Дорога на Уэлен

Глава 1

1

Когда босс предложил пацанам отправиться в прошлое, я ни мгновения не сомневался в своем выборе, а первым сразу же поднял руку и сделал шаг вперед, очень надеясь, что шеф выберет именно меня. И не оттого, что мечтал изловить этого электрика, сто лет он мне не нужен, а хотя бы для того, чтобы оказаться как можно дальше от всего того дерьма и гадости, во что превратился этот мир.

По большому счету я и прильнул к команде шефа, только из-за того, что в противном случае, мне пришлось бы переходить на подножный корм.

Городок у нас маленький, и работы в нем, практически нет. Еще при союзе, как-то и можно было устроиться, на автобазу устроиться или в местный ремонтно-механический завод воткнуться, но как СССР развалился, все тут же развалилось и вслед за ним. Вначале приехавшие новые русские попилили завод на металлолом, а после и местные растащили все до кирпичика, и работы, как бы не осталось совсем. Автобаза, еще недавно считающаяся выгодным местом, влачила полуголодное существование, добивая оставшиеся от некогда большого автопарка десяток машин всех мастей. Где-то как-то в сезон уборки урожая еще можно приткнуться, к какому-то фермеру, но и они все норовили расплатиться зерном да овощами, мотивируя тем, что с деньгами напряженка. А что, простому человеку делать с зерном, непонятно.

Вначале немного спасала дача, оставшаяся от родителей, но опять же все лето в позе буквой «Г» а зимой пустая картошка с луком и морковкой. Хотя у других и этого нет. Вот и пришлось искать хоть что-то с готовностью работать там, где предложат. В какой-то момент, на горизонте показался Леня Головомоев, не сказать, что мы и раньше дружили или даже приятельствовали, но так или иначе, учились в одном классе, хоть и жили в разных районах. А тут повстречались, разговорились, слово за слово и пообещал он за меня словечко замолвить. Куда, было понятно без слов, но и выбора по сути не было. Точнее сказать, либо переходить на подножный корм, добывая пропитание по помойкам, либо бросай все и езжай куда-то в большой город, искать свое место там, и неизвестно что лучше. Почему бросать? А кому нужна моя квартира. Это при СССР двушка в моем районе еще как-то ценилась, а в годы развала, я, как минимум десяток мог показать брошенных и разграбленных до последнего клочка обоев, квартир. Потому что продать ее невозможно. Работы в городе нет, а без этого зачем она кому-то нужна. Разве, что каким-нибудь пенсионерам, но у тех и свои хоромы имеются.

Я конечно же понимал, что идти в быки, это значит стать бандитом, но иного выхода я не нашел. Разумеется, отсидеться в стороне мне бы никто не дал, и потому приходилось и участвовать в разборках, и трясти деньги с должников и торговцев, но тут уж ничего не поделаешь. Не мы такие, жизнь такая. Но пока как-то выживал. Тот же Леня, что порекомендовал меня на «службу» буквально через месяц попал на стрелку с ментами, где его и упокоили, мне как-то повезло, я в то время ездил в «командировку» выбивал проценты с торгашей, а после завертелось, и в какой-то момент, я уже перешел на другую работу, став личным шофером шефа. Как умудрился? Не знаю, как-то так вышло. В юности занимался картингом, единственным техническим спортом доступным в нашем городке, попав туда через знакомства отца. Но в чем Мишаня увидел выгоду взяв меня в личные шоферы, я не знаю, тем более, что кроме, как лихо крутить баранку, ничего другого я по сути не умел. Хотя, возможно именно эта лихость и пришлась ему по душе. Хотя разумеется немного разбирался и двигателях и во всем остальном, не даром же закончил местное училище по специальности — автомеханик. Вот только к тому моменту, как получил диплом, автобаза почти разорилась, а в единственной частной мастерской своих работников хватало.

В потом, вдруг получалось так, что я оказался среди его ближников. И опять же не из-за каких-то личных качеств, а скорее потому, что оказался в нужном месте, в нужный момент. И в то время, как остальные гибли в горниле войны, я с двумя десятками таких же пацанов, летел на личном самолете мистера Кегельмана, на далекий остров затерянный в Тихом океане. А после, вдруг, опять же совершенно случайно оказался среди четверых «счастливчиков» проложивших путь по канализационным стокам, добравшись до запертого со всех сторон убежища, приготовленного, как раз на случай катастрофы. Правда готовилось оно минимум для полутора тысяч жителей, а сейчас в нем находилось от силы десяток человек из ближайшего окружения босса. Разумеется, при таком раскладе, я готов был на любой исход, только бы оказаться как можно дальше, от этого места. А учитывая то, что еще недавно находившийся здесь электрик исчез, не оставив после себя совершенно ничего, даже тела, во мне теплилась надежда в том, что его перемещение в прошлое было удачным. А раз так, то может повезет и мне?

И именно потому я всеми силами изображал ненависть к человеку, попытавшемуся пойти поперек воли мистера Кегельмана, и рвался отомстить за него. Может именно это и стало тем кирпичиком, который перевесил чашу весов в мою пользу. Меня тщательно проинструктировали, заставили вызубрить номер телефона шефа, который я и так прекрасно помнил. Показали фотографию этого мужика в его же паспорте, и сказали его имя, предположив при этом, что там, на той стороне, у него может быть другое имя и внешность. Как в этом случае его искать никто не знал. Но почему-то все были уверены, что обязательно его найду. На всякий случай заставили выучить координаты, места его предполагаемой высадки, сказав, что он наверняка захочет вселиться в себя молодого и потому его проще будет найти. Заодно и упомянули о том, что установка, помимо всего, наделяет пользователя, какими-то профессиональными навыками. Раз я буду искать электрика, то и мне поставили «Энергетику», то есть я профессионально буду близок к Сергею и потому мне легче будет его отыскать. Именно тогда, у меня и закралась мысль, о некоторой неадекватности нашего шефа, и его ближайшего помощника.

И вот наконец, меня положили на ложе, сверху на меня опустилась полупрозрачная крышка, как здесь называли это место — саркофага, и кто-то похоже нажал кнопку. В какой-то момент стало абсолютно темно, а еще мгновением спустя я потерял сознание….

…Переход, созданный как я понял, какими-то инопланетянами, прошел достаточно удачно. Можно даже сказать блестяще, особенно учитывая тот факт, что отныне я и есть тот самый Сергей Васильевич Понамарев, 1959 года рождения, уроженец города Ахангаран, Ташкентской области. Тот самый, кого мне нужно найти, чтобы выпытать у него тайну, где лежит та самая карта памяти! Я круглый сирота, ввиду того, что мои родители, отдыхая на турбазе, попали под снежную лавину в горах Чимгана, я cвосьми лет являлся воспитанником детского дома №314, имени героя войны, генерала Сабира Рахимова. В данный момент мне уже шестнадцать лет. И сейчас передо мною, открыты все пути, по одному из которых я и направляюсь, для отбытия срока наказания в виде пяти лет лишения свободы, в Детскую воспитательно-трудовую колонию. Я просто рад и счастлив!

Нет, я конечно рад, хотя бы тому, что нахожусь сейчас в чистом мире, где даже не догадываются о том, какая участь ждет всех нас, через какие-то там пятьдесят или чуть больше лет, но извините, начинать новую жизнь с тюремных нар, это слишком! Сергея Понамарева взяли прямо на платформе Ташкентского вокзала, в тот момент, когда он собирался отправиться в Новосибирск. Что именно он там потерял, так от него и не добились. А добивались очень крепко, особенно учитывая то, что перед этим он обнес квартиру директора Центрального гастронома, взяв из квартиры помимо сорока тысяч рублей советских денег, еще много золотых изделий, принадлежащих жене и дочери хозяина. Хотя ничего из вышеперечисленного в деле не фигурировало, но так или иначе, моему предшественнику назначили пять лет лишения свободы, по статье разбойное нападение, хотя максимум что там было, так это кража со взломом.

Правда украденного не нашли. За исключением сотни рублей денег, и билета на поезд Ташкент-Новосибирск, у Сергея Понамарева на тот момент ничего не оказалось. И сколько бы не пытался следователь добиться от моего предшественника признания в том, где именно он прячет украденные деньги, ничего не удалось выяснить. На все вопросы был один ответ.

— Истратил. Раздал долги.

На что можно истратить сорок тысяч рублей, за несколько дней, оставаясь при этом без каких-либо вещей, было совершенно непонятно, но никакого другого ответа не находилось

Хотя на суде Сергей называл это другими словами, четко обозначив, что эта кража является его местью. Как оказалось, квартира в которой ныне проживал директор гастронома, ранее принадлежала его родителям, погибшим во время схода снежной лавины в урочище Чимган, где они отдыхали, катаясь на лыжах. После их смерти, квартира со всем содержимым отошла государству, точнее тому, кто сейчас в ней и обитал. Самого же Сергея, отправили в детский дом, а по выпуску из него при достижении совершеннолетия предложили бы койку в общежитии завода Железобетонных изделий, как любому другому выпускнику этого приюта. И поэтому, что при беседе со следователем, что позже во время суда, Сергей утверждал одно:

— Директор гастронома, живет в квартире моих родителей, ездит на автомобиле моего отца, а его жена, заняла должность моей матери. При этом я даже не знаю, где похоронены мои родители, и похоронены ли вообще, а мне не назначили ни копейки компенсации за утраченное имущество. Так что я обязательно приду еще. И не один раз.

Конечно во всеуслышание произнесенная угроза не добавила парню популярности, зато уж точно добавила пару лет наказания. Но опять же учитывая молодость парня, и максимализм свойственный этому возрасту, на это могли бы просто не обратить внимание, списав на не слишком высокие умственные качества. Но похоже произошло несколько наоборот. Потерпевший скорее всего подключил все свои связи, и добился того, чтобы парня отправили как можно дальше от Ташкента. Как итог, я сейчас нахожусь в составе этапа, следующего на Дальний Восток, а отбывать наказание мне придется в Детской Воспитательно-Трудовой Колонии города Биробиджана. Говорят, дыра еще та. И кто знает, как все сложится дальше.

Сейчас, находясь в столыпинском вагоне, следующим на Дальний восток, я удивлялся предусмотрительности моего предшественника. С одной стороны, он конечно выиграл, учитывая то, каким-то образом сумел сохранить, все взятые из квартиры деньги, и драгоценности. С другой, прессовали парня по полной в результате чего, его место занял именно я. Вряд ли я смог бы попасть в это тело, будь Сергей жив и здоров. Сомневаюсь в том, стоило ли оно того, чтобы ради этого потерять собственную жизнь. Впрочем, что сделано — то сделано. А мне теперь придется отбывать наказание за то преступление, которого я никогда не совершал.

Вот и сижу в камере, а по проходу, вдоль окон движется часовой. Точнее, чаще всего он стоит у окна как раз напротив девятой камеры, в которой нахожусь я, потому что воздух в вагоне стажем так, довольно специфический. Ехать до конечной станции одиннадцать суток. В связи с этим, каждому из зэка было выдано по две буханки хлеба, примерно килограммовый кусок соленого свиного сала, а в вагон загружена бочка селедки, которая в данный момент находится в тамбуре. Горячая пища на время пути не предусмотрена, хотя и обещали, что конвой будет раздавать кипяток, но, «обещать не значит жениться». И потому на вопрос о кипятке, заданный во первые же сутки пути, прозвучал однозначный ответ:

— Кто обещал, с того и спрашивайте!

Хорошо хоть вообще разносят воду раз в день, иначе на соленом сале да селедке быстро коньки отбросишь, от обезвоживания, или еще от чего-то подобного. В итоге вагон так провонял селедкой, мочой, потом, табачным дымом, дешевым мылом, и еще неизвестно чем, что стоит только закрыть форточки, как уже через десять-пятнадцать минут в нем становится нечем дышать. А что вы хотели. В вагоне десять камер. Восемь из них считаются десятиместными, но меньше шестнадцати человек нет ни в одной из них. Девятая-десятая камеры называются одиночными, в них обычно находятся люди с особого режима, или женщины, или, что бывает достаточно редко дети. Я в силу своего шестнадцатилетнего возраста, и считаюсь пока ребенком. Поэтому, наверное, единственный из всего вагона, кто едет в относительном комфорте. Во всяком случае, могу сидеть, лежать, когда мне вздумается или же прогуливаться по камере. Да, три шага в одну сторону и столько же обратно, но другие лишены, даже этого.

Десятая может служить и карцером, хотя это, пожалуй, самая теплая камера из всех остальных, хотя бы потому, что примыкает к «чистой» зоне вагона, в которой обитает конвой. А там все же значительно теплее. Но она же может помимо решетки закрываться и железными ставнями. Правда их используют довольно редко, в основном против буйных, или по специальному распоряжению. В данный момент она пустая. Вначале хотели заселить и ее, но начальник караула запретил это делать, по слухам на одном из этапов, должны будут принять женщин.

В обычной камере вагона три яруса. На нижнем обычно просто сидят. В принципе можно, наверное, и прилечь, но учитывая то, что народу много, тут только сидят, или топчутся возле кормушки. Дело в том, что средний ярус, то есть второй этаж имеет откидную полку. В откинутом положении она закрывает две трети прохода, оставляя самый минимум возле двери, но благодаря этому, появляется как минимум три дополнительных лежачих места. Вот и выходит; Двое на самом верху, пятеро или иногда шестеро посередине, и восемь человек сидя внизу. Правда есть еще пара козырных мест, под нижними нарами, но это для обиженных, которые не совсем люди. Точнее таковыми здесь не считаются.

Судя по разговорам, конвой в такую даль организован в основном из-за меня и еще пятидесяти трех зэка, отправляющихся в одну из зон Дальнего востока. Но это вовсе не означает, что вагон пуст. Помимо основного состава здесь едут и люди, которые «сходят» на других остановках, распределяясь по зонам, находящимся по пути следования.

Вот и сейчас лежу на втором ярусе своей камеры, прильнув лицом к решетке и разглядываю проплывающие мимо вагона красоты Сибири, благодаря открытой форточке, возле которой пристроился один из солдатиков. Правда, учитывая то, что полка расположена достаточно высоко, мне удается увидеть только часть проплывающего мимо пейзажа. Точнее совсем кусочек прилегающей к железнодорожному пути местности. Но с ругой стороны, я рад и этому, хоть какое-то развлечение.

Арестовали моего предшественника вначале января, поэтому одет он был по-зимнему, и сейчас все это было только на пользу, хотя за окнами и конец мая, но вечерами все же прохладно, особенно учитывая то, что вагон полностью металлический, и никакого отопления в нем не предусмотрено. Точнее говоря оно есть, но май не тот сезон, чтобы топить печь. Может на половине конвоя и теплее, а здесь под утро полный дубак. Так что ватная куртка сейчас прямо к месту. В рюкзачке имелось еще и кое-что из того, что осталось с воли, но после суток езды, все перекочевало на меня. Так теплее.

В рюкзачке, что имеется у меня осталось только полотенце, а в довольно просторном полиэтиленовом пакете, мыло и зубная щетка. Зубной порошок сочли запрещенным предметом и изъяли. Впрочем, толку от него здесь все равно бы не было. Умываться здесь негде. Воду раздают раз в сутки и фактически получается одна единственная кружка. Просто большей емкости у меня нет, хотя иногда все же идут навстречу, и как малолетке приносят воду еще разочек, если конечно попросишь.

Зубной порошок для чистки зубов, изъяли на обыске, сказав, что не положено, вдруг это какой-то наркотик, типа героина. Кроме того, у меня есть с десяток пачек сигарет «Прима» и несколько коробков со спичками — подгон от приятелей из детского дома, моя им благодарность за это. Помимо сигарет в рюкзачке лежит полторы буханки хлеба и кусок сала, которые достались мне перед этапом. Правда давали две буханки, но половинку я уже съел. Тут же в рюкзачке имеется и обычная эмалированная кружка, и алюминиевая ложка. Последняя, насколько это было возможно заострена по краю ручки, и приспособлена под резку хлеба и сала. Увы, нож для зэка не положен.

На вторые сутки пути я сильно замерз. Дело в том, что прямо напротив камеры постоянно открыта форточка, и оттуда сильно дует. С одной стороны меньше вагонных запахов, с другой, в камере гораздо холоднее, что в остальных. Там из-за скученности людей, все же теплее, а я нахожусь в камере в одиночку. Поразмыслив над своим положением, решил создать себе дополнительное утепление. Сделал это достаточно просто. Выложил из рюкзака все что в нем имелось, хорошенько протряс его от крошек, и вывернув наизнанку, заправил в один угол. Получился некий треугольный конверт, который я напялил себе на голову. Выглядело все это конечно ужасно, зато ночь проспал гораздо спокойнее.

На следующий день не стал разбирать конструкцию, просто слегка подвернул уголки, и получилось нечто отдаленно похожее на капюшон. Увидев это, конвоир тут же позвал начальника караула. Тот взглянув на это непотребство спросил, чем это я здесь занимаюсь. Объяснил все как есть, добавив, что хочу еще полотенце на себя накинуть в качестве шарфа.

— А ты, что хотел. Здесь тебе не курорт!

— Вот и выживаю как могу.

— Ну выживай. — Усмехнулся начальник караула.

Полотенце вскоре действительно перекочевало мне на шею. Сигареты, рассовал по карманам, подумав о том, что подселят ко мне какого-нибудь малолетку, и поди докажи, что это твое. Остался только хлеб и сало. Поэтому освободил полиэтиленовый пакет, в котором лежала зубная щетка и мыльница с куском мыла, вывернул его наизнанку, чтобы запах мыла не передался куда не следует. Располовинив заточенной ложкой буханку вдоль, на мягкую сторону уложил порезанные кусочки сала, поверх них покрошил хлеба, и все это сунул в пакет, который положил во внутренний карман куртки. Получилось вполне сносно и даже в какой-то степени удобно. За счет тепла тела, сало чуть подтаяло и пропитало собою хлеб. Получилось довольно вкусно. Съел, можно сказать с удовольствием. Вскоре сало, лежащее на половинке хлеба, накрывала только ставшаяся от второй половинки корочка.

Так и стал ходить последующие дни, и не особо мешает, и все под рукой. Помимо всего вышесказанного у меня имелись еще и деньги. Дело в том, что вместе с передачей сигарет, от пацанов из приюта, имелась еще и вложенная записка. Правда хоть и старались написать не слишком понятно, но вертухаи люди опытные, поэтому прощупали все сигареты. И наверняка вынули все вложенные деньки, не заметили только одну десятку, а может и пожалели пацана, оставив хоть что-то, и сейчас она у меня находилась под стелькой в ботинке.

Вы, знаете, как в вагоне выводят зэка на оправку в туалет? Солдатик стоящий на часах в коридоре просвещал всех желающих, показывая свои знания Устава Внутренней Службы. Так вот, согласно устава, для этого требуется четверо человек из состава конвоя. Один из них выставляется на пост возле туалета, другой в противоположном конце коридора, а еще двое обеспечивают выход осужденного и сопровождение его до туалета и обратно. Представляете сколько времени все это бы занимало, действуй солдатики по уставу. Пусть даже на каждого зэка уходило от трех до пяти минут, при общем количестве людей от ста тридцати человек, они бы занимались этим часов десять.

Понятное дело, что это никому не интересно. Поэтому чаще всего, поступают по упрощенной схеме. Один конвойный становится в конце коридора, возле входа на «чистую» половину, другой возле туалета, а помощник начальника караула, открывает дверь камеры, выпускает оттуда очередного «одинокого соискателя» и командует:

— Бегом!

Сам же оставаясь на месте возле камеры, прикрыв дверь. Хуже всего, при этом приходится тому, кто находится возле туалета. Дверь в уборную закрывать не положено, вот и приходится принимать на себя все ароматы, исходящие из того помещения. А ароматов хоть отбавляй. Уборную уже на второй день загадили до такой степени, что там негде было не то, чтобы присесть, для утоления своих надобностей, но даже найти относительно чистое место, поссать и то было большой проблемой. Как оказалось, для взрослых зэка, смывать дерьмо — западло. Тогда получается, что все туалеты в зоне засраны по самую крышу? Я просто недоумевал. Оказалось, что делается это специально. Кто-то «нечаянно» забывал смыть за собою унитаз, а следующему, уже было западло смывать чужое дерьмо. То есть за собой можно, а вот за другим, уже западло. А гадить выстраивая пирамиду, это в порядке вещей! В итоге, уже на второй день над унитазом выросла целая пирамида, часть которой оказалась на полу. Конечно в вагоне есть проводник, который и обязан все это убирать, но дело в том, что по правилам он не имеет право появляться там, где находятся зэка. Поэтому уборка будет произведена, только на одной и длинных стоянок, где проводник, сможет обойти вагон по перрону, и попасть в туалет со стороны второго тамбура. И то, при условии, что будет возможность куда-то это все убрать. Все же станция является так называемой санитарной зоной, и места для складирования фекалий, там как бы не предусмотрено. Пока же наслаждайтесь запахами.

После того, как вывод на оправку заканчивается, начинается раздача селедки. Помните, я говорил о том, что в тамбур вагона была загружена целая бочка с маринованной сельдью иваси. Как оказалось, несмотря на соленость и костлявость, она пользуется среди контингента немалым спросом. Вначале, пока бочка была полна, конвоиры справлялись и сами. Как опустела почти наполовину, к этому стали привлекать и меня. По большому счету, я вполне мог и отказаться. Я не шнырь, не шестерка, у меня достаточно уважаемая среди людей статья, и вполне можно было объявить себя блатным и посылать всех лесом. В принципе так и собирался сделать, но подумав решил, а почему бы и нет. Все лишняя прогулка по вагону, да еще и с выходом в тамбур, мало ли, хоть чистым воздухом подышать. Да и после раздачи, можно зайти помыть руки и спокойно без криков конвойного оправиться.