Das ist Grey (всё началось с иго-го)

Глава 49 (великий исход)

=*=

Подковёрные игры принцессы дали свои плоды, но никто и подумать не мог, что псы устроят не просто войну, а настоящий крестовый поход. Точнее, даже не поход — исход. На нас двигалась не только их армия, но и целые толпы выживших горожан, бросивших свои дома и последовавших за солдатами. Это был не просто военный конфликт — это была волна, сметающая всё на своём пути.

Мы ожидали тяжёлых боёв, но даже самым мрачным прогнозам не суждено было сравниться с реальностью. Да, запредельная смертность среди тех, кто отведал мяса зебр, сыграла нам на копыто — болезнь выкосила несметное количество врагов. Однако бараны жрали овёс, мяса они не ели, а значит, не падали, корчась в муках. Да, мы изрядно обескровили Псовию, но армия их, увы, пострадала не так сильно, как хотелось бы.

Патроны… Все запасы, как купленные, так и снаряжённые за зиму, закончились к исходу второй недели. Да, вдумайтесь — двух недель! Вся эта обезумевшая братия, забыв про страх, неслась на пулемётный огонь, словно кто-то велел им умереть здесь и сейчас. Я помню, как смеялся, когда во время учений по захвату снежного городка выстраивал шуточные терриконы из «трупов» поверженных противников. Тогда это было просто веселье, шутка… Сейчас же эти холмы из тел, из мяса и крови стали пугающей реальностью. К счастью завалы были не из тел пони, а всё больше из баранов и псов.

Мелочь, а приятно.

Огнемёты продержались дольше всех — не зря же я лично проверял их установку. Адское пламя выжигало целые отряды, заставляя врагов выть от ужаса. Но даже этот козырь не был бесконечным. Бараны, ведомые слепой яростью, просто бросались в огонь, гася пламя своими телами. Это была несусветная глупость, но своего они добились. Перекрыв собою зону обстрела. А затем и вообще — огнесмесь просто иссякла. И тогда от огнемётов остались только бесполезные железки, ставшие памятниками отчаянной борьбе.

Но не всё было так безнадёжно. Мы выстояли не только благодаря храбрости, но и потому, что я, черт возьми, думал наперёд. Колоссальное количество доспехов, которые пони успели наковать из купленного мною железа, сыграли свою решающую роль. Каждый клинок, каждый щит, каждая пластина стали щитом, который враг не мог пробить наскоком. А вот мы могли, ведь на наших противниках почти не было лат. В основном — щиты из дуба.

И, конечно же, километры колючей проволоки. О, как же я благодарил себя за дальновидность, когда прозорливо скупил её у одной австралийской компании! Ещё в Первую мировую эта колючая прелесть загнала войну в позиционное болото, не дала врагам прорываться вперёд. И здесь, в этом аду, она вновь сделала своё дело. Проволока стала стеной, преградой, в которой вязли несметные полчища врагов. Они рвались вперёд, запутывались, падали, погибали — и только увеличивали барьер из плоти и стали. В конце концов, это не мешало нам каждый день наматывать новые километры колючки поверх образовавшегося бруствера и славить удачную для нас географию.

Это была не привычная местным война. Это была кровавая, жестокая, беспощадная бойня. Но мы стояли.

Но что-то я всё о тяжёлом да о мрачном. Хватит. Давайте-ка сменим тон, тем более что кое-что действительно радовало меня в этой мясорубке. Признаться, запах горелой баранины, что тянулся с разделительной полосы, волновал меня меньше всего. Меня куда больше беспокоила моя ненаглядная жена с её угольно-чёрной гривой и неизменным огоньком в глазах.

Игнис не была из тех, кто спокойно сидит в тылу, сложив копытки. Так что, как только она поняла, что грядёт серьёзная заварушка, то тут же загнала меня в ангар и буквально заставила разобрать автожир, чтобы восстановить первый биплан. Почему? Да потому что только он мог поднять сразу двоих пони в воздух. И, надо сказать, решение оказалось более чем удачным.

Мы с ней носились в небе, совершая бесконечные вылеты. Двигатель уже начинал предательски звенеть в цилиндрах, намекая, что долго он не протянет, но кого это останавливало? Точно не нас. Игнис показывала, почему её назвали в честь пламени.

Обычно ей приходилось экономить магию, но теперь, когда самолёт брал на себя заботу о передвижении, она могла тратить всю свою силу исключительно на удары. И она била. Огненные всполохи разрывали строй врагов, превращая их в пылающие факелы ничем не хуже флотских огнеметов. Конечно, даже с её мощью этого было мало, чтобы остановить безумный напор псов, но, чёрт возьми, как же это поднимало боевой дух! Оно, знаете ли, приятно, когда ты смотришь как гибнет враг и единственная твоя мысль — подадут ли на обед вяленую рыбу к каше или в этот раз удастся угоститься варёными яйцами с соусом на хлебе.

Когда твоя принцесса несётся в небе рядом с мужем, круша врагов с высоты, словно разгневанная богиня, да ещё и делает это с огоньком — в самом прямом смысле слова — разве можно не ощутить прилив сил и уверенности? Наши ребята, глядя на это, вновь вспоминали, что не всё потеряно. А это было куда важнее, чем любые стратегические преимущества.

Во всей этой истории была лишь одна неприятная, но крайне важная деталь — магия это жизнь. Буквально. Боевых магов было мало не потому, что их не обучали, а потому, что использование боевых заклинаний добром не заканчивается, такие заклинания заставляли организм работать на износ. Это не просто усталость, не просто истощение — это адова боль, изматывающая до дрожи, до потемнения в глазах, до отключки.

Так что после одного особенно жаркого вылета моя принцесса попросту рухнула без сил… и больше не проснулась.

О нет, нет-нет! Давайте без паники! Тут, конечно, можно было бы подумать о самом худшем, но, к счастью, до этого дело не дошло. Хотя, будь у нас еще пара-тройка таких вылетов, и я бы действительно попрощался с нашей обсидиановой бестией. Игнис превратилась из в меру упитанной, крепкой кобылки в… ну, в исхудавшее до неузнаваемости существо, состоящее из одной кожи, костей и упрямства.

Тут-то до меня и дошло: эта горячая голова совершенно точно решила закончить свой путь в бою, как настоящая валькирия, разя врагов до последнего вздоха. Может, ей это казалось достойным и даже романтичным. Вот только я с таким раскладом был категорически не согласен.

И знаете что? В который раз химия доказала, что она всесильна. Немного науки, немного смекалки, кое-какие усиленные питательные смеси, и у судьбы резко пропало желание забирать у меня жену. А то что она проснётся только тогда, когда её привезут в столицу… Хех.

Армейские пони буквально на колени вставали, когда узнали, что я, муж их принцессы, вмешался в её самоубийственные порывы и насильно отправил её домой. И, надо сказать, радовались они этому так, будто мы не войну тут ведём, а праздник какой справляем. Причём безо всякой предварительной обработки от отдела пропаганды, которого у нас, по какой-то странной причине, вообще не оказалось. Это был не просто недосмотр — это был полный, откровенный залёт. Но сейчас не время разбираться с этим. Сейчас все мысли только о военных делах.

Я устало вздохнул и поднял взгляд, когда в командный шатёр ворвалась Радуга, полная энтузиазма.

— Если я услышу от тебя хотя бы намёк на шутку, тобою выстрелят в сторону противника, — посулил я, заранее предчувствуя, что от этой кобылы можно ожидать чего угодно.

— Да какие шутки, я же на службе! — отмахнулась она, даже не смутившись. — Мы выяснили, почему они к нам сюда вообще все ломанулись.

Я заинтересованно подался вперёд, приготовившись к чему-то из ряда вон выходящему.

— Так-так… Эпидемия? Неизвестный ранее враг? Земля разверзлась, и вода смывает города псов?

Радуга на мгновение замялась, затем почесала копытом за ухом, словно подбирая слова.

— Эм… Лекарь, который вскрывал тела, сказал, что это религиозный психоз на фоне отравления.

— Эм… — только и смог выдавить я, пытаясь осмыслить услышанное. — А причем тут вскрытие тел?

— У них там эпидемия началась, — пояснила Радуга. — И один особо прошаренный попик организовал молебен, мол, кто в вере крепок, тот выживет.

Я прикрыл глаза, складывая в голове эту безумную картину.

— Дай угадаю… Выстоять этот самый молебен смогли только сытые и здоровые, а голодные и больные тривиально загнулись?

— Примерно так и получилось, — кивнула Радуга. — По крайней мере, все пленные псы и бараны рассказывают одно и то же.

Я нахмурился, задумавшись.

— К слову, почему мы не видели штандартов великих псовых князей?

— Так говорю же — молебен, — пожала плечами кобылка. — У них теперь за главного не кто-нибудь, а сам святой Той. В миру третий сын барона Гафрида Брауэра. Теперь все под ним ходят.

— Брауэра? — переспросил я, прищурившись. Это имя звучало до боли знакомо, но вот откуда я его знаю?

— Что? — Я вынырнул из своих тяжёлых мыслей и нахмурился. — Повтори, что ты только что сказала?

— Я говорю, что послезавтра этот их святой Той устроит молебен прямо перед нашими позициями, а после этого они попрут сюда всем табором, — повторила Радуга и глумливо фыркнула: — Мол, их боженька шепнул своему святому, что это единственный способ прорвать оборону «несъедобных зебр».

— Несъедобных зебр? — я удивлённо приподнял бровь.

— Это они так нас называют, — пояснил один из присутствующих полковников.

— Значит, пятнадцатого… — пробормотал другой, устало вздохнув. — Надо подтягивать по тревоге третью линию на случай прорыва и отдать приказ полисам, чтобы они переводили ополчение на казарменное положение.

Я прищурился, обдумывая услышанное.

— А как этот их молебен выглядит? Это централизованное мероприятие или каждый в одиночку творит какие-то ритуалы?

— Централизованно, — вмешался самый старый пони в палатке. — Они выстраиваются в боевые порядки, жрец выходит вперёд, перерезает горло молодому барашку, сливает кровь в чашу и разбавляет вином. Затем командирам отрядов дают испить этой смеси, и после этого войска идут в атаку… это если без религиозных подробностей. На всё про всё минут двадцать.

Я скривился, разглядывая карты.

— А где они собираются выстроить полмиллиона голов? — я быстро пробежался взглядом по разложенной карте, отыскивая подходящую точку.

— Полмиллиона — это, пожалуй, перебор, — покачал головой один из офицеров. — Скорее всего, у них осталось тысяч четыреста. Но вот тут место вполне подходящее. Точнее, это единственное место, где это можно провернуть.

Я проследил за его копытом и прищурился.

— Низина…

— Ну, мы же выбили их с высот, так что выбора у них особо нет, — заметил полковник. — Это идеальное место для построения и удара всеми силами. Да, им придётся наступать вверх, но при таком соотношении сил у них есть шанс сбить нас с позиций.

— Может, дополнительные заграждения из колючей проволоки? — предложил третий офицер.

Радуга отрицательно покачала головой, и её морда сделалась мрачной.

— Не думаю, что поможет… — Она скрипнула зубами. — По нашим данным, они подготовили пленных зебр, которых держали как запас мяса. Их погонят перед собой, чтобы по их телам перебежать наши заграждения.

Я закрыл глаза и тяжело выдохнул. Ну, вот и всё. Теперь это была не просто война — теперь это была самая настоящая мясорубка, где не осталось ничего святого. Хотя… когда на войне было что-то святое? И если было, то, что же там за святость такая была?

— Низина… — повторил я, смакуя догадку на языке, словно глоток крепкого, выдержанного вина. — Они ведь до обеда пойдут в атаку, верно?

— Позже нельзя, — кивнул один из офицеров. — Иначе могут не успеть до ночи, а в темноте их бараны видят плохо. Наши егеря смогут резать их почти безнаказанно. А тратить псов на оборону рогатых… Даже если кто-то из командиров и задумается об этом, то сделать не сможет. Свои не поймут.

Я медленно выдохнул, ощущая, как внутри меня поднимается знакомая, холодная решимость.

— Ну что же… — уголки губ поползли вверх в хищной усмешке, и я невольно вошёл в роль, которая так легко давалась мне, когда требовалось делать неприятные, но необходимые вещи. — Раз моей сердобольной и жалостливой супруги здесь нет, никто не сможет помешать мне убить их всех.

Тишина в шатре стала ощутимой, как натянутая струна. Пони переглянулись, но никто не возразил и только Радуга почему-то взбледнула. Что-то она, в последнее время, какая-то мнительная стала.