Дом Франциса Шарка

Глава 4

Александр закрыл глаза. Когда он их вновь открыл, то обнаружил, что опять находится в гостиной дома Франциса Шарка. Румянцев понял, что сидит на диване. Был до сих пор жив: значит монстру он действительно для чего-то нужен.

Пока что нужен.

Сам хозяин дома восседал на стуле у столика со старой печатной машинкой, курил сигару и с усмешкой глядел на Румянцева. На пальце Шарка по-прежнему сверкал золотой перстень с изображением черепа.

— А я думал, ты меня замочишь после демонстрации мною специфических жестов «на всю Галактику».

— Твоё ребячество — это лишь твоё ребячество, Саша. Все мы порою любим подурачиться. В этом нет ничего особо предосудительного, — ответил Францис. — Если торопишься умереть, то пожалуйста: могу вернуть тебя на планету криптидов хоть сейчас. Повстречаешься с тамошними нелицеприятными обитателями. Они позаботятся, чтобы от тебя осталось то же самое, что и от других твоих предшественников, валяющееся там, на почве… Я же тебе предлагаю жизнь в качестве сверхсущества, как я тебе и объяснил. Простые человеческие существа-насекомые недостойны быть хозяевами планеты под названием Земля — ну, посуди сам, разве это не так? В общем, твой второй этап собеседования будет заключаться в тесте на выносливость. Это уже более серьёзно, чем простая болтовня и демонстрация эрудиции. Немногие кандидаты смогли выдержать данный тест.

Францис поднялся со стула и подошёл к стене:

— Давай-ка посмотрим, в кого и куда мы тебя реинкарнируем…

— Реинкарнируем? — удивлённо сдвинул брови Румянцев.

— Ага, — кивнул Шарк и коснулся стены, по-видимому, нажав какую-то секретную кнопку.

Небольшой сегмент в стене отполз в сторону, демонстрируя что-то вроде круглого дисплея с какими-то цифрами и символами. Шарк покликал пальцами эти символы и цифры на дисплее, запустив механизм их бегающего эффекта. Со стороны, по смыслу, всё это напоминало действие какой-то цифровой рулетки… Пока цифры и символы бегали, Францис стоял, перекрестив руки на груди и с ехидной улыбкой глядел на Румянцева. Александр вопросительно кивнул в сторону Шарка:

— Не хочешь более подробно рассказать о себе, о твоей инопланетной организации… группе… расе — или что оно там у вас есть, о которой ты недавно намекнул?

Францис, всё также улыбаясь, отрицательно качнул головой:

— Пока что нет. Возможно, позже. Если сумеешь пройти испытания. Это долгая история, поэтому может и нет смысла тебе всё рассказывать. Зачем сейчас тратить время, если, к примеру, ты вернёшься из испытательного путешествия откинувшим коньки?..

Инфографика на дисплее уже перестала бегать и остановилась, по-видимому показывая результат. Однако Шарк продолжал стоять и смотреть на Александра всё с той же улыбкой и с по-прежнему деловито скрещёнными на груди руками, будто чего-то ожидая от Саши.

— Что? — нахмурился Румянцев. — Ожидаешь, что я прямо сейчас соскочу с места и попытаюсь сбежать из дома с воплями «дяденька инопланетянин, отпустите меня…я хочу домой»? Да пошёл ты в жопу! Уродина паразитирующая! Запускай свою шарманку, пидор!

Шарк ухмыльнулся:

— Вообще-то, да, думал, что ты попробуешь убежать. Было бы интересно за этим понаблюдать. Большинство из кандидатов именно так себя и ведут. И это всегда забавляет, на самом деле. Но без моего разрешения из этого дома ещё никто так или иначе живым не уходил.

Он опустил руки и расхохотался.

Александр же зевнул, потянулся, затем положил руки на живот, сцепив пальцы, и стал разглядывать потолок с нарочито расслабленным и скучным видом.

— Ты знаешь, — произнёс Францис, — ты мне нравишься.

— Да ну? — Саша напустил на лицо наигранное удивление.

Францис кивнул. Затем продолжил:

— И поэтому, вне зависимости от того, что там тебе выпало в качестве квеста, — он, не обернувшись к дисплею, указал на него большим пальцем, — я реинкарнирую тебя в тело американского старикашки. За то, что ты оказался более анархичным и храбрым, чем остальные кандидаты-нытики и щенки, я предоставлю тебе возможность проявить себя в следующем испытании с не столь убийственным и калечащим кандидата случаем, сколь со случаем интересным. В первую очередь интересным для тебя самого. Тебе предстоит какое-то время побыть стариком, да при том настоящим американским — из настоящей американской глубинки. Английский язык ты знаешь хорошо — это мы с тобой неоднократно обсуждали ранее по удалённой видеосвязи. Характер у тебя крутой. Воспитывать (и перевоспитывать) окружающих умеешь. Во всяком случае, твоё брутальное мировоззрение может вызвать в первую очередь лишь похвалу и уважение окружающих. Так что, дерзай. В общем…что ты можешь сказать об Америке перед тем, как будешь реинкарнирован в тело коренного американца? Просто интересно. А хотя… ты ведь уже высказывал своё мнение о европейской системе. Можешь не отвечать — итак понятно.

— Не пойму, чего ты хочешь от меня? Чего добиваешься? — развёл Александр руками. — Гнида лысая!

— Понимаю, ты обозлён, — Францис вытянул указательный палец в сторону Александра, — но имей ввиду, у любого терпения есть свой предел. Твои оскорбления в мою сторону лично тебя ни к чему хорошему не приведут. Ладно. Сейчас я тебе расскажу о том, что тебя ждёт на испытании и как оно будет проходить. Затем я наберу комбинацию клавиш и в тебя прямо из этого дисплея ударит пучок энергии. Если будешь сидеть ровно и не пытаться елозить жопой по дивану, то реинкарнация пройдёт безболезненно, и твой отчёт времени пребывания в теле другого человека будет запущен. Ты попадёшь в тело американского старика. Хронопортация, то есть перемещение во времени, практически не ощутится: окажешься в Америке практически текущего периода, ну, плюс — минус перебросит тебя на пару-тройку лет в будущее или прошлое. Такой сдвиг особо не ощутится. А если и ощутится, то тебе ведь будет лишь веселее выкручиваться перед тамошней публикой. А я за тобой понаблюдаю удалённо и за твоими похождениями. Если же ты сейчас, при реинкарнации, попытаешься шевелиться или бежать, то этот пучок энергии для тебя будет губительным. Он размажет тебя как крысу в лаборатории, оставив от тебя лишь кровавые обожжённые ошмётки и дерьмо…

В полной темноте появляется вертикальный прямоугольник дневного света, сопровождаемый скрипом дверных петель. Темнота немного растворяется, а потом и вовсе полностью тает, когда вошедший в помещение субъект дёргает в распределительной коробке на стене одну из кнопок выключателя. Субъект невысокого роста, сгорбленный, одет в рабочий, замызганный реднековский комбинезон. На лицо одета маска — респиратор, а в руках человек держит недлинный, тонкий шланг для распыления отравы против грызунов — вредителей. Шланг отходит от небольшого пластмассового бочонка, скреплённого ремнями на спине у истребителя крыс. Истребитель мерно, неторопливым шагом движется по складу, приглядываясь и прислушиваясь к углам помещения, захламлённым всяким старьём и поломанным инвентарём. Грызуны здесь есть — это как пить дать. Их до хрена, «целое стадо». Да, именно «стадо» — так истребитель, шагающий по помещению, любил пренебрежительно отзываться о любой живности, наносящей вред нервам. Если противные птицы клюют виноград — суки, их там целое «стадо»! Крысы и мыши гадят на кухне — суки, они там целыми «стадáми» ходят! Домашний соседский скот или куры ходят и бегают по грядкам с огурцами и помидорами — блядские коровы и куры, их там, на огороде «целое стадо», они всё вытопчут! И даже раньше, толпа людей, стоящая в очереди за хлебом по талонам, принадлежащим «Программе льготной покупки продуктов» (SNAP, Supplemental Nutrition Assistance Program), представляла из себя тупое, свинорылое, рогатое дикое «стадо». Стадо, в котором все кусаются и бодаются между собой, готовые заколоть друг друга рогами до смерти за булку хлеба. Несмотря на подобное восприятие всего окружающего мира, Джимми Муншайн был очень добрым в душé человеком. И даже если он кого-то материл и песочил, то делал это, скорее, в ироничной манере, нежели с диким серьёзным звериным оскалом. Джимми Муншайн, конечно, очень хотел, чтобы его воспринимали всерьёз и побаивались, но это оставалось в его грёзах, так сказать «за кадром». Ибо, к примеру, даже внуки и соседские пацаны имели привычку тихонько хихикать, приговаривая «Деда Джимми понесло» в то время как дед Джимми грозился наказать, «ноги вырвать» или «дать самых масштабных пиздюлей, какие только бывают». С другой стороны, как это ни парадоксально — нагло и открыто над дедом Джимми никто никогда не смеялся и не издевался, словно над каким-нибудь шутом гороховым или ходячим аттракционом. К нему относились с уважением, хотя никто его особо не боялся. Над стариком издевались тогда, когда он сам этого хотел и позволял это, будучи в настроении. Джимми был незлой, и в настроении он бывал частенько (почти всегда). Если, конечно, не появлялось какое-нибудь «стадо» и не начинало топтать чувства и душу Джимми Муншайна. На данный момент этим «стадом» были мыши и крысы, которым мистер Муншайн пообещал «масштабных пиздюлей». Он двигался, держа в руке шланг распылителя отравы, а палец был «на спусковом крючке», чтобы в любой момент опрыскать мелких вредителей этим «жутко ядовитым говном».

Мистер Муншайн подошел к груде полусгнивших деревянных ящиков, за которой раздавалось постоянное шуршание и попискивание. Тут же эта груда и всё близлежащее пространство у пескоблочной стены было обрызгано из шланга тщательнейшим образом с помощью струи жидкого сине-зелёного вещества, похожего на чью-то (ядовитую) мочу. Спустя минуту или чуть больше после опрыскивания, из-под гниющих ящиков повылезало целое «маленькое стадо» крыс. Они все перевернулись кверху пузом и, подрыгав немного лапками, «откинули копыта».

— И другие ваши вонючие друзья будут копыта откидывать, — обратился к крысам Муншайн, голос которого звучал глухо через респиратор, — пока Джимми Муншайн ещё в седле и пока ещё он сам свои копыта не отбросил. Вот так-то!

Он посмотрел на конец шланга, с которого упали две зеленоватые капли и добавил:

— Действительно, это дерьмо очень мощное! Надо Майклу в Вашингтон, прямо в научный институт, где он работает, отправить письмо и написать, что изобретённое этим институтом вещество против крыс прошло проверку и срабатывает хорошо… Ха-а-а! Главное — чтобы завтра соседи не попередохли от его распространения. А то, думаю, несмотря на хорошее расположение духа для моего возраста, тюряги я всё-таки не выдержу…

В этот момент распахнулась дверь, и на склад вбежал пацанёнок с обиженным криком:

— Дед, иди, посмотри, что учудили наш Тони с соседским Джоном!

— Пшёл вон отсюда! Закрой дверь!.. — глухо, через маску, закричал мистер Муншайн, едва дав договорить внуку. — Это дерьмо нельзя нюхать без маски! Хлебнёшь его и будешь кверху пузом лапками дрыгать… Выйди, закрой дверь!

— Ну, дед…

— Выйди говорю, не дыши тут!

Мистер Муншайн опрыскал отравой всё помещение склада и вышел на улицу, плотно закрыв за собой дверь. Он скинул с себя маску и бочонок с ядом. Зажмурился, поглядев в разгорающийся солнечный, весенний денёк и улыбнулся чему-то, что было известно ему одному. Однако, спустя пару секунд, улыбка с его старческого, морщинистого лица пропала, уступив место гримасе удивления, которое постепенно стало перетекать в ярость.

— Эй! — крикнул Муншайн. — Эй, негодяи… какого хрена… вы чего, сдурели что ли?! Чего задумали? Ну-ка слезьте сейчас же.

Старик направился в сторону сарая, на покатой черепичной крыше которого сидела пара мальчишек. Мальчишки курили, нарочито дымя сверху сигаретами, показывая всем видом, что в данный момент все наказы взрослых по поводу того, что детям нельзя курить — по барабану. Кроме того, они пытались столкнуть с крыши каким-то макаром затащенную туда молодую немецкую овчарку, чтобы посмотреть, как пёс «умеет прыгать с высоты». Собака изо всех сил упиралась лапами в черепицу и визжала.

— Эй! — закричал мистер Муншайн ещё громче и грубее. — Ну-ка прекратите! И выбросьте свои сигареты изо рта! Вы что забыли, что тут сеновал рядом?!

— Ну, дед, — начал его внук Тони, дымя сигаретой и пихая вниз по крыше огрызающегося пса, — родителей же нет дома, мы чуть-чуть подымим. Нельзя что ли?

— Я тебе подымлю! — продолжал негодовать дед. — Вот отец с матерью вернутся, я им всё расскажу о вашем поведении!

— Да, они Вам не поверят, мистер Джимми, — ответил соседский малец Джонни. — Моих, кстати, тоже дома нету. А Вы не говорите им ничего, когда они вернутся, хорошо? А мы так один раз и больше не будем, честно.

С этими словами мальчишки столкнули-таки овчарку с крыши. Пёс словно большой куль плюхнулся на землю, издав при приземлении коротенький и резко оборвавшийся собачий писк. Затем Рокки (так звали овчарку) поднялся и медленно направился к старику, лениво виляя хвостом и высунув розовый язык, пытаясь отдышаться. Хоть он и не пострадал особо от такого навязываемого и не желаемого прыжка с крыши (сарай был не очень высокий), но все же вид у собаки был обиженный.

— Изверги! — прорычал Муншайн и потряс кулаком мальчишкам. — Я до вас доберусь…

Тони и Джон захихикали и убежали, затушив сигареты и быстро спустившись с крыши.

Муншайн недовольно покачал им вслед головой и погладил Рокки. В этот момент на плечо ему легла чья-то рука, заставившая старикана еле заметно вздрогнуть.

— Дед, дай «сотню», — раздался сзади бесцветный голос ещё одного его внука, старшего, которого звали Билл.

«Блядская семейка!» — пронеслось в голове у мистера Муншайна, но вслух он сказал, обернувшись к Биллу: — Опять на твои наркотики курильные? Вот я родителям скажу, что ты опять сотню просил на «дурь».

Билл отрицательно покачал головой:

— Не на дурь, дед, честно. Да и в жизни я никакой дури не курил — ты чего?!..

— Ага, конечно, не курил… — мистер Муншайн вздохнул и молвил: — Пошли. В последний раз — больше денег не будет.

— Да ясно, ясно, — усердно и в то же время язвительно закивал Билл, а затем улыбнулся в спину деду: — Больше пока и не надо.

Биллу было двадцать семь. Когда-то он «точно знал, чего хочет», как принято выражаться у этих сосредоточенных на своих усилиях и цели так называемых хипстерах. Живя в городе и учась на бухгалтера, Билл частенько задумывался о том, что, разнося «цифры по полочкам», ты получаешь бесплатный билет в непревзойдённое будущее. Но, как выяснилось чуть позже, цифры — не главное в жизни человека. Не они делают в нашей жизни погоду: если бы всё в жизни решала математика, то мир бы уже давно был изменён в самую что ни есть лучшую сторону математиками, программистами и т. д. И тогда бы благодаря этим гениям, мы бы жили припеваючи и ни о чем не думая. Но, к сожалению, есть и другое, что делает «погоду» в жизни человека. Например, любовь. Кому она нужна эта любовь? Всем, как ни странно. Кто от неё страдает? Опять, как ни странно, все и каждый. Если бы любовь была пусть такой же сложной, как, например, математика, но в то же время и такой же разрешимой штукой, мир был бы намного привлекательнее. Честно. Однако, как ни крути, любовь является насколько сложным явлением, настолько же и не поддающейся разрешению штукой. И от этого никуда не деться; это можно лишь принять и больше ничего.

Билл закончил учёбу и даже успел несколько лет отработать по своей специальности. Однако его сократили на работе в городе, и теперь он временно проживал у родителей и деда Джимми в селе под названием Хорсредиш Гарден. В очередной раз дед одолжил ему сто долларов «на нужды». И Билл, прокатнувшись в соседний городок, накупил на эту сотню «дури». Родители Билла занимались продажей цветов, и в данный момент (был самый цветочный сезон) неделю — другую проживали в городе, рядом с Хорсредиш Гарденом, торгуя выращенными декоративными видами цветов. Билл же с двумя младшими братьями сейчас гостил в Хорсредиш Гардене у деда Джимми. Родители обещали приехать через несколько дней из города после распродажи партии растений.

Билл курил вечером «дурь» дома вместе со своей подругой. Подругу звали Матильда, и она была то ли хиппи, то ли панкершей (Билл так до конца и не врубился, кем именно). Ей нравилось проводить время с Биллом. Биллу нравилась Матильда с её приличного размера грудью и не тощей (не костлявой!) фигуркой. Волосы у неё были коротко пострижены и выкрашены в розовый цвет. Раньше, когда они у неё были длинные, ложась на плечи, и естественного чёрного цвета, она иногда заплетала в них розовую ленточку. В носу у Матильды (наверное, с рождения) было железное колечко, и с ним она не расставалась. Они встречались с Биллом, порою выпивали пива и покуривали травку. Бывало такое. Когда родители Билла уезжали в город и задерживались там, он приводил Матильду домой (в дом деда Джимми) и развлекался с ней там по вечерам. В этот раз всё происходило уже в привычной манере, за исключением того, что сегодня Матильда стонала под Биллом как никогда громко. И тело её смотрелось и тряслось как никогда возбуждающе. Билл закончил, застегнул штаны. Затем, улыбнувшись, поцеловал Матильду в лоб и приложил указательный палец к её пухленьким губкам:

— Я скоро вернусь.

Девушка кивнула:

— Только смотри, не расхреначь по укурке дом, как Терминатор!

Билл распахнул дверь спальни и вышел, выпустив за собой из комнаты туман от скуренных «волшебных» сигарет. Он едва не прибил дверью бредущего по коридору мистера Муншайна.

Мистер Джимми лежал в своей комнате и смотрел по старенькому телевизору новости. Всё в мире было как обычно: диктор пытался убедить американское население, что Россия вот-вот ударит ядерными ракетами по Европе — и что же всем делать, как спастись-то? При этом Россия, как сообщал ведущий новостей, «виновата во всех человеческих бедах на протяжении всей истории этого самого человечества» и, мол — «почему она такая коварная, если там, в Москве, свиду очень даже дружелюбные медведи у Красной площади в ушанках и с балалайками танцуют?». Зато в продвинутой Европе бородатые женщины завоёвывают сцену и ничего страшного, что мало-мальски нормальные люди блюют, глядя на ЭТО, в сторонке. Кроме того, Европа впускает к себе через парадные ворота террористов из-за того, что не хватает дешёвой рабочей силы из-за рубежа, а потом сама же плачет из-за взрывов и убийств. Джимми надоела эта заезженная пластинка, и он переключил канал и увидел Арнольда Шварценеггера в роли крутого агента ЦРУ, держащего за шкирку над краем крыши высокого здания какого-то хмыря — задрыпыша. Шварц обвинял хмыря, что он (хмырь) является международным террористом по кличке «Карлос — шакал». «Карлос» дрожал с жалкой и испуганной физиономией, убеждая Шварца и его напарника в том, что «он не «Карлос», не шпион и не террорист. Он — ничтожество, дерьмо и трус. И что он даже пули не достоин». Говорил, что «ему нужно обманывать женщин, чтобы провести с ними время сексуальных утех, убеждая их, что он крутой шпион и т. д. А на самом деле он писается в штаны при виде пистолета и что у него маленький… — крохотный и жалкий…». Джимми ещё пощёлкал каналы и, наконец, нашел любимое старое чёрно-белое кино. В этот момент из соседней комнаты стали доносится громкие стоны.

«Донюхался и докурился до чёртиков, внучок…», — пронеслось у старика в голове. Джимми встал с постели, вышел из спальни и двинулся по коридору к комнате Билла. Дверь Билла резко распахнулась перед самым носом деда, едва не зацепив того и не сбив с ног. Билл поднял голову вверх, уставившись одурманенным взглядом в ночной серый потолок и пьяно улыбаясь. Затем он громко, душевно вымолвил:

— Э-э-э-ха! Вива зе булл! Твою мать!..

Мистер Муншайн уставился на внука ошарашенными глазами. Таким Билла деду видеть пока ещё не доводилось. Старик не знал, плакать ему в этот момент или смеяться. Едва Билл скрылся из коридора, дед проковылял к комнате с распахнутой дверью. Из комнаты в коридор продолжали выплывать облака дыма, и Джимми кашлянул. Он заглянул в спальню: сквозь опьяняющий, норкотико — алкогольный запах можно было также добраться обонянием до отчётливо различимого аромата женских духов. Стены комнаты были увешаны постерами певцов. Это были рок-исполнители, которых дед Джим не знал ни в лицо, ни по именам. На полу валялись пустые бутылки из-под пива. На кровати Билла лежала полуобнаженная особа с сигаретой во рту, своим внешним видом напоминавшая этих самых артистов с плакатов на стенах. Будто она материализовалась с одного из тех плакатов в реальный мир.

— Это самое… — робко, но участливо начал Джимми, оглядев девушку, — Женщина, Вам плохо?

Девушка открыла глаза, медленно выпустила облако «волшебного» дыма и улыбнулась, глядя в потолок:

— Не-е, дедуль, мне кайфово. Мне хорошо-о-о…

— Тьфу! — психанул дед, резко развернулся и ушёл, бормоча себе под нос, что вся современная молодежь — бессовестная, наглая, противная.

Спустя короткое время, вернулся Билл. Только Джимми лёг, как громкие стоны в соседней комнате возобновились. Мистер Муншайн злобно стиснул зубы, наклонился, достал из-под кровати полную бутылку с виски. Откупорил бутылку, опустошил её наполовину из горла, затем выбросил её в открытую форточку. За окном раздался испуганный, звонкий и резко оборвавшийся писк Рокки. Но дед Джим его не услышал, потому что накрылся с головой одеялом, погружаясь в сон. Спустя пару минут входная дверь дома с грохотом распахнулась и два других, младших, внука мистера Муншайна вошли после вечерней прогулки — перепачканные и весёлые. Сегодня вместо обычных сигарет младшие внуки по ошибке взяли из дома сигареты Билла…

Несколько дней в доме мистера Муншайна прошли примерно одинаково (в Хорсредиш Гардене вообще редко когда один день сильно отличается от другого). Но потом, за пару дней до приезда сына Джимми из города со своей женой произошла одна странная штука. Странная, если не сказать больше. Билл со своими младшими братьями Тони и Бобом, а также с дедом Джимми сидели за столом и ужинали. Билл накручивал на вилку макароны, залитые кетчупом и лениво отправлял их в рот. Все это добро запивал пивом «Будвайзер» из бутылки. Вместе с этим он с загадочным выражением лица разглядывал татуировки на своих запястьях. Татуировки были одинаковые в виде кулаков с вытянутыми вверх средними пальцами, образующими «фак». Билл в очередной раз поднес к губам бутылку, чтобы хлебнуть, но остановился, держа бутылку горлышком ко рту. Его взгляд задержался на его деде, который сидел неподвижно словно статуя, с закрытыми глазами. Дед сидел, подперев щеку рукой и, по-видимому, дремал. Билл смотрел на деда, не убирая бутылку с пивом от губ: «Мать твою… какой же я идиот! Нет, я самый несчастный на этой планете… Я — бунтарь? Нет. Жертва? Вновь неверный ответ. Я просто-напросто некто, чей близкий человек беспричинно засыпает за столом во время ужина. Немногие могут этим похвастать, поэтому это КРУТО!». Билл сунул в рот горлышко «Будвайзера» и вылил в себя остатки пива. Младшие братья Билла сидели и о чём-то жужжали между собой, пока один из них не засёк, что дед дремлет. Это был Тони. Он, ехидно улыбаясь, привстал и, аккуратно подтянувшись к деду, шлёпнул того ладонью по щеке. В ту же долю секунды глаза Джимми резко распахнулись и уставились на Тони. Помимо какого-то странного зелёного свечения, в этих глазах еще и непонятно откуда возник холод. Раньше не было этого ледяного, зелёного взгляда. Даже тринадцатилетний ребёнок заметил этот непривычный, чужой какой-то взгляд на знакомом лице. От этого взгляда Тони стало не по себе. Мальчик продолжал бравировать, хотя его улыбка стала робкой и беспомощной.

— Эй, дед, — обратился Тони к старику, — проснись. Из-за тебя потом в два часа ночи еду по — новой никто разогревать не будет.

Дед осмотрел тем же спокойным, ледяным, (новым) взглядом всех сидящих рядом с ним за столом. Затем встал и вышел из дома со словами: «Пойду, прогуляюсь».

Он шёл по вечерней улице, осознавая, конечно же, что происходит. Однако его сознание до сих пор в это верило с трудом. Он знал, что он — Александр Румянцев. Знал, что пишет книги. Также он помнил, что за мгновенье до того, как очутиться в чужом теле, он находился в доме Франциса Шарка. Эти люди, что сидели с ним за столом в незнакомом доме, из которого он сейчас ушёл — это, по-видимому, семейство (сыновья или внуки) того, в чьё тело он был реинкарнирован. Семейство «американского старикашки из американской глубинки», как этого человека окрестил Францис Шарк. Деревня, по которой он сейчас двигался, естественно, абсолютно ему незнакома. Саша взглянул на внимательно следящую за ним с вечернего неба луну. С по-прежнему задумчивым и серьёзным лицом он сунул руку в карман рубашки. Извлёк пачку сигарет, закурил. Когда Александр прикуривал сигарету зажигалкой, то обратил внимание на свою руку. Взглянул на кожу на руке; рука была чужая, не его. Кожа, какая-то дряблая, обвисшая, не принадлежала Саше. Он ощупал другую руку, дотронулся до лица…

— Я - это больше не я, — тихо промолвил он.

Сигарета выпала из его губ.

Страх.

Он ощутил страх вперемешку с растерянностью и безысходностью. Наверное, по логике вещей, сейчас глаза Румянцева, светящиеся зеленоватым огоньком подопытного экземпляра, должны были исполниться этой самой растерянностью. Но вместо этого они исполнились искренней злобой. И в душé Саши весь страх и безысходность постепенно перетекли в лютую злобу. «Этот грёбаный пришелец играет мной как игрушкой», — пронеслась мысль. — «Он втянул меня в авантюру, и как теперь выпутываться? Интересно, а мысли мои этот белобрысый упырь может сейчас читать? Ну, если можешь, то… ПОШЁЛ ТЫ НА Х..!».

Он сжал кулаки с такой силой, что едва не сломал пальцы.

— Эй! — раздался поодаль оклик.

Румянцев бросил небрежный и практически безразличный взгляд в сторону приближающихся к нему трёх темных силуэтов.

— Слышь, бать, есть разговор. Притормози на минуту.

Они подошли. Александр без особого интереса смотрел на них, прекрасно осознавая, что где бы он ни находился, в чьём бы теле в данный момент ни обитал, на грубость он будет отвечать грубостью. И держать себя в руках перед мразями и негодяями он не собирался — нахрена? Из сотового телефона одного из подошедших к Александру субъектов лилась очень знакомая Румянцеву композиция. Правда, Саша не мог припомнить, кто её исполнял.

Рожи и волосы подошедших парней были разукрашены не пойми во что. Двое из них, те что были чуть пониже ростом, со стоячими зелёными волосами (волосы их были похожи на колючки дикобразов), были одеты в синие джинсовые куртки и джинсы с дырками на коленках. Третий же, самый высокий (главарь), с длинными чёрными волосами, в плаще, джинсах и синей футболке с изображением то ли пса, то ли волка, злобно сверкал чёрными глазками. Он обратился к Румянцеву:

— Значит так, дед, твой внук водит к себе домой и трахает мою невесту, которую Матильда звать — знаешь такую?

Александр молча, спокойно смотрел на собеседника.

— Так вот, если я еще раз её у вас дома увижу, я оторву Биллу сам знаешь, что. Так ему и передай, понял? Кстати тебе тоже не поздоровится, потому что тогда я лично наведаюсь к тебе в гости… Про копов можешь забыть. Все легавые здесь куплены и проданы (коп здесь — синоним проститутки), и на помощь к тебе никто не придет — поверь мне на слово. А, хочешь — иди, проверь сам. Всем на тебя срать.

Бандюган вытащил из кармана плаща кнопочный нож и потряс его лезвием у лица Александра Румянцева. Румянцев выпрямился и ловко врезал раскрытой рукой по горлу главаря банды, едва тот опустил нож.

— Кхлакх!.. — вырвался из горла бандита оборвавшийся звук, и главарь неуклюже рухнул наземь, словно мешок с дерьмом. От старика такой прыти он естественно не ожидал.

— Во-первых, не надо хамить людям. Я вас не трогал и не угрожал вам и вашим близким, — сказал Саша, обращаясь сразу ко всем этим разодетым и разукрашенным клоунам, включая того, который сейчас корчился на земле. — Во-вторых, я насмотрелся видео с различными приёмчиками, включая каратэ, таэквандо и прочее. Также читал различные книги о том, как вести себя в драке со всяким отребьем. Думаете, если старик, значит — всё? Можно хамить, оскорблять, выёживаться? Ну, идите сюда, блеэээть..!

И Александр с размаха пнул лежащего (по-видимому, без сознания) главаря банды, а затем скорчил жуткую гримасу и заорал так бешено, что остальные двое бандитов, перепугавшись, убежали. Саша же, по сути, перепугался сам от этой ситуации и поэтому изо всех сил вёл себя так, чтобы этот испуг в его сердце, каким бы он ни был большим или маленьким, не проявился на его (Саши) внешности и в его действиях и движении.

Что делать? Может, Шарк обманул, и Румянцев уже и не вернётся в свою телесную оболочку и теперь остаток дней ему предстоит скитаться дряхлым стариком. Стариком, несмотря на то, что он ещё молод и силён. А его новое семейство, которое он авансом защитил от уличной шпаны (хотя защитил ли? Ведь могут нагрянуть другие козлы, и их может быть больше)? Он теперь является членом этого семейства. И для них он — дед. «Эй, дед, проснись. Из-за тебя потом в два часа ночи еду по — новой никто разогревать не будет», — говорил один из тех сопляков. Теперь у Румянцева новая служба… амплуа… предназначение — как это правильно назвать-то? Миссия. В общем, он теперь «ДЕД». Дед с качествами молодого путешественника. Звучит странновато; хотя странно в нашем мире абсолютно всё и разве стоит чему-то удивляться? Как Саше сейчас поступить? Вернуться «домой» в качестве «деда»? Или что делать?

Александр открыл дверь и вошел в дом. Было тихо, и все, по-видимому, разбрелись по своим комнатам. Мелкие пацаны, наверное, отправились спать, а парень постарше…

Двигаясь по коридору, Саша услыхал стоны и пыхтение, доносящиеся из ближайшей комнаты. Дверь в комнату была приоткрыта, и Румянцев подошёл и заглянул краем глаза внутрь. Парень (тот самый, что был постарше) сейчас был занят удовлетворением своей подруги. В комнате стоял туман от сигаретного дыма. Светильник, что находился на прикроватном столике, погас после того, как парень закончил свое дело. Парень, потный, растянулся на измятой кровати, рядом со своей девушкой. В темноте раздались голоса.

— Опять лампочка в светильнике накрылась, — сказала девушка.

— Да, ничего. Так даже лучше — как будто мы спим. Малышня опять, суки, на улицу убежали. И дед ушёл. Хрен с ними со всеми — мы зато с тобой дома, — ответил парень.

— Ты дверь в нашу комнату на ключ замкнул? Никто сюда не заглянет?

— Замкнул. Всё нормально, не волнуйся.

— С тобой невозможно не волноваться. Ты ж ещё тот распиздяй!

Вместо ответа парень потянулся к окну и приоткрыл его пошире.

— Билл, когда твои родители приезжают?

— Через пару дней.

Александр направился в зал. Где-то здесь, в доме, должна была быть его (Румянцева…деда) спальня. Однако где именно — предстояло еще выяснить. Пока что Саша на диван улёгся. Девушка называла парня Биллом. Значит она сама — Матильда. Ведь именно Билла и Матильду упоминал на улице один из придурков, обрядившихся в панков.

Александру до сих пор казалось, что всё это сон — глупый, смешной, но в то же время и драматичный. Хотя ведь это был вовсе не сон: чужая комната, незнакомый дом и вообще непонятное место… Румянцев шпарит по-английски с коренными американцами в какой-то американской глубинке… За всем этим цирком удалённо наблюдает пришелец из космоса, чтобы оценить Александра в качестве кандидата на присоединение к своей организации…расе, или что оно там, в качестве сверхсущества (так сам гуманоид говорил). Ко всему этому дерьму нужно привыкать, хотя Саша привыкал быстро. Например, ему начинало казаться, что он жил в этой «дедовой шкуре» уже сто лет: будто бы знал все «дедовы» привычки, жесты, мысли. В общем, вроде бы чувствовал себя не в своей тарелке, однако ничего особо жуткого в этом не находилось, конечно, за исключением факта, что Румянцев внешне резко постарел и его жизнь будто бы утеряла какую-то часть своей продолжительности. Это было похоже на то, что данный кусок его (Румянцева) жизни просто был либо стёрт, либо просран самим Румянцовым пока он (Румянцев) дрых крепким сном. Всё же быть в образе старикана с молодым, ретивым нутром — это необычно, даже удивительно. Хотя многие люди считают необычным и удивительным кое-что другое. Большинство людей считают, что самое главное в этом мире — это в костюме и галстуке ходить в офис или на шумные мероприятия; человек действительно к этому склонен и при этом видит себя деловым и крутым. Он видит себя деловым и крутым, пока в определённый момент не просыпается от сладкого сна и не превращается всего лишь в субъекта — марионетку. И обстоятельства мира сего в образе директората или чего-то другого ставят этого субъекта на четвереньки, спускают брюки и жёстко трахают в зад, пошатываясь, постанывая от кайфа и при этом еще вонзая в шею клыки и попивая кровушку того самого субъекта… Вот она какая реальность.

На следующий день Румянцев шёл по двору, раздумывая над своей жизнью — как старой, так и новой. Он, бывало, часто думал над чем-то чересчур долго. Саша увидел двух мальчишек, сидящих на крыше, дымящих сигаретами и пытающихся столкнуть вниз собаку. Молодая овчарка упиралась лапами в черепицу крыши и визжала.

— Ну-ка выкинули сигареты! Сеновал рядом, чёрт вас дери… — Спокойно, но настойчиво произнес Александр.

— Да ладно, дед, иди, — ответил его внук Тони. — Мы это в последний раз и больше так не будем. Честно.

Однако ребята услышали позади себя движение. По той самой лестнице, по которой они взобрались на крышу, вскарабкался дед и уже стоял рядом с ними.

— Я сказал: выкинули немедленно сигареты и отпустили собаку! — хладнокровно, настойчиво и непреклонно повторил Румянцев.

— Дед, ты принял эликсир молодости? — вскочил Тони, глядя удивлённо на своего деда. — Я рот не успел закрыть, а ты уже на крыше. Не в твоих традициях взбираться на строения из-за каких-то там малолетних придурков, да ещё быстро словно молния. Или тебя в одно место кто-то ужалил?

— Ты всегда так со своими близкими людьми разговариваешь, да ещё с теми, кто старше тебя, сопляк?

— Мистер Джимми, извините нас, — встрепенулся соседский малец Джон. Он выбросил сигарету и ретировался, оставив деда с внуком.

Рокки в это время уже плюхнулся вниз, издав короткий жалобный писк.

— Я тебя научу манерам. — Александр схватил мальчишку за шкирку одной рукой и потряс словно плюшевую игрушку. — Сбросить тебя с крыши?

— Меня с крыши? За что? — Тони не мог поверить, что перед ним стоит именно его дед мистер Джимми Муншайн. Обычно дед себя так не вёл, не был так строг и груб. К тому же не хватал детей за шкворняк и не тряс их, угрожая сбросить с крыши за непослушание: у него бы просто силёнок не хватило схватить кого-то. — Дед, пусти! Мы ведь просто играем, развлекаемся.

— Я тебя проучу.

— Не надо, дед! Я всё понял и так. Больше не буду так. Честно.

Румянцев не чувствовал себя героем или тем, кто был лучше остальных. Насколько бы наивно и заезженно ни звучала эта песенка, но Александр был за справедливость. Он никогда не был чересчур правильным, опрятным. Он просто был за справедливость. Обычно не повторял свое мнение дважды (за редким исключением), а разворачивался и уходил, давая понять, что все вокруг взрослые люди и сами вольны распоряжаться своей жизнью. Хотя иной раз какого-нибудь сопляка-непоседу можно было встряхнуть за шкирку, чтобы слушался взрослых! Со своим анархичным характером Саша не очень часто встречал подобных себе — упрямых, настойчивых и вольных людей, особо ни во что не верящих в этом мире. Но тот парень… Билл был исключением. Конечно, Билл принял Александра за своего деда и общался с ним именно как со своим дедом. Однако вскоре Билл понял, что здесь что-то не так и дед как-то резко изменился. Вроде у деда как небольшой акцент появился. Хотя, возможно (это Билл рассуждал так), просто пора завязывать с пьянкой и наркотой, а то уже мерещится, что дед на глазах меняется и его речь перестаёт быть узнаваемой. А вскоре дед возьмёт, да и при всех превратится в оборотня и сожрёт — растерзает всех своих внуков, включая Билла… «Да, пора завязывать! — сказал себе Билл. — Щас, вот ещё только разок, так сказать, окунусь — и на этом всё». Родители Билла позвонили днём и сказали, что задерживаются в городе ещё на несколько дней. Билл сообщил об этом Тони, Бобу и «деду». Затем сказал «деду», что сегодня ночью ему (Биллу) надо будет отлучиться — мол поедет получить гонорар за проделанные бухгалтерские подсчёты. Александру как-то не особо верилось в слова Билла. Уж если Билл и может куда-то уехать, да еще и ночью, то уж точно не по поводу легальных, чистых дел. Так Саше показалось, хоть он и знал Билла пока что лишь едва-едва. Лёжа на диване, в ночной темноте и слушая доносящиеся из спальни Билла сладкие стоны и глухое постукивание кровати, Александр думал, что из-за таких вот идиотов, как его «старший внук», рушатся и утопают в разврате и никчёмности целые семьи. Своими выходками Билл ведь просто — напросто наглым образом подрывал психику и воспитание своих младших братьев, которые сейчас лежали в своих комнатах и также слушали всё это. Румянцев поднялся с дивана с твёрдым намерением зайти в спальню Билла и начистить тому репу прямо в присутствии его девки. Или разбить о голову «внука» пару пустых бутылок из-под алкоголя — из тех, что там в спальне у Билла постоянно валяются. И плевать, что сейчас поздний час…

Саша не застал Билла в спальне. Билл сделал свое дело и, пока Саша раздумывал о морали, о подрыве детской психики и т. д, Билл оделся и покинул дом. Румянцев подошёл к спальне, когда хлопнула входная дверь дома. В спальне находилась только Матильда. Из её рта торчала сигарета. Рядом на столике стояла пепельница и три бутылки пива, одна из которых была наполовину пустая. Саша мог бы разбить бутылки о голову Матильды (поскольку Билла не застал), а затем затушить о ее лоб её же сигарету. Но ситуация приобрела немного другой оттенок: от вида не очень трезвой, обнажённой панкерши с привлекательной грудью Александр ощутил навязчивое возбуждение… Может, отомстить Биллу по-другому пока Матильда пьяная и обкуренная и пока она улыбается Саше, принимая его за Билла? Может, сделать с этой ненасытной сукой то же, что с ней только что делал Билл? И пусть она постонет и под Александром?..

— Иди ко мне, — зовёт она Александра. — Я ещё хочу.

«Он говорил, что ночью отправится за заработанными деньгами, — подумал Румянцев, — и ещё он говорил, что у него есть старый мотоцикл «Husqvarna CR125» двухтысячного года выпуска». Хорошо, что Саша нашёл этот мотоцикл в гараже, проткнул ему ножом колёса, снял с него и спрятал аккумулятор.

«Иди, внучок, лови попутку. А для начала найди её ночью в этой заднице мира», — подумал Румянцев.

Но Билл не пошёл ловить попутку, и его ночная встреча сорвалась.

Александр сидел на скамейке во дворе, наблюдал, как над Хорсредиш Гарденом восходит солнце, и курил. Его одинокая и, казалось, задумчивая фигура словно бы напоминала единственного оставшегося вживых из Содомского пятиградия у Мёртвого моря… Оставшегося вживых отщепенца, который в отличие от других, не погряз по самые ноздри в грешной стихии и хоть как-то пытался удерживать равновесие, поддерживать трезвость души и укреплять мораль.

Много ли шагов от морали до грешной стихии?..

День разгорался. Калитка распахнулась, и во дворе появилось четверо субъектов.

— Старик, Билла позови! — тут же в приказном порядке последовало от одного из вошедших. — Мы с ним покалякаем.

— Я знал, что кого-нибудь да принесёт сюда после сорвавшейся ночной прогулки Билла, — пробубнил Румянцев.

— Что?

— Билл вас звал в гости? — спросил «дед».

— Слушай, дед, мы друзья Билла. Ты бы поменьше вопросов задавал. Я не хочу тебя бить или даже прикасаться к тебе. Мы поговорим с Биллом и уйдём, а ты постой в сторонке.

Саша медленно вытащил из-за пояса огромный металлический кухонный тесак:

— Билл временно отсутствует. Я могу вам чем-нибудь помочь?

Незнакомцы замерли, вроде бы не решаясь больше делать шагов по направлению к дому.

— Дед, ты чего?! Мы ж друзья Билла — ещё раз тебе говорю! — улыбнулся главарь хулиганов. Он был толще, чем все остальные и выше ростом, как и другие, одетый в джинсу. — Ты всех нас покрошишь в капусту? Такая хрень уж точно без внимания не останется.

— Биллу больше не нужна наркота, ребят. Если вам Билл что-то должен, вы скажите об этом мне. Если же пришли сюда, чтобы убрать его как ненужного свидетеля — это плохая идея. Тогда вы исчезнете сами — прямо здесь и сейчас. Мне и Биллу по барабану вы и ваша деятельность. Никому мы не будем рассказывать о вас и копам тоже. Скандалы и разборки нам не нужны.

— Слушай, ты, пердун старый! — вскипел главарь и вытянул к Александру свой указательный палец.

Снизу вверх лезвие ножа ловко, в долю секунды рассекло воздух.

— БЛЯДЬ! — раздалось протяжное кряхтение громилы, который наблюдал, как его палец взлетел высоко вверх, а затем приземлился на вытянутую громилой же ладонь его второй руки. Громила с обидой и злобой уставился на «деда».

— Я этот трюк проделывал тысячу раз, — сочинял Саша на ходу, при этом напустив на лицо как можно более убедительное серьёзное выражение. — И девяноста восьми процентам людей палец пришивали обратно. И тебе пришьют. Извини, что так получилось: сила привычки…

— Да пошёл ты!.. — обиженно рявкнул громила, положив палец в карман и заматывая руку банданой. — Тварь!

Бандиты ушли.

Румянцев поднял глаза к небу и молвил:

— Ну что, Шарк, сколько мне здесь ещё находиться-то?! Ты ещё не наигрался?..

Затем «старик» сел на скамейку и отрешённо уставился куда-то вдаль. Неизвестно, сколько бы он так просидел если бы Шарк не вызволил его из оболочки Джимми Муншайна.

Распахнулась дверь в сарай, и вбежал Боб с криком:

— Дед, а дед, Тони с соседским Джоном опять за своё!

— Сколько раз тебе говорить, чертёнок, пшёл вон отсюда! Закрой дверь!.. — глухо, через маску, закричал мистер Муншайн, едва дав договорить внуку. — Это дерьмо нельзя без маски нюхать! Хлебнёшь его и будешь кверху пузом лапками дрыгать… Выйди, закрой дверь!

— Ну, дед…

— Выйди говорю, не дыши тут!

Бобби вышел. Он заметил, что дед вроде бы стал себя теперь вести как раньше, привычно. Больше не было ночных прогулок, ссор с друзьями Билла, сурового взгляда, какие обычно бывают у героев криминальных комиксов или полицейских фильмов. Сам же дед был очень доволен тем фактом, что ни с того, ни с сего Билл (старший брат Боба) взялся за ум, уехал в город в поисках серьёзной работы, а также собирался вскоре жениться на своей подруге Матильде. Собирался сделать ей предложение, но предварительно заставив её бросить пить, курить и употреблять лёгкие наркотики. Сам тоже бросил это дело родителям на радость. «Даже скучно как-то стало». — То и дело проносилась в голове Бобби предательская мысль.

— Ну, хорошо, хорошо! — раздался голос Шарка. — С данным квестом ты справился. При чём весьма неплохо для первого раза. Но это ещё не всё!

Саша открыл глаза. Он сидел на диване в гостиной дома Франциса Шарка. Увидел отдаляющийся от себя пучок энергии, который втягивался в дисплей в стене.

— И что, ты прямо видел всё, что происходило? — Саша глядел на Франциса.

— Почти. — Кивнул тот и пояснил: — Видел всё, что необходимо видеть когда отправляешь кандидата на испытание.

— Ну и что дальше?

Шарк налил в стопку спиртное, подошёл к Александру и протянул тому стопку. Саша взял её, но пить пока не стал. Францис тем временем направился назад к столику, говоря:

— Ты ещё пока не принят в семью. Но находишься на верном пути. Поздравляю тебя с пройденным первым квестом! Молодец! Сейчас ты пока что вернёшься к своей обычной жизни. Хотя жизнь с момента, как ты вошёл в этот дом, у тебя теперь другая, и обычной она уже больше не будет — очень скоро ты это ощутишь сам.

— Да я это уже ощутил… — вырвалось у Саши. Он выпил стопку с виски.

— Испытаний для тебя ещё хватит, — продолжал Шарк, — перед тем, как ты окончательно перевоплотишься в существо первой категории. Но для достижения этой цели, думаю, у тебя уже есть все шансы. В общем, ожидай.