Десять тысяч стилей. Книга четырнадцатая

Глава 7. Искра цивилизации

– Быть того не может. Это всего лишь легенда.

Когда-то давно, в золотой век алхимии, появилось убеждение, что можно создать реактив, способный к вольному преображению. Бери, что хочешь и превращай во что угодно. Если обычные люди, услышав об этом, думали о золоте, то профессиональные алхимики смотрели на философский камень шире. Ходили теории, что им можно даже полностью пересобрать тело, сделать себя совершенно новым человеком, лишенным всяких недостатков, но дальше разговоров это не шло, ведь никто не мог создать философский камень.

«Двести лет… Она говорит об Остане».

Его называли единственным, кто смог создать философский камень. Ни до, ни после никто не сумел повторить эксперимент Остана – так гласила история.

– Она это сделала. Чистота ее философского камня – шестьдесят пять процентов, и Бирэнна продолжает работать над ним. Кстати, это третий камень в истории.

– Третий? Был кто-то после Остана?

Вместо ответа Лавиния загадочно улыбнулась. Вздохнув, Ливий спросил:

– Остан был вторым, да? Какой-то Бессмертный уже создавал философский камень?

– Ха-ха, верно, верно! За это вы мне и нравитесь, Ливий. Первым был Философ, за что камень и получил свое название, а не как об этом думают. Его философский камень был идеально чистым. Остан создал свой почти без нашей помощи, чистота его камня составила семьдесят процентов, представляете?

– И Бирэнна создала философский камень почти с такой же чистотой, как у Остана?

– Именно так, – заулыбалась Лавиния. Сложно было понять, что значит ее улыбка: может, она радовалась за Бирэнну, может, была довольна, что завербовала кого-то столь полезного. А может, Лавиния искренне восхищалась прогрессом человечества.

«Она смотрит на людей, как на объекты эксперимента. Для нее весь этот прогресс – давно пройденный этап. Мы будто… ученики в ее глазах. Нет. Скорее дети», – думал Волк, задумчиво глядя на лицо красивой женщины перед ним.

– Уверена, вы о многом думаете, и в ваших мыслях я могу казаться злодейкой.

– Нет, ничуть, – помотал головой Ливий, выдавливая из себя улыбку. – Мне неприятно, но это можно понять. У меня есть вопрос. Раз Бирэнна одна из вас – разве вы не должны помочь ей?

– Есть правила, которые нельзя нарушать. Мы ей помогли, дав материалы по философскому камню. Бирэнна верит, что преуспеет, а я верю в ее талант.

«Тоже неплохо», – подумал Ливий. Бирэнна не вступила бы в «Искру» просто так. Работая здесь, она медленно приближалась к своей цели.

– Как его звали?

– М? Вы о ком? – удивленно спросила Лавиния.

– О Бессмертном, который установил правила.

И до этого Лавиния получала удовольствие от интеллекта Ливия. Но в этот раз на ее лице промелькнуло выражение легкой растерянности. Волк смог заглянуть дальше, чем Лавиния могла предположить.

– Первый. Его так и называют, – наконец, улыбнулась она. – Он был Первым Бессмертным, а его знания положили начало «Искре».

«Даже не слышал о таком», – подумал Ливий. Сегодня он многое узнал, но до сих пор не выяснил главного.

– Как вы сможете сделать меня сильнее?

– У нас есть техника.

Лавиния протянула руку, и в ней оказалась пластина из материала, который Ливию удалось подержать в жизни всего лишь раз.

– Металл Драконьей Крови?

– Он самый. Это не записи о технике, а она сама. Когда вы окажетесь в правильном месте, все, что нужно будет сделать – это поместить пластинку… Вы поймете куда. Но этой техники вместе с Цепью Арьял недостаточно. Сейчас в Централе есть всего одно место, где вы сможете решить свою проблему – в крепости Осецин.

«Что? В Осецине?».

На мгновение Ливий остолбенел. Ему даже показалось, что Лавиния хочет заманить его в ловушку, ведь любой знал: из Осецина пути назад нет. Но Волк быстро отбросил эти мысли. Лавиния могла бы устранить его здесь, в «Искре». Методов у нее хватало, а уж делиться правдой с будущим трупом не было никакого смысла.

– Почему туда? – наконец, спросил Ливий.

– У Тюремщика есть путы, заставляющие узника проживать дольше за короткий срок. Мы сможем воспользоваться этим. Все, что вам нужно – это убедить Тюремщика. Он знает об «Искре», поэтому вот, держите – особый предмет, подаренный им прошлому главе.

Лавиния протянула Волку металлическую цепочку с небольшой прямоугольной пластинкой на конце.

– Как я его вообще смогу убедить?

– Тюремщик выступает за порядок, пусть и по-своему, не так, как «Искра». Недавно на него напал Хаос. Всех узников Осецина освободили – и это еще одна причина, почему вам нужно стать сильнее, Ливий.

Замолчав, Лавиния посмотрела Волку в глаза. Глава «Искры» ждала согласия, и Ливий, немного подумав, все же кивнул.

– Хорошо. Я согласен.

– Вас переместить поближе к Осецину?

– Для начала я должен попрощаться с одним человеком. Переместите меня в Район Ста Школ.

Найти Лягушку оказалось непросто. Сначала Ливий отправился к Лапам Тигра и даже нашел несколько учениц школы, чтобы спросить у них о Ялум.

– Ах, эта, Ялумиэль? – сказала ученица-Столп, когда Ливий дал ей мешочек с аркюсом. – Здесь не любят семьи тех, кто ушел из Лап Тигра. Я бы вообще сказала, что ей не стоило сюда…

Сердце ученицы пропустило удар. Она даже не осмелилась поднять глаза, чтобы посмотреть в лицо Ливию, одного удушающего предчувствия смерти было достаточно.

– Где она? – спросил Волк.

– О-отправилась в Трику.

Трика – небольшой город в Районе Ста Школ. Ничего примечательного в нем не было, обычное тихое место, и когда Ливий оказался в нем, то даже представить не мог, как искать Ялумиэль. Но вопрос быстро решился. Как и в любом другом городе, здесь были информаторы – от организаций и частные. Ливий отправился в Шепот Ситиса.

– Девушка с зелеными волосами и зелеными глазами? Сильный идущий? – удивленно спросил информатор. – Хорошо, я посмотрю.

Запрос был максимально туманным. «Но не думаю, что много таких девушек сюда приходит», – подумал Ливий.

Ему казалось, что Ялум получится найти быстро. Но увы.

– К сожалению, мы не слышали ни о каких зеленоволосых девушках-идущих в последнее время, – сказал информатор.

«Странно. Неужели ее здесь не было? Может, она отправилась в другое место? Соврала насчет Трики? Может, с ней что-то случилось по дороге?».

– Дорогой клиент?

– Да, – мотнул головой Ливий. – Можете найти мне информацию обо всех приезжих девушках за последнее время?

– Это слишком…

– Большие траты. Только те девушки, которые тратили много денег, возможно, даже аркюс. И она прибыла без сопровождения и спутников. Думаю, не так много одиноких девушек с большими деньгами появлялись в Трике, верно?

– Да, дорогой клиент.

Условия были специфическими, с этим можно было работать. «Сомневаюсь, что она стала бы ютиться на обычном постоялом дворе. Даже если Ялум жила здесь всего один день, она зашла бы в дорогой ресторан, да и поселилась бы в хорошей гостинице.

Чтобы дело шло быстрее, Ливий положил на стол два десятка таблеток аркюса – вдобавок к цене за услуги.

– Приходите через двадцать минут, дорогой клиент!

Волк не стал далеко уходить, оставшись в холле Шепота Ситиса. Информатор справился даже быстрее – через пятнадцать минут Ливию передали пачку досье.

«Посмотрим».

Шестьдесят целей – именно столько насобирал Шепот Ситиса. Ливий пролистывал досье одно за другим, и не мог найти ничего полезного, пока взгляд не зацепился за выписку о продаже большого двухэтажного дома в десяти километрах от Трика.

«Думаю, это оно», – подумал Ливий, быстро сравнив досье с другими. Из-за особенностей внешности удалось отбросить половину, в части случаев покупательницу знали. А вот чтобы богатая, без спутников и совершенно неизвестная в Трике и его окрестностях – такое досье нашлось только одно.

Через пять минут Ливий стоял в небольшой деревне на берегу озера. Местные здесь рыбачили, да и только, Волк насчитал всего двадцать домов рыбаков. Но на другом берегу озера виднелся роскошный двухэтажный дом. Тот, кто построил его там, ценил уединение, он выкупил половину берега, поэтому никто не смог бы построить усадьбу рядом, как это порой происходило. Стоит построить красивый особняк, как вскоре, как грибы после дождя, вырастают новые усадьбы в округе.

Нынешняя хозяйка дома стояла на балконе над входом. Стоило Ливию ее увидеть, как улыбка сама собой появилась на лице.

– А ты не спешил, – хитро улыбнулась Ялум.

– Ну, дел хватало, – пожал плечами Волк. – Но вот я здесь.

Он хотел было шагнуть на балкон, как увидел ладонь Лягушки.

– Нет-нет, через вход. Так будет интереснее.

Обстановка в особняке была одновременно и роскошной, и скромной. В Районе Ста Школ ценили простоту, переплетенную с дороговизной, увидеть здесь безвкусные золотые канделябры или заколоченные в дорогое дерево потолки и стены было почти невозможно. Прямо по центру винтовая лестница вела на второй этаж, и оттуда сейчас спускалась Лягушка – в роскошном платье нефритового цвета. Открытые плечи вместе с длинным подолом со шлейфом подчеркивали двойственность Ялум, ее открытость и скованность, ее раскованность и скрытую приверженность правилам. На каждом запястье красовались браслеты такого небесно-облачного цвета, каким иногда бывает иней, а на груди, приковывая к себе взор, расположилось ожерелье с большим голубым топазом.

– Что за мероприятие?

– Долгожданный отпуск со своей женщиной, – показала свою озорную улыбку Лягушка. – Как я тебе? Красивая?

– Ты всегда самая прекрасная из всех женщин, но сейчас твоя красота обрамлена, как драгоценный камень, заключенный в золотое украшение.

– Ты где такому научился? – спросила Ялум с деланным недовольством.

Следующие десять часов у Ливия было много дел. Или одно, тут как посмотреть. Ялумиэль показала все комнаты особняка, и в каждый они оба останавливались, чтобы прекрасно провести время. Заниматься с женщиной любовью, когда она в таком роскошном платье, было интересно, но уже ко второй комнате оно едва держалось на Ялум. Когда Ливий оказался с ней на втором этаже, Лягушка даже не пыталась сохранить свою одежду. На ней остался только корсет, ну и украшения, куда без них – оказалось, что на лодыжках были такие же браслеты, как и на руках.

Через два часа Ливий и Ялум добрались до конечной цели – спальни. Огромная кровать, занимающая половину немалых размеров комнаты, стала последним местом любви – и самым долгим. Прошли еще десять часов, прежде чем удовлетворенная идущая наконец-то оставила своего мужчину в покое.

– Я так долго с тобой не виделась, а первое время провели на Орлином Пике. Не о том мечтала, – объяснилась, наконец, Ялум.

Ожерелье потерялось где-то в коридоре, корсет – и того раньше. Сейчас на Ялум были только браслеты на ногах и руках, и лунный свет из окна отражался от украшений, подсвечивая тело Ялум и подчеркивая ее плавные изгибы.

– Что, медвежья шкура – слишком плохо?

– М, интересно. Но хотелось чего-то красивого, – улыбнулась Ялум. – Говори.

– Ты про что?

– Про то, что хотел сказать. Ты понимаешь меня, а я понимаю тебя. Думаешь, не заметила твоих чувств во время нашей дороги любви? Как будто перед прощанием.

С удивлением посмотрев на Ялум, Ливий кивнул. Она действительно его понимала. Лягушка предпочитала замораживать свои чувства, но с момента прихода Волка прошло полдня, а Ялум ничуть не сдерживалась. Скорее всего, она даже немного рисковала, учитывая, что проклятие крови стало сильнее. И Ялум почувствовала те эмоции, который Волк носил в себе и даже не пытался показывать.

– Мне нужно уйти. На год или два.

– Удивил так удивил, – иронично произнесла Ялум.

– Подожди. Это важно. И, возможно, рискованно. Я должен это сделать, чтобы стать сильнее, и не знаю, что произойдет за это время. Знаешь, Ялум, это не тот случай, когда год – мгновение в глазах идущего. За это время многое может измениться.

– И ты не сказал ничего нового, – сказала Ялум, прижимаясь к Волку сильнее. – Видимо, это моя судьба – ожидать своего мужчину после того, как он бросился в очередную опасность.

Лягушка была права. Это происходило не в первый и не во второй раз. Невольно взгляд упал на ногу Ялум, которую девушка закинула на Волка. Отражая лунный свет, голубой браслет становился будто глубже и насыщенней.

«Раньше ее цветом был лишь зеленый. Теперь еще и голубой – после похода к Снежной Ведьме», – подумал Ливий и, вздохнув, сказал:

– В последний раз. Надеюсь, это произойдет в последний раз – и мы сможем жить так, как захотим.

– Я буду рада, – неестественно тихо сказала Ялум. – Но знай, Волк, я не просто женщина, я – идущая. Идти по пути силы – наша судьба. Я мечтаю о нашей тихой спокойной жизни так же сильно, как и о битве рядом с тобой. Поэтому не сомневайся – и становись сильнее. Я займусь тем же.

– Спасибо, любимая. Спасибо.

Про тюрьму Осецин ходили разные слухи. Древняя крепость, в которой заключили самых свирепых разбойников Централа. Тюрьма, построенная самими Бессмертными, чтобы избавляться от тех, кто им не нравится, заставляя гнить в казематах столетиями. Результат соглашения Большой Десятки, нейтральное место, куда можно сослать всех тех, кому не стоит ходить по Централу. Пусть слухов и было много, все рассказчики сходились на нескольких фактах: Осецин – это тюрьма, причем очень старая, а сидят в ней отнюдь не обычные бандиты.

Раньше возле крепости Осецин устраивали чемпионаты – еще в те времена, когда Централ был диким и необузданным. До сих пор огромная площадка перед Осецином была изрыта следами битв, по которым можно было увидеть силу воинов прошлого. На пару секунд Ливий задержался, рассматривая землю. Разрезы от меча – глубокие и длинные. Воронки от применений мощных техник. Следы от сапог и голых ступней, которые оставили больше столетия назад – и которые продолжали излучать ярь. Место перед Осецином было особым, но мало кто осмеливался сюда прийти.

Волк посмотрел на ворота. Огромные створки внушали уважение, и Ливию даже не хотелось к ним прикасаться. Казалось, что стоит потянуть стальные кольца на себя – и из крепости покажется нечто, как во всех тех историях про шкатулки, которые ни за что нельзя открывать.

«Но их всегда открывают», – подумал Ливий и потянул за кольца.

Коридор тюрьмы был под стать воротам. Высокий потолок, полумрак, камень, давно ставший черным – приятного здесь было мало. Посреди коридора стоял невероятно высокий старик – метра два с половиной. Выглядел он, как узник, о чем говорили и тощий вид, и длинная нечесаная борода.

Стоило Ливию взглянуть в глаза старику, как Волк почувствовал, что проваливается. Взгляд хозяина крепости был настолько глубоким, что ощущение пустоты накатило на Волка, сжимая сердце, как тиски.

«Тюремщик».

Когда-то он был сильным. И его сила ушла, оставив после себя пустоту, как глубокий колодец, в котором не осталось воды. Именно эта опустошенная бездна и говорила о том, насколько ужасающей личностью был хозяин Осецина в прошлом.

– Здравствуйте, Тюремщик, – сказал Ливий с поклоном.

– Убирайся, – скрипучим голосом ответил старик.

От одного только слова по спине Волка пробежали мурашки. Тюремщик пугал, и Ливий не мог понять, что именно заставляет его бояться.

– Я пришел от «Искры», – сказал Волк, показывая цепочку.

Тюремщик молчал. Может, он вспоминал, а может, думал, что ему ответить. Но пока в коридоре Осецина царила тишина, Ливий наконец-то осознал, что именно его пугает.

«Иррациональный страх стать таким же. Меня пугает эта пустота. Она кричит о том, в кого может превратиться идущий, и где-то в глубине души я боюсь этого. Стать таким пустым – это не лишиться яри и силы. Это что-то другое. Будто передо мной не идущий, а его оболочка, которая чудом умудряется жить», – думал Волк.

– Убирайся.

«Будет непросто».

– Тюремщик, глава «Искры» выбрала меня, как того, кто сможет остановить Хаоса! Но для этого мне нужно стать сильнее. У меня есть техника, полученная от Бессмертного, и семьдесят звеньев Цепи Арьял. Я должен пройти десять лет за два – и у вас есть то, что поможет мне.

Сложно было понять, думает ли о чем-то Тюремщик. «Остается надеяться на его ненависть к Хаосу, если она есть, конечно. Кто знает, может, для Тюремщика это стало долгожданным отпуском», – думал Ливий.

– Иди за мной, – скрипучим голосом произнес Тюремщик.

Походка старика была такой же медленной, как и его ответы. Вместе с Тюремщиком Ливий все глубже погружался в Осецин.

Как и в любой хорошей тюрьме, в Осецине нельзя было просто выйти из камеры и оказаться в коридоре, ведущим аж до входа. Проход постоянно поворачивал, а каждые тридцать метров упирался в дверь. Чтобы выбраться из Осецина, узнику пришлось бы пройти через десятки таких дверей, надежно защищенных магией.

От этих перемычек ничего не осталось. Иногда на полу лежали двери из черного Готана, иногда от них оставался только лом. «Единство» шло вглубь и уничтожало любое препятствие на своем пути.

Когда Тюремщик оказывался возле одной из таких искореженных дверей, его рука машинально тянулась к поясу. Там и сейчас висела связка ключей, от которой больше не было никакого толка.

«Мы должны быть под землей», – подумал Ливий. Коридор не просто постоянно петлял, он еще и спускался все ниже и ниже. Вскоре показались первые камеры.

Конечно, чем опаснее преступник, тем глубже он должен находиться. Здесь, ближе к поверхности, отбывали наказания не самые оголтелые отбросы общества. Нельзя было сравнивать Осецин с обычной тюрьмой. Здесь не было групповых камер, да и комнаты темницы находились на большом расстоянии друг от друга. Пройдя двести метров, Ливий увидел только две камеры, и тогда, не удержавшись, спросил:

– Уважаемый Тюремщик, сколько здесь камер?

Ответа не последовало. Какое-то время Ливий ждал, зная медлительность Тюремщика, но только когда прошли две минуты, хозяин Осецина заговорил:

– Тридцать одна.

«Тридцать одна камера. Максимальная вместительность Осецина. Хаос освободил преступников, которых держали здесь. Не знаю, сколько из них присоединилось к «Единству» и насколько они сильны, но сидели здесь явно не слабаки».

Двадцать первая, двадцать вторая, двадцать третья. Ливий был близок ко дну древней тюрьмы. Чем глубже он оказывался, тем больше окружение казалось странным. Осецин сверху был обычной центральской крепостью, пусть и старой. Осецин ниже был выстроен куда раньше. А уж тюрьма в самом низу отдавала такой древностью, что Ливий даже не мог узнать элементы архитектуры. Казалось, что тюрьму строили слоями, и фундамент, который стал первым слоем, воздвигли сотни, если не тысячи лет назад.

Неожиданно коридор раздвоился. Один проход вел еще глубже, а Тюремщик повел Ливия по второму.

– Пришли.

«Тридцатая, – подумал Волк. – Тот проход вглубь ведет к тридцать первой камере, а это тридцатая».

Дверь в камеру была целой. Не потому, что ее не ломали: видимо, Тюремщик успел починить вход. Неторопливо сняв ключ, хозяин Осецина отпер дверь – и привычным жестом пригласил Ливия внутрь.

Стоило Волку войти, как Тюремщик запер камеру.

– Позовешь, – услышал Ливий его голос, а потом удаляющиеся медленные шаги.

Тюремщик не относился к Волку, как к узнику, иначе активировал бы технику. Но пока ничего не случилось. Стоило Ливию оказаться в камере, как он сразу понял, что нужно делать.

Внутри не было ничего – ни кровати, ни стула. Камень со всех сторон – и едва заметное сияние на полу. Это и была та техника Тюремщика, которая ускоряла время в камере. Срок десять лет? Пройдет двадцать, прежде чем выйдешь. Сотня лет? Пройдет целых двести.

В Централе все складывалось удачно. Погибли два Верховных, третий, скорее всего, тоже. Пусть Хаос и смог освободить заключенных Осецина и переманить на свою сторону Златоглав и Фот, сил «Единства» было недостаточно. Сизый Лев изменил баланс сторон, и многие в Альянсе Светлых Сил, казалось, больше боялись того, что будет после войны, чем «Единства». «Искра», конечно, опасалась Хаоса, опасался и Ливий, но всем казалось, что авантюрные планы главы «Единства» наконец-то уткнулись в стену.

Но Большая Десятка хорошо понимала: такое происходит не впервые. Уже не раз всем казалось, что «Единство» ослабло, что его нужно только добить – и делу конец, а потом организация Хаоса восставала, будто феникс из пепла.

Поэтому Ливий не тешил себя иллюзиями. Верить в лучшее, а готовиться к худшему – с этими мыслями он положил пластину, врученную Лавинией, в едва заметную неровность пола у дальней стены.

– Если вы это слышите, Ливий Сильнарский, значит, вы уже в камере!

– Что есть, то есть, – хмыкнул Волк.