпоручик при треноге и Стасике. Изменение в расстановке бронегруппы лишило его места для установки своей бандуры, и сейчас он мучительно решал вопрос, а где же её приткнуть-то? Наконец, всё для себя решив, маг торопливо подошёл к АТЛ-ОП и что-то бурно стал обсуждать сначала с водителем, а затем, не менее бурно, с кем-то далёким по амулету связи. Что-то устаканив со своим невидимым собеседником, он протянул амулет водителю. Послушав, водила вернул амулет, беззлобно, но обстоятельно выматерился в адрес всех решальщиков и начальников на свете, а затем плюнул и отъехал на другую от оси симметрии улицы сторону пустыря. Подпоручик повелительно махнул рукой, и Федулов начал распаковывать треногу. Дальше Фабию стало уже не до наблюдений, подошла его группа.

— Так, пацаны, смотрим все сюда. Наш первый адрес прямо перед нами, угловой дом с правой стороны, вот этот красный с пронзительно-синим забором и оранжевыми наличниками. Однако, красота, блин! Прикрывает нас с брони лично Папа, а наши снайпера — пара Ивана-Драбадана. Так что цените! Судя по тому, как исклёван дом и побиты стёкла, а ремонтом в нём заняться никто так рогом и не ведёт, хозяев мы не увидим. Ну, или живыми их не увидим. По плану тут проживают наши, Пришлые. Некто автослесарь и жестянщик Гагик Суренович Барсегян. Про семью или её отсутствие карта нам не говорит, ни хера, ни слова. Побитый дом и непонятки с семьёй нам режим в четыре глаза ни разу не отменяет, может, кто в нём и прячется, а вот добрый он или злой, так то нам не ведомо. Дополнительно косим пятым лиловым глазом в сторону Тополя, и не дай боги, с ним или, главное, с амулетом, что-то дурное приключится. Мамон, ты эту овцу пасёшь.

— Да чо его пасти! Ну вот стоит — бревно-бревном... Эй, Стасик! Хоть ветвями помаши!

— Мамонище, отвянь уже от дерева! У него и так вся жизнь, как понос в метель, — подключился к глумежу Рыбачок.

— Так, Юрец, Мамон! Отставить смехуёчки и пиздихахоньки! Идём двумя двойками, вы против часовой стрелки пирог вокруг дома режете и проверяете подворье, мы с Валерой — дом. В погреб и подвал, если в него вход с улицы, не лезть! С учётом вампира… Ещё раз, идём как полицаи!

— Да задолбал ты уже, Игорёха! Чего ты так прицепился к этому полицейскому входу? Ненавижу по-полицейски входить… Идёшь такой весь по коридору: «Здрасьте, граждане!», а сам думаешь: а вот сейчас эти граждане из-за угла в тебя картечью бабах! И какой бы ты ухорез ни был, увернуться хер успеешь! — на повышеных тонах ответил Рыбачок, затягивая поудобнее ремни сбруи.

— Блядь, все такие умные — аж на хуй послать некого! Потому и говорю, бля, чтоб не забыли! Оно, конечно, когда сначала входит граната, а уже потом ты сам, куда как надёжнее и безопасней. А — нельзя вот. У самого как морозом по спинному мозгу, будто палец до кости резанул. Выдвигаться будем сразу после первой прокрутки обращения к гражданам. По третьей схеме. В дом, Валер, входим крестом, а там по обстоятельствам, плана дома у нас нет. А на участок — через забор. Вон там, видите, где окон нет?

— А чего не ближе к углу? Вон и ящики стоят…

— Ага, ага, бля… И как пиздато стоят, как родные, прямо. И, заодно, пристрелян забор над ними, например. Нахуй-нахуй, кричали пьяные малыши в песочнице!

Обер-ефрейтор, наклонившись, аккуратно положил винтовку на траву, перешнуровал берцы, затем надел наколенники. Весна уже почти перешла в лето, и под толстой кожей сбруи колени прели и потели. Так что постоянно их таскать радости было мало, как и налокотники, надетые следующими. Руки быстро пробежали по подсумкам, проверяя их клапана и правильное, удобное расположение на сбруе и теле. Всё это делалось само собой, автоматически, как и проверка оружия. Передёрнув затвор, он дослал патрон и поставил «СВеТку» на предохранитель, а затем, догнав пряжку почти до антабки, выровнял длины обеих половин ремня и закинул винтовку стволом вверх за спину по-биатлонному. С одной стороны, слишком плотное прилегание к спине лишало гибкости, да и в низких проёмах нужно было не только голову пригибать, но и следить, чтобы не зацепить притолоку стволом. Ну, и, опять же, скинуть с плеч быстро никак не выйдет. Зато приклад не свисает ниже задницы. Фабию было удобнее именно так, тем более, он идёт сразу в дом, и с короткими стволами в руках (как и у Мамона, у него их было два) всяко будет разворотливей. Проверил, кстати, и их. И скорозарядники. Оглядел группу. Все занимались тем же самым полезным делом, без напоминаний и понуканий.

Захрипела железным гулким басом верещательная установка на головном БТР:

— Жители Пограничного! В городе введено военное положение! Проводится полная проверка документов и досмотр домовладений. Не покидайте свои дома или же то место, где вы сейчас находитесь, до завершения операции! Приготовьте свои документы для проверки. Содействуйте сотрудникам жандармерии. Не оказывайте им сопротивления, иначе вы будете задержаны и помещены в лагерь временного содержания. В случае любой, даже невооружённой попытки применения силы по отношению к жандармам огонь ими открывается немедленно и без предупреждения. Не покидайте дома, не выходите на улицу или во двор. Услышав выстрелы, не подходите к окнам и не выглядывайте в них, укройтесь за капитальными стенами лёжа на полу или спуститесь в погреб. На все вопросы досмотровых групп отвечать быстро и чётко, все требования выполнять неукоснительно и без возражений. Не совершайте ничего, что можно принять за агрессию! Незамедлительно сообщайте о всех незнакомцах, подозрительных лицах или странных происшествиях.

Фабий глянул на часы, для рапорта. Было 14.17. Показав за спиной пальцами, для наверняка наблюдающих за ним сейчас снайперов и Папы, номер схемы досмотра адреса и место их входа на участок, Фабий натянул ШПС и очки и скомандовал своим:

— Связь по переговорнику как обычно, при невозможности или нежелательности голосовой связи один щелчок — внимание, два — противник, три — возможно появление нежити или вражеского колдуна. Отбой тревоги голосом. Очки и маски на морды! Полетели, соколы! Мамон — пирамида, Юрец первый, Валера второй.

Могучие вертикальные плахи в два с половиной метра высотой были порядком избиты пулями. Много раз отработанным движением Мамон встал спиной к забору, и, пошевелив плечами, опёрся на него, а потом слегка присел. Рыбачок не менее привычно встал на сцепленные в замок руки Грачёва одной ногой, второй шагнул ему на плечо и лёгкой птахой перепорхнул через забор. Послышался слабый шум его приземления, шорох от переката и тихий голос Юрца из-за ограды:

— Держу…

Услышав это, второй птичкой через кобальтово-синего цвета преграду перемахнул Беловолов, и тоже буркнул:

— Держу вправо.

Хозяйственый Барсегян прихватил несколько метров зоны отчуждения за своим забором под огород. И что-то он уже явно посадил, судя по вскопаной и рыхлой почве, так что теперь и сцепленные в замок руки, и плечи Мамона, послужившие ступеньками прыгунам, изгваздались землёй. Фабий, тоже выпачкав ботинки в свежей пашне, добавил Мамону свою лепту грязи. Обер-ефрейтор сиганул на забор тут же после возгласа Валеры, но, в отличие от предыдущих скакунов, завис на верхней кромке океански-синей стены, уцепился покрепче и опустил руку помощи Грачёву, а тот, так и не оттерев ладони от грязи, вцепился в неё, испачкав, конечно же, и Фабия.

— Ну, ты и свин! И грязный, и разъелся! Мамон, завязывай жить по принципу «лучше переесть, чем не доспать»! А то ведь и забор не выдержит…

— Так и заипца, завалим его, и все дела!

— Ты сдурел?

— Я не сдурел. Я вообще такой.

— Ну вот почему ты за собой не следишь?

— А я себя ни в чем не подозреваю!

— Тьфу на тебя! Пошли давай!

Они спикировали вниз одновременно, Фабий мягким и ловким манулом на охоте, а Мамон — мешком ворованной картошки. Барсегян ещё раз доказал свою хозяйственность, потому что вдоль забора росли кусты смородины. Фабий только и успел подумать, что хорошо хоть, что это не малина. Впрочем, в паре мест кусты были безжалостно вытоптаны или вырублены, а в досках ограды были чем-то проделаны амбразуры, и под ногами там цокали потускневшие гильзы. Отсюда явно стреляли по форту. Кто-то враждебный, но туповатый, потому что ответная пулемётная очередь не сильно затормозит в сосновой двухдюймовке забора. Что наглядно подтверждали и дыры с бросающимися в глаза на фоне ядрёно-синей краски светлыми лохмами щепок, и бурые пятна засохшей крови, едва видные на заборе, зато очень заметные на опилках под ним. Чудики! Меня за забором не видно, значит, я в домике… За кустиком укропа бы ещё спрятались от пулемёта. Фабий, косясь на дом и двор, присел у вырубленной проплешины, подобрал и понюхал гильзу, (запах пороха был, но уже слабый), затем мазнул пальцем по кровавому пятну на доске. Кровь уже совершенно засохла и осыпа́лась чёрно-коричневыми чешуйками. Затем он потрогал большое бурое пятно на земле и опилках вдоль его границы. По его краям кровь уже полностью высохла, а порядком подсохший сгусток в центре Игорь и не стал щупать, и так всё видно. По всему выходило, что пальба тут была сутки с небольшим назад. На вытоптанной площадке у импровизированной амбразуры было порядочно накопычено, и валялись не только гильзы, но ещё и упаковка от стандартного армейского бинта да пара пузырьков, скорее всего, большого исцеления. Насколько мог подумать Фабий, потраченых совершенно зря, если судить по количеству пролитой тут крови. Пригибаясь за смородиной (просто чтобы не отсвечивать, а вовсе не надеясь укрыться за понарошковой преградой) он подобрался к другой позиции неудачливых Патроклов у стен местной Трои. Тут следов натоптали поменьше, да и фиалов от целительских декоктов не наблюдалось. Может, здесь пострадавших было меньше, а может, они рылом для ценных зелий не вышли. Повторяя недавние манипуляции Фабия, посреди этого поля брани, преклонив одно колено, Мамон с забавно задранной маской глубокомысленно нюхал гильзу. Увидев Фабия, он прошелестел еле слышно:

— Сутки. От силы тридцать часов.

— Ладно, пошли к нашим, — ответил Фабий. Валера и Рыбачок уже были под стенами дома, по углам, и выглядывали во двор. Во-первых, мёртвая зона для тех, кто, возможно, засел за окнами, под которыми, к тому же, обильно блестели на солнце осколки стёкол, во-вторых, наблюдали за потенциально опасным двором и ждали его, Фабия, команды.

В ухе захрипел и заорал голосом Позднякова наушник амулета:

— Вилка-6, ответь Повару! Вилка-6! Фарберович! Маккавей ты херов! Куда, твою иудейскую мать через колено в горло и дышло, вылез? Сигнал «Заря» был? Тебя что, Тополь покусал? Долбодятел! Разочарован! Крайне разочарован! Ладно, раз уж перелезли — так ройте адрес, Самсон ты злоедучий. Только храм не обрушь себе на голову, а пасть я тебе, так и быть, сам порву. После… Внимание всем досмотровым группам! «Заря!».

Чёрт! Вот ведь лоханулся, сигнала же, и правда, не было… Смущённо почесав в затылке, он лишь добился того, что его испачкал грязной перчаткой. Радости это никак не прибавило. Ладно, всё потом, пора и за работу! Он оглядел подворье, высунувшись сначала с одной стороны сруба, оттеснив при этом Юрца, а затем, пробежав, пригнувшись и стараясь не наступать на хрустящие под ногой осколки, чтобы его не увидели и не услышали из единственного окна, выходящего на сторону форта, с другой, где Валера и сам благоразумно уступил ему место. Мамон так и остался со своим напарником по досмотру.

На подворье наблюдались: баня, сарай, летняя кухня и сортир. Колодца Фабий не заметил. Прикинув, где бы на месте супостатов он сам занял позицию, и просчитав возможные пути отхода в случае чего, он продумал и оптимальный маршрут досмотра, в случае чего. Игорь повернулся к группе:

— Сам помню, что вам говорил пять минут назад, но только дорожки меняем. Сначала всем кагалом идём в дом. А потом уже будем копать подворье. Мы с Валерой — первая пара, Рыбачок и Мамон — вторая. Наш первый этаж, вы — на второй, но до нашего входа, и ещё пару минут после этого, держите окна. С той стороны дома особо не маячим, укрываемся! Лерик, входим крестом, Юрец, вы через две минуты за нами, страхуя на предмет прыгунцов из окон, ну, или при пальбе — немедленно. Твой угол самый тухлый, со двора на два часа, обе стенки, с девяти часов и до шести. Пройди на мягких цырлах, как кот по яйцам, и береги жопу, там у тебя все постройки с тыла тревожные пока. Мамонище, твой угол от забора на семь часов, держишь с трёх часов и до двенадцати, плюс Тополь как вторая задача. Про второй этаж не забываем! Сидеть-ходить так, чтобы в окнах не отсвечивать, ни снаружи внутрь, ни, после входа, изнутри наружу. Ну, понеслась манда по кочкам!

Дверь оказалась открыта, а предосторожности при просачивании внутрь — излишними. Потому что в этом самом внутри никого не было, ни на первом этаже, ни на втором. По дому же будто пронёсся торнадо. Перевёрнуто и поломано было практически всё. Половицы местами сорваны, и даже один подоконник был выломан незваными гостями в поисках тайника. Однако уцелевшие тайники всё же были, и выданный Пантелеевым амулет добросовестно показал их, так и не найденных погромщиками, аж целых два. Первый скрывался в стене, и им пришлось поломать голову, как его открыть. Додумался Рыбачок, они с Грачёвым к этому времени уже не только ввалились в дом, но и обшарили (без результатов) второй этаж и чердак. Наверху амулет никаких ухоронок не показывал, и Фабий, пытавшийся вскрыть тайник в стене, даже не стал туда подниматься сам, лишь вопросительно подняв брови. Догадливый Юрец, верно истолковав мимический вопрос, ответил обер-ефрейтору:

— Та же херь, что и здесь. Разгром и разор… Ну-ка, дай-ка я попробую открыть!

Фабий так же безмолвно, как и спрашивал, уступил ему место. Хотя допризывная юность, мягко говоря, у обоих была не безгрешна, и не так, чтобы особо праведна, Юрец, видать, профессиональней, чем обер-ефрейтор не только рыбку ловил. Замок он вскрыл, не в пример Фабию, быстро, ловко и тихо. Пока Рыбачок, отвернув голову от стены и слегка высунув от усердия язык, глядел своими круглыми глазами в бесконечность и нащупывал на слух заветную тайну открытия дверцы, Фабий отвлёкся. Он поднял с пола, из хрусткой, бликующей в косых лучах солнца радугой стеклянной крошки, рамку с фотографией. Барсегян-таки был семейным. Впрочем, по разбросанным и затоптаным детским вещам Фабию это и так уже было ясно. Из изломанной деревянной рамки, лишившейся призрачной защиты стекла, на него глядело счастливое семейство. Отец, некрасивый, чернявый и невысокий живчик, вот даже по фото это было видно, что живчик, полусидел-полустоял, опёршись задом о переднее крыло нестандартного, с надстроенным и утеплённым пассажирским салоном «Полевичка». Он улыбался, держа на руках младенца в кружевном коконе. Рядом с ним стояла не то, чтобы красивая, но очень милая, хотя на взгляд Фабия слегка полноватая, женщина с огромным букетом. Похоже, что они с живчиком только что обменялись — букет на младенца. Из-за женщины с цветами, ухватив её за ногу и явно робея, выглядывал другой ребёнок, девочка лет одиннадцати-двенадцати. Фото, не смотря на то, что было поцарапано и слегка смято, было таким непосредственным и тёплыым, что Фабий даже слегка ему улыбнулся, невзирая на вселенский разор вокруг. Что-то щёлкнуло, хрустнуло, и Рыбачок горделиво сказал, беря в руки отставленный к стене на время взлома «Таран»:

— Ну, то-то, ёптить! Пажалте бриться!

Фарберович как-то не рещился бросать фото семьи Барсегян назад на пол. Пока он искал, куда бы его пристроить, Юрец заглянул в тайник и горестно выдохнул. В ухоронке нашлась лишь аптекарского вида склянка зелёного стекла и без ярлыка. Если верить тому же сыскному амулету, от неё фонило магией, но не опасной, а, скорее, наоборот. Что это такое за зелье — так и осталось для них тайной. Ну, а сам бутылёк отправился в мешок для магических находок. Фабий машинально сунул туда же и фото четы Барсегян.

Второй тайник был в погребе, в котором остро пахло маринадами и рассолами из разбитых банок. Загашничек оказался попроще, чем первый, но был пуст. Банки же были расколочены все, со всех полок. Вот прямо все, до единой. Скорее всего, не из тупого желания растоптать и уничтожить, а в поисках заначенных сокровищ. И тоже — никого и ничего подозрительного. Просто разгром, и всё. Просто разнесли в осколки жизнь семейства, как стеклянную банку. Почему-то толстокожий Фабий из-за этого вскипел от злости, а про себя пожелал выжить всем Барсегянам.

Подворье первой скрипкой шерстила пара Юрца, а Фабий с Беловоловым их страховали. Двор был не особо-то и велик, весь участок Барсегянов был соток девять-десять. Баньку проверили быстро, и пара Рыбачка — ногами и глазами, и Фабий, вслед за ними — амулетом. Чисто. А после дома — так чисто во всех смыслах, почему-то баня не подверглась разгрому. В летней кухне тоже ничего особого не наблюдалось. Разве что неподалеку от массивного стола криво валялась огромная разделочная доска, словно не дотянувший до заветной полосы самолёт. Доска была заляпана кровью и сукровицей, к ней прилипли высохшие и уже подванивающие подсохшие клочки мяса, и над ней вились сизые и зелёные жирные мухи, забивавшие своим жужжанием даже проникновенное «Послание к Приграничникам» с башни броневика. Видимо, на ней недавно где-то в сторонке разделывали мясо, да так и бросили её в сторону стола, правда, не докинув.

Мамон, тем временем, оставил в сортире дымовую шашку и с живым любопытством ожидал рядом с дощатой будкой, а не полезет ли кто-нибудь вонючий и хитрый из выгребной ямы. Как на взгляд Фабия, так занятие вовсе бесперспективное.

Очевидно, что и Рыбачок думал так же. Хлопнув Грачёва по плечу, он показал приглашающим взглядом на всё ещё недосмотренный сарай, находящийся в метрах двадцати-двадцати пяти от них. Они гуськом, осторожно и аккуратно направились к его воротам. Теперь уже Фабий на всякий случай бдил за извергающимся Везувием дощатого нужника, а Валера страховал двойку Чингачгуков. Но, не успели те подойти к сараю, как вдруг резко остановились, жестами отчаянно зазывая Фабия и Валеру к себе. Тайников амулет поблизости не проявил, да и прятаться на подворье у Барсегяна было уже негде, во дворе, кроме сарая, не досмотрели пока разве что две цветущих яблони да сливу. Поэтому, двигаясь (и совершенно не задумываясь об этом) так, чтобы не выглядеть мишенями с соседних дворов и улицы, Фабий с Валерой заспешили к воротам сарая, гадая, что остановило Рыбачка и Грачёва.

Следы и запах. Их остановили взрытый, с бороздами и рытвинами, как будто тащили кого-то упирающегося изо всех сил, пятачок перед притворёнными воротами сарая, и запах тления. Через неделю трупный смрад Фабий почувствовал бы, даже не сходя с места и сквозь химически-кислый запах дымовой шашки, да и не гадал бы тогда, что же остановило ребят. Но и сейчас уже в трёх метрах от входа в сарай от вони протухшей, прокисшей крови оставался во рту тусклый и тоскливый вкус медяшки, а гул сотен мух заглушал все иные звуки. Возле доски мухи жужжали? Да там вились только редкие отщепенцы!

Как это ни прискорбно, но пожелание Фабия оказалось тщетным, Барсегяны не выжили. То, что некогда было Гагиком Суреновичем, висело под перемётной балкой почти у входа. Фабий рос шпаной, и навидался всякого ещё до призыва, да и прошедшие четыре года с жандармскими погонами на плечах вовсе не способствовали сентиментальности, сделав его шкуру даже, наверное, излишне толстой. Но проняло и его. Барсегян умирал долго, трудно и плохо. Сначала Игорь даже не понял, как этот обрубок не выпадает из обматывающих его под мышками вожжей. Изначально автослесарь Барсегян был подвешен к перемёту ремнями, опутывающими его запястья, но теперь его руки свисали с балки отдельно, в метре справа и слева от тела, оттяпанные топором выше локтей. Ноги тоже были отрублены, и валялись, небрежно отброшенные к стене. Но Барсегяну не дали истечь кровью, культи туго, с помощбю деревяшек, были зажгутованы сыромятными ремнями. И он мог видеть, как погибала его семья. С момента счастливого фото прошло года три, судя по останкам детей, и сначала Игорь даже не понял, что это, но потом… Мальчонка был разрублен на куски, которые были свалены на два блюда. А жена и девочка… В общем, они тоже погибали тяжело и страшно, а их принадлежность к женскому полу только добавила им мучений перед смертью.

Это было какое-то гнусное жертвоприношение. Потому что все тела, кроме тела самого Гагика, и их фрагменты были выложены перед устроенными у стены двумя мёртвыми харазцами. Их одетые в полосатые чапаны тела лежали на спине, со скрещеными на груди руками, а на лицах кровью были нарисованы косые кресты. На ногах у них были кавалерийские сапоги с мягкими подошвами. Много в таких не походишь. У одного из дохлых степняков, одетого попроще, даже была протёрта дыра на подошве. Какие-то перья, косточки и лужи крови, запёкшиеся в тёмно бурые, почти чёрные сгустки и почти что уже сухие тёмные пятна, окружали их. Судя по этим кроваво-склизким подсохшим лужам и запаху в сарае, с момента гибели несчастных Барсегянов прошли сутки, никак не меньше. Фабий услышал, как скрежещут его зубы и вдруг понял, что по щекам, намочив намордник ШПС, текут слёзы. Почему-то ему не хотелось, чтобы группа их увидела. Отвернувшись, он стащил кепи и ШПСку, оставшись с непокрытой головой. И группа, не сговариваясь, последовала его примеру. Фабию перехватило горло, и он почти прошептал:

— На выход…

— Что? — непонимающе промычал Мамон, такой же ошеломлённый.

Фабий огляделся и повторил:

— На выход.

Они всё же все как-то медлили и продолжали стоять столбами, испытывая и стыд, и смущение, словно бы желая всё исправить, но не зная, как и что делать.

— На выход! — почти рявкнул обер-ефрейтор и повернулся к воротам сарая, показывая пример подчинённым. На улице он натянул кепи, убрал в карман куртки ШПС. Толку от неё… Затем глянул на часы (14.31), вытащил из-за ворота висящую на шее плашку переговорного амулета и забубнил в него:

— Повар — ответь Вилке-6! Повар, здесь — Вилка-6…

— Повар в канале. Слушаю, Вилка-6.

Отвечал не ротмистр, а приданный ему колдун-связист, Фабий узнал его гнусавые интонации. Но сразу же голос в наушнике поменялся на поздняковский:

— Вилка-6, здесь Повар, слушаю!

— Досмотр по первому адресу закончен. Четверо холодных гражданских, два злодея. Два тайника, в одном какая-то медицина магическая, изъята, второй пустой. Нужен маг, проверить погибших на подъятие ну и вообще, на волшбу. У меня всё, Вилка-6 доклад окончил.

— Что, злодеи так сопротивлялись? А без резни никак нельзя было? Допрашивать то кого будем?

— Никак нет, это не мы, господин ротмистр, они покойники уже больше суток.

— Принял. Встречайте колдуна и переходите на следующую точку. Конец связи.

Помедлив немного, обер-ефрейтор махнул всем своим, тоже оставшимся с открытыми лицами, рукой, и медленно побрёл к воротам. Калитка была не заперта, а всего лишь притворена. И Фабий едва не получил ей в лоб — с таким напором распахнул её подоспевший к воротам аккурат в этот миг молоденький прапорщик-владеющий, направленный на адрес по запросу Фарберовича. Коротко введя прапора в суть дела, Игорь скомандовал Рыбачку сопроводить магика к сараю.

Звуки, с которыми колдун извергал из себя обед, были слышны и у ворот, у которых собралась и перекуривала с отрешёнными и остервенелыми лицами вся их группа (Мамон еще и наблюдал за Стасиком без особых напоминаний), за исключением Юрца. Впрочем, ждать Рыбачка с колдуном пришлось недолго. Игорю вообще показалось, что прапорщик проверял сарай меньше времени, чем потом полоскал рот из фляжки. Впрочем, не смотря на излишнюю жентильность и слабость желудка, взбледнувший прапор не поленился остановиться рядом с ними и просветить их, что ни проклятий, ни злых чар им не найдено. Что тут же, более развёрнуто, и сообщил через амулет Пантелееву. После чего добытым из низко, по-флотски, висящей планшетки мелом добросовестно и крупными буквами изобразил на воротах четвёрку, и, после запятой, двойку. Итожа, завершил надпись здоровенным косым крестом, попутно объясняя как очевидное, про четыре и два, так и поясняя, что косой крест означает отсутствие злонамеренной магии и проклятий. Ожидая и не дождавшись напрашивающегося вопроса, помедлил пару секунд и добавил, что, если бы проклятье было, то, вместо креста, он начертал бы восклицательный знак. Группа никак не отреагировала, и продолжала курить с отсутствующими и озверелыми лицами. Наконец прапорщик, завершив свои дела, отбыл.

Из-за обязанности присматривать за Тополем, сомнамбулически ковыряющегося с треногой, убили впустую ещё пару минут, пока злобный после всего увиденного Рыбачок не сорвался и не пригрозил Стасику, что сделает из него пятиногого семихера, вогнав тому в задницу недостающее количество и херов, и треногу, а после всего этого раскроет последнюю. Взбодрённый дружеским напутствием, Стасик мгновенно закончил манипуляции с чудом техники и, скрючившись руной «Зю», загарцевал к следующей точке привязки стим-панк-магического устройства. Юрец же, шхерясь, добыл из кармана маленькую плоскую фляжку и, сделав один глоток украдкой, убрал её назад. Фабий притворился, что ничего не заметил. Юра не маленький, глотнул в меру, пережечь злобу и нервяк, не больше.

Досмотр следующих трёх домов пролетел стрелой. В первых двух не было никого и ничего, кроме разора и запустения. Что и было понятно, чем ближе к форту, тем меньше было шансов, что чужаки не навестят дом.

Правда, расслабляться не стоило. Едва они зашли на второй адрес, как в доме напротив затрещали выстрелы, заставив укрыться и их. Но всё кончилось быстро, бухнула граната и — тишина. Правда и то, что в одном из домов обнаружилось мёртвое тело, но — собачье. Пса Фабию, искренне любившему собак, было жалко, и настроение, хоть после Барсегянов это и казалось невозможным, испортилось ещё больше. Кудлатый кабыздох геройски погиб у хозяйского крыльца, и лежал плашмя на боку в кровавой луже. В мёртвом глазу застыли боль и тоска, а такой же мёртвый оскал протестовал против несправедливой судьбы.

Регламент, однако, требовал вызова колдуна. Собака или нет, а восстать она могла, и дел натворить тоже. Не желая говорить с Пантелеевым, Фабий передал переговорный амулет Мамону. С искренним наслаждением Игорь слушал его доклад о том, что «эта, сталбыть, вашсокородь, тута обнаружен труп дохлой собаки», и с ещё большим наслаждением узнал, что, поскольку все прочие колдуны в запаре, штабс-капитану от чёрных сил самому придётся греметь костями на их вызов. Правда, наслаждение улетучилось ещё до визита мага-контрразведчика, едва лишь Фабий представил радость их встречи. Так и вышло, но взаимное страдание было недолгим, чего не отнять было у Пантелеева, так это умения работать и разделять служебное и личную неприязнь. Поэтому расстались быстро. А в третьем доме хозяева, хотя и были аборигенами из Вираца, подозрений не вызвали. Пусть и смотрели на них мрачно и с испугом, а хозяйка, измазаная и чумазая, на манер Золушки, изображала ещё и страдания от мнимого флюса, обмотав физиономию грязной повязкой. Очевидно, дабы они не пленились её перезрелыми прелестями. Отец же всё время норовил встать между жандармами и двумя своими детьми, подростками лет двенадцати-тринадцати обоих полов. Фабий был спокоен, дотошен, но быстр, странного и враждебного не нашли, а потому покинули дом стремительно и вежливо, оставив хозяев, явно ждавших проблем и боли, в совершеннейшем обалдении, правда, приятном.